humanity

Она спала совсем как ребенок — ровно и глубоко дышала, иногда что-то бормотала и слегка улыбалась. Впрочем, она и была ребенком во взрослом теле, его любимым ребенком. Как он мог оставить ее одну? И как мог он думать о том, что с легкостью сможет оставить ее этой ночью? Часы в гостиной уже пробили пять часов утра. Саймон дал себе слово уйти, как только Саманта уснет, а в итоге уже целый час лежал, не шевелясь и обнимая уснувшую у него на груди девушку. Она так сильно к нему прижалась, словно намеревалась воспрепятствовать его уходу, словно знала, что он почти наверняка умрет, если вернется. А если останется… нет, он не имеет права так поступить, как бы сильно он этого ни хотел. Пусть даже Саманта нуждается в нем, пусть она — то самое дорогое, что у него есть, он не предаст свой народ. Он дал слово им всем — Маркусу, Джошу, Норт, всем им. Но разве они не думают, что он мертв? Маркус не стал его добивать там, на крыше, но оставил ему пистолет, зная, что Саймон скорее умрет, чем даст взять себя в плен. Ему повезло — крышу не проверяли, и позже ему удалось уйти. Но он еще никому из своих не объявлялся, хотя знал, что должен. Почувствовав дыхание смерти совсем рядом, Саймон понимал, что должен увидеться с Самантой, во что бы то ни стало. Он не жалел ни капли, особенно увидев ее. Она жива и здорова, хотя алкоголизм дышит ей в спину, о чем они уже говорили. Остается надеяться, что Саманта выполнит его просьбу и перестанет так много пить. Хотя, не она одна склонна делать то, что в конечном итоге может погубить. Саймон знал, на что идет, знал, чем может кончиться эта дорога. И все-таки не жалел. Ему вновь ничего не оставалось, кроме веры, и он верил. В Маркуса, в удачу, в их силу, что постоянно росла вместе с количеством девиантов. Верил даже в человечество — благодаря девушке, что спала у него на груди и все эти два года упорно отказывалась отпустить его, потому что слишком любила. Пока в мире есть хотя бы один человек, который способен любить робота, их борьба имеет смысл. Он рассеянно провел рукой по ее волосам. Все такие же мягкие. Все то время, что они говорили, Саймон упорно избегал ответа на вопрос, который ему не раз задавала Рид: что будет дальше? Саймон просто не знал. Он хотел ее, хотел жить с ней счастливо, хотел, как прежде, по мере сил оберегать от всего. Но сможет ли? Ведь есть Дело, за которое он борется, за которое обещал бороться. Он нужен «Иерихону», нужен Маркусу. Возможно, когда все кончится счастливым финалом, в котором свободе его народа ничто не будет угрожать, он вернется к ней. И наконец-то перестанет бояться сказать ей о том, что чувствует на самом деле. Живя на корабле, Саймон исподтишка наблюдал за парами андроидов, что пришли сюда. Столько трепета, столько любви. В искренности их чувств он не сомневался ни капли. И все же видел, что его привязанность к Саманте резко отличается от того, что чувствует влюбленный андроид. Саймон не считал себя способным на одержимость, но как еще охарактеризовать свою нездоровую привязанность к этой девушке, он не знал. Интересно, что думает об этом Саманта? Знает ли она вообще, что его любовь выходит за рамки братской? Им стоит поговорить об этом. Странно, что за всеми разговорами он так и не выбрал момента, чтобы сказать: «я в тебя влюблен». Они проговорили так долго, рассказывая обо всем, что с ними происходило, а признаться в том, что камнем лежит на сердце, смогла только она. Она была готова к тому, что могло последовать за ответным признанием. А вот он — нет, потому что, в принципе, он и не знал. У людей все понятно и просто, а вот что делать, если ты андроид, взаимно влюбленный в девушку, которую вырастил? Для ксенофилии вообще существует понятие хэппи-энда? Саманта тяжело вздохнула, словно собиралась проснуться, и почти судорожно прижалась к нему. Какие сны ты видишь, Сэмми? — Саймон? Все-таки проснулась. — Я здесь. Спи. Она не ответила, только нашарила рукой бутылку с водой. — Долго я спала? — Час и десять минут. Что снилось? — Леденцы на палочке, — пробурчала она, снова ложась головой ему на грудь. Саймон, улыбаясь, провел рукой по ее плечу. Он и не рассчитывал уже, что Саманта ответит, но тут она заговорила: — Помнишь, я как-то до тебя докопалась, прося улыбнуться для фото? Мне тогда было семнадцать, если не ошибаюсь. — Помню. — Я видела тот день. Было так тепло и солнечно, и словно не было этих кошмарных лет, мы были счастливы. Солнце светило так ярко, у тебя было такое радостное лицо, и ты говорил так ласково, что было даже больно от счастья хотя бы во сне вернуться в прошлое. — Может, пора уже начать думать о своем будущем, Сэмми? — мягко спросил он. — А на что оно мне, если тебя там нет? — отозвалась Саманта и, приподняв голову, посмотрела на него. — Ты же не останешься. Их лица были в дюйме друг от друга. Такие моменты бывали и раньше, но только в этот раз Саймон призадумался. Поцеловать? Или не стоит? — Я в Детройте, Сэм. Я всегда рядом. — Тебя едва не прикончили вчера. Ты же можешь жить иначе, как было раньше, в безопасности. Просто останься. — Я не предам их. И никогда не думай, что, уходя, я предам тебя. Ты — самое самое ценное, что у меня есть, и никто не будет дорог мне так, как дорога ты. Я тебе этого еще не говорил, но грядет война. Пожалуй, она уже началась, и совсем скоро прольется много крови. Я не могу бросить своих в такое время. — Даже если придется умереть? — горько спросила она. Поцеловать? Перевести тему? — Я всегда могу создать резервную копию данных. — И каждая твоя копия будет уходить на «Иерихон». Саманта села, прижав колени к груди, и обхватила себя руками. — Сэм, даже не пытайся. Она подняла на него глаза и как-то по-детски спросила: — А можно будет приходить? — В скопление девиантов, большинство которых ненавидит людей? — Ну, ты же можешь все им объяснить… — Нет. Не вздумай туда идти. Норт едва не убила вас с Дэвидом, когда вы просто рыбачили на краю платформы, представляешь, что будет, когда ты явишься внутрь? — Увидев, как опустились уголки ее губ, Саймон решил продолжить более весело: — Я ценю твою готовность пожертвовать собой ради меня, но живой ты мне нравишься больше. Он придвинулся к ней и сжал руки. Она, казалось, смотрела не на него, ее взгляд был затуманен размышлениями. О чем она думала? — Я непременно еще зайду, правда. — Если тебя не отправят в утиль вместе с остальными, ага, — буркнула Саманта. — Включи ноутбук, пожалуйста, и создай копию данных. Всех хакеров заебу, а «Иерихон» из твоей памяти точно удалю. Он улыбнулся и, дождавшись, пока включится компьютер Саманты, стал загружать данные. Пока шла передача файлов, Саманта, шурша смешными тапками, стала расхаживать по комнате туда-сюда, явно нервничая. Что-то изредка бормотала — Саймон, знакомый с этой ее привычкой, прислушиваться не стал, только ускорил передачу данных, и спустя минуту все было кончено. — Готово, Сэм. Мне пора. Саймон встал напротив нее, положил руки на плечи и улыбнулся, хотя сейчас ему было вовсе не весело. Он оттягивал этот момент как мог, но все же время настало. — Сэмми, — тихо начал он, — я должен тебе кое-что сказать. Все это время я был оптимистом, но… Если мы никогда больше не увидимся, если для нас все плохо кончится, просто знай, что я бесконечно тебя люблю. Не только как сестру, но и как женщину. У нее вырвался какой-то рваный вздох, и на ее губах появилась вымученная улыбка. — А раньше ты сказать не мог, да? — Это было очень плохой идеей и остается таковой даже сейчас, — прошептал он. Он не знал, о чем именно говорит: о словах Саманты или своем желании поцеловать ее. Просто смотрел и смотрел. А потом приблизил свое лицо настолько, что мог запросто сосчитать каждую ресницу, каждую из едва заметных веснушек на ее лице. Казалось, ничто не тянулось так долго, как эти драгоценные секунды, когда он решительно, но неумело поцеловал ее. И Саманта, обняв его за талию, хотела бы сейчас одного: лишь бы теплые губы Саймона, как-то по-детски прижавшиеся к ее собственным, не отстранялись, и его руки так же неуверенно-нежно обнимали ее плечи, а сам он никуда бы не уходил. Ей этот поцелуй подарил многое. А ему — одно разочарование. Саймон знал, что физически он ничего не почувствует, целуя её, и все же был разочарован, когда так и оказалось. Его датчики заметили, как забилось сердце Саманты, как участилось дыхание, и в эту минуту Саймон по-настоящему ей позавидовал. Она чувствует. Он — нет. Так нечестно. — Я люблю тебя, — задыхаясь, сказала она, когда он отстранился. — Знаю, что это неправильно, но я никого так не любила. Пообещай, что сделаешь все возможное, чтобы выжить, слышишь? Прижав ее к себе так крепко, как только мог, он зажмурился и мысленно взмолился к RA9. Все то время, что он верил в Мессию, он молил его лишь об одном. На корабле он слышал, как Норт просила смерти всем людям, а Трейси — защиты. Когда другие хотели мести, свободы или смерти человечеству, Саймон просил только одного: «Прошу, дай мне ее. И я стану воином, которого ты хочешь». Теперь же, покидая дом, он думал: «Прошу, береги ее в этой войне».