***
Когда крошка-феникс появился на свет, Свадильфари, полный важности, явился для того, чтобы увидеть свой будущий, как он считал, козырь. Явившись, он задумчиво уставился на маленькое голое существо с оливковым цветом глаз, точно таким же, как у Фэя, лежавшее на легонько качающихся руках измученного Фэя, взгляд которого был ласково опущен на ребёнка. — Самый обычный ребёнок, — пожав плечами, прошептал Свадильфари. — Эй, феникс, а где его крылья? Фэй брезгливо посмотрел на источник излишнего шума и с нотками язвительности в голосе выпалил: — Их не бывает при рождении, мистер. Или детишки келпи с рождения превращаются в жеребцов? — Собственно говоря, да, — он, усмехнувшись, развёл руки в стороны. — Так, значит, сейчас он абсолютно бесполезный кусок мяса… Скучные вы существа, фениксы. Жаль, что такая великая мощь досталась именно вам. — А где… — неуверенно начал Фэй. — Где Слейпнир? С ним всё хорошо? — А что? Вождь, шаркая, приблизился к Фэю и, присев на корточки возле него, уставился прямо ему в глаза с отвратительно ехидной улыбкой на лице. — У вас любовь-морковь, да? — Фэй прижал к себе ребёнка, который в ту же секунду громко заплакал. — Слейпнир всегда был нытиком. Сломить его — проще простого. Стоило только немного надавить на то, что ему дорого, и он, вместо того, чтобы бороться, складывает копытца и забивается в угол. Вероятно, это сработало и сейчас. Какая досада! — он рассмеялся в лицо омеге. — А ты, малявка, веди себя тихо! Крошка, словно понимая, о чём говорит Свадильфари, моментально замолчал и спрятал свою мордочку в груди своего родителя. — Так-то лучше, — спокойно произнёс вождь и, поднявшись, развернулся к двери. — Можно мне дать ему имя? — Нет. Не привязывайся к нему. Его всё равно у тебя заберут, — переступая порог, отпарировал Свадильфари. — Матиас! Его имя — Матиас! — выкрикнул нахмурившийся Фэй, и дверь в тот же миг с грохотом закрылась. — Пф, Матиас, тоже мне… Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, — шагая по коридору, бормотал Свадильфари. — Мне нужен беспощадный и безжалостный… Мне нужен насильник. Мне нужен… Виастис… — Отец, — глухой звук из темницы. Свадильфари уставился на решетчатое оконце в двери камеры, с которого на него смотрел усталый и измученный взгляд его младшего сына-дурачка. — Чего тебе? — Дай мне повидаться с Фэем, прошу. — Чтобы ты снова попытался с ним сбежать? — Нет… Я просто хочу увидеть его. Прошу, папа… Должно быть, он уже родил. — Что? Повтори-ка. — Что-то не так? — Откуда ты знаешь про ребёнка?! — прошептал Свадильфари, полный ярости. — Отец, это мой ребёнок. Как я могу не знать о нём? — Это не твой ребёнок. — Фэй бы ни за что… — Это не твой ребёнок, — твёрдо повторил вождь. — Не смей кому-либо говорить о нём, тебе ясно? — Не мой ребёнок? А чей? И вообще, откуда тебе знать? — Если ты хочешь, чтобы твой драгоценный цыплёночек Фэй остался жив, то захлопни свою варежку и не рыпайся, уяснил? Я слов на ветер не бросаю. — Если хоть волосок упадёт с его головы… Отец, клянусь: я порешаю всех, кто будет к этому причастен. — Какая страшная лошадка. Боже, ну и зачем я увязался за этим вертлявым Локи? Породил на свою голову этакую мерзость в виде тебя. Твои братья нормальные келпики, воины и всё такое. А ты что? Посмотри на себя. Даже меч в руки брать не хочешь. Носишь какие-то украшения… Тоже мне, альфа…***
— Зачем ты натравил на него Фенрира?! — держа Галенея за воротник и прижав его к стене, рявкнул Свадильфари. — Он чуть было не сбежал… Я… — А ты, тупая псина, почему ты послушал его?! — Он сказал, что это ваш приказ… — растерянно шаркая глазами по мёртвому фениксу, ответил волк. — Послушайте, — оттолкнув от себя вождя, начал Галеней. — Он бесполезен. Он лишь создаёт помехи. Не даёт нам спокойно действовать. — Ты не знаешь, о чём говоришь, идиот. Эта игрушка была нужна мне для того, чтобы держать Слейпнира в узде. А теперь… Не дай Господь он узнает о том, что случилось с этим… А ты, — он злостно уставился на Фенрира. — Я так и знал, что никакой пользы от тебя не будет. Я великодушно пригрел тебя, а ты… Бестолковая скотина. Так и не понял, что ты должен был слушать только те приказы, которые слетают с моих уст? Фенрир жалобно заскулил и попятился назад, но тут же опомнился: он ведь сильнее! Ужасающий оскал возник на его пасти. Он грозно рявкнул и рванул к вождю. — Бесполезно… — он взмахнул рукой. — Мрачные кандалы… Чёрные, как зола, сети окутали оборотня, из-за чего он плюхнулся мордой в пол. — Я избавлюсь от тебя при первой же возможности. Дитя громко заплакало. — Что касается тебя, — он бросил взгляд на Галенея, а затем зашагал к трупу феникса, по синим губам которого стекал такой же синий яд, и к напуганому малышу. — Забери Виастиса и позаботься о нём. — Д-да… Так его зовут Виастис… Галеней аккуратно взял ребёнка в руки, и тот замолчал.***
Война между нимфами и келпи была ужасающей. Келпи погибали десятками, а нимфы — сотнями, ибо, помимо прямого истребления, шла зачистка путём вырубки лесов, осушения маленьких рек, разрушения гор и вулканов; особенно вулканов. Им удалось обнаружить и растормошить все вулканы, но один вулкан всё же притаился в самом сердце Дионисии — в поселении сатиров, но туда келпи пока соваться не планировали. Вся это страшная кровопролитная бойня привлекла внимание крошечного божества, который появился в этих местах с самого момента зачатия Виастиса — Морригана: он что-то почувствовал. Война для него была и есть источник жизни и невероятных сил. Бедный Фенрир был отправлен в ссылку на необитаемый остров, где был вынужден проводить время в полном одиночестве и в жутком голоде. Однако чудесная чёрная птица скрашивала его одиночество. Ворон прилетал к нему каждый вечер и болтал с ним о том, что происходит вокруг. Птица стала его единственным другом. Когда же, на беду Морригана, Свадильфари пал, он понял, что дела у нимф идут в гору, а это значит, что война подходит к концу. Это совершенно не устраивало Морригана. Именно поэтому он решил вмешаться во всё это и освободил Фенрира при помощи своих чар. Оборотень с гигантской птицей на плече ворвался во владения «обезвожденных» келпи и посредством страха заставил тех освободить единственного законного наследника — Слейпнира, который приходился ему братом по другой стороне. Локи — их отец. Узнав всю правду, Слейпнир озверел и превратился в настоящую машину для мести. Стоило его немного рассердить, и он тут же рвал и метал. Однако… Фенрира он не трогал себе наперекор. В конце концов… это он его освободил. — Это не твой отпрыск, — на полном серьёзе уверял Морриган Слейпнира. — Я вижу всё: прошлое, настоящее и будущее. Именно поэтому я вмешиваюсь… Поверь мне, Слейпнир. В крови ребёнка нет и частицы тебя. — Но в нём есть Фэй. Мозгов и амбиций у меня больше, чем у моего папаши. Я разорву всех, кого только посчитаю нужным, а своего… ребёнка Фэя хитрыми проделками перетащу на свою сторону. Он должен быть рядом со мной. — Фэй хотел, чтобы его звали Матиасом, но Свадильфари… — Матиас… — задумчиво прохрипел Слейпнир. — Морриган, я нуждаюсь в твоей помощи. Прошу, помоги мне… — Тогда устрой в мою честь бесконечную войну.***
Лесли сорвался с места и подскочил к Киршу, который, будучи в явно не в самом лучшем расположении духа, еле-еле поднимался с пола. Один его рог надломился и походил теперь на косой пенёк мёртвого дерева. — Ёлки-палки… Я их так берёг… — удручённо прошептал сатир. — Кирш, ты идиот, — протягивая руку помощи, заявил Лесли. — Ты понимаешь, что нарушил правила бракосочетания своею меткой? — Получается, — альфа ухватился за его лапку, — этот тип — феникс? Это что, значит, что я его не убью? — Ты вообще меня слушаешь, единорог?! Жрецы и король стояли и переговаривались. Гости шептались, а кто-то уже уходил. — Если Галеней и вправду мёртв… — угасающим голосом заговорил Петра и тяжело грохнулся на пол. — Он ведь… Мой брат… — Король! — Папочка! — Эллиот вцепился в Петру, тело которого полностью почернело, оставив здоровой лишь голову. Оставив Кирша, Лесли скомандовал: — Эй, срочно отнесите его на кровать! И позовите лекарей. А вы, жрецы, отправляйтесь на поиски Галенея. Стража, будьте внимательны: если увидите Виастиса, дайте мне знать. — Есть! — Кирш, нам надо поговорить. — Поговорить? — Да, пойдём куда-нибудь, где потише. Пойдём в сад. Ухватившись за широкое запястье удивлённого альфы, Лесли потянул того за собой.***
— Послушай… — М? — Когда мой отец умрёт, я собираюсь без промедления начать боевые действия. Поэтому у меня есть к тебе несколько вопросов… Понимаешь, я не знаю, какими силами обладают сатиры… То есть… Я хочу знать, что будет, когда король сатиров узнает о том, что ты спелся со мной? Кирш тепло улыбнулся, а затем тихонько засмеялся. — Ты ведь совсем ничего не знаешь, мой милый Лесли. — Вот именно. — Вот именно. Ловко уложив Лесли на траву, Кирш навис над ним и, облизнувшись, прошептал: — Я и есть король сатиров. Повисла неловкая пауза. Лесли уставился на Кирша круглыми, как два арбуза, глазами. Затем он ошеломлёно открыл свой маленький рот и, заикаясь, затараторил: — Ты?! Такой никчёмный и бестолковый король? Тупой и неотёсанный?! Я вообще удивлён, что ты при первой нашей встрече не стукнул меня дубинкой по голове и за волосы не потащил в пещеру. — Ну, знаешь. Поначалу я… Я пытался. Но я не знал, что на истинника не действуют чары… хотя ты мог… — Просто я не сразу… Стоп, что?! Ты пытался меня… Что?! Как?! Сатир щёлкнул пальцами и в руке нарисовалась флейта. — Это королевская сила. Только король сатиров обладает ею. Я могу заставить всякое существо плясать под мою дудку. Ну, кроме тех, в чьих жилах течёт высшая божественная кровь… И, как выяснилось, на истинного это тоже не работает… — Ты такой низкий… — Я намного выше тебя, малыш. Знаешь, говорят, что секс на свежем воздухе — это очень полезно. — Даже не начинай. — А ещё, ты больше не сможешь от меня отмахиваться своими цветочками… Я ведь засветился. — Да знаю я! Бесишь! Слезь с меня, дурак! Кирш насильно прижал к губам Лесли свои губы, но омега упорно продолжал сопротивление. — Мн… А тебе не надо… Хватит! Не надо… Перестань! Лесли повернул лицо в сторону и прикрыл покрасневшие щёки тылом ладони. Однако для Кирша открылась новая возможность, которой он шустро воспользовался. Он игриво прильнул носом к розовому ушку омежки и ласково провёл по нему влажным языком. Лесли вздрогнул, но сатир быстро среагировал и зубами прикусил его за ухо. — Д-дурак… Тупица! — и прочие оскорбления в сопровождении с ударами по спине полетели в адрес наглой морды. — Прекрати слюнявить моё ухо! Дай мне нормально сказать! — Ох, Лесли, я не могу. Когда я поставил на тебя метку, я стал хотеть тебя ещё сильнее. У меня встаёт лишь при одном взгляде на тебя. Даже от голоса твоего встаёт. Ты с ума меня сводишь. Я боюсь, что однажды затрахаю тебя до смерти… Но какая чудная смерть… — Тебе что, совсем плевать на то, что я в тебе не заинтересован? — Не заинтересован? Это вопрос времени. Мы предначертаны друг другу. Ты ведь всё это отлично понимаешь, Лесли. Лесли недовольно нахмурился. Конечно, он всё понимает. Но в этом вопросе он живёт настоящим. — Слушай, давай мы к этому как-нибудь потом вернёмся. Если ты меня любишь, дай мне встать. Фыркнув, Кирш скорчил грустную мордашку и освободил омегу от плена. — Отлично. Я хотел сказать, тебе не нужно рассказать своим обо всём, что случилось? — Ох, точно! Как это я запамятовал. Сой же приходил. Я ведь должен был сегодня сгонять к себе. Перетереть со стариком. — Стариком? — Ну да, это типо ваших жрецов, но он у нас один. — А Сой — это… — Э… Ну, это… — Кирш покраснел. — Как бы это… — Что? — Ну… Он мой… Мой личный сексуальный раб… И ещё немного старику помогает по делам… — Боже, чем больше о тебе узнаю, тем всё больше отвращения питаю к тебе… — Любовь зла, полюбишь и козла, да, Лесли? — он подмигнул. — Кх… Иди уже отсюда. Только в своей истинной форме не шныряй по городу.***
Ночь опустилась на Эхо. Бедный Эллиотт на фоне всей этой беготни чувствовал себя совсем одиноко. Даже Кирш куда-то сбежал. Эллиотт зайцем пробрался на крышу замка, но, увидев там незваного гостя, оторопел и даже немного испугался, но, не потеряв лица, как истинный принц, он гордо уселся позади него. — Эллиотт… — прошептал голос Виастиса. — Почему ты тут один? — Потому что никто со мной не играет. — Хочешь, я с тобой поиграю? — Нет, ты плохой. — Почему ты думаешь, что я плохой? — Ты убил дядю! — Дядя очень плохо со мной обходился. Дядя это заслужил. — Этого никто не заслуживает! — вскрикнул мальчик, и его сжатые кулачки вспыхнули пламенем. — Так ты… Последний. — Что? Снова это слово. Что это вообще значит?! — Ну, больше никто среди нимф не обладает силами огня, понимаешь? — Ну… А ты? — А я — феникс. — Виас. — М? — Почему ты решил стать злодеем? — Разве я стал злодеем? — Но ты ведь точно не герой… — Разве не быть героем — означает быть злодеем? Один мой… Один мой знакомый дал мне второй шанс, — он сжал в руке клинок. — Вместо того, чтобы… Чтобы сделать мне больно, он ранил себя. — Он умер? — Я не знаю… Наверно, да. Но мне совсем не грустно. Мне плевать. И это меня пугает. Я не знаю, что мне дальше делать. Не знаю, что делать с этой чёрной дырой внутри меня. — Иногда я не знаю, чего хочу больше: кусок торта или пирожное. На самом деле, я могу съесть и то, и то… Но… — Эллиотт вздохнул. — Но это ведь слишком вредно. К тому же, мне может сделаться плохо. — Это такая детская метафора? — Мета… Ме-та-фо-ра? Я не знаю такого слова… Просто, Виастис, я думаю, ты можешь быть хорошим, если захочешь. Но ты хочешь быть плохим. Виастис прижал ладонь к лицу и горько заплакал. — Не хочу я быть плохим.