Построить счастливое будущее

POV Гарри Ночной воздух холодил кожу, а ветер забирался под тонкую мантию. Я сидел на парапете, свесив ноги в ночную тьму. Сегодня всё было не так, даже хмурые тучи скрывали звёздное небо. Я прикрыл глаза, поднося к губам горлышко бутылки с крепким магловским виски. Глоток, обжигающий желудок, ещё один… Горячая кровь разгоняется по венам, защищая тело от холода, потому что чары уже давно закончили своё действие. Я совсем не был любителем алкоголя, но точно знал, что на трезвую голову мне не хватит смелости совершить задуманное. Нет, прыгать с Астрономической Башни я не собирался, прекрасно зная, что с незапамятных времен вдоль всего замка установлены смягчающие и замедляющие падение чары, да и вряд ли Магия позволит мне умереть от обычного падения с высоты. Конечно, нет, никакие зелья не подойдут, резать вены тоже нет смысла, я должен действовать наверняка. Почему не продолжать жить? Многие скажут, что у меня впереди вся жизнь. О да, я это понимаю, как никто другой. Я всего лишь на седьмом курсе, прошёл ровно год с той злополучной Битвы, прошёл ровно год с того момента, когда моё сердце остановилось. Нет, не тогда, когда мне в грудь прилетела Авада, не тогда, когда я встречался с Дамблдором на призрачном вокзале. Я умер немного раньше, в тот момент, когда из кровавого горла вырвался последний воздух, когда тёмно-карие (ни в коем случае не чёрные) глаза уставились в одну точку, а взгляд остекленел. Меня ещё долго мучили ночные кошмары, которые протягивали свои страшные лапы к моему сердцу, как только голова касалась подушки. Мне надоело каждую ночь просыпаться от собственных криков, после которых я уже не имел возможности уснуть. Днём я бродил по дому на Гриммо не выспавшийся, постоянно ощущая длинные лапы кошмаров с острыми когтями, которые пытались дотянуться до меня и во время бодрствования. Я не стал говорить друзьям, не стал рассказывать кому-либо, потому что у них и без меня много проблем и забот. А выживший Герой всем нужен был только для колдографий, для обложек Пророка, как напоминание не только о том, что Зло повержено, но и о том, что вот он, он самый, выжил, когда другие погибли в Битве. Я понимал, что тут не только моя вина, ведь как можно положить весь груз ответственности на обычного подростка, который отличается от остальных лишь злосчастным шрамом на лбу? Но нет, они поверили в него, поверили в то бредовое пророчество. Наплевали на то, что я потерял всех близких, что вырос среди ненавидящих магию родственников, что не имел ни малейшего понятия о том, как устроен совершенно чужой для меня мир. И этот чёртов Воландеморт, чтоб его в Аду хорошо так пожарили. Он-то какого Мордреда поверил в то, что маленький младенец может его одолеть? Хотя нет, он оказался прав, но если бы у меня остались живы родители, я бы не вырос как «свинья на убой», спасибо дедушке Дамблдору, я бы даже и думать не смел, что должен убить кого-то… Но это всё бред, Мерлин, какой же это бред, ведь ничего исправить нельзя, а думать о том, что было бы, если бы только… Да нельзя ничего изменить! Нельзя! У всех были свои проблемы и заботы, я не винил их, а просто тихо сходил с ума в доме своего крёстного. Кричер устал уже ворчать на глупого молодого хозяина, который гробит себя. Конечно, иногда приходили Гермиона и Рон, но Рону теперь необходимо было больше времени проводить с семьей, потому что Молли была, мягко говоря, не в себе, потеряв сына. Ну, а умница Гермиона, Герми, она помогала всем и уже успела съездить до конца мая в Австралию, выпросив у Кингсли портключ. Она вернула память своим родителям, она умная девочка, а они — любящие родители. Они её простили, но взяли с Гермионы обещание больше так никогда не поступать. Хотя бы у кого-то из нас всё хорошо. Но именно Гермиона первая заметила моё состояние, она не могла не понять, что происходит, ведь её родители были врачами, и не важно, что дантистами. Это же Гермиона. Она всегда любила изучать всё новое, вот и здесь она заметила, что у меня не просто плохое настроение, я не просто скорбел по погибшим, тут было что-то серьёзнее. Оказалось, не так сложно опросить Кричера, узнать, что я плохо сплю, почти не ем, лишь сижу у камина или слоняюсь по дому, как призрак. Всем известно, что Гермиона — умная девочка. Она вытащила меня из моего склепа, заранее найдя хорошего мага-психотерапевта в Австралии, которого не волновала война в Британии, да и Гарри Поттера там мало кто знал. Мне было не важно, куда и зачем я еду, лишь бы поскорее меня оставили в покое. Доктор Тейлор взялся за меня со всей серьёзностью, благо у меня было достаточно денег, чтобы оплатить такое дорогое лечение. Почти три месяца я прожил в небольшом городке под названием Портленд на юге страны. По началу, конечно, было сложно: климат совершенно непривычный, морской воздух, редкие облака на небе, яркие звезды, и никто не кричит вслед «Это же Гарри Поттер! Гарри! Победитель Тёмного Лорда!» Мне тут всё было в новинку, но рану на сердце это залечить вряд ли могло. Оливер, так звали моего доктора, оказался славным мужчиной, лет пятидесяти. Он редко брал пациентов, но, взглянув на меня, сразу же согласился. Пока Гермиона была рядом, я пытался молчать, привыкал к новой обстановке, даже подумывал остаться жить здесь. Но Оливер, спустя долгий месяц, убедил меня, что остаться тут будет лёгким и хорошим выбором, но это не поможет мне забыть, мне стоит вернуться в Англию, окончить школу, продолжить общение с друзьями, только после этого думать о переезде. Гермиона пробыла со мной там неделю. И только когда убедилась, что я тут под присмотром, уехала в северную часть страны, где жили её родители. Она обещала навещать меня время от времени, за что я был ей очень благодарен. Если с виду казалось, что всё хорошо, то в душе у меня царила настоящая буря, которая вот-вот должна была вырваться наружу. Я плохо понимал, что происходит, постоянно общался с доктором Тейлором (Оливером я стал называть его чуть позже), рассказывал ему о своей жизни, о войне, о друзьях, о Воландеморте. Многое рассказывал, скрывая самое главное, а дыра в моём сердце разрасталась с каждым днём все больше. Я плохо помню тот день, вроде, это была середина июня. Я пришёл в свою комнату после вечернего сеанса и приёма зелий, когда в зеркале заметил его. Нет, я заметил ЕГО — размытое пятно, которое медленно принимало форму человеческого тела. Что-то тогда щёлкнуло в моей голове, потому что я пытался забыть, я пытался выкинуть его из головы, пытался закрыть дыру в сердце новыми впечатлениями, новой страной, хоть чем-то. Но моё подсознание сыграло со мной злую шутку, показав в отражении того, кого я хотел видеть рядом с собой больше всех на свете. Наверное, у меня произошел магический выброс, а может быть, я разбил зеркало кулаком, не помню, но знаю лишь одно: мне хотелось уйти к нему, не важно, каким способом, лишь бы быть рядом. Я не контролировал себя, не стану оправдываться, но я желал умереть. Не знаю, как осколок зеркала оказался у меня в руке, помню лишь темную кровь, стекающую по моим рукам, запястьям, пальцам. Мне не было больно, не было страшно, но эти ощущения принесли мне покой, которого я так долго ждал. Но мне в тот день не повезло совершить задуманное, потому что доктор Тейлор как-то узнал о том, что случилось. Может быть, у него стояли оповещающие чары, может домовик доложил хозяину, но он появился в ванной комнате через минуты две, сразу же заливая в меня Кроветворное зелье, накладывая исцеляющие чары на руки и перенося в кровать. Наверное, он влил в меня что-то ещё, потому что проснулся я лишь через десять часов. Он не стал ругаться, даже возмущаться. Он просто сказал, что предполагал такой исход, потому что видел, что я рассказываю ему не всё, но терпеливо ждал, когда я сам буду готов поделиться самым важным, самым сокровенным. После моего пробуждения мы долго гуляли по саду, он показывал мне редкие растения, красивые магические цветы, и тогда же попросил называть его Оливером, он же стал называть меня просто Гарри. Я попросил его лишь об одном — не рассказывать Гермионе и вообще кому-либо о том, что вчера произошло, взамен пообещав рассказать свою историю. Оливер притворно обиделся, говоря, мол, за кого я его принимаю, он ведь доктор, а у докторов есть такое понятие, как «врачебная тайна». Я попросил прощения, но он лишь посмеялся над моим выражением лица. Мне было стыдно. Я долго оттягивал этот разговор, мне было страшно, потому что казалось, что после этого Оливер отвернётся от меня, скажет, что больше не намерен лечить ненормального. Ну да, я был очень глуп. Он ведь и так лечит ненормальных. Но сам доктор не называл это болезнью, он никогда при мне не упоминал таких слов, как ненормальный или больной. Он говорил, что у меня есть проблема, которую нужно решать. Вот и всё.