Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Ло Бинхэ был не в настроении принимать гостей. В особенности незваных вроде Лю Цингэ и Юэ Цинъюаня. После того, что ему довелось увидеть, его неприязнь к этим двоим лишь усилилась. Не ему бросаться лицемерными словами, но они причинили боль его Учителю в прошлой жизни, почему же сейчас остаются на его стороне друзьями и соратниками? — Не позволяйте никому входить в мои покои, — холодно распорядился он, прежде чем стремительным шагом направиться в главный зал. Лю Цингэ, возможно, и не сумеет пробиться сквозь возведённые барьеры, но Юэ Цинъюань — совсем другая история. С их объединёнными силами преодоление многоуровневой защиты уже не казалось чем-то невозможным. Чёрные одежды колыхались в такт стремительным шагам Ло Бинхэ, когда он пересёк порог главного зала и увидел двух горных лордов, непринуждённо переступающих с ноги на ногу, будто явились с повседневным визитом. — Я всё это время уважал желание Учителя и не трогал школу Цанцюн. И тем не менее, вы продолжаете приходить снова и снова. На этот раз даже уважаемый глава школы Юэ явился собственной персоной. Фальшивая вежливость лишь для галочки. Взмахом руки Ло Бинхэ приказал остальным адептам покинуть комнату, в зале остались только трое. Всегда спокойное выражение лица Юэ Цинъюаня омрачала глубокая складка между бровями. Лю Цингэ, как всегда, держал Чэнлуань наготове. Стоило ему заметить меч, Ло Бинхэ охватила неисчерпаемая ненависть. Пронзил Учителя, убил собственного владельца; для него теперь этот клинок считался проклятым, почти на том же уровне, что и Синьмо. — Му-шиди сообщил нам, что Цинцю... что Цинцю вернулся. Ученик Ло, мы можем его увидеть? Спокойная просьба Юэ Цинъюаня казалась разумной; но в данный момент Ло Бинхэ оказался не готов к переговорам. На его эмоции по-прежнему оказывали сильное давление остатки бремени, которые он взвалил на себя, чтобы восстановить душу своего Учителя. Он прищурился, надменно взирая на горных лордов. — Вот как? Однако, видимо, Му-шишу забыл упомянуть, что в настоящее время Учитель остаётся без сознания. Я только что закончил процесс исцеления, вы не можете нарушить его покой, — ядовито парировал он, под вполне благовидным предлогом пытаясь сдержать очевидное неприятие их присутствия. — У нас нет причин верить тебе, пока мы не увидим Шэнь-шисюна своими глазами. В противном случае, ты не имеешь права препятствовать его возвращению, — прервал его Лю Цингэ. Ло Бинхэ почувствовал, как от голоса этого человека голову сдавил железный обруч мигрени. Он не уставал удивляться, как его Учитель мог выносить простоту этого человека. Шэнь Цинцю из прошлого оказался прав, когда называл Лю Цингэ безмозглым; Ло Бинхэ полностью разделял его точку зрения. И к тому же эта его бестактность! Трудно поверить, что этот вспыльчивый бессмертный и Лю Минъянь являлись кровными братом и сестрой. — Мои причины забрать Учителя к себе домой вас не касаются. Теперь, когда я думаю об этом... Если бы я отдал вам Учителя тогда, несколько лет назад, он и по сегодняшний день покоился бы под неподъёмными плитами могильного камня в сводах горы Цанцюн, — возразил Ло Бинхэ. Но прежде, чем Лю Цингэ успел ответить, Юэ Цинъюань заговорил. Лицо его помрачнело, от чего глава школы выглядел намного более уставшим, чем обычно. — Этот дворец... Этот дворец причинил шиди Цинцю незаслуженную обиду. Это не его дом. Ему здесь не место. Слова ударили повелителя демонов по больному, он зарычал: — Где Учителю следует находиться, решать не тебе, Юэ Цинъюань! Юэ Цинъюань отказывался отступать: — Это решать и не тебе, Ло Бинхэ. Будто чувствуя разгорающийся конфликт, Лю Цингэ предусмотрительно положил ладонь на рукоять Сюаньсу, взмахивая Чэнлуанем. — Цинъюань, позволь мне разобраться с этим, — заявил он, явно стремясь оградить Юэ Цинъюаня от схватки. Глава школы нахмурился от столь бестактного вмешательства и прошептал: — Я могу сражаться и не вынимая Сюаньсу из ножен, Цингэ. Ло Бинхэ тоже не спешил выхватывать Синьмо из ножен. Он пообещал Шэнь Цинцю не трогать школу Цанцюн, но если они сами явились искать проблем, кто сможет обвинить его, если он отправит их обратно полуживыми? Напряжение в воздухе стало настолько ощутимым, что, казалось, его можно было порезать ножом. Обе стороны наблюдали друг за другом, не спеша проявлять инициативу. Совершенствующиеся школы Цанцюн рассчитывали свои шансы на успех в атаке против повелителя демонов. Что же касается Ло Бинхэ, тот раздумывал, на кого из них обрушить свой первый удар. Все трое обменялись взглядами; оружие приготовилось воспарить в воздух. — Прекратите. Лишь слово, но голос звучал резко и пронзительно. Все движения разом прекратились, головы с надеждой повернулись на голос. У входа в зал стоял Шэнь Цинцю, стройный и почти хрупкий на вид, он оказался облачён лишь в тонкие спальные одежды, накинув сверху тёмно-синий плащ, отороченный сероватым меховым воротником. Прежде чем кто-то успел произнести хоть слово, бессмертный вошёл в зал, его шаги ложились на каменные плиты так же уверенно и элегантно, как и прежде. Плащ дрожал при каждом движении, будто волны на воздушных одеждах императрицы. Бессмертный смерил взглядом обе враждующие стороны, а затем усмехнулся в присущем ему стиле. — Мне помнится, когда мы в последний раз собирались подобным составом, потребовалась моя смерть, чтобы уладить конфликт. Кто же знал, что возвращение этого учителя придётся именно на этот момент? Все мечи сразу же вернулись в ножны. Довольно грязный приём со стороны Шэнь Цинцю, но воспоминания о той ночи разбередили незаживающую травму. Меньше всего они хотели вспоминать сцену смерти Шэнь Цинцю. Довольный тем, что приручил эту воинственно настроенную троицу, просто надавив на больное, Шэнь Цинцю несколько потерянно взглянул на собственную ладонь, будто сожалея, что в данный момент не мог привычно распахнуть свой веер. — Лю-шиди, Чжанмэнь-шисюн. Уходите. Одного этого приказа хватило, чтобы оба в оцепенении застыли на месте, в то время как на губах Ло Бинхэ расцветала довольная улыбка. Его Учитель прогонял незваных гостей. Лю Цингэ, очевидно, отказывался смиряться с поражением. — О чём ты говоришь? Раз мы уходим, то и ты тоже. Если этот отброс удерживает тебя в заложниках, ему придётся иметь дело с нами! Его переполняла решимость вернуть Шэнь Цинцю обратно, но шисюн не стал его слушать. — Шиди Лю, если собираешься продолжать сражаться, тогда вперёд. Но тогда вам придётся найти другой повод, поскольку меня спасать уж точно нет нужды! Что касается тебя, глава школы Юэ... этот младший брат уже не раз просил вас не тратить время на столь тривиальные вопросы. Вернитесь в школу Цанцюн, где вам и подобает находиться. — Сяо Цзю, школа Цанцюн это и твой дом тоже. Как я могу уйти, оставив тебя? Мягкой просьбе Юэ Цинъюаня, казалось, удалось затронуть нужные струны в глубине души Шэнь Цинцю. Его Учитель на какое-то время замолчал, от чего в сердце Ло Бинхэ зародилось тягостное беспокойство. Шэнь Цинцю действительно считал школу своим домом; если он твёрдо решил вернуться, то, по крайней мере, должен взять Ло Бинхэ с собой. Но бессмертный, казалось, всё обдумал и ответил лишь двумя простыми словами. — Ци-гэ, пожалуйста... — Нет, ты не... Это нечестно, Сяо Цзю! Юэ Цинъюань знал, если Шэнь Цинцю называет его «Ци-гэ», он подталкивает своего старшего братца к тому, чтобы тот побаловал его. Шэнь Цинцю никогда не нравились нежности; то, что он решил прибегнуть к подобной тактике могло означать, что он серьёзно вознамерился остаться с Ло Бинхэ. Он знал, что Юэ Цинъюань не мог отказать такой просьбе, да и сам объект хитроумных манипуляций никогда не жаловался. Шэнь Цинцю, как видно, вовсе не чувствовал раскаяния, он махнул Лю Цингэ рукой, словно тот был мальчиком на побегушках. — Как видишь, шиди Лю, глава школы не в состоянии контролировать собственные эмоции. Если он продолжит в том же духе, то окажется под угрозой искажения Ци. Отведи его обратно. — О чём ты?.. Разговор начинал принимать неприятный оборот для Лю Цингэ. К тому же, это оказался далеко не первый раз, когда его просили увести Юэ Цинъюаня. И тяжесть этих слов всё ещё связывала его независимо от того, знал Шэнь Цинцю об этом или нет. — Как видишь, с момента воскрешения и до сего дня моё здоровье в хорошем состоянии. С этим учителем ничего не случится. А теперь ступай, пока мой провинившийся ученик всё ещё слушается меня. Немного... дисциплины не повредит. Этот мастер даст о себе знать, когда уладит все вопросы здесь. Он говорил так, что никто не осмелился возражать. Если требуется заставить кого-то замолчать одними лишь словами, доверьтесь Шэнь Цинцю. Юэ Цинъюань, похоже, не очень хотел уходить, но он повиновался, когда Лю Цингэ взял его за руку и потянул за собой. Стоило этим двоим пропасть из виду, Ло Бинхэ с улыбкой повернулся к своему Учителю. Стоило увидеть, что тот благополучно пришёл в себя, с его груди будто свалился невыносимый груз, да и то, что Шэнь Цинцю решил остаться, не могло не радовать. Но прежде чем бесконечный поток слов счастья соизволил сорваться с уст, бессмертный обратил к нему холодный взгляд. — Итак... Ты собираешься закончить начатое, на этот раз вонзив Синьмо прямиком в моё сердце? Или же вернёмся в старые добрые деньки Водной тюрьмы? Ло Бинхэ оторопел. Напомнив себе, что к бессмертному, вероятно, вернулась память о прошлой жизни, он постарался взять себя в руки: — Учитель, пожалуйста... Этот ученик никогда не собирался убивать или навредить тебе... Я просто счастлив, что ты в добром здравии. — Хах, если ты столь добр, то с тем же успехом мог бы позволить мне вернуться с ними. Слова сочились сарказмом. Шэнь Цинцю явно не верил, что Ло Бинхэ так легко его отпустит. Но всё это Ло Бинхэ пропустил мимо ушей, уловив лишь просьбу Шэнь Цинцю об освобождении. Бурлящее внутри беспокойство хлынуло через край длинной тирадой, которую он выпалил на одном дыхании, словно капризный ребёнок: — Учитель всегда думает лишь о Юэ Цинъюане и школе Цанцюн! Почему бы вам просто не забыть о них и проявить побольше заботы обо мне? Этот ученик был тем, кто прошёл сквозь глубины вашего сердца и забрёл в лабиринты вашей души, чтобы вернуть домой! Я знаю, что Учитель хранит меня в своём сердце! Я — тот, кто любит тебя, я не позволю, чтобы кто-то другой держал тебя за руку! Эта детская истерика выглядела довольно неприглядно, но если это единственный способ достучаться до Шэнь Цинцю и заставить того остаться, ему было всё равно. Однако стоило Ло Бинхэ замолчать, оказалось, что настал черёд Шэнь Цинцю взорваться. — И ты ожидаешь, что я поверю, будто кто-то может полюбить МЕНЯ?! — голос Шэнь Цинцю звенел, как натянутая струна. Он запустил дрожащую руку в волосы, растрепав аккуратную причёску, и это, пожалуй, впервые, когда его не заботил свой внешний вид. Маска на его лице треснула, являя печальный лик с выражением нестерпимой муки, и необъяснимая волна спокойствия захлестнула повелителя демонов. Ло Бинхэ наконец понял, что узнаёт себя в Шэнь Цинцю. Даже увидев в воспоминаниях, что Шэнь Цинцю отчасти видел в нём себя, Ло Бинхэ не до конца понимал всю глубину их сходства. Затравленный взгляд его Учителя переполнял знакомый голод. Нежеланный, нелюбимый, всегда ищет то, что удовлетворит эту жажду. И, не осознавая этого, оба выбрали путь самоуничтожения, потому что не умели любить; даже заведя обширный гарем, Ло Бинхэ мог поклясться, что его сердце никогда так не болело и не страдало. Он убедил себя, что ему просто не нравилось, когда шли против его воли. Чем больше Шэнь Цинцю противился, тем сильнее он стремился завладеть этим человеком. Осознание обрушилось в этот момент, выбивая почву из-под ног; струны души Ло Бинхэ тронул взрыв эмоций Шэнь Цинцю, он больше не сомневался, что действительно влюблён. Разве это не любовь, когда Ло Бинхэ не мог оставить надежду, не мог прекратить преследовать Шэнь Цинцю несмотря на всё, что происходило между ними, и на всю ту боль, которую они причинили друг другу? Как он мог оставаться на месте, когда его Учитель выкрикивал все эти слова, уверенный, что не заслуживает того, чтобы его любили? Несмотря на всё, что Ло Бинхэ сотворил во время своего правления, его жёны всё же любили его. У Шэнь Цинцю же не было никого, он никому не позволял подойти достаточно близко. Лишь сейчас Ло Бинхэ понял, хотя в прошлом он и вёл себя как мерзавец, Шэнь Цинцю обладал искажённым чувством ответственности за свои поступки; он всё ещё продолжает наказывать себя за них. Этот потерянный взгляд, измученный страданиями, причинял ему почти физическую боль; и одного этого Ло Бинхэ хватило, чтобы понять — ему нужно, чтобы этот человек оставался рядом с ним до конца жизни. Он сделал шаг к Шэнь Цинцю, и его сердце, наконец, не дрогнуло. — Да. — И ты сможешь любить меня после всего, что я натворил? Так просто сможешь меня простить? Прощения, пожалуй, никто из них не заслуживал. И Шэнь Цинцю, и Ло Бинхэ искали способы причинить друг другу боль. Но пока Шэнь Цинцю наносил раны в основном его сердцу (а те, что на поверхности тела, легко заживут), Ло Бинхэ без преувеличения разорвал его на части, разлучив тело и разум. Даже рухнув на дно пропасти Бесконечной Бездны, что само по себе стало ужасным испытанием, он понимал, что Лю Цингэ оказался прав, когда говорил о милосердии Шэнь Цинцю. С другой же стороны, запланированные Ло Бинхэ для Шэнь Цинцю бесконечные мучения отличались чрезмерной жестокостью. Он разрушил не только самого человека, но и всё, что у него оставалось. Даже почти смешно слышать, как Шэнь Цинцю спрашивал, сможет ли Ло Бинхэ простить его, потому что Шэнь Цинцю, казалось, пребывал в полнейшей уверенности, что совершённое им непростительно. Что же тогда говорить о жестокости Ло Бинхэ? Он не смел просить, мог лишь надеяться, что Шэнь Цинцю так или иначе полюбил его, заботился о нём достаточно, чтобы ждать от него прощения, когда это Ло Бинхэ был тем, кто с самого начала должен был умолять о помиловании. — Прощать или нет, этот ученик не достоин решать. После всего, что я сделал... Я слишком многое забрал у своего Учителя. Я забрал так много... и вот я здесь, осмеливаюсь просить о бóльшем. Они оба знали, о чём просил Ло Бинхэ. — И ты смеешь предполагать, что я могу что-то там хранить в своём сердце? Что я могу любить тебя?! Это выходило за пределы его мечтаний. Несмотря на своё ворчливое поведение, частую ложь и привычку держаться в отдалении от других людей, Шэнь Цинцю действовал, следуя своему собственному кодексу чести. Он относился к женщинам с достоинством; он восхищался сильными людьми, даже если скорее умрёт, чем признается в этом. Шэнь Цинцю был способен на это; он просто не мог поверить в себя. Кто бы посмел утверждать, что его Учитель ничего не хранил в своём сердце, когда он так заботился о своей школе и учениках после всего, что было сказано и сделано? Как мог Ло Бинхэ осмелиться сказать иначе, когда Шэнь Цинцю грудью бросился на их клинки, чтобы защитить то, что ему дорого? Был ли он способен полюбить Ло Бинхэ? На этот вопрос не существовало однозначного ответа. Однако юноша вспомнил то, что увидел в самых затаённых уголках души Шэнь Цинцю. С его стороны будет нечестно использовать своё знание, но Ло Бинхэ больше не хотел отпускать. Нежный цветок надежды распустился в сердце Ло Бинхэ, и он, повинуясь порыву, бросился вперёд, заключив Шэнь Цинцю в объятия. Вложив всю свою душу, чтобы выразить пережитые боль и разочарование; его Учитель не сопротивлялся, и это заставило сердце Ло Бинхэ замереть в ожидании. Он почти благоговейно склонил голову, прошептав: — Да. Он ощутил, как человек в его руках напрягся, а после по чужому телу пробежала мелкая дрожь. Когда рука, всё ещё слишком сдержанная, чтобы обнять его, вместо этого устроилась поверх его руки, Ло Бинхэ почувствовал, как сердце его почти разрывается от счастья. Он усилил объятия, словно боялся, что Шэнь Цинцю может выскользнуть из его рук. Лишь слегка отклонил голову, чтобы взглянуть на своего Учителя, который крепко сжал губы, но глаза по-прежнему пылали дерзким огнём, и лишь слабый румянец, окрасивший щёки, выдавал его истинные чувства. — Учитель... — Что такое? — Учитель. — Что этот учитель говорил о бессмысленном повторении слов? Предостережение прозвучало довольно слабо, и Ло Бинхэ не смог сдержать волнение. Он не получил в ответ улыбку или тихое согласие, но Шэнь Цзю разговаривал с ним. Он всегда был единственным Учителем для Ло Бинхэ и до сих пор остаётся. И ему этого сполна хватало, теперь Шэнь Цинцю действительно принадлежит ему. — Учитель... пожалуйста, полюби меня. Ло Бинхэ не стал колебаться, чтобы задать вопрос; к этому времени он уже понял, что оставленные ими недосказанности имели катастрофические последствия; он хотел услышать признание от Шэнь Цинцю. Он знал, что безнадёжно влюблён в своего Учителя, но всё ещё чувствовал неуверенность и отчаянно нуждался в том, чтобы Шэнь Цинцю развеял его сомнения. Просто полагаться на своё знание, — коварное знание глубочайшего секрета в сердце своего Учителя — было бы полнейшим самодовольством. Ло Бинхэ не мог позволить себе небрежность. Шэнь Цинцю посмотрел на него долгим и пристальным взглядом, отчего в сердце Ло Бинхэ поднялась затаённая тревога — до сих пор никто не осмеливался сомневаться, услышав признание опытного героя-жеребца, словно сошедшего со страниц дешёвого романа. Шэнь Цинцю усмехнулся и отвёл взгляд, нарушив зрительный контакт с Ло Бинхэ. — Где на всём белом свете сыщется сумасшедший, который откажется от целого мира и более шести сотен прекрасных женщин ради одного мужчины? Ло Бинхэ нечего было на это ответить. — Полагаю, лишь такому, как я, не повезло настолько, чтобы заполучить одного. Это был ответ в стиле Шэнь Цинцю, нечестный и не прямой. Но то, что он исходил от такого человека, как он, уже говорило о многом; это было равносильно тому, чтобы услышать «да» в ответ. Ло Бинхэ наклонился, захватывая в плен чужие губы. Поражённый поцелуем, Шэнь Цинцю инстинктивно попытался отстраниться, но Ло Бинхэ был слишком опытен, чтобы позволить ему сбежать. Полудемон, одной рукой поддерживая его под затылок, лаская, не упустил возможность просунуть язык, когда Шэнь Цинцю приоткрыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Шэнь Цинцю наконец расслабился и позволил молодому человеку с жадностью целовать его. Сплетая их языки в запутанном танце, Ло Бинхэ без усилий прижал хрупкое тело к одной из колонн, от чего плащ соскользнул с чужих плеч. Это, казалось, отрезвило Шэнь Цинцю, который вновь начал вырываться, требовательно вопрошая: — Что это, по-твоему, ты делаешь? — Учитель, этот ученик слишком взволнован... Учитель виноват в том, что фантазии этого ученика вышли из-под контроля, пожалуйста, возьми на себя ответственность. — Что ты несёшь? Где мы, по-твоему, находимся, ты, маленький зверёныш?! В прошлом он бы воспринял подобные слова как оскорбление своей демонической крови. Но прямо сейчас Ло Бинхэ мог лишь с предвкушением обдумывать все возможные способы, в которых он покажет себя настоящим животным со своим Учителем. Несмотря на то, что в этой жизни Шэнь Цинцю достиг более высокого уровня совершенствования по сравнению с прошлой жизнью, у него всё ещё не было никаких шансов против Ло Бинхэ, который с лёгкостью удерживал его. Он прижал Шэнь Цинцю к груди и взмахнул Синьмо. — Если это место не по вкусу Учителю, мы можем переместиться в более укромное. Тогда Учитель сможет убедиться, маленький ли я зверь или нет... — Ты нахальн... Что бы ни хотел сказать Шэнь Цинцю, слова потонули в очередном поцелуе, и забылись окончательно, когда они упали на кровать. Излишне говорить, что Ло Бинхэ нашёл возможность умелыми действиями завлечь Учителя в гораздо более увлекательное занятие, нежели бессмысленные споры. И конечно же, он не забывал быть особенно осторожным и нежным с человеком в своих руках. В тот момент, когда Ло Бинхэ почувствовал, что Шэнь Цинцю под ним стал податливым и мягким как глина, его сердце до краёв затопило неисчерпаемое счастье, и он позволил себе окунуться в удовольствие момента.

***

Как только эти двое исчезли в пространственном разрыве, Шан Цинхуа, наконец, осмелился выйти из бокового коридора, где он и находился всё это время. Его никто не заметил, а у Шан Цинхуа хватило здравого смысла, чтобы понять — появиться в разгар подобной сцены стало бы верхом неловкости. Поэтому он и скрывался в спасительном полумраке коридора, пока все не исчезли. Он случайно проходил мимо личных покоев Ло Бинхэ, когда за приоткрытой дверью заметил Шэнь Цинцю. Бессмертный понятия не имел, что сделал Ло Бинхэ, чтобы разбудить Шэнь Цинцю, который не просыпался в течение пяти дней; само собой, столь внезапное появление поразило Шан Цинхуа до глубины души. Шэнь Цинцю, казалось, обрадовался, увидев знакомое лицо после пробуждения, и прямо спросил своего шиди, что происходит. Шан Цинхуа готов был тут же пуститься в подробные объяснения, в красках описывая всё безумие, случившееся за пять долгих лет — наконец его равнодушный, но всегда готовый слушатель вернулся. Но он быстро пришёл в себя, потому что прямо сейчас Ло Бинхэ собирался сразиться с Лю Цингэ и Юэ Цинъюанем. Шан Цинхуа, как никто, знал, что ничто не приводило Шэнь Цинцю в бо́льшее раздражение, чем люди, не следующие его указаниям. Поэтому, несмотря на текущую ситуацию, Шан Цинхуа немедленно сообщил, что его ученик и товарищи по школе вновь собрались вступить в бой. Как и ожидалось от его сурового шисюна, все вопросы о собственном состоянии оказались забыты; Шэнь Цинцю лишь сдержанно поинтересовался, где их найти. Шан Цинхуа не стал медлить и проводил своего старшего товарища, предварительно услужливо притащив откуда-то плащ и накинув на плечи шисюна. Не понаслышке зная о гордости Шэнь Цинцю, горный лорд пика Аньдин не сомневался, что тот придёт в ярость, если ему придётся появиться перед кем-то лишь в тонких спальных одеждах. Самая малость предусмотрительности, безусловно, сможет немного смягчить настрой Шэнь Цинцю, не говоря уже о том, что он не мог упустить возможность выслужиться перед старшим братцем. Само собой, он не решился предстать перед главой школы и горным лордом пика Байчжань, предпочитая укрыться в тени. Лишь небесам известно, что сотворит с ним Лю Цингэ, если увидит! И всё же, учитывая все обстоятельства, меньше всего Шан Цинхуа ожидал стать свидетелем горячего признания и последующих довольно интимных прикосновений. Хотя нельзя сказать, что он оказался сильно удивлён. Скорее, бессмертный бы усомнился в здравомыслии Ло Бинхэ, если бы тот делал всё, что делал ради Шэнь Цинцю, не испытывая при этом сильных чувств. Во имя чести и достоинства своего шисюна Шан Цинхуа поклялся унести эту тайну с собой в могилу. Ну и дураком, бездумно ищущим смерти, он тоже себя не считал; Шан Цинхуа оказался не настолько глуп, чтобы просто признаться в том, что стал свидетелем их тайных поцелуев. Он поднял забытый плащ с каменных плит, тщательного его отряхивая. Когда-то Мобэй Цзюнь любезно вручил его ему, бессмертный тогда чуть не замёрз до смерти в ледяной стуже родных земель демона. Ло Бинхэ забрал с собой Шэнь Цинцю довольно давно, вряд ли в ближайшее время этот плащ кому-то понадобится. Повернувшись, чтобы уйти, он столкнулся взглядом с морозными глазами Мобэй Цзюня, от чего невольно схватился за сердце, опасаясь, что оно выскочит из груди. — В-Ваше Величество! Шан Цинхуа прикусил губу, чтобы случайно не выпалить ледяному демону, что бесшумно стоять за чьей-то спиной неминуемо ведёт к чьей-то скоропостижной смерти. Мобэй Цзюнь смерил его пронзительным взглядом. Между ними повисло тягостное молчание, но бессмертный не посмел первым нарушить тишину. Демон пребывал в относительно неплохом настроении после устроенной Шан Цинхуа взбучки, когда они только вернулись во дворец; меньше всего ему хотелось вывести Мобэй Цзюня из хрупкого равновесия. — Ты отдал его ему. — Ч-что? Мобэй Цзюнь указал на плащ в его руках. — Я дал его тебе. Но ты отдал его ему, — повторил он. Бессмертный на секунду задумался, пытаясь понять, что имел в виду Мобэй Цзюнь. — О, Вы имеете в виду плащ? Нет, я просто одолжил... Эм, Ваше Величество, как Вы...узнали, что я сделал? — голос Шан Цинхуа чуть было не перешёл в визгливый писк от того, насколько смиренно он пытался говорить. — Видел. — Вот как... Похоже, Мобэй Цзюнь совершенствовался в своих навыках, Шан Цинхуа ни разу не заподозрил, что за ними кто-то наблюдает. Мобэй Цзюнь, вероятно, следовал за ними с того самого момента, как он встретил Шэнь Цинцю, и то, что он не сумел заметить этого, пока ледяной демон не проявил себя, было довольно жутко. Похоже, Мобэй Цзюнь намекал, что в любой момент сможет убить Шан Цинхуа, а бедняга этого даже не заметит. — Брось его. — Подожди, почему?! Он всё ещё годится, чтобы его носить, и он чистый! Да и Шэнь-шисюн надел его всего лишь раз, — не удержался Шан Цинхуа. В список обязанностей пика Аньдин входила также разработка униформы, естественно, он хорошо разбирался во всех видах тканей. Для создания плаща, который Мобэй Цзюнь дал ему, использовалась высококачественная ткань, к тому же она отлично сохраняла тепло. Это же пустая трата средств — просто выбросить такую хорошую вещь! Мобэй Цзюнь проигнорировал реплику Шан Цинхуа, легко вырывая плащ из чужих рук. В мгновение ока ткань с лёгким треском покрылась толстым слоем льда и, встретившись с каменным полом, разлетелась на мелкие осколки. Печаль от столь расточительной порчи имущества быстро сменилась ужасом, стоило представить, что произойдёт, если Мобэй Цзюнь заморозит его самого; Шан Цинхуа лишился дара речи. Однако в следующее мгновение его щеки коснулось что-то мягкое, и он недоумённо перевёл взгляд на Мобэй Цзюня. Ледяной демон снял собственный плащ и накинул его на плечи Шан Цинхуа. Глаза бессмертного комично распахнулись, и он, запинаясь, выдавил: — В-Ваше Величество? Разве я сделал сегодня что-то, чтобы заслужить награду? — Это тебе... Никогда больше не отдавай его никому. «Я его одолжил, а не отдавал», — хотелось возразить Шан Цинхуа. Но он предпочёл кивнуть, чем вступать в бессмысленный спор, и тихо поблагодарил Мобэй Цзюня за подарок. Мобэй Цзюнь прошёл несколько шагов, после чего обернулся, нахмурившись, когда увидел, что тот остался на месте. Догадавшись, что его повелитель хочет, чтобы он последовал за ним, Шан Цинхуа поспешил догнать демона. Плащ оказался великоват, отчего подол немного неприглядно волочился за ним по полу. Шан Цинхуа, сочувствуя такому великолепному предмету одежды, собрал на руках щедрые складки ткани и всё-таки сумел подобрать длину плаща, соответствующую его росту. Он бесшумно следовал за Мобэй Цзюнем, теряясь в догадках, куда они держат путь. — Я не знал, что этот горный лорд — супруг командира. Во–первых, одно то, что Мобэй Цзюнь сам завёл беседу, уже могло считаться настоящей редкостью. А, во–вторых, то, что он не гнушался обсуждением сплетен, стало вдвойне удивительным. В–третьих же, он, должно быть, совершенно не ценил собственную жизнь, раз осмелился назвать Шэнь Цинцю чьим-то супругом! До сего дня Шан Цинхуа и не подозревал, что подавиться воздухом вполне реально. Мобэй Цзюнь устремил на него невозмутимый взгляд, пока Шан Цинхуа добрых пять минут пытался откашляться. Не желая навлекать на себя чужой гнев, Шан Цинхуа осторожно переспросил: — Ваше Величество... что заставило Вас так думать? Ледяной демон сегодня казался, на удивление, разговорчивым: — Он заявил о своих правах на Шэнь Цинцю. — Ваше Величество... Не думаю, что Ученик Ло, эм, заявлял о чём-то. Скорее всего, он нас вообще не заметил. Он просто... ухаживал за Шэнь-шисюном? — Шан Цинхуа терялся в догадках, что сегодня пошло не так. Лю Цингэ и Юэ Цинъюань дружно приняли решение сдаться и отправились домой, Шэнь Цинцю пришёл в сознание. Этот день мог считаться удачным, но Шан Цинхуа чувствовал себя не в своей тарелке, обсуждая столь неловкую тему именно с Мобэй Цзюнем. Обычно ледяной демон не интересовался подобной ерундой, но, похоже, сегодня настроение располагало к разговорам. — Все ли человеческие ухаживания таковы? Шан Цинхуа прошиб холодный пот. И как ответить на этот вопрос, не вдаваясь в запутанные перипетии человеческих отношений? — Ваше Величество... разве ухаживания демонов сильно отличаются? — Демонстрация силы. Доминирование. Принуждение. Запугивание, — отрывисто перечислил ледяной демон. Шан Цинхуа пожалел, что спросил, вспомнив, как собственный отец демона похитил его родную тётю, чтобы сделать своей женой. Он внезапно почувствовал себя невероятным глупцом, решив рассуждать о вещах, в которых не разбирается. Мобэй Цзюнь услышал его вздох и нахмурился. — Разве это неэффективно и в отношении людей? — Ваше Величество, вы же понимаете, люди — хрупкие существа. Конечно, некоторых девушек привлекает проявление силы, но остальных это скорее... напугает. Всё же, процесс ухаживания это не завоевание, партнёры должны находиться на равных позициях. Разве вы не почувствуете себя оскорблённым, если кто-то станет относиться к вам, как к низшему? Это был гипотетический вопрос, но Мобэй Цзюнь, похоже, не понял. — Ко мне всегда относились как к верховному, — ответил он, словно одно это опровергало заявление Шан Цинхуа. «Ну конечно, ты же лорд и привык размахивать кулаками направо и налево, словно тиран!» — хотелось возразить Шан Цинхуа, но он благоразумно промолчал. Если задуматься, у кого хватит смелости относиться к Мобэй Цзюню как к равному? За своими размышлениями Шан Цинхуа не сразу заметил, что они вернулись в его комнату. — Ваше Величество, вам что-то нужно от меня? — решил уточнить он. Мобэй Цзюнь не удостоил его ответом, вместо этого подхватил на руки и бросил на кровать. Ледяной демон сразу же забрался следом под низкий полог и оказался почти вплотную к Шан Цинхуа из-за небольшого размера ложа. Бессмертный замер, потрясённый неожиданными действиями. — Ваша светлость? Это... — Я сплю... — Само собой, но для чего тут я?.. Мобэй Цзюнь, должно быть, съел что-то не то. Шан Цинхуа в этом почти не сомневался. Ледяной демон приоткрыл глаза, на долю секунды приобретая схожесть с большим и ленивым котом. — Ты же сам сказал, что я должен приглядывать за тобой. Поэтому ты остаёшься. Шан Цинхуа остолбенел. Он не говорил таких слов, но вспомнил, как после своего возвращения рявкнул Мобэй Цзюню, что всё произошедшее — результат его небрежности. Неужели демонический лорд пытался исправить свою ошибку чрезмерной бдительностью? Это было очень трогательно, учитывая, с кем приходилось иметь дело. Немного воодушевлённый необычайной мягкостью Мобэй Цзюня, горный лорд осмелился спросить: — Ваше Величество, я благодарю вас. Могу ли я осмелиться спросить? Мобэй Цзюнь взглядом позволил ему продолжать; похоже, он с нетерпением ждал возможности поспать и, не колеблясь, обрушит свой гнев на Шан Цинхуа, если тот ляпнет чепуху. — Учитывая годы, которые я служу под вашим началом... Может ли мой господин больше не бить меня с такой силой? Он выпалил эти слова слишком быстро, после чего напрягся и приготовился снести любые удары, если просьба придётся ледяному демону не по вкусу. — Что позволило тебе думать, будто ты вправе торговаться? Привычный холодный тон заставил Шан Цинхуа вжаться в кровать, пытаясь стать как можно незаметнее: — Это не торги, как бы я посмел! Я просто пытался воззвать к милосердию моего господина... Мобэй Цзюнь ещё пристальней вгляделся в лицо напротив. Спустя несколько долгих секунд он просто закрыл глаза, перекинув руку через тушку бессмертного. Шан Цинхуа вздрогнул от чужого прикосновения, но боли не последовало. Он подождал минуту, прежде чем понял, что демон действительно уснул. И что это должно означать, он согласен или нет? Мобэй Цзюнь сегодня сам на себя не похож, но Шан Цинхуа решил пока не задумываться над этим. Он наконец позволил себе расслабиться, порадовавшись сквозь подступающую дрёму, что подбитый мехом плащ коконом обернулся вокруг него, спасая от холода, исходящего от тела Мобэй Цзюня. Даже с присущей ему настороженностью Шан Цинхуа не мог не признать, что место рядом с Мобэй Цзюнем для него являлось самым безопасным.