Как воспитать своего Шэнь Цинцю

С момента прибытия в город Цзиньлан, Юэ Цинъюань был сам не свой. Нехорошие предчувствия с каждым днём лишь усиливались. Появление Ло Бинхэ не предвещало ничего хорошего, хотя он никогда не мог похвастаться шестым чувством. Но одно то, что его обуревал неосознанный страх, несомненно, означало нечто ужасное. Ученики пика Цяньцао продолжали оказывать посильную помощь заражённым людям, Му Цинфана было решено отправить обратно в школу после того, как он оставил все необходимые инструкции по исцелению. После того, как Шэнь Цинцю взяли под стражу и заточили во дворце Хуаньхуа, школа Цанцюн не могла рисковать и оставлять Му Цинфана без присмотра, особенно учитывая, что в деле оказались замешаны демоны. Он лично сделает всё возможное, чтобы все совершенствующиеся, которые приняли участие в том злополучном собрании Союза бессмертных представили всю информацию об инциденте. Юэ Цинъюань безоговорочно верил в невиновность Шэнь Цинцю, но то, с какой покорностью его шиди принял обвинения дворца Хуаньхуа слишком разительно отличалось от его обычного поведения, и это немало расстраивало главу школы. Зная своего младшего брата с самого детства, он догадывался, что это каким-то образом связано с Ло Бинхэ. В дверь его кабинета постучали, ученик смиренно объявил, что прибыл горный лорд пика Байчжань. Юэ Цинъюань поднялся на ноги, кивнув адепту, чтобы проводил своего шишу к нему. Не прошло и мгновения, как Лю Цингэ вошёл в кабинет, твёрдый и непоколебимый, как и прежде. Вид незыблемой фигуры горного лорда привнёс спокойствие в душу Юэ Цинъюаня, которому наконец удалось отвлечься от забот. — Цингэ, ты ведь уже подготовил отчёт о событиях в городе Цзиньлане. Что привело тебя сюда? Лю Цингэ несколько замешкался, но в конце концов произнёс: — Му–шиди упомянул, что ему не нравится цвет твоего лица. Он отправил через меня лекарства, а с пика Цуйсянь передали несколько блюд для бодрости духа. Мне... мне нечего предложить, но если Чжанмэнь–шисюну понадобится какая-либо помощь, просто скажи. Пыл, с которым он произнёс свою речь, наконец заставил Юэ Цинъюаня улыбнуться. То, что они стали частью школы Цанцюн, поистине стало их благословением, ведь им удалось обрести столь верных товарищей. Кроме него никто не мог взвалить на свои плечи ношу главы школы, но каждый горный лорд делал всё возможное, чтобы помочь облегчить его бремя. Лю Цингэ, несмотря на свои заявления в бесполезности, сделал более чем достаточно одним своим присутствием рядом, внушая Юэ Цинъюаню безграничное чувство спокойствия. Было даже странно, что глава школы черпал ощущение надёжности в присутствии горного лорда, хотя должно быть наоборот, но Юэ Цинъюань уже давно не чувствовал подобного умиротворения. Наличие друзей, готовых всегда подставить плечо, дорогого стоило. Он высоко ценил помощь Лю Цингэ, даже одно его присутствие успокаивало. — У тебя есть ещё дела? — Нет, мой пик не нуждается в строгом надзоре. Юэ Цинъюань тихо рассмеялся, услышав ответ; именно подобное отсутствие надзора привело к многочисленным жалобам учеников других вершин на адептов пика Байчжань. Когда-нибудь он собирался помочь своему шиди заняться организацией учебного процесса, но на данный момент были другие неотложные вопросы, требующие его внимания. — Цингэ, составь мне компанию за обедом, будет настоящим кощунством пробовать изысканные блюда пика Цуйсянь в одиночку. И, если тебя не затруднит, буду благодарен, если ты поможешь мне просмотреть отчёты для судебного слушания, — смиренно попросил глава школы, на что Лю Цингэ согласился без колебаний. Он терпеть не мог всего, связанного с бумажной рутиной, но никогда не отказывал просьбе Юэ Цинъюаня о помощи. Обед проходил в тишине, отчасти из-за того, что Лю Цингэ не мог подобрать слов, отчасти из-за путанных мыслей. Водная тюрьма печально славилась способностью превращать даже самых стойких в испуганных заключённых. Меньше всего Юэ Цинъюань хотел, чтобы Шэнь Цинцю оставался там дольше положенного. Как старший, он должен был заботиться о Шэнь Цинцю. Его собственные ошибки дорого обошлись ему и его драгоценному брату. Юэ Цинъюань не мог позволить Шэнь Цинцю пострадать даже от малейшей несправедливости, особенно учитывая, как много он сделал ради защиты их школы. Лю Цингэ, казалось, почувствовал его смятение, мужчина отложил палочки в сторону. Глава школы с удивлением взглянул на него, когда горный лорд наконец заговорил: — Чжанмэнь–шисюн, нет нужды так сильно переживать. Шэнь–шисюн сильнее, чем ты думаешь. Палочки для еды в руках Юэ Цинъюаня замерли над одной из мисок, по губам скользнула мягкая улыбка. Он терялся в догадках, то ли виной всему то, что он ослабил контроль над своими эмоциями, или же Лю Цингэ действительно научился читать его, как открытую книгу. Тем не менее, он ответил: — Он никогда не сдаётся. Но именно это меня и беспокоит. Он всегда умалчивает о том, что его тревожит, потому что не хочет заставлять никого волноваться. Брови Лю Цингэ сошлись на переносице, он не удержался от выговора: — В этом вы похожи, Чжанмэнь–шисюн. Я... Мы сделаем всё возможное, чтобы ты смог немного отдохнуть. Ты — глава школы, но держишь хребет Цанцюн на своих плечах не в одиночку. Ты сам когда-то мне говорил это. Юэ Цинъюань замер, ошеломлённый. Он и не ожидал, что именно Лю Цингэ упрекнёт его в том, что взвалил всё бремя ответственности на свои плечи. Не в силах удержаться, он звонко рассмеялся, мигом развеяв угрюмую атмосферу. — Я растоптан, Цингэ. Подумать только, я забыл свой собственный совет. Спасибо, что напомнил об этом. Брови его шиди разгладились, да и собственное беспокойство отступило. Остаток дня Юэ Цинъюань провёл вместе с Лю Цингэ, просматривая отчёты и пытаясь восстановить хронологию событий в ущелье Цзюэди. К сожалению, все их усилия оказались напрасными, а спустя несколько дней Юэ Цинъюаня постигло настоящее отчаяние. Он никогда не мог представить себе жизни без Шэнь Цзю, они с самого детства сносили все радости и горести вместе. Юэ Цинъюань успел поверить, что они бок о бок проживут остаток жизни в этой школе, независимо от того, вознесутся ли или просто тихо покинут этот мир. Он чувствовал отвращение к себе за непозволительную слабость, но разум тихо нашёптывал жестокие слова о том, что именно он стал причиной смерти своего шиди. Если бы не смертельная ошибка в совершенствовании, Шэнь Цинцю не был бы столь безрассудным в своём стремлении остановить его от использования Сюаньсу. Он остался бы жив, а Юэ Цинъюаня не захлестнула бы неизбывная ненависть к самому себе за то, что уже никому не дано изменить. Из них двоих он не мог похвастаться исключительной силой духа, и единственная причина, по которой Юэ Цинъюань не утонул в жалости к себе, состояла в присутствии рядом Лю Цингэ. Несмотря на то, что горному лорду приходилось постоянно мириться с чувством вины от своего непосредственного участия в гибели Шэнь Цинцю, он с твёрдой решимостью продолжал поддерживать главу школы. Юэ Цинъюань стыдился предстать перед ним жалким и сломленным, особенно, пока его шиди нуждался в том, чтобы услышать заверения в том, что он ни в чём не виноват. С той судьбоносной ночи, когда Лю Цингэ дал понять Юэ Цинъюаню, что на него можно положиться, в их отношениях произошли незначительные изменения. В течение всего месяца после завершения траурной церемонии Лю Цингэ каждый день появлялся на пике Цюндин, чтобы повидаться с Юэ Цинъюанем. Он не говорил ни слова, пока к нему не обращались, просто стоял за плечом главы школы, словно безмолвная тень. Его преданность была трогательной, но Юэ Цинъюаня пугали подобные жесты. В конечном итоге именно верность привела Шэнь Цинцю к смерти, он не хотел, чтобы Лю Цингэ пошёл по его стопам. Он не заслужил такой преданности и, несмотря на то, что его положение главы школы обязывало, Юэ Цинъюань, скорее всего, предпочёл бы оказаться и вовсе без поддержки. — Цингэ... Думаю, тебе стоит остановиться. Нет нужды постоянно оставаться подле меня, — медленно высказал он свои мысли, когда Лю Цингэ вновь вызвался сопровождать его. Они возвращались с пика Цяньцао на вершину Цюндин, только что получив известия об исчезновении Му Цинфана. Им не удалось обнаружить никаких следов похитителя, но события в городе Цзиньлане по-прежнему оставались свежи в памяти, и поэтому подозрения пали на Ло Бинхэ. Лю Цингэ упрямо покачал головой: — Мы только что получили вести о пропаже Му–шиди, не думаю, что ты в порядке. Возможно, эта новость стала последней каплей. Страх Юэ Цинъюаня взял над ним верх, его трусость и ненависть хлынули через край, грозясь затопить с головой, и вырвались криком, полным отчаяния. — Нет! Я не... я не достоин твоей преданности! Я боюсь, что лишь доведу кого-то ещё до смерти, как Цинцю! Я не могу позволить себе потерять ещё кого-то! Горный лорд в ответ нахмурился: — Цинъюань, мы уже прошли через это. Вина за его гибель лежит на всех нас. — Нет, ты не понимаешь! Цингэ, я не стою ни толики твоего уважения... Цинцю не хотел, чтобы я использовал силу Сюаньсу, и умер, пытаясь остановить меня. Он пытался удержать меня, потому что знал, что случится, если я это сделаю. Я совершил большую ошибку на пути совершенствования. И теперь Сюаньсу поглощает годы моей жизни всякий раз, когда я достаю его из ножен. Если бы не моя непростительная оплошность, Цинцю не поступил бы столь безрассудно, пытаясь остановить меня... И поэтому я совершенно точно не заслуживаю твоего почтения... Ни для кого не секрет, что Лю Цингэ уважал чужую силу, но могущество Сюаньсу стало результатом собственных грехов Цинъюаня. В этом не было ничего благородного, сплошное притворство, и он не ощущал ничего, кроме жгучего стыда, признавшись в своей слабости человеку, который долгие годы видел в нём пример для подражания. Наверняка он разочаровал Лю Цингэ своей многолетней ложью. Плечи Юэ Цинъюаня судорожно поднимались и опускались после постыдной вспышки, ресницы затрепетали, скрывая потухший взгляд. За эти годы он привык к ненавязчивой заботе Лю Цингэ; слишком страшно было взглянуть вверх и увидеть в чужих глазах отвращение. — Как получилось, что ты коснулся запрещённого совершенствования?.. Голос Лю Цингэ оставался смертельно спокоен, и это лишь ещё больше пугало Юэ Цинъюаня. — В молодости я был слишком опрометчив... Мне никак не удавалось установить контроль над мечом, но для того, чтобы достичь своей цели помочь своему самому близкому человеку, я захотел как можно быстрее преуспеть... Я выбрал неправильный метод, и всё обернулось так, как обернулось. Лишь Цинцю знал об этом, именно поэтому он взвалил на свои плечи ответственность за то, чтобы я больше никогда не доставал Сюаньсу из ножен. Я знал, знал это, и всё же... В тот момент, если бы только я... Голос задрожал, и Юэ Цинъюань запнулся. Какой смысл думать о том, как всё могло обернуться, если Шэнь Цинцю уже не вернуть? Он застыл на одном месте, как вкопанный, в ожидании сурового приговора своего шиди. Возможно, это к лучшему: Лю Цингэ будет держаться на разумном расстоянии, и, в конце концов, никто не умрёт из-за глупости Юэ Цинъюаня. Крепкие объятия стали для него полной неожиданностью. Ошеломлённый Юэ Цинъюань мог только сдавленно выдохнуть: — Ц-Цингэ?! Остальные слова потонули в бессвязном бормотании, когда Лю Цингэ прижал его голову к своей шее. — Цинъюань... Ты думал, что я возненавижу тебя из-за твоей ошибки? Много лет назад, если бы Шэнь–шисюн не помог мне... Если бы не твои советы... Я мог пойти тем же путём. Твоё прошлое научило тебя как стать лучше, это и меня удержало от падения за край. Даже без использования Сюаньсу ты всегда был силён. Именно твоя собственная мощь завела тебя так далеко. Тебе нет нужды покаянно склонять голову передо мной, никогда. Губы Юэ Цинъюаня задрожали, он глубоко вздохнул, силясь сдержать неверие и возрастающую надежду. Тепло тела Лю Цингэ проникало под кожу, успокаивая бушующий ураган эмоций. — Шэнь–шисюн не сказал мне истинную причину, но рассказал, что тебя мучает застарелая травма, попросив убедиться, что ты не перенапрягаешь себя. Теперь я понимаю почему. Ты не должен скрывать это от меня. Как я и сказал в ту ночь, положись на меня, Цинъюань. Если ты не позволишь мне взять хотя бы часть твоей ноши, тогда я просто подхвачу на руки тебя и всё, что ты взвалил на себя, — его глубокий завораживающий голос оставался твёрд. Столь громкие слова, брошенные главе школы, могли прозвучать высокомерно, но для Юэ Цинъюаня ничто не звучало более воодушевляющее, чем обещание Лю Цингэ, глаза наполнились горячей влагой. — Пожалуйста, я не могу позволить, чтобы кто-то ещё пострадал из-за меня. Цингэ, пообещай мне, что всегда будешь уделять первоочередное внимание своей безопасности. Если продолжаешь настаивать на своей поддержке, прошу, не давай мне поводов для беспокойства, — настойчиво повторил он, хотя по-прежнему оставался безутешен из-за собственного эгоизма. Он позволил себе расслабиться, зная, что кто-то стоит за его плечом, но одновременно его душу обуревало неистовое беспокойство, что близкий человек снова может пострадать; Юэ Цинъюань чувствовал, что запутался. К чести Лю Цингэ стоит признать, что он, кажется, понимал его смятение. — Если тебя это беспокоит, то я обещаю. В свою очередь, Цинъюань, в моё отсутствие ты не можешь вести себя безрассудно, — кратко напомнил Лю Цингэ. Наконец, разобравшись со своими тревожными мыслями, Юэ Цинъюань неуклюже выбрался из объятий Лю Цингэ, смущённый своей уязвимостью. Лю Цингэ, с другой стороны, похоже, совсем не возражал. — Я, кхм... не ожидал, что ты станешь мне так близок, — признался Юэ Цинъюань. Ему казалось, он хорошо знал горного лорда пика Байчжань, но и не думал, что тот с такой лёгкостью мог обнять другого человека. Горный лорд замолчал на мгновение, но не стал медлить с объяснением: — Ты выглядел очень расстроенным. Я подумал... возможно, тебя утешит, если я обниму тебя, как раньше. Конечно же, он говорил о событиях той самой ночи. Юэ Цинъюаню показалась безумно трогательной внимательность Лю Цингэ, пока он предлагал всё, что мог, утешая его. Тихий смешок сорвался с губ. Юэ Цинъюань и подумать не мог, что у него найдётся повод рассмеяться в ближайшее время, но только что его шиди смог подарить ему один. Его израненная душа наконец освободилась от гнёта беспокойных мыслей, и он искренне поблагодарил: — Спасибо, Цингэ. Твоё присутствие придаёт мне смелости. Лю Цингэ ответил простым кивком, встреченным очередной улыбкой Юэ Цинъюаня. Лишь взяв с Лю Цингэ обещание, Юэ Цинъюань наконец-то позволил бессмертному отправиться во дворец Хуаньхуа, чтобы потребовать обратно тело Шэнь Цинцю и освободить Му Цинфана. Юэ Цинъюань порывался лично отправиться во дворец, но на коллективном собрании горные лорды рассудили, что в глазах всего мира совершенствующихся глава школы, посещающий дворец Хуаньхуа, вызовет ненужные подозрения и слухи. После первой попытки глава школы ждал возвращения своего шиди у ворот школы Цанцюн. Бог Войны вернулся с пустыми руками, но Юэ Цинъюань был рад хотя бы тому, что тот избежал серьёзных травм и увечий. В течение следующих нескольких лет глава школы и горный лорд сблизились ещё сильнее, когда на школу Цанцюн обрушился новый удар — они столкнулись с предательством Шан Цинхуа. Лю Цингэ так и не отступил от своих намерений вернуть тело Шэнь Цинцю, и каждый раз, когда он отправлялся в путь, Юэ Цинъюань провожал его до ворот. И всякий раз, когда горный лорд возвращался обратно, глава школы встречал его первым. Те дни, которые Лю Цингэ не посвящал одиночной медитации, он проводил в тренировках с Юэ Цинъюанем, пытаясь отточить боевые навыки. Видеть этих двоих вместе теперь стало привычным зрелищем для всей школы, многие размышляли, что их сблизила трагедия, которая произошла с Шэнь Цинцю. Несмотря на то, что отчасти это было правдой, какая-то часть Юэ Цинъюаня хотела возмутиться, заверив всех, что их с Лю Цингэ всегда связывали тёплые отношения. Но всякий раз он стоял возле входа в школу Цанцюн, терпеливо ожидая возвращения своего шиди. Поначалу Лю Цингэ пытался уговорить главу школы дожидаться его возвращения на своём пике; он вернётся и доложит как положено, вместо того, чтобы заставлять Юэ Цинъюаня ждать у ворот, но вскоре понял, что его уговоры бесполезны. В этот раз его затея в очередной раз провалилась, к тому же Ло Бинхэ изрядно потрепал его в сражении. На дворе стояла глубокая ночь, но глава школы бдительно ожидал его возвращения. Зная, что шиди рискует своей жизнью ради них, Юэ Цинъюань не мог оставаться спокойным, пока не увидит собственными глазами, что Бог Войны хребта Цанцюн благополучно вернулся домой. — Цинъюань... прости, — первыми с губ Лю Цингэ всегда слетали извинения. Никто не винил его, ни для кого в школе Цанцюн не было секретом, что даже вдвоём они не смогли одолеть полудемона той страшной ночью. Юэ Цинъюань покачал головой: — Ты уже привёл Му–шиди обратно, одно это можно считать подвигом. Кроме того, похоже, Ло Бинхэ... хорошо заботится о теле Шэнь Цинцю. По крайней мере, мы знаем, что он в безопасности. Я и сам просил тебя воздержаться от безрассудства, нет необходимости извиняться, я рад тому, что ты каждый раз возвращаешься благополучно. Он был почти уверен, что не возьми он со своего шиди то клятвенное обещание, Лю Цингэ с большой вероятностью бился бы до конца, рискуя собственной жизнью. — Уже поздно, но позволь мне сперва взглянуть на твои раны. Идём, Цингэ. Лю Цингэ подчинился, следуя за Юэ Цинъюанем в его резиденцию. Он никогда не возвращался с серьёзными травмами; несмотря на интенсивность их сражений, Ло Бинхэ старался не оставлять глубоких ран. Никто не знал, что на уме у демона, но время от времени Юэ Цинъюань предавался размышлениям о гибели Шэнь Цинцю, и как это отразилось на его ученике. Убедившись, что с его шиди всё в порядке, глава школы покинул комнату и вернулся с подносом, заставленным блюдами, от которых поднимался ароматный пар, чем немало удивил Лю Цингэ. — Мы ведь практикуем инедию, не было необходимости кормить меня, — пробормотал горный лорд, но Юэ Цинъюань пропустил все возражения мимо ушей. — Инедия это одно, но горячий ужин ещё никому не повредил. Кроме того, зная тебя, ты, должно быть, сразу отправился в обратный путь. Поужинай, а после отдохни, это заставит тебя почувствовать себя лучше, — уговаривал Юэ Цинъюань. Лю Цингэ выглядел немного виноватым, когда всё же принялся за еду. Его шисюн составил ему компанию, и трапеза проходила в уютном молчании, все обитатели школы давно уже спали в столь позднее время, и тишина ночи резко контрастировала со звуками столовых приборов. Ближе к концу обеда Лю Цингэ задумчиво протянул: — Не знал, что твои ученики не спят так поздно. — Они спят. — Но тогда... эта еда? Юэ Цинъюань улыбнулся в ответ на любопытство Лю Цингэ. — Как я мог разбудить учеников ради своей прихоти? Конечно же, я сам готовил. Лицо горного лорда изумлённо вытянулось. — Цинъюань, ты умеешь готовить? — Мои ученики не смогли совладать со съедобными монстрами, которых ты приносил, поэтому я отправился на пик Цуйсянь, чтобы попросить совета. На данный момент, я единственный на пике Цюндин умею готовить твои мясные дары, — со смехом пояснил глава школы. Не все умели готовить съедобных тёмных существ, а Юэ Цинъюань не любил бездумно тратить ресурсы. Он заручился помощью своего младшего товарища с пика Цуйсянь, и с тех пор исключительно сам разделывал все подношения Лю Цингэ. Он вполне сносно научился готовить ещё будучи учеником, дополнительные знания не доставляли хлопот. Лю Цингэ некоторое время молча разглядывал еду в тарелке, а затем медленно кивнул. — Таланты Чжанмэнь–шисюна поистине не знают границ, — пробормотал он, отправляя в рот очередной кусок сочного мяса, заставив Юэ Цинъюаня безудержно рассмеяться над тем, как его шиди старался подобрать подходящие слова. Однако с того самого момента, как в обиходе школы появились книги сомнительного содержания, их отношения с Лю Цингэ резко изменились. Всё свободное время Юэ Цинъюаня занимали дела школы; мелкие проблемы обычно ускользали от его внимания. Лишь поймав несколько неосторожных взглядов, он поинтересовался у своего главного ученика, отчего младшие с таким интересом взирают на главу школы. Для него стало полной неожиданностью, когда Гунъи Сяо рухнул на колени, касаясь лбом земли. — Этот ученик смиренно просит прощения за то, что не смог сдержать бесчестие, позорящее имя Учителя! — Сяо–эр, о чём ты? Поднимись, давай, что за беда заставила тебя опуститься на колени, будто ты винишься перед лицом своих предков? Юэ Цинъюаня немало поразила реакция Гунъи Сяо. Юноша с первого дня показал себя воспитанным и талантливым учеником, достаточно убедительно доказавшим свои способности, чтобы стать главным учеником пика Цюндин всего за несколько лет. Обычно он старался сохранять хладнокровие, такая паника была совершенно не похожа на Гунъи Сяо. — Вставай и объясни мне всё спокойно, — предложил Юэ Цинъюань. Молодой человек затаил дыхание, будто боялся сказать лишнего, глаза его оставались стыдливо опущены. Он явно был слишком взволнован, чтобы встретиться взглядом со своим учителем. — В последнее время в школе распространились несколько неподходящих материалов для чтения... Этот ученик пытался отследить источник и постараться пресечь насаждение постыдных книг, но безрезультатно... — Неподходящие материалы для чтения? В таком случае следовало сразу же сообщить мне. Кто бы не распространял эти книги, всё наверняка прекратится, как только мы проведём собрание и официально запретим их, — рассуждал глава школы. Предложение звучало логично, да и Гунъи Сяо не придётся сбивать ноги в кровь, чтобы пытаться отловить нарушителя. Однако щёки ученика запылали стыдливым румянцем. Юноша почти запнулся, но всё-таки заставил свой голос звучать ровно, когда ответил: — Эти книги... Они порочат достоинство Учителя, поэтому никто не осмеливался сообщить о них Учителю... Мы пытались решить этот вопрос самостоятельно, но, похоже, Учитель всё-таки заметил... Юэ Цинъюань изумлённо приподнял брови. Что за книги могли так сильно смутить его ученика и завладеть всеобщим вниманием в школе? Кажется, Юэ Цинъюань позабыл, что любопытство сгубило кошку. — У тебя есть эти книги? От простого вопроса глаза юноши испуганно округлились. Гунъи Сяо послушно кивнул, добавив: — Я пытался отбирать всякий раз, когда находил... Глава школы задумчиво кивнул, рассеяно отмечая про себя, что внимательность Гунъи Сяо сделает его великим лидером в будущем. — Пожалуйста, отправь мне копию для изучения. Я хочу посмотреть, что за книги вызвали столько шума. Он ждал ответа, но мальчик не нашёл подходящих слов. Гунъи Сяо извинился и торопливо покинул кабинет Юэ Цинъюаня, немного спустя вернувшись с тонкой книгой в руках. Он быстро вручил брошюру учителю, пробормотал извинения и выскочил из комнаты, словно пойманный с поличным воришка. Юэ Цинъюань приподнял бровь, удивлённый странным поведением ученика, но после обратил всё своё внимание на книгу. Непримечательная тёмно-синяя обложка гласила «Начало Светлой Песни». Мысленно усмехнувшись и недоумевая, что в книге могло так страшно напугать Гунъи Сяо, Юэ Цинъюань открыл первую страницу. Ему потребовалось не более четверти шичэня, чтобы закончить чтение, совершенствующийся отложил книгу, пребывая в глубокой задумчивости. Неудивительно, что ученики его школы бросали на него странные взгляды, и Гунъи Сяо пришёл в такое волнение, раскрывая правду! Юэ Цинъюань отреагировал бы так же или даже хуже, если бы ему пришлось вручить кому-то блудливую романтическую историю сомнительного происхождения, в которой фигурировали глава школы и горный лорд пика Байчжань. Гунъи Сяо нисколько не преувеличивал, когда говорил, что изо всех сил старался сохранить достоинство Юэ Цинъюаня, пытаясь уладить проблему, пока слухи не дошли до его учителя. Юэ Цинъюань поверить не мог, что кто-то мог писать подобные книги. История о тайной любви, о том, как его нежность смогла обуздать зверя в душе Лю Цингэ — уже на этой главе Юэ Цинъюань не знал, плакать ему или смеяться. Его шиди мог быть очень порывистым, но никто не назвал бы его зверем. Бессмертный свято чтил законы и следовал установленному порядку, даже если не гнушался применением силы. Глава школы также не мог согласиться со своим нежным образом, который ему пытались приписать в книге, хотя и не знал, имеет ли право судить собственный нрав, ведь со стороны всегда виднее. Будто драматическое вступление сомнительной книги показалось автору недостаточно захватывающим, история продолжила детально описывать растущее чувство Лю Цингэ к своему шисюну и их редкие тайные ночные свидания, ставшие настоящим испытанием для их решимости уважать границы друг друга, ведь они всё ещё были товарищами по школе. Юэ Цинъюань готов был схватиться за голову от охватившего его отчаяния, поскольку это могло означать только одно — кто-то прознал про их совместные ночные охоты. Его сердце охватило жгучее смущение за своего шиди, ведь его описали безрассудным влюблённым, жаждущим заполучить сердце своего шисюна. Самое большое разочарование, однако, ожидало его ближе к завершению истории, где сам Юэ Цинъюань предстаёт добродетельной женой, ожидающей безопасного возвращения своего супруга всякий раз, когда Лю Цингэ бросал вызов Ло Бинхэ, демону, ставшему причиной трагедии, которая сблизила их когда-то. Почувствовав, что лёд в сердце его шисюна немного оттаял, Лю Цингэ решил рискнуть и признался, а Юэ Цинъюань принял его чувства. Счастье от взаимной привязанности разжигает давно подавляемое желание Бога Войны, который начинает загонять его в угол и... Юэ Цинъюань не без оснований полагал себя зрелым человеком, но против воли ощутил горячий прилив крови к щекам. Кто бы ни писал эти книги, они оказались явно слишком изобретательны в описании сексуальных сцен. Оглядываясь назад, Юэ Цинъюань был вынужден признать, что его приводит в возмущение не столько само бесстыдство замысла, сколько неточность в описании характера Лю Цингэ. Его шиди совершенно точно не потерял бы разум в муках страсти и не опустился бы до грубости, особенно в любовных делах. Юэ Цинъюань осёкся, внезапно осознав, что такие мысли просто неуместны, разве вправе он предполагать, как Лю Цингэ поведёт себя с кем-то, к кому он испытывает глубокие чувства? Это чтиво являло собой безобразный образец пародии на литературу. Юэ Цинъюань абсолютно не мог позволить подобным книгам и дальше находиться в свободном доступе, иначе однажды они могли попасть на глаза Лю Цингэ. Зная крутой нрав этого человека, он мог сравнять с землёй половину школы, дабы предотвратить распространение бесстыдных сочинений. В этот самый миг в кабинет постучал один из адептов, сообщив, что старшие ученики хотели бы провести тренировку в присутствии учителя. Юэ Цинъюань торопливо сунул книгу в стопку бумаг на столе, после чего поспешил за учеником, надеясь развеять ненужные образы в голове. Глава школы не обратил внимания, что книга торчала под странным углом, выставляя заголовок на всеобщее обозрение. Наблюдение за поединками учеников несколько успокоило его, хотя статная фигура его главного ученика неустанно напоминала Юэ Цинъюаню о том, что осталось надёжно заперто в кабинете. Он не знал, сумеет ли взглянуть в глаза Лю Цингэ после прочтения столь непристойных описаний, жгучее чувство неловкости красочным пионом расцветало где-то под сердцем. Пребывая в столь противоречивых размышлениях и гадая, стоит ли ему некоторое время держаться на расстоянии, чтобы успокоить слухи, Юэ Цинъюань распахнул дверь в кабинет лишь для того, чтобы обнаружить там человека, с самого утра не покидающего беспокойные мысли и держащего в руках ту самую злополучную книгу. Взгляд Лю Цингэ обратился к вошедшему, лицо было багровым от гнева. — Цинъюань, это... Разум главы школы опустел, когда тот замер на месте, ошеломлённый яростью на лице совершенствующегося. Опасаясь неосторожным словом привести товарища в состояние неистового бешенства и не желая, чтобы шиди смотрел на него таким нечитаемым взором, Юэ Цинъюань выпалил первое, что пришло в голову: — Это любительское руководство по совместному совершенствованию! Его самого испугала собственная нелепая ложь, но, стоило Юэ Цинъюаню увидеть, что его слова возымели действие, главу школы охватила безрассудная храбрость, и он добавил: — Мне не известно, кто автор сего издания, но руководство представлено упрощённо, в виде рассказа, чтобы студенты могли лучше понять все нюансы, хотя надо признать, что у автора действительно плохой вкус, и данная книга не соответствует методам совершенствования нашей школы, поэтому было решено запретить дальнейшее распространение! Он произнёс всё на одном дыхании, но закончив, Юэ Цинъюань успел глубоко пожалеть о своих словах. Лю Цингэ разозлится лишь сильнее, когда узнает, что из него попытались сделать дурака! Кто вообще в здравом уме поверит в подобную ерунду, сокрушался бессмертный, когда Лю Цингэ медленно положил книгу на стол. Спустя минуту мучительного молчания он спросил: — Они взяли нас за образец практикующих... Это благодаря нашему высокому положению в школе? Юэ Цинъюань готов был разразиться виноватыми рыданиями; кто бы мог подумать, что Лю Цингэ окажется настолько простодушным в подобных вопросах, что безоговорочно поверит в околесицу Юэ Цинъюаня, рождённую в приступе паники. Увидев, как глава школы оцепенело кивает в ответ, Лю Цингэ больше решил не возвращаться к этой теме, переходя к цели своего визита. . . . — Так значит по твоей вине этот идиот поверил в подобную чепуху?! Юэ Цинъюань покаянно опустил голову, мучимый угрызениями совести, вот только Шэнь Цинцю не было до этого никакого дела. Почти ввязавшись в драку с Лю Цингэ, на этот раз он решил расспросить Юэ Цинъюаня, и теперь почти жалел о своём решении. Бессмертный не желал выслушивать весь этот фарс. Подумать только, главу их школы обвели вокруг пальца, как какого-то простака! Мало того, оказывается, что непристойная запрещённая поэзия, по сути была уже второй публикацией об этих двоих! Шэнь Цинцю грубо выругался себе под нос, от Юэ Цинъюаня он не ожидал подобного безрассудства. Угрюмый бессмертный уже со страхом ожидал дальнейшего развития событий. — А дальше? Судя по твоему рассказу, Лю Цингэ пока не совершил ничего сумасбродного. Да и ты, похоже, не испытывал каких-то особых чувств в тот момент? — процедил Шэнь Цинцю сквозь зубы. Кто знал, что его боевые товарищи, с которыми он долгие годы стоял плечом к плечу, окажутся способны на подобные глупости? Неужели слабые умственные способности прямо пропорциональны боевым навыкам? И теперь ему суждено всю свою жизнь присматривать за ними в качестве наказания за прегрешения прошлой жизни? Его мрачные думы оказались прерваны дальнейшим объяснением Юэ Цинъюаня. . . . . . Глава школы оказался на перепутье, обманом ему удалось сохранить их честь и достоинство. По крайней мере, Лю Цингэ покидал пик Цюндин без дальнейших расспросов, но тягостное чувство сожаления продолжало грызть Юэ Цинъюаня. Меньше всего он хотел лгать своему другу, но боялся увидеть в глазах шиди отвращение; страшней всего, если бессмертный начнёт сторониться главу школы, опасаясь дальнейших недоразумений. За последние несколько лет Лю Цингэ успел стать ему близким другом, и Юэ Цинъюань не хотел его терять. К его удивлению, через несколько дней Лю Цингэ вернулся, и выглядел он ещё суровей, чем обычно. Юэ Цинъюань внутренне подобрался, готовый к тому, что шиди распознал его ложь. Казалось, бессмертный не знал, как начать разговор, а глава школы не мог отыскать в себе смелость заговорить первым. После долгого молчания Лю Цингэ, похоже, принял решение и прямо взглянул на своего шисюна. Юэ Цинъюань, застывший под пристальным взглядом, оказался не в состоянии отвести взгляд. — Цингэ?.. — Я уделил этому вопросу достаточное внимание. — И? Юэ Цинъюаню стало любопытно. — Увидев это руководство, я растерялся. Раньше я не подозревал, что совместное совершенствование возможно между двумя мужчинами. — Сердце бессмертного чуть было не выпрыгнуло из груди. Лю Цингэ не заметил чужого смятения, продолжая: — Я спрашивал Минъянь, и она сказала, что в этом нет ничего необычного, поскольку на вершине Сяньшу практикуется совместное совершенствование между двумя женщинами. С лица Юэ Цинъюаня схлынули все краски. Он мог понять повышенное внимание Лю Цингэ ко всему, что связано с совершенствованием, но и подумать не мог, что тот станет задавать подобные вопросы собственной младшей сестре. Однако, судя по спокойному ответу Лю Минъянь, в голове главы школы мелькнула было мысль, что возможно это именно он слишком остро реагирует. — Теперь, когда мне это известно, я немало думал о будущем. Чжанмэнь–шисюн... Стань моим партнёром по совершенствованию. В голове Юэ Цинъюаня стало пусто. Он всегда знал, что Лю Цингэ — человек немногословный, но всё–таки не мог понять, как его принятие факта двойного совершенствования между мужчинами вылилось в предложение Юэ Цинъюаню вступить в законный брак. Подобное заявление прозвучало для него, словно гром среди ясного неба, он отступил на несколько шагов, грузно опускаясь в кресло. Брови Лю Цингэ беспокойно сошлись на переносице, но именно на бессмертном лежала вина за волнения главы школы. — Цингэ... ты понимаешь, что означает стать партнёрами по совершенствованию? И для начала... какое вообще это имеет отношение к совместному совершенствованию? — Совместное совершенствование должно практиковаться только с партнёром, с которым вы делите свою жизнь. Я никогда не задумывался о подобном, но эти недавние... знания побудили меня задуматься о поиске партнёра. И я не могу думать ни о ком другом, кроме тебя. Логика в объяснении Лю Цингэ трещала по швам, но от того сердце его шисюна лишь неспокойно затрепетало. С тех самых пор, что существовали школы, становление партнёрами на пути совершенствования означало гораздо больше, нежели просто двойное совершенствование. Иными словами, это был брак в обществе совершенствующихся. Совместные практики не исключали интимные отношения, Юэ Цинъюань не хотел даже думать, что его шиди, выбирая партнёра для совершенствования, не задумался об эмоциональных последствиях такой близости. Он глубоко вздохнул, успокаивая сердцебиение. — Цингэ, ты спрашиваешь, потому что хочешь найти партнёра для двойного совершенствования? Или, ну... Ты хочешь разделить со мной всё, что влечёт за собой становление такими партнёрами? Он чётко проговаривал каждое слово, поскольку не понаслышке знал о преданности Лю Цингэ. Однако Юэ Цинъюань верил, что бессмертный не настолько бесчувственный, чтобы просто бездумно предложить подобное. В ответ глаза шиди опасно сузились. Может он и был простодушен, но не настолько глуп. Лю Цингэ приблизился к главе школы, опускаясь перед креслом на одно колено, устанавливая зрительный контакт. — Цинъюань, ты пытаешься сказать, что я предложил тебе стать партнёрами на пути совершенствования лишь ради того, чтобы мне было с кем разделить совместные практики? Вопрос был беспощаден, и Юэ Цинъюань торопливо покачал головой, поспешив заверить, что в его глазах шиди вовсе не такой расчётливый. — Я не думаю, что ты такой бездушный человек, Цингэ, но в то же время... Я не понимаю, почему. Быть партнёрами на стезе самосовершенствования непросто, и когда ты сказал, что рассмотрел этот вопрос, осознав возможности метода самосовершенствования между мужчинами... Прости за сомнения относительно серьёзности твоих намерений, — пробормотал вконец смущённый Юэ Цинъюань. Лю Цингэ не разозлился. Он всерьёз задумался над словами Юэ Цинъюаня, его прекрасные черты немного смягчились. — Я осознаю вес своих слов, Цинъюань. Стать партнёрами на стезе самосовершенствования означает идти по одному и тому же пути до конца нашей жизни, будь то в поисках истинного бессмертия или погибели. Делиться всем, чем обладаем в жизни и за её пределами. Моя цель продвинуться как можно дальше на этом пути не изменилась. Но моя просьба никак не связана с тем, что я открыл новые возможности в совершенствовании. Я сделал своё предложение потому, что это открытие заставило меня осознать моё желание. Я хочу, чтобы ты разделил со мной этот путь, равно как я разделил твой. Если ты не хочешь практиковать двойное совершенствование, то больше не будем упоминать об этом. Не нарушая зрительного контакта, бессмертный положил руку на колено Юэ Цинъюаня. Глава школы замер от прикосновения, но тепло, которое он почувствовал сквозь ткань, принесло знакомое, утешающее ощущение. Лю Цингэ продолжал: — Цинъюань, почти всю свою жизнь я провёл, рассматривая тебя как цель, которую нужно достичь. Но повзрослев, я начал наслаждаться возможностью идти плечом к плечу. Ты силён и недосягаем, но благодаря тебе я узнал, что никто не безгрешен... Ни ты, ни я. Я хочу продолжать поддерживать тебя, нести твоё бремя и делиться своей силой. Юэ Цинъюань, я хочу, чтобы ты прошёл эту жизнь со мной рука об руку. Ты готов? Это была, без сомнения, самая длинная речь, которую когда-либо произносил Лю Цингэ. Похоже, он неоднократно её репетировал, чтобы не запнуться и не запутаться в словах. Представив себе такую картину, Юэ Цинъюань был тронут до слёз. Лёгкий смешок сорвался с его губ. Этот суровый горный лорд так дорожил им, но он оказался слишком слеп, чтобы это заметить. Как только постыдная книга попала ему в руки, Юэ Цинъюань поддался панике, но в глубине души его это не пугало. Всё, чего он боялся, так это разрушить узы, которые связали его с Лю Цингэ, но, как выяснилось, его беспокойство было совершенно безосновательным. Глава школы тихо опустил голову, пока их носы не соприкоснулись. Ладони вспотели, беспокойно комкая ткань ханьфу, руки мелко подрагивали, и всё же Юэ Цинъюань всегда действовал по велению сердца. — Цингэ, даже без двойного совершенствования... Быть партнёрами на стезе самосовершенствования подразумевает нечто подобное. Ты уверен? — тихо спросил он, медленно приближаясь, пока не убедился, что его шиди чувствует дыхание на своей коже. Почти невесомым, мягким прикосновением Юэ Цинъюань легко коснулся чужих губ. Он не хотел испугать Лю Цингэ, но в следующее мгновение горный лорд обхватил его затылок ладонью, прижимаясь порывистым неопытным поцелуем. Глаза Юэ Цинъюаня поражённо распахнулись — он и сам не заметил, как зажмурился, прижимаясь губами к губам Лю Цингэ — встречаясь с необъяснимым неудовольствием в чужом взоре. — Я не настолько невежественен, Цинъюань. Я знаю, что происходит между мужем и женой, — немного оскорблённый, проворчал тот. Юэ Цинъюань мог лишь задаваться вопросом, отчего Лю Цингэ, зная обо всём, всё же купился на нелепое объяснение непристойной книженции. В конечном итоге он пришёл к выводу, что Лю Цингэ всё-таки слишком чист и невинен, чтобы почерпнуть свои знания об интимной близости где-то ещё, кроме соответствующих учебников. Наконец, по его губам скользнула несмелая улыбка. — Цингэ, я принимаю твоё предложение. Если ты видишь во мне подходящего партнёра, с которым ты готов связать свою жизнь, для меня будет большой честью стать твоим спутником до конца наших дней. Что же касается двойного совершенствования... я не против. Просто твой напор немного ошеломил меня, — честно признался Юэ Цинъюань. С плеч Лю Цингэ, казалось, упал тяжёлый груз, мужчина шумно выдохнул. Его ладонь всё ещё покоилась на шее Юэ Цинъюаня, большой палец выписывал круги на чужой горячей коже. Редкая улыбка осветила обычно хмурое лицо Лю Цингэ. — Тогда... Тогда всё решено. Цинъюань, я тебя не разочарую. . . . . . От услышанного Шэнь Цинцю чуть было не закашлялся кровью, несмотря на то, что у него самого уже был возлюбленный. Застенчивое счастье, которым лучился Юэ Цинъюань, лишь всё усложняло. Он бы порадовался тому, что его названный брат встретил свою судьбу, если бы не комический антураж всей истории, от которой у мрачного бессмертного разыгралась мигрень. С немалым усилием Шэнь Цинцю сдержал очередной саркастический комментарий, дабы позволить главе школы сохранить достоинство, и заметил: — Значит именно так и начался тайный роман Чжанмэнь–шисюна и шиди Лю. Юэ Цинъюань поспешно возразил: — Сяо Цзю, всё вовсе не так! Мы и не собирались скрывать это, мы лишь продолжали вести себя, как раньше. Цингэ не из тех, кто публично проявляет ласку, поэтому до сегодняшнего дня всё оставалось тайным... Стоило Юэ Цинъюаню вспомнить, как их отношения стали достоянием общественности, как его щёки залились малиновым румянцем. Шэнь Цинцю устало потёр виски, оставался ещё один вопрос, который следовало решить. — Чжанмэнь–шисюн... Этот мастер не хотел этого говорить, но тебе стоит уладить все недопонимания с этим недоумком. Даже мне неловко смотреть, как взрослый мужчина ошибочно принимает эротические рассказы за руководство по совершенствованию. Я, конечно, понимаю всеобщее стремление сохранить разум Лю–шиди... кхм... невинным, но с ужасом представляю себе, что он будет рассматривать любые непристойные книжки в качестве учебного пособия. Его старший брат покраснел как маков цвет и виновато кивнул; кажется, его всё ещё одолевало чувство вины за этот обман. Шэнь Цинцю всего лишь выслушал, как эти двое по очереди рассказывают, как именно они оказались вместе, но в конце беседы он чувствовал, что совершенно обессилел. Решив, что сейчас самое время вернуться на вершину Цинцзин и немного успокоиться, совершенствующийся поднялся со своего места. Юэ Цинъюань поспешил следом, намереваясь проводить. И всё же главе школы нашлось, что добавить. — Сяо Цзю, для нас будет многое значить твоё благословение. Я знаю, ты не большой любитель произносить речи, и не собираюсь заставлять. Если ты не возражаешь, мне этого более чем достаточно. — Полагаю, что перемирие с Царством Демонов сгодится в качестве свадебного подарка. Виденных им страданий хватит ещё на три с половиной жизни. Пусть Шэнь Цинцю и не собирался признавать этого, он был счастлив увидеть, что Юэ Цинъюань нашёл свою пару. И, как бы порой он не выводил его из себя, Лю Цингэ был тем, на кого без опасения можно было положиться. — С–Сяо Цзю..!! — Хватит причитать... И оставь свои объятия для других... Да чтоб тебя! Я пну тебя сейчас, клянусь!.. ====================================== В названии главы содержится отсылка к имени Юэ Цинъюаня: 岳 Yuè — высокая гора, 清源 Qīngyuán — чистое происхождение (прим. пер.)