***
Сад наполнялся голосами людей; совсем скоро в их говоре стал теряться привычный для этого места шум листвы и мелоличное пение птиц. Свечи тихо подрагивали, когда мимо них проходили статные фигуры мужчин в клановых одеждах, с мечами, держащимися на поясе. Заклинатели с сопровождением в виде слуг пребывали в башню Кои и вежливо кланялись встречным гостям, обмениваясь словами. Так вышло, что на этот раз по большей части разговоры были не более чем постыдным перемыванием костей, ведь случай, который собрал их в резиденции ордена Цзинь, при едином упоминании наводил на обсуждение молодой четы Цзян. Как и предполагала Юй Цзыюань, встречи Лань Ванцзи и Вэй Усяня ни для кого не были секретом, и сейчас, идя по одному из коридоров, Цзян Ваньинь замечал чужие взгляды и слышал смех. Мужчина резко взмахнул фиолетовыми одеждами, гордо поднял голову и зло сверкнул глазами, затыкая компанию заклинателей. Лицо одного побледнело, он соединил руки в приветственном жесте: — Добрый вечер, Глава Цзян. Цзян Чэн нахмурился и проигнорировал его, свернув за угол. Терпеть подобное было унизительно, но устраивать разборки, поднимая шум, ещё больше опустило бы его в глазах других кланов. Выдохнув, Цзян Чэн успокоил себя мыслью, что отныне Вэй Ин будет только с ним. Вэй Ин, омега, которую Цзян Чэн будет защищать до конца жизни, скоро будет вынашивать его ребёнка. Разве это не изменит его? Не сделает более разумным? Факт того, что Усянь пришёл в его покои сам, также говорил об этом. Открыв снова глаза, Цзян Ваньинь встретился с человеком, чья внешность как и всегда сияла величием и элегантностью. Белая лента с вышитыми на ней голубыми облаками опоясывала голову, а ханьфу ровно сидело на плечах, без единой сборки опускаясь в пол. На лице мужчины застыла мягкая улыбка, а глаза были полуприкрыты в выдержанном спокойствии. — Приветствую, Глава ордена Цзян, — Лань Сичэнь поклонился, после смерив того взглядом. Он тут же подметил сведенные брови. — Что-то случилось? Его проигнорировать Ваньинь не мог. Он поприветствовал в ответ: — Не берите в голову. Все в порядке. — Дорога из Юньмэна была спокойной? — Достаточно спокойной. Глянув за спину молодому человеку, Цзян Чэн снова был вынужден приложить усилия, чтобы не потерять самообладание. Его лицо помрачнело, а в воздухе неуловимыми искрами стали биться фиолетовые молнии. — Мне нужно идти. До собрания осталось не так много времени, — бросил Ваньинь собираясь тут же пойти прочь, избегая неприятной встречи. Лань Сичэнь обернулся: — Ванцзи, ты все узнал? Тот лишь искоса посмотрел на Цзян Чэна, кивнув брату. — Замечательно, — сказал Сичэнь. Взгляды главы ордена и второго нефрита все-таки пересеклись. В первом ясно читалось нежелание иметь никаких общих дел, а во втором бушевала ледяная метель. Однако, если всмотреться чуть внимательнее, станет виден вихрь неозвученных вопросов. Лань Ванцзи не мог их задать, как бы того ни хотел, а Цзян Ваньинь искусно убеждал себя, что не должен отвечать. Очевидно, что вопросы касались Вэй Ина. Очевидно, что Лань Чжань, как его истинный альфа, имеет право знать, в порядке ли его омега. Больше, чем это знание, ему ничего и не нужно, ведь с того внезапного расставания от Вэй Усяня не было ни единой вести. Лань Сичэнь тем временем вздохнул: — Я встречусь с братьями, увидимся в главном зале, — переведя взгляд, он с тоской посмотрел на главу ордена Цзян и склонил голову, после чего удалился. Цзян Чэн давно должен был уйти, потому сейчас он не замедлил шаг. Подол фиолетового ханьфу развевался при ходьбе вместе с тёмными прядями, выпущенными из высокого пучка. Губы Лань Ванцзи стиснулись и стали тонкой линией. Он сжал кулаки, но ни одного слова так и не долетело до чужих ушей. На собрании кланов, как и полагалось, собралось множество заклинателей. Они были обеспокоены тем, что орден Вэнь позволяет себе заходить на чужие территории, не осведомляя об этом их глав. Помимо прочего, инцидент с бывшим главой ордена Цзян считался вопиющей наглостью адептов Вэнь, хотя люди относились по разному к смерти Цзян Фэнмяня: были те, кто находили вину исключительно главы ордена и смеялись над его неспособностью защитить себя — и правда, многие считали так, ведь этот случай легко можно внести в список глупых смертей — другие же были полны решимости идти войной на орден Солнца, почувствовав нарастающую угрозу с их стороны. Смерть Цзян Фэнмяня стала зажженной спичкой, брошенной в стог сена. Начинали разгораться споры. Был убит глава одного из великих орденов. Многие смотрели на Цзян Чэна свысока, буквально бросая в его лицо то, что орден Цзян близится к своему закату. Кровь Цзян Ваньиня кипела от злости. Он оставлял на ладонях следы от ногтей, безжалостно сжимая кулаки. Даже если бы он хотел, он бы не смог словами вернуть свой авторитет. Но внутри себя он верил, что все образуется. Вспоминая Вэй Ина, невольно представил на его руках малыша. Их фигуры обрамлял яркий свет, греющий сердце Цзян Чэна. Вот оно, будущее, в котором бы все было хорошо, будущее, о котором он позволяет себе мечтать. Переводит дыхание и встаёт с места — все замолкают. То, что он высказал, вызвало дессонанс. Однако следом за Цзян Чэном встал глава ордена Не: «Люди из клана Вэнь должны перестать считать себя пиком земли. Мы должны сложить силы и усмирить диких псов» Лань Ванцзи склонил голову; казалось, будто его лицо с каждой секундой становилось мрачнее, даже брови съехались к носу. Начинать войну или запугивать воинами — последнее, к чему можно прибегать только после мирных переговоров. Орден Вэнь до сих пор не сделал ничего, что внушало бы действительную угрозу. — Мы не можем ждать, глава Не прав, — вдруг произнёс Сичэнь, и Ванцзи тут же поднял на него взгляд. — Но без дипломатии обойтись нельзя. Мы должны пригласить главу Вэнь на общее собрание, прежде чем переходить к подобным действиям. Многие согласились с ним, и отец одобрительно склонил голову. — Лань Сичэнь говорит мудрые вещи, вам стоило бы подумать об этом, — речь главы ордена Гусу Лань лилась мягко, словно журчание ручья по утру или шум ветра в высоких кроях деревьев. — Я полностью согласен с ним и собираюсь придерживаться данного плана. — Мы можем оказать приём в нашем ордене, но что если Вэнь Жохань не согласится? — Цзинь Гуаньшань, до этого молчавший, взмахнул веером перед своим лицом. — У него не будет выбора, мы поставим его перед фактом наступления. Он не дурак, выступать против трех великих орденов сразу. Слушая их речи, Цзян Чэн не был уверен в правильности того или иного решения. Вспесивость и непредсказуемость людей из клана Вэнь может сыграть против мирного решения проблемы, но и не признать слова Лань Сичэня будет неверно. Война не нужна никому. Однако разве может он, Цзян Ваньинь, просто наплевать на честь отца и не отомстить? При мысли об этом на кулаках снова побелели костяшки. Внутри него то загоралось, то угасало пламя. В конечном счёте было принято решение идти по пути дипломатии. Цзян Чэн устало закрыл глаза, и брови были сведены к носу. Споры, обсуждения насущных проблем в действительности утомляли его, но он не мог изменить своего положения и старался делать все правильно, насколько он мог. Покидая главный зал, Цзян Чэн услышал среди толп заклинателей знакомый голос позади и остановился. Обернулся, вскинув одну бровь. — Глава Цзян, — прозвучало ещё раз совсем без эмоций, ровно и холодно, от чего захотелось сразу же закатить глаза и тяжело вздохнуть. — Я бы хотел поговорить с Вами, если у Вас есть свободное время. Ванцзи был вежлив, но личная неприязнь Цзян Чэна не позволяла ему вести себя в ответ точно так же. — Поговорить — о чем? Конечно, он догадывался. Прикрыв глаза и вдохнув, Лань Ванцзи встал ещё ровнее и сказал: — Всё, что я хочу, это знать, в порядке ли он. — Он? Быть может, если сыграть непонимание, можно будет уйти? Но Второй нефрит ответил слишком быстро: — Господин Вэй, — помолчав и подумав, он добавил, — Ваш супруг. На душе будто скребли кошки. — Конечно, он в порядке. Будто с ним что-то могло случиться, — фыркнул Цзян Чэн и отвёл взгляд в сторону. Показалось, что человек, стоявший рядом, действительно спокойно выдохнул. Ванцзи прикрыл глаза. — Хорошо. Спасибо за ответ, — он вежливо поклонился. Действительно больше ничего не спросит? Не захочет попросить встречу, передать слова? Ваньинь едва нахмурился, вдруг подумав: ждёт ли Вэй Ин этого? Возможно, Вэй Усянь до сих пор был бы рад поговорить с ним, увидеться. Появится ли на его лице сияющая улыбка, когда воздух подхватит чужие слова, которой почти не знает Цзян Чэн? Его голову захватили эти мысли, и от них становилось кисло, будто только что глава клана выпил пиалу уксуса. Но Лань Ванцзи так ничего больше и не сказал. Его лицо было умиротворенным, возможно, счастливым, когда им был сделан первый шаг. Лань Чжань, смотря перед собой, пошёл прочь, и Цзян Чэн с непонятными даже ему эмоциями посмотрел тому вслед.***
После той ночи Вэй Ину стало легче дышать. Будто тяжёлый груз отлег от его сердца — он принял то, что принадлежит своему мужу, и все былые метанья перестали теребить душу так жестоко, как прежде. Солнце каждый день встречало его своими ласковыми лучами, обнимая, нежно оглаживая лицо, прося проснуться. И Вэй Ин просыпался, лениво тянулся, набрасывал на плечи ханьфу и шёл в столовую, где служанки готовили кушанья. А с тренировочной площадки как и всегда доносился звон мечей и голос мадам Юй. Каждый день похож на другой, и одинаково скучный и пустой. Вэй Усянь не раз ловил себя на мысли, что хотел бы упасть в объятья Цзян Чэна, повиснуть на нем и поцеловать его губы, поддаться порыву и оказаться прижатым к стене, но Ваньинь все ещё был на собрании кланов. Он, потонув в своём безделье, совсем забыл о картине, над которой работал последние недели. Он нашёл холс, обмотанный тряпкой, повернул голову и приметил краски на том же месте, где оставил их в последний раз. Губы едва тронула улыбка, и омега, долго не думая, ввзялся за рисование. Вот кисть движется вверх, изображая камыш, вот парит вверху, добавляя оттенки небу. На долю секунды Усянь остановился и потупил взгляд, тихо хмыкнув. В центре точно должно быть две фигуры. Но рука не поднималась вырисовыаать их, и Вэй Ин отводил внимание на пейзаж, пока не услышал шаги. Он с интересом повернулся, и встретил взглядом адепта, тут же отдавшего ему поклон: — Господин Вэй, письмо! Вэй Ин успел забыть, что теперь все должны обращаться к нему с вежливым «Господин», потому рассмеялся. — Письмо? — Письмо, Вам, вот, велено передать, — юноша протянул свёрток бумаги. — Кем велено? — постепенно его лицо приобретало более сдержанное выражение. — Мадам Юй? — Нет, это из ордена Ланьлин Цзинь, сказали, чтобы я передал Вам его лично в руки. Не уверен, что Госпожа Юй будет благосклонна, но такова воля девы Цзян. Девы Цзян? Глаза Вэй Ина округлились. Он взял свёрток, посмотрел на адепта, а затем обратно на свёрток. Цзян Яньли написала ему письмо, в котором хотела поговорить лично с ним? Это не могло не сделать сердцу приятно, и Усянь расплылся в тёплой улыбке, и, возможно, даже румянец тронул его щеки. — Благодарю, — кивнул он. — Возьми что-нибудь с кухни. Юноша опешил. — Просто иди, — махнул рукой. Едва шаги стали тише, свёрток уже был полностью раскрыт в руках молодой омеги, а глаза бегали от иероглифа к иероглифу, пока в голове звучал нежный голос шицзе. Вэй Усянь был рад узнать, что с Яньли все в порядке, узнать, что ту никто не обижает, и даже Цзинь Цзысюань не портит впечатление от поездки, что она живёт в изобилии и, главное, что она счастлива. Девушка спрашивала в своём послании о состоянии Вэй Ина, спрашивала так же об их с Цзян Чэном отношениях. Усянь тоскливо улыбнулся, про себя подумав: «Всё лучше, чем могло бы быть». «Буду ждать от тебя ответной весточки, твоя шицзе», — было концом её письма. Вэй Ин ещё несколько секунд смотрел на лист бумаги, а потом подскочил и повзнамерился немедленно написать ответ. Он раздобыл чернила и кисть и, сев в своих покоях, начал выводить иероглифы. Никогда не был силен в калиграфии, но был уверен, что сестра поймёт его. «Рад слышать от тебя милое слово», — начал Усянь, улыбаясь. Он рассказывал кратко о том, что происходило в пристани лотоса, не меняя своей шутливой монеры изложения. Вэй Ин представлял как тихо будет смеяться дева, коротко прикрывая рот рукавом своих одеяний, и от этого зрелища все вокруг посветлело. Он писал и писал, а потом заптунлся. Он не мог, но очень хотел спросить о… Разве сможет она что-то написать ему? Но другой возможности может не случиться. Только лишь узнать, как он, и извиниться. Рука едва дрожала, когда кисть писала заключительные иероглифы. «Сможель ли ты написать мне в следующем письме, как живёт Второй Господин Лань? Я чувствую, что должен объясниться перед ним за нашу последнюю встречу, но буду рад хотя бы узнать что-нибудь о нём». В конце была поставлена точка. И Усянь прикусил губу, с сомнением глядя на последние выведенные слова, но, глубоко вдохнув, дописал прощание и свернул бумагу. Встал с пола и, подгоняемый ветром, нашёл адепта, что недавно передал ему послание. Он махнул ему рукой. — Передай это гонцу из Ланьлина, если он ещё не отправился в обратный путь. Юноша посмотрел на протянутый ему свёрток, а затем оглянулся и быстро спрятал его в одежде. — Хорошо, Господин Вэй. — Спасибо, — он тепло улыбнулся. Все знают, что если об этом станет известно Юй Цзыюань, им не поздоровится, но они были уверены, что это не заслуживает наказания. И слуга быстрым шагом направился прочь. Вэй Ин в приподнятом настроении вернулся к своей картине, но вдруг заурчало в животе, и он снова отложил рисование. Шли дни. Одним вечером никто в пристани лотоса не мог присесть, завершая подготовления к прибытию главы Цзян. Вэй Ин тоже не сидел. Он с утра готовил себя к встречи с мужем: горячий источник с ароматическими маслами, украшение одежд. Усянь не думал о том, что действительно будет делать что-то подобное, но, в конце концов, сейчас у него не было желания идти наперекор традициям. Как скоро он станет родителем? Эта мысль и тешила и пугала одновременно. Проводя гребнем по длинным смоляным волосам Вэй Усянь представлял, как будет держать на руках их с Цзян Чэном ребёнка. Он же у них будет? Возможно, уже — в этот момент он положил руку на живот и усмехнулся: странное чувство, непонятное. Собрав высокий хвост, пальцы взлохматили пушистую чёлку, и омега посмотрел в своё отражение — действительно красивый. Почти как в ночь парада невест, только менее нарядный. Интересно, дошло ли письмо до Цзян Яньли… Вдруг Вэй Ин услышал шум снаружи: делегация прибыла. Он тут же подорвался с места и, натянув улыбку, покинул цзинши. Взглядом Цзян Чэн обвел всех встречающих, но остановил его на Вэй Ине. Они смотрели друг на друга с теплом и улыбками, будто по настоящему счастливы быть вместе, хотя, возможно, теперь они были. Губы жадно впивались в чужие, руки обнимали за плечи, лицо, от идеальных причёсок не осталось ничего. Они оба отдались порыву и не могли оторваться друг от друга. Цзян Чэн опустился и стал целовать шею, его зубы сомкнулись и оставили на коже красный след. Вэй Ин шумно выдохнул, тело наполнилось жаром. — Цзян Чэн… — Я скучал, — сорвалось с губ главы ордена и Вэй Усянь затаил дыхание. «Скучал», сказанное им, значило много, потому как редко можно было услышать от него подобные слова. — Я вижу, — хмыкнул тот, подразумевая руки альфы, что беспардонно задирали подол его одежд. — И я тоже, — шепнул он, прижавшись к нему ближе, пальцами цепляясь за волосы на затылке. Одно движение и собранный высоко пучок развалился, и чёрные волосы с отливом сливы легли на плечи. Цзян Ваньинь повалил Вэй Усяня на постель, нависнув сверху. Тот понятливо раздвинул ноги и обхватил ими талию альфы; ханьфу уже было сильно срущено, плечи оголены, как и раскрыта грудь. Два алых соска пестрели на молочной коже, и Цзян Чэн, едва завидев их, тут же припал губами, с наслаждением посасывая. Рука тем временем огладила бок и спустилась к ягодицам, раздвинув их, один палец массирующим движением коснулся колечка мышц. Погружая его внутрь, Цзян Чэн один за другим оставлял новые метки и по каждой проходил языком, будто извиняясь. Он поднимался все выше, наблюдал, как под его ласками краснеет и тает на глазах его омега, а затем накрыл чужие губы, вовлекая в поцелуй. Вэй Ин уже успел забыться. Ему было приятно, хорошо, он готов был отдаться и хотел, чтобы альфа скорее взял его. Сдерживать инстинкты становилось все сложнее, и Усянь стонал, насаживаясь на — теперь — два пальца: — Я больше не могу, невыносимо, не томи, ну же, — почти кричал, но все ещё сквозь зубы, Вэй Ин. — Не могу оторваться, — альфа вдыхал носом аромат масел и тела омеги, и голова шла кругом. Он целовал лицо. — Не отрывайся, просто… вставь уже, — Усянь пересилил себя и все-таки сказал это. Возможно, ему было стыдно, но если он скажет так, никто не поверит. Тем не менее, краснеть ярче его кожа уже не могла. Тогда Цзян Чэн начал избавляться от своих одежд. В сторону полетел пояс и накидка, сапоги, следом за ними и нижние одежды, Вэй Ин с ожиданием смотрел на подтянутое тело полуприкрытыми глазами. Красивый. Безусловно. Он должен быть рад, что его муж такой. И он рад. Раздвигает ноги ещё шире и ложится на спину. Пальцы на ступнях поджались, когда альфа сделал движение вперёд. Сразу же после этого он наклонился к омеге и принял поцелуй по чужой инициативе: лицо обхватили за обе щеки и притянули к себе. Сердце Цзян Чэна забилось чаще. Ему становилось спокойнее, когда он видел, что не принуждает Вэй Ина, а тот сам хочет быть с ним. Как сейчас. И он счастлив. Очень счастлив. Размеренные движения очень скоро сменяются размашистыми и грубыми, теми, что срывают несдерживаемые крики с губ Усяня. Он извивается, стонет и подмазивает бедрами. В один момент Цзян Чэн переворачивает его на живот и входит снова, приподняв. Вэй Ин уткнулся лицом в изгиб локтей, коленки дрожали, но ему было хорошо. Внутри всё неистово горело и ему нравилось так; каждый полностью отдавал себя партнёру. Без остатка. И это было понятно обоим. Ваньинь целовал шею, целовал лопатки, так нежно, что хотелось пищать. Но в конце они были без сил, и лишь смогли лечь так, чтобы обоим было удобно, друг на друге. Вэй Ин устроился на плече Цзян Чэна и закинул на него ногу. — Холодно, — пробурчал тот куда-то в ключицу. Цзян Чэн тут же потянулся аккуратно, чтобы не скидывать Усяня, за покрывалом и накрыл их. — Спасибо. Я буду спать. — Хорошо, — Ваньинь обнимал его, в этот момент легко поцеловал в макушку. — Не думал, что ты можешь быть таким… ласковым? Нежным? Скажи мне кто-нибудь об этом ранее, я бы назвал его дураком. Или смельчаком, — хмыкнул. — Можно пересчитать людей, к которым я бываю ласков. — Шицзе. — И ты. — Вот опять, — Вэй Ин потерся носом. — Опять ты заставляешь меня краснеть от смущения. Кто бы мог подумать. Это вызвало на лице альфы улыбку. Он решил, что сейчас, когда они, вроде бы, окончательно сошлись, можно сказать. Нужно сказать: — Мне нравится твой запах. Всегда нравился. Мне не нужны истинные, потому что я уверен, что твой не затмит ничей другой. Вэй Усянь широко раскрыл глаза и приподнялся: — Что ты говоришь? — Ты слышал. — Ты… — Вэй Ин хотел сказать, что тот просто не знает, как пахнут истинные, но удержался, поняв, что это не то, что следует говорить сейчас. — Я… правда рад слышать это, — он лёг обратно, теперь ещё больше заняв место на груди Цзян Чэна. — Я буду с тобой, и буду принадлежать только тебе. С того самого дня, как пришёл к тебе к цзинши. До конца своей жизни, — в этот момент Усянь снова заерзал. Он говорил тихо и медленно; в комнате стояла глухая тишина, и только стрекод цикад за окном являлся сопровождением для их откровения. Вэй Ин открыл рот и сомкнул зубы на плече альфы. Это была метка от омеги, глубокая, и значила она закрепление их союза. Теперь не только омега принадлежал альфе, но и альфа омеге. Цзян Чэн не нашёлся, что говорить. Он молча смотрел на супруга, едва ощутимо водя рукой по его спине. — Теперь… — начал Вэй Ин. Ваньинь выдохнул и втянул его в поцелуй. Теперь… они стали парой, чьи узы сильнее, чем узы истинных.