Кошмары могут быть реальны

Песчаный замок. Замок на маленьком островке, со всех сторон окруженный морем. Волны бьют по краям замка, громко шумя и смывая песок. Утягивая в свои глубины. Равномерный шум от волн создавал глухую завесу звука. Казалось, будь он где-то еще, все равно бы слышал это. Пусть даже где-то на периферии, на самой границе слуха. Фоном бы звучало море. Ему казалось, что он парил. Лежал на поверхности, легко покачиваясь на волнах и только соленая вода затекала в уши, не вызывая никаких ощущений. Почему он ее не чувствует? Как она должна ощущаться? Он не помнит. Тело не чувствует ни холода воды, ни ударов волн по нему. Как он должен это чувствовать? Он не знал. Ведь у него есть тело, он человек и… должен чувствовать. Но не чувствует. Ни волн, ни воды в ушах, ни своего тела. Но… он ведь человек, правда? С телом, чувствами и ощущениями. Нет. Он песчаный замок. Вода омывает его со всех сторон, пока он качается на волнах, на самой поверхности. Соленое море смывает песок с краев и затягивает глубины, унося с собой частичку еще сущности, разрушая. Он рассыпается на кусочки и… не знает как собрать себя воедино вновь. И не знает, нужно ли собирать себя вновь. Ведь, если он не человек, то может остаться тут навсегда. Качаться на волнах с глухим шумом моря в ушах, пока частички него уносит вода. До тех пор, пока не останется ничего. Лишь вода. Он будет становиться все меньше и меньше, с каждый приливом, с каждым ударом. Песок будет темнеть, пропитываясь водой. Замок пойдет трещинами и не сможет больше держать свои стены. Упадут башенки. Окна превратятся в кривые провалы и сам замок потеряет свою форму. Он будет становиться все меньше и меньше. До тех пор, пока не останется ничего. Пустота. Он хочет раствориться в море. Он начнет погружаться в воду, она зачет в нос и пузырьки воздуха полетят вверх, лопаясь о поверхность воды. Высвобождая его жизнь. И вместо шума волн в ушах, сам станет водой. Но все равно будет его слышать. Слышать… Мелодия. Море затихает, становится совсем спокойным и все вокруг замирает. Шум волн уходит куда-то на второй план, вытесняемый не знакомой мелодией. Она звучит так же глухо, как и вода. Будто из под толстого одеяла. - Как долго я уже посреди этого шторма… Что... это? Откуда исходит эта мелодия? Слова… они кажутся одновременно такими знакомыми. И такими далекими. Чей это голос? Кто, откуда… я не понимаю… . Какой шторм, что это? Тут только он и его море. - Если бы я только мог тебя увидеть… Кого? Кого надо увидеть? Что… что это значит. Он не может. Не может ничего увидеть! Он ведь… просто замок из песка. - Все стало бы хорошо… Но с ним и так все хорошо. Он тут, в воде, в безопасности. Ведь море его не обидит. Но мелодия с каждый разом становится все громче и громче. - Я буду идти по воде… Голос… кажется таким знакомым. Он не может понять, где слышал его. Вокруг одна вода, тут никогда никого кроме него не было. - А ты поймаешь меня, если я упаду... Он не может поймать! Даже если бы захотел, не сможет. Ведь он… не человек. И никогда не… не был человеком? И не станет, даже если очень захочет? - Все будет хорошо… Вновь ударила волна, но замок остался цел. Что происходит? Это… это значит, что он не станет морем? Если замок не разрушится, не пропадет в глубинах воды, что тогда станет с ним? Он… сможет стать человеком? Даже... если не знает как? - Все хорошо… Да... Хорошо.

***

Первыми возвращаться стали звуки. Равномерный писк, повторяющийся с определенными интервалами. Редкое пение птиц, где-то за окном. Где он? - Я буду идти по воде… Что… . Этот голос, кажется таким знакомым. Неизвестный продолжал напевать где-то слева от него, то словами, то просто мыча мелодию. В глаза слепит солнце и он попытался поднять руку, закрыться ею от раздражающего света, но не смог. Рука, да и все тело, кажется таким онемевшим. Не получается даже пальцы согнуть. - Эта тьма превратилась бы в свет… Очень… хочется увидеть того, кто поет. Кто он? Кто я? Нужно попробовать поднять руку и закрыть глаза от солнца. Он пытается начать с малого, согнуть пальцы, но ничего не выходит. Сознание мутное и кажется, что все пространство кренится куда-то вбок. Но солнце все еще слепит! И хочется узнать, кто поет. Он хочет спать, но пока нельзя, еще рано. С каждой минутой, что он не спит, тело кажется чуточку менее ватным, не таким деревянным. Он пытается поднять руку, хотя бы чуть-чуть, но вместо этого дергается палец. Это не то, но лучше чем вообще ничего. Пение прекращается. - О, Питер, снова пугаешь меня, да? - с грустью говорит голос. - Каждый раз надеюсь, что это не просто рефлекс. Питер… это, его имя? Питер… Паркер? Звучит правильно, но он не уверен. Вероятно, теперь понятно кто он, но где? Начинают возвращаться запахи и он, Питер, чувствует запах лекарств. И немного осени, сухих листьев. Вероятно, окно открыто, но он не чувствует ветра на коже. Осень… он же. Он же должен быть сейчас на учебе, в университете, да? Там его друзья. Там… Харли? Харли... Воспоминания накатывают волной и писк, звучащий откуда правее него, резко становится выше на секунду. Не существует. Кошмары. Родители… Слева слышится как отодвигается стул и глухой хлопок, как если бы книгу положили на стол, а потом шорох. Где-то прямо над ним. Питер напрягается и слегка приоткрывает глаза. Веки дрожат, а солнце ослепляющее бьет по чувствительным органам. - Ох… Над ним, аккуратно склонившись над кроватью, стоит смутно знакомый парень, что ошеломленно смотрит на него, а потом улыбается. - О, вау… - говорит он так, будто увидел чудо. - Я, я должен позвать доктора Ста… Дальше Питер уже не слышит, вновь отключаясь. Когда он просыпается в следующий раз, солнце уже не слепит так сильно и глаза открыть намного легче. Он хотел бы сесть, но не может и просто слегка поворачивает голову, пытаясь рассмотреть комнату. - Бог мой… - произносит взволнованный женский голос, рвано вдыхая носом. Питер скашивает глаза ниже и видит женщину, сидящую на стуле возле его кровати. Позади нее, у стены на кресле сидит мужчина, закрыв лицо руками. - Ричард… Ричард! - восклицает женщина, резко вскакивая со стула и беря его руку в свои ладони, мягко сжимая. - Он проснулся! Паркер медленно моргает, чуть морщась и вновь смотри на женщину, что стоит у его кровати и держит за руку. В ее глазах стоят слезы. Питер шире распахивает глаза. Мама…? Это же… этого же не может быть. Она же, он же видел как она умерла. Противный писк становится громче и скачет. Мужчина подходит к его маме и обнимает за плечи, смотря на него. Папа… . Но он же видел как они умерли! Питер быстро, глубоко дышит, но воздуха все равно не хватает. Он задыхается. В палату вбегает пара сотрудников, обеспокоенные состоянием пациента, но останавливаются в дверях. Питер хочет позвать маму, но в горле дурацкая трубка и она на дает ему говорить. Горло больно сжимается вокруг нее и на парня накатывает паника. Это ведь не может быть правдой! Он сжимает рукой ладони Марии, что держат ее и смотрит то на нее, то на отца. Глаза наполняются слезами и картинка становится мутной. Показания на мониторе начинают зашкаливать и персонал оживает, подходя к кровати и аккуратно отводя его родителей в сторону. Парень, которого он видел, когда первый раз проснулся, вводит что-то ему в капельницу и Питер отключается. Проснувшись в третий раз и увидев родителей, он реагирует спокойнее, но сердцебиение все равно неровное.Трубку из его горла уже убрали, сказав, что это больше не требуется. Медбрат проверяет его показания, берет кровь на анализ и выходит из палаты, позволяя им поговорить наедине. Мария заметно нервничает и сжимает платок трясущимися руками. Ее глаза опухли от слез и выглядит она намного старше, чем он помнит. У отца появились седые волосы и паутинки морщин на лице. Они рассказывают ему, как он оказался в больнице и по идее, это все так же авария, что он помнит. Вот только они попали в нее когда ему было тринадцать лет, а нет пять. Ему восемнадцать лет, пять из которых, он пролежал в коме. И он помнит свою жизнь только до пяти лет. Свою настоящую жизнь. А еще они живы. Так что, Питер не особо против того, что все то, что, как он думал, прожил, оказалось лишь сном, а взамен он не помнит восемь лет жизни. Никаких воспоминаний из школы, о друзьях, родителях, кроме совсем ранних. Да и те слишком размытые. А еще нет Харли. И он даже не знает, что думать по этому поводу. Было грустно от того, что все хорошее, что было между ними, оказалось ненастоящим. Как сам парень в его сне. Как его жизнь. Говорить все еще сложно, саднит горло и язык плохо слушается, так что Питер в основном слушает, лишь иногда задавая вопросы. Когда он спрашивает про тетю Мэй и дядю Бена, его мама улыбается и говорит, что они в порядке и скоро приедут его навестить. У Питера дергается уголок губ, когда он слышит, что и они тоже живы, но родители так взволнованы всем происходящим, что не замечают. Через какое-то время приходит его лечащий врач, Энтони Старк, и вкратце рассказывает основное. Кроме амнезии никаких повреждений мозга не было выявлено, его мышцы еще какое-то время будут слабыми и их надо разрабатывать. Родители позаботились о хорошей больнице, главный врачом которой и был Старк, так что его мышцы вполне работоспособны, благодаря ежедневным процедурам. Но все равно, потребуются, вероятно, месяцы нескольких комплексов физиотерапии чтобы полностью восстановиться. Через несколько дней, когда его постепенно перевели с внутривенного питания, методом пробы выяснилось, что Питер не только из-за слабых мышц не может держать ложку, но еще и не совсем помнит как, хотя казалось бы, что ничего сложного. Кормить его он не позволял и раз за разом, периодически переворачивая тарелки с кашей, парень пытался есть сам. Вскоре рука уже не дрожала так сильно и ложка крепче держалась в кулаке. Доктор Старк тогда сказал, что у него железная воля. И не только из-за ложки. Потому что очнулся. Когда наконец приходят Мэй и Бен, тетя не может перестать его обнимать, тихо плача ему в плечо. Дядя кажется более спокойным, но Питер видел как тот украдкой вытирал глаза. Он улыбается им всем, понимая, что они пять лет надеялись и ждали когда он очнется. И он рад, что они живы, но все равно, все кажется каким-то никаким. Может, просто потому, что он не помнит. Он не рассказывает им о сне. Питер наконец смог уговорить родителей не проводить дни с ним в больнице, обещая, что больше не собирается засыпать так надолго. Взбудораженные происходящими, они буквально поселились у него в палате, лишь изредка уезжая домой - помыться и поспать дольше обычного. Он сидел у себя на кровати и смотрел в окно, задумавшись. Сейчас действительно была осень и он еще даже школу не закончил. Папа сказал, что он легко сможет пройти оставшуюся программу на домашнем обучении и получить школьный аттестат. А после и поступить в университет. Все это немного пугало. Он сильно отстал по всем фронтам и пока не может даже выйти из палаты на своих двоих. Все происходящее казалось каким-то нереальным, будто он заперт в куполе под водой, а люди вокруг продолжают жить. И он может лишь смотреть. В дверь постучали и Питер медленно повернул голову. - Можно войти? - спросил медбрат заглядывая в палату. Он раньше не особо обращал внимание на персонал больницы и потому, все, кроме семьи, казались для него каким-то блеклыми. Сплошным серым потоком приходящих и уходящих людей. Паркер кивнул, все еще погруженный в мысли, и парень зашел в палату, аккуратно прикрывая за собой дверь. Он прошел к его кровати, держа перед собой планшет с листом обхода и принялся сверять данные на мониторе. Питер вновь посмотрел на него, разглядывая. Он все еще казался смутно знакомым. Светлые кудряшки и… Питер моргнул, нахмурившись и протер глаза, все еще дрожащими иногда, руками. Ему не показалось. Он похож на… - Кстати, - сказал вдруг медбрат, перекладывая планшет в одну руку. - Мы с тобой так и не познакомились нормально. - он протянул Паркеру свободную руку и мягко улыбнулся. - Меня зовут Харли Кинер, я медбрат приставленный к тебе последние полгода. Уже несколько часов Питер сидел в телефоне, что оставили ему родители для связи с ними, и изучал в интернете любую информацию о коме. Он пытался хоть как-то выяснить, мог ли он спроецировать реального Харли в свой сон. Реальный парень отличался - у него лицо было чуть шире, нос выше, глаза ярче… Но это определенно был он и Паркер не мог понять, как так получилось. При мысли о том, что Харли существует, к горлу подступала тошнота и немного хотелось заснуть обратно. Но… этого ведь хорошо, разве нет? Он существует, он тут и не исчезнет. Но Питер боялся. Боялся, что он будет не таким, каким был во сне. А ведь они могут и не подружиться даже, пусть парень и сказал, что будет рад пообщаться с ним получая ответы, а не просто болтая в одного. Он боялся не понравиться ему. И это было совершенно глупо и Питер понимал это. Понимал, но ничего не мог сделать с собой. Он еще помнил, каково было обнимать Харли. И когда тот обнимал его в ответ. Пусть даже и во сне. Тяжело было принять это. Но Питер пытается. Когда у Харли был выходной, Паркер познакомился с Хизер. С настоящей. Она была новенькой медсестрой тут и в основном только на подхвате. За ней не было закреплено определенных пациентов и она заходила ко всем, когда направляли. И оказалась она совсем не такой, как во сне. У нее были светло русые волосы, а не зеленые. И никакого пирсинга. Но по манере разговора оказалась весьма похожа. Как и Харли. - Ты такой переполох вызвал в отделении своим пробуждением. - сказал она когда брала кровь у него на анализ. - Просто бомба. - Эм, спасибо? - неловко ответил Паркер, не зная, что еще можно сказать на такое. - Харли потом весь день радостный бегал, чуть ли не подпрыгивая. - безэмоционально кинула девушка убирая колбу от его руки и легонько щелкая по ней пальцем. А вот теперь он точно понятия не имел, что ответить. - А не знаешь... почему? - спросил он наконец, после долгой паузы. Хизер осталась в палате, видя какое у него задумчивое лицо, плюс, он сам того не замечая открыл рот. Так что она решила подождать, что же он скажет. Она пожала плечами, но потом все же заговорила: - Говорил, что ты кажешься ему интересным человеком. - девушка присела на стул у его кровати, закинув ногу на ногу. - Он же в основном в твоей палате и сидел, все разговаривал с тобой. А Старк и позволял, будто у нас и так работы мало… - чуть раздраженно сказала она, дернув бровью. Это заставило Питера вновь задуматься. Паркер, хоть убейте, не понимал настоящего Харли. Тот был слишком уж дружелюбен с ним. Ведь Питер просто его работа и тот не обязан так носиться с ним. Харли приносил ему фильмы, которые тот пропустил или просто обязан был посмотреть, как говорил ему сам парень. Притаскивал из столовой лишний шоколадный пуддинг. Постоянно разговаривал с ним, рассказывая что-то из своей жизни или простые интересные моменты из окружающего мира. И может, этот парень просто был таким сам по себе, характер такой, но Питер этого не знал и потому постоянно думал. В ноябре, когда погода на улице выдалась удивительным образом вполне даже теплой для конца осени, Питеру разрешили погулять на территории больницы. Ну, как погулять. Хоть он и усердно занимался на физиотерапии, сам мог только встать с кровати и пройти пару шагов, немного не доходя до двери. И то с трудом и потом сильно уставал. Так что, гулял он в компании Харли и на инвалидном кресле. Медбрат медленно брел по тропинке вдоль деревьев и нескольких лавочек, аккуратно катя перед собой кресло с Паркером на нем. Питер хмурился первые несколько минут, раздосадованный тем, что все еще не может ходить. Но вскоре, чувствуя на коже прохладный ветер и лучи солнца, расслабился и спокойно рассматривал территорию, которую до этого мог видеть только из окна, и то, частично. Харли, на удивление, молчал. Яркие листья уже почти полностью опали с деревьев и шелестели под ногами парня. Паркеру хотелось самому пройтись, от души пиная кучи листьев и смотреть как они, кружась, падают обратно на землю. Он осторожно наклонился вперед, на ходу подхватывая первый попавшийся под руку лист. Харли успел только взволнованно охнуть, но поняв, что с Питером все хорошо, успокоился и повез его дальше. Но все же незаметно поглядывал ему через плечо на листик в его руках, легко улыбаясь. Питер поднял лист к глазам, рассматривая. Немного мятый кленовый лист, оранжевый у стебля переходит градиентом в насыщенно красный, заканчиваясь каким-то темно-фиолетовым по самым краям. - Ты можешь положить его в книгу, когда вернемся. - весело сказал Харли, немного наклоняясь вперед. Паркер чуть повернул голову в его сторону, продолжая рассматривать листик, оглаживая его края пальцами второй руки. - Знаешь, как в младшей школе задавали сделать гербарий из листьев, что найдешь в парке. Ты можешь засушить его и оставить у себя. - Почему я должен это сделать? - спросил Питер, обернувшись и посмотрев на парня, чуть приподняв брови оттого, что смотрел снизу вверх. - Ты не должен, - усмехнулся медбрат, пожав плечами и опустил глаза на парня. - только если сам захочешь. Ты можешь оставить его на память. Питер отвернулся, вновь разглядывая лист. На память. Он пожевал нижнюю губу и спустя время все же ответил. - На память о том, что проспал пять лет и не могу сам ходить? И не помню свою жизнь… - пессимистично сказал Паркер, мрачно усмехнувшись и не оборачиваясь. - Ну, - хмыкнул Харли, поворачивая по тропинке налево, вглубь их маленького больничного сквера. - тогда оставь, потому что красивый. Оставить… Возможно, он хотел бы остаться во сне, где хотя бы что-то было понятно. Но родители и Мэй с Беном, они… . Он будто оказался меж двух огней, не зная, что хуже и совершенно не понимал, что делать. В том мире, ненастоящем, мире сна, не было родителей и тети с дядей. Были кошмары, постоянный стресс и Харли. Пусть даже и оказавшийся лишь плодом его воображения. Как, по сути, и весь тот мир. Но в этом все, кто дорог ему, были живы. Не было памяти, возможности жить нормально, пусть и временно, и понимания что делать. Был Харли - живой, настоящий. Дотронься и поймешь, что реальный. Но тот тоже был для него реальным… Этот Харли непонятный, одновременно такой близкий и такой чужой. А тот - лишь воображение. Но, если все таки есть вероятность, что они один и тот же человек? Учитывая слова Хизер о том, что настоящий Харли постоянно сидел у него в палате, разговаривал с ним. Мог ли Питер просто спроецировать его портрет в свой сон? Таким, какой он был на самом деле. Он этого не знал. - Почему ты такой? - тихо спросил Питер, даже не зная, сам у себя или у парня. Он все так же аккуратно мял лист в руках, бесцельно блуждая по нему взглядом. - Ты о чем? - спросил Харли, все так же продолжая легко улыбаться и толкать перед собой кресло. - Я… - сказал Паркер и замолчал, не зная, как продолжить. Ведь он надеялся, что медбрат не услышит. Шанс пятьдесят на пятьдесят. Что он сейчас мог сказать? Почему ты такой добрый? Разговорчивый, милый, внимательный. Какие еще есть прилагательные для определения его сущности? Почему кажешься таким настоящим… Питер горько улыбнулся уголком губ и чуть прищурил один глаз, поднимая взгляд на дорожку впереди. - Просто такой… - начал тихо Паркер, смотря будто в никуда. - какой есть. - Я все же… - недоуменно начал Харли, поведя плечом. - не очень понимаю, что ты имеешь в виду. Питер бесцветно хохотнул, чуть приподнимая голову вверх и свесил одну руку вниз, к правому колесу. Вторая так и осталась лежать на коленях. - Тогда забей. - просто сказал Паркер, надеясь закончить разговор. Он скосил глаза на правую руку и подумав буквально пару секунд, разжал пальцы, выпуская зажатый в них до этого кленовый лист. Он медленно вдохнул носом и они резко остановились. Питер непонимающе моргнул, услышав позади себя шаги и успел уже было подумать, что парень решил оставить его и уйти. Он хотел обернуться и посмотреть, так ли это. Но до того как успел этого сделать, почувствовал легкий толчок в спину и его снова повезли вперед. Паркер нахмурился и повернулся через левое плечо, чуть задрав голову, и ему буквально в лицо сунули тот самый листик. Харли спокойно на него смотрел и крутил лист, зажав его двумя пальцами за стебелек. - Почему выкинул? - негромко спросил медбрат, чуть махая листиком у парня перед носом. - Я не… - начал Питер и замялся. Он отвел глаза в сторону, тихо продолжая. - Я не думаю, что он нужен мне. - Тогда, - сказал Харли и аккуратно засунул лист в нагрудный карман своей формы, улыбаясь. - заберу его себе. Парень перевел взгляд обратно на Кинера, буквально на несколько секунд, и вновь сел в кресле ровно. Паркер хотел бы оставить того Харли себе, как этот только что оставил себе листик. Но сам понимал, что это невозможно. Как бы он этого ни хотел. Он хочет понять, какой из двух настоящий и почему этот Харли так...добр? Но Питера сейчас интересовало еще кое-что. Парень забрал лист себе, потому что он красивый или как воспоминание о их прогулке? Он невольно улыбнулся своим мыслям. Ведь что-то из этого правда. И Питеру совсем чуть-чуть хотелось, чтобы это было как воспоминание. Когда к нему приходят Нед и Мишель, Паркер даже рот открывает, ведь он совершенно этого не ожидал. И да, они тоже выглядят немного не так, как в том мире. Нед радостно его обнимает, в то время как девушка держится отстраненно. Родители рассказывали, что никто из его бывших одноклассников не приходил его навещать после первых месяцев, будто его и не существовало в их школе. Так что сейчас, он понятия не имеет откуда они взялись. Парень говорит много и обо всем на свете, упуская главное и не замечая ошеломленного лица Паркера. Спустя минут пятнадцать бессмысленной болтовни, Мишель это надоедает и она, цокнув языком, пихает Неда в бок, призывая приступить к главному. Оказалось, что они втроем раньше лежали в одной больнице и Лидс, как очень активный мальчишка, везде бегал ища себе развлечения. И таким образом случайно обнаружил Питера. А потом и Мишель в его же палате, которая рисовала парня спящим, что звучит как-то жутко. Все дошло до того, что они каждый день приходили к Паркеру, разговаривая обо всем - хотя в основном болтал Нед, да - и персонал им это позволял. А потом они продолжили уже после выписки - опять же, в основном Нед - и рассказывали ему о школе. И следом о том, что оба поступили в МТИ и как там что. Мысленно Питер ставит галочку. - Давай же, Питер, - подбадривал его Харли во время тренировки для ног. Он стоял рядом с физиотерапевтом, страхуя. - еще один заход и можно отдохнуть. Паркер устало вздохнул и поднялся с табурета. Он встал, хватаясь руками за специальные поручни по бокам от себя, для снижения нагрузки на ноги и поддержки, и медленно и аккуратно пошел вперед. У него уже получалось намного лучше и дольше, и отнимало это меньше сил. За последний месяц с небольшим, они с Харли начали больше общаться. Точнее, Питер более менее отошел от всего произошедшего и постепенно открывался. Не то чтобы прямо вау, но уже что-то. Он узнал, что Кинеру двадцать два и этого его первое место работы, если не считать стажировки и интернатуру еще во время учебы. Что он сейчас живет один, а в родном городе осталась мама и младшая сестра. Хотя, он это и раньше как оказалось рассказывал. Просто Паркер не особо слушал, но, что с него взять. Узнал, что ему всегда нравилась механика, но желание помогать людям пересилило любовь к созданию. Хотя он все еще с радостью что-нибудь разбирает и изучает на досуге. Узнал, что тот любит зеленый чай и фильмы о фантастике. Питеру стало с ним комфортно, почти как с тем Харли из сна. - Все… - тяжело выдохнул Паркер, плюхаясь обратно на табурет. - устал. Больше не могу. - Больше и не надо. - улыбаясь сказал Харли, подавая ему бутылку с водой. - Ты молодец. Питер устало улыбнулся, поднимая на него глаза и принимая бутылку. - Давай, отдохни. - сказал медбрат, легко похлопывая его по плечу. - Я сейчас решу кое-что с бумагами с твоим физиотерапевтом и поедем в твою комнату. Парень кивнул, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба и жадно отпивая из бутылки. - Ванну примешь… - хитро прищурившись протянул Харли, ухмыляясь. - Боже, заткнись. - наигранно раздраженно сказал Питер, кидая в него своей бутылкой. - Я и сам знаю, что воняю. Кинер засмеялся, легко ловя бутылку и развернулся, направляясь в другой конец кабинета к физиотерапевту, что помечал что-то у себя в бумагах. Харли спокойно шел по коридору, толкая перед собой инвалидное кресло с Питером, рассказывая о будущих изменениях тренировок. Он остановился у двери в палату, чтобы ее открыть и завез его внутрь. Паркер, до этого смотревший на парня через плечо, сел прямо, услышав в своей комнате голоса родителей, как только они вошли. - Привет Питер, - мягко улыбаясь сказала Мария, увидев их. Она сидела на стуле у его кровати разговаривая с Ричардом, стоявшим рядом. - Здравствуй Харли. - Привееет. - улыбаясь протянул Паркер и сам пересел на кровать, когда медбрат подвез его к ней. - Вы сегодня рановато. - Я, пожалуй, оставлю вас. - сказал Харли, собираясь развернуться и выйти из палаты. - Что ты, дорогой, ты можешь остаться. - сказала Мария, таким тоном, каким разговаривает со своим сыном. Этот парень и его отношение к Питеру, ей очень нравились. - Я бы остался, - извиняюще улыбнулся Кинер, - но мне еще кое-что нужно сделать. Работа, - он пожал плечами, легко усмехаясь. - сами понимаете. - Ох, конечно, извини. - закивала женщина, приложив ладонь к лицу. Харли кивнул, улыбнувшись и вышел из палаты, аккуратно прикрывая за собой дверь. - Как прошел твой день? - спросил Ричард, садясь на кровати рядом с сыном. - Выглядишь уставшим... - А, даа… - протянул Питер, посмеиваясь и смотря на родителей поочередно. - Я сегодня смог пройти чуть больше. - Боже, Питер! - прикрыв рот ладонью воскликнула Мария. - Это же замечательно! - Скоро уже сможешь выписаться. - ободряюще сказал Ричард, погладив его по спине. Питер неловко улыбнулся, чуть вжимая голову в плечи. Да, выписаться… После, мама начала рассказывать обо всем, что происходит. Что такая-то ее давняя знакомая, которую она встретила, передавала ему привет и желала скорейшего выздоровления. Что она купила его любимое печенье, но в спешке забыла дома. Что скоро рождество и они проведут весь день с ним. Что Мэй и Бен тоже приедут. Парень, при упоминании тети и дяди, резко дернул головой, вспоминая то, что давно хотел спросить. - Слушай, мам, - начал он, немного нервничая. - А пока я… спал, не происходило ничего... эм… - О чем ты, дорогой? - недоуменно спросила Мария, непонимающе глядя на него. - Случайно, не было никакого ограбления или чего-то такого…? - Пит… - удивленно протянул Ричард, глядя на него подняв брови. - Откуда ты...? - Что? - он конечно подозревал, но уверен не был. И теперь этого казалось одновременно странным и не странным. - Два года назад, - начала мама, взволнованно на него поглядывая. - к Мэй и Бену в квартиру вломились. Питер хотел было открыть рот, широко распахнув глаза, но отец сказал: - К счастью, их не было дома и все обошлось небольшим грабежом… - негромко проговорил он положив ладонь на руку жены и чуть сжав ее. - Бен рассказал нам, когда мы были тут с тобой и кажется, ты точно все слышал. Невероятно... Так значит… он это не выдумал. Как и все остальное. Неда и Мишель, Хизер, университет… Харли. Он просто слышал все это и его мозг воспринимал это как почву для сна. И значит… Харли настоящий? Просто немного по-другому спроецирован его мозгом… Пазл складывался. На рождество с самого утра пришли родители, как и обещали. А ближе к обеду и тетя Мэй с дядей Беном. С красными щеками, замерзшие. На улице еще с ночи валил снег и не собирался прекращаться - самое настоящее снежное Рождество. По всей больнице были развешаны украшения, персонал подготовил для пациентов небольшие подарки. Явно идея Старка. Они были рады провести праздник вместе с ним, снова все вместе. А Питер… почти не помнил эти праздники. Родные приходили и в новый год, но им не разрешили остаться допоздна и это понятно, больница ведь. Харли заболел накануне и Паркер остался в палате один. Смотрел из окна на салюты, что начались как только часы пробили двенадцать ночи, и чувствовал себя до странного одиноким. Он ведь и раньше постоянно оставался в своей палате один. Но почему-то сейчас это ощущалось особенно сильно. В комнате было темно и тихо, так что контраст после салюта показался ему слишком резким. Еще минуту назад вокруг были слышны хлопки фейерверков и палату освещали разноцветные вспышки света с улицы. А теперь, даже несмотря на свет фонарей с улицы, комната казалась слишком темной и стояла просто оглушительная тишина. Даже пациенты и персонал, что отсчитывали в общем зале секунды до двенадцати ночи, резко ушли на второй план и будто блокировались мозгом. Оставляя лишь тишину, настолько оглушающую, что в ушах начало звенеть. Питер не мог заснуть всю ночь. Уже под конец января он начал более менее самостоятельно ходить. Больше не было боли в мышцах и одышки после пройденных трех метров. Это очень радовало. И родителей тоже. До этого, он не особо рассказывал им о своих успехах в этом, по крайней мере не в деталях. И вот в один день договорился с персоналом, и под присмотром Харли сам вышел на улицу к главному входу в больницу, чтобы встретить родителей, когда они приедут его навестить. Мама, как только увидела его, сразу же расплакалась и Питер испугался, как бы это не переросло в истерику. Он даже смог пройти сам вместе с ними обратно в свою комнату. Пусть и сильно устал после этого. Питер сидел в сквере на больничной территории и совсем чуть-чуть мерз. Ему разрешили погулять одному, хоть и недолго. Так что, плевать на легкое пощипывание кожи от холода, когда он мог сам куда-то пойти. Пусть и в этот маленький сквер. Сегодня был день всех влюбленных и по больнице периодически сновали парочки. Кого пришел навестить супруг или просто пара, кто встретился оказавшись в этой больнице и поняли, что хотят быть друг с другом. На любом посте персонала можно было взять одну из открыток на выбор и подарить тому, кто был тебе дорог. Украшения, громкие разговоры и смех. Было хорошо хоть ненадолго уйти от всей этой суеты. Пусть и в сквер, когда на улице еще только-только начинало теплеть. Питер сидел на лавочке, засунув руки в карманы, спасая их от холода, и уткнувшись носом в шарф. Белые облачка пара взмывали вверх, когда он выдыхал, а шарф уже начал потихоньку намокать у рта, от теплого дыхания. - Не замерз еще? - раздалось за спиной и Паркер вздрогнул, оборачиваясь назад. За скамейкой, хитро улыбаясь, стоял Харли, оперевшись руками на нее по обе стороны от головы Питера. Одетый совершенно не по погоде, в легкой больничной форме и не застегнутой куртке. Питер смотрел на него нахмурившись и ему становилось еще холоднее, от одного только вида парня. - Снова заболеешь. - недовольно буркнул Паркер, поворачиваясь обратно и садясь ровно. - Не заболею, не боись. - довольно бросил Харли, обходя лавочку и садясь рядом с Питером. - А если и заболею, - весело начал он, повернувшись к парню и заглядывая ему в лицо. - мы уже в больнице. - Очень смешно. - продолжил бурчать Питер, уже наполовину лица забурившись в шарф. - Уже пора идти обратно? - Еще нет. - спокойно ответил Кинер, посмеиваясь с парня. - Я тоже хотел уйти оттуда. - честно сказал он, ехидно глядя на Паркера. - Посидим тут вдвоем, два таких одиноких. Питер скосил на него глаза, разглядывая. Из кармана куртки торчала подозрительно знакомая картонка. - Что это? - спросил он, мотнув головой, указывая. - Ах, да, - встрепенулся Харли, вспоминая, и потянулся рукой в карман, вытаскивая открытку. - Это тебе, так сказать, с днем всех влюбленных. Паркер вытащил руки из карманов и нахмурившись принял протянутую ему открытку, недоуменно глядя то на нее, то на медбрата. - Зачем? - недоверчиво спросил он, рассматривая ее. Стандартная из тех, что можно взять на посту. Витиеватая надпись с названием праздника и пара сердец вокруг. - В честь праздника. - улыбаясь бросил Харли. Питер приподнял бровь, мол, ты серьезно? Кинер лишь пожал плечами и больше ничего не сказал. Паркер еще пару секунд рассматривал ее, а после перевернул, замечая надпись на заднике. “ Не грусти :) “ и подпись в виде имени. Харли. Он крутил ее в руках рассматривая и чуть улыбаясь уголком губ. - А если честно, - вдруг сказал Кинер, разворачиваясь к нему, - это на память. - Питер хотел было открыть рот, но парень продолжил. - Не о больнице… обо мне. Питер не знал, что ответить на это. На память о нем. Как будто он сможет когда-либо забыть про этого парня, хоть тот и не знает этого. Иногда Паркеру хотелось ничего не помнить о нем, чтобы он был простым работником из больницы где парень лежал. Без всех этих болезненных воспоминаний. Без всего того, что было в том мире. Но только иногда. Он понимал, что не хочет забывать этого. Что, пусть и было много плохого, было и хорошее. И он хочет помнить это хорошее. Помнить Харли. Обоих. Питер часто думал до этого о том, чтобы рассказать хоть кому-то о своем сне. Но рассказывать родителям, значит заставить их волноваться за него. А он этого не хотел. Рассказать Харли? Он однажды почти решился, но побоялся, что тот может отдалиться после. Услышав про все то ненормальное, что ему приснилось. Услышав про их взаимоотношения. Но сейчас, когда он почти здоров и вероятно скоро покинет больницу, возможно он все же решится. Паркер прикусил изнутри щеку, обдумывая и вертя открытку в замерзших руках. - Харли… - тихо начал он, осторожно поглядывая на парня. - Ммм… - вопросительно промычал парень в ответ, поворачивая голову к нему и внимательно смотря. Питер глубоко вдохнул. Он рассказывал. Тихо, неуверенно и дрожащим голосом. И постепенно, чем дальше, тем больнее давил ком в горле. О аварии родителей, смерти дяди и тети, приюте. Рассказывал о кошмарах, из-за которых порой не мог спать. О том, как реально все это было для него. Паркер временами заикался и останавливался, чтобы перевести дыхание и немного успокоиться. Было сложно и страшно говорить об этом, но… это же Харли. И плевать какой из двух, для него они уже сошлись в одного человека. Когда рассказ дошел до встречи с ним, Харли чуть вздрогнул и с грустью посмотрел на Питера, но тот отмахнулся и продолжил. Как они познакомились, не сходились. Как он старался не спать и уходил по ночам на улицу, боясь, что тот узнает о кошмарах. О срывах, слезах и всех том страхе, что ощущал даже когда просыпался. О их отношениях. О том, как Харли оказался ненастоящим… Медбрат продолжал молча слушать, уже с болью смотря на парня. Когда Питер сказал последнее, что помнил из сна - слова “Мне жаль” - он судорожно выдохнул и закрыл лицо руками, наклоняясь вперед. Открытка одиноко лежала у него на коленях. Харли так ничего и не сказал тогда о “Его мире”. И Питер понимал это. Ему бы самому было не по себе, услышь он такое. Ему все еще было не по себе, когда он вспоминал, ведь для него это не просто чей-то рассказ. Это была его жизнь. И временами ему все еще кажется, что все нереально. Что сейчас он проснется от очередного кошмарах в своей комнате в общежитие. Один в комнате. Кинер несколько дней почти не контактировал с Питером, только по работе. Почти все время молчал. И Паркер это понимал. Но после, все пошло так, будто ничего и не было. Не было этого разговора, прогулки в сквере, дня. Открытка лежала в тумбочке у кровати. Они общались как раньше, подкалывали друг друга, смотрели фильмы. Питер ходил на процедуры, физиотерапию и постепенно, все больше и больше, восстанавливался. Ходил почти без усталости, руки больше не дрожали и анализы были в норме. Доктор Старк сказал в один день, что скоро его можно будет выписывать и родители были ужасно рады этому. Рассказывали как переделали его комнату, оставив лишь несколько вещей, чтобы ему было там комфортно. Что все ждут его возвращения. И Питер был рад, правда. Только непонятно, почему ему было грустно. В день выписки, в начале весны, Питер стоял посреди своей палаты, осматриваясь, не забыл ли он чего. Харли до странного много разговаривал, даже по его меркам. А после сухо попрощался, составляя Паркера одного. Вскоре приехали родители, чтобы забрать его. Мама возбужденно рассказывала о том, сколько всего она наготовила, подготовила и, что Мэй и Бен уже ждут их дома. Питер неуверенно улыбался на все ее слова и не знал, как быть дальше. Что будет дальше. Ему было страшно и это понятно. Ведь, по сути, он не помнил свою жизнь и понятия не имел, что будет делать дальше. Оканчивать школу, поступать в университет и жить дальше как обычный человек...? Мама с папой ушли загружать его вещи в машину, пока Питер пошел прощаться с персоналом и небольшим количеством знакомых. Харли он не нашел. Он нарочито медленно спускался вниз, шел через холл и выйдя на улицу застыл, оборачиваясь и глядя на здание больницы. Паркер медленно вздохну и развернулся, делая шаг. - Питер! - сзади распахнулась дверь и кто-то окликнул его. Парень застыл на месте, неуверенно оборачиваясь назад и видя запыхавшегося Харли, что похоже бежал. - Я… извини… - устало проговорил он, тяжело дыша и наклонился вперед, упираясь руками в колени. - мне нужно кое-что сказать тебе. - Что… Харли? - недоуменно спросил Питер, смотря на него широко распахнутыми глазами. Медбрат распрямился, быстро выдыхая и чуть замялся. - Я… - начал он, неловко прикусывая губу. - Я много думал о том, что ты рассказал тогда… в сквере. - Паркер открыл рот, но Кинер попросил его молчать, подняв руку вверх, раскрыв ладонь. - Мне было немного не по себе. Но не из-за того, что мы с тобой… - он закрыл глаза и с силой протер их руками, выдыхая. - Из-за тебя. Из-за того сколько всего ты пережил… и плевать, что не по настоящему. Для тебя это было настоящим. Питер не знал, как реагировать на это. Он был удивлен, ведь думал, что Харли действительно плохо себя чувствовал из-за отношений или… боже мой. Парень тем временем продолжал: - И я, ты мне нравишься, Питер. - чуть тише сказал Харли, прикрывая глаза и засунув руки в карманы. - И я не хочу остаться просто открыткой на полке… - он достал одну руку из кармана, протягивая Паркеру какой-то сложенный несколько раз лист. - Возьми и… позвони мне, если захочешь. Питер дрожаще выдохнул и сделал шаг к парню, осторожно беря в руки лист. - Дорогой! Ты скоро? - парень обернулся на оклик, замечая чуть вдалеке родителей, что ждут его. Он молча им кивнул и повернулся обратно к Харли. - Да, тебе надо идти. Но... еще кое-что… - сказал парень, нервно переводя взгляд с родителей Паркера на него самого и чуть улыбнувшись. - обещаю, что я настоящий. - мягко сказал он, немного грустно смотря на собеседника. - И обещаю не исчезать. Парень сглотнул, продолжая мять лист в руках. Он очень хотел, чтобы это было правдой. Но, если он вновь проснется в другом месте, он был уверен, что рядом снова окажется Харли. Питер улыбнулся, поднимая взгляд на парня. - Хорошо.