Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь — уж рвёшься прочь! Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны. М. Цветаева
— Ты неправильно держал меч. Сандор, кряхтя, поворачивается на бок, придерживая на глазах холодный компресс, от которого несёт укропом. По словам мейстера Тарли, это — прекрасное средство от гематом. Правда, воняет ужасно. — Когда это? — Когда снёс голову Горе. Ты задрал руки над головой и открыл корпус. Если бы этот ходячий труп был расторопнее, то он бы вспорол тебе брюхо от подбородка до члена. Сандор не знает — проклинать ли всех богов за то, что у него сейчас предписание мейстера не убирать компресс с лица, или благодарить, иначе бы мелкой Старк не жить. Видно, крепко её камнями по башке побило, раз у неё хватает наглости заявлять такое. — Вообще-то, у меня была подстраховка. — И какая же? В голосе девчонки вызов. А у Сандора перемороженный укроп на морде. И кто кого? — Ты меня прикрывала. Лекарственная подушечка, мать её, заглушает фразу, превращает слова в несвязанные звуки и прячет явную усмешку. Но, надо думать, Арья всё прекрасно расслышала. Потому что Сандор улавливает, как она оторвалась от дверей и подошла к его кровати. Чёртовы винтерфельские полы: всюду валяются шкуры и ковры, напрочь заглушающие любые звуки. Кровать рядом с ним прогибается, а его лежащая рука начинает чувствовать тепло чужого тела рядом. Значит, села. «Убьёт или нет? — мрачно думает Сандор. — Ещё и меча нет». Неосмотрительно с его стороны лежать безоружным в кровати. Только вот, это же грёбанный Север — тут люди не нападают исподтишка. Он чувствует себя неуютно из-за того, что после войны — точнее побоища в Королевской Гавани — они вернулись в Винтерфелл. И если для Арьи это дом, то ему здесь не место: этот замок — зимняя резиденция правителя Шести Королевств и дом королевы Севера. А с него хватит королей. Все его прошлые правители подохли, а новых ему не надобно. Всё, что он хочет — это отправиться за Стену с Джоном. Там нет огня — лишь лёд и холод. Да и Джон уже согласился, только мейстер Тарли сказал, что ему необходимо «привести себя в порядок». Вот он и приходит в себя целых два дня и две ночи в гордом одиночестве винтерфелльской комнаты, которое только что нарушила Арья Старк. И хрен пойми, чего ей надо. Может, она его спасла, чтобы самой убить? Одним богам известно, что у неё на уме. И, сдаётся ему, бог этот — многоликий браавосский. Тот, который, сама Смерть. Мда. Незавидная участь. — Мне сказали, что ты уплыла. — Собиралась. — Так что же замешкалась? Ждёшь, пока Джендри перетащит на корабль всю кузницу? Ах да, забыл. Он же у нас теперь не простой кузнец. И как долго твой жених будет собирать свои королевские манатки? Арья не отвечает, и Сандор вздыхает. Думается, если ты на Севере, то не стоит так разговаривать с сестрой королевы Севера. Только вот, его совсем не страшит бывшая Пташка. Но он меняет тему, понимая, что на эти вопросы Арья не ответит. — Так что у вас произошло с Серсеей? Она молчит, и Сандор, вновь вздохнув, сбрасывает с лица вонючую тряпицу. И, наверное, впервые за всё время видит, как Арья смущается. Причём, вопрос-то совсем обычный. Это раззадоривает Сандора, и он снова повторяет: — Рассказывай. Её светлая кожа розовеет, но совсем не так, как у знатных леди: она покрывается красными пятнами, делающими её похожей на божью коровку. А потом всё проходит. Арья замечает, что он смотрит на неё. И тогда происходит смена лиц: маленькая девчонка, дочь Эддарда Старка, исчезает, и на её месте возникает суровая Арья Старк. Её голос звучит сухо, когда она говорит, что столкнулась с ней на лестнице. Ещё суше она говорит, что даже не стала смотреть той в глаза. И совсем сухо: подбрось углей — вспыхнет, говорит, что у неё не было времени на Серсею. — Почему? — Потому что ты истекал кровью. Сандор привстаёт, не обращая внимания на ноющие ребра. Арья сидит ровно, застыв подобно статуе, и Пёс нервно сглатывает. Он не знает, как трактовать её слова. За месяцы путешествий они смогли преодолеть барьер неприязни — да и только. Ещё девчонка больше не повторяла его имя перед сном — а от осознания этого жить становилось как-то легче. Да и безопаснее. Потом они не виделись ещё пару месяцев, если не год. А когда встретились, то успели переброситься лишь парой слов, ведь их ждала битва с ледяными ублюдками. Так что, у него как-то не было времени выяснить, какие планы у Арьи насчёт его жизни. И вот сейчас, когда они каким-то чудом спаслись из Красного замка, пережив все мыслимые, а больше — немыслимые битвы, Сандор не знает, что ей сказать. Хотя прошлый опыт их проживания подсказывает, что на слова маленькой волчице плевать. Доказывай, что хотел сказать либо делом, либо мечом. Правильный подход. Сандор одобряет. Поэтому он ничего не говорит. Вместо этого он протягивает руку к её плечу, медленно, с осторожностью, о которой раньше и не подозревал. Боязно — жуть. Волчица как-никак. Пусть и мелкая. Щёлкнет зубами — мало не покажется. Был у нас уже один однорукий калека. Хватило. Но Арья не огрызается. Не знай её, Сандор бы решил, что девчонка не чувствует его приближающейся руки. Чувствует, иначе и быть не может. Его широкая тяжелая ладонь ложится на её острое и маленькое плечо и сжимает. Возможно, это мужская поддержка, но что ему ещё делать? Целовать её, что ли? «Поосторожнее, Сандор, — предупреждает он самого себя. — Следи за мыслями. Она — леди Винтерфелла. Леди хреного Северного королевства». Арья будто слышит, как он её назвал, потому что поворачивается к нему и смотрит на неубранную ладонь. Понимая её взгляд, Сандор отводит руку назад, но Арья внезапно перехватывает его ладонь и сжимает в своих пальцах. — С тобой точно всё нормально? — она пытается изобразить безразличие, но — овечья твоя башка — вопросом выдаёт себя с головой. И Сандор кивает, не понимая, почему ему так… тепло. Арья повторяет его движение и тоже кивает: — Ну и хорошо. — Да. Хорошо. — Да. — Ага. Повисает молчание. Оно тянется… и тянется… и тянется… А потом словно лопается какая-то струна: они дёргаются навстречу. Сталкиваются лбами, прижимаются друг к другу и — наконец-то прикасаются губами. Сандор целует её губы: обветренные, обкусанные, и ощущает себя грёбанным извращенцем, потому что чувствует, какие они детские. Но он не может остановиться. Её щеки нежные и, наверняка, собственная борода жутко колется, но Арья будто и не замечает этого, целуя его сама. Она путается в густых усах, сталкивается с его языком, но продолжает целовать, от чего у него внутри всё остро замирает. Сандор крепко прижимает её к себе: она настолько мелкая, что от неё даже поломанные рёбра не ноют. Да он может даже поднять её одной рукой — что взять с такой букашки, которая ему чуть выше пояса. Только сейчас, когда они валяются на кровати, и юная волчица лежит на нём, этой скверной разницы не видно. Сандор прижимает её к себе, и Арья прогибается в пояснице, извиваясь на нём. Она такая мелкая, что едва достаёт до его промежности, да и то — только коленями. Сандор недовольно рычит, беспокоясь, как бы эта девчонка, трепыхающаяся как выброшенная на берег рыба, не заехала ему ногами по причинному месту, напрочь разрушив горькое возбуждение. Она шумно дышит, но молчит, и Сандор рад, что Арья не зовёт его по имени. Всё и так слишком странно. Он продолжает целовать её, да и она не останавливается. Будто им обоим нужны эти взаимные остро-рваные ласки, которые дарят друг другу их губы. Для него и это в новинку: бордельские шлюхи обычно занимали рот другой частью его тела. И он был не против. Но сейчас, ощущая на губах её губы, он не может поверить в то, что можно спокойно закрыть глаза. Закрыть и не нащупывать под койкой меч. Закрыть, чтобы полностью чувствовать все её влажные прикосновения. Сандор гладит Арью по спине, затем опускается ниже на круглые ягодицы. Сжимает враз, ведь они помещаются в его медвежьей ладони. Сколько ночей в совместном путешествии в Орлиное гнездо он провёл без сна, думая о том, как отодрать заносчивую сучку Старков. Представлял, как развернет её к себе и вдолбится так, что у неё навсегда пропадёт желание ему дерзить. Только сейчас этот злобный запал пропадает. Ему хочется распробовать её от начала до конца. Он переворачивается, опрокидывая Арью на спину, и снова целует тонкие, обмоченные смешавшейся слюной губы. Их поцелуи далеки до лордовских, да и больше похожи на дикую страсть. А почему бы и нет? Он — пёс, она — волчица. Он прикусывает её шею, цапнув зубами тонкую кожу, и даже на секунду пугается — так и прокусить недолго. Но ощутив, как Арья обвивает ногами его поясницу, усмехается про себя. Когда Джендри рассказывал в двух словах о том, какая Арья в постели, то упомянул «ярая» и «главная». То есть как «рассказывал». Еле слышно прохрипел эти два слова, да и то с трудом потому, что Пёс зажал ему горло, приподняв над землей лишь одной рукой. Сейчас Сандору хотел послать его в зад, потому что Арья совсем не такая. Не знай он её, то решил бы, что девчонка даже волнуется. Ясное дело — он больше Джендри в два раза, да и ствол росту соответствует. А она не может не чувствовать его естество, то и дело задевающее её по животу и ясно дающее понять, какие размеры скрываются в штанах. «Слишком много думаешь, Сандор», — приструнивает он себя и одной рукой дёргает рубаху, добираясь до сокровенной груди. Слышит, как шипит Арья то ли от яркого контраста разгорячённой кожи с прохладным воздухом каменной комнаты, то ли от того, что он хватает крохотные груди, сжимая большим пальцем сосок. С момента их путешествия Арья совсем не выросла и не превратилась в красивую девушку, как рассказывается в глупых лордовских сказках. Всё равно девчонка: острая, угловатая. Ей вообще сколько лет? Какие там женские формы — кожа да кости. Её что, дома не кормят? Тощий цыплёнок. Будто в ответ на его мысли, она сама кусает его в шею с другой стороны от ожога, и он понимает, что ошибся. Волчица — она и в постели волчица. Её звериные замашки для него кажутся ласками: чтобы прогрызть его толстую шкуру, нужно использовать сталь. Но не сегодня. Она вновь прижимается к нему, приподнимая поясницу, и трётся об его ствол. «Хвала богам, что первым у неё был Джендри», — между делом думает Сандор, свободной рукой стаскивая с неё штаны. Не надо заморачиваться по поводу винтерфелльской девственности и рыцарских нежностей. Но против воли, он всё же ласково скользит по её голому впалому животу — точно не кормят. Поглаживает жёсткие бедра — мышцы одни, не иначе. Проникает туда, где горячо и влажно, ощущая, как она раскрывается без тени страха или сомнения. Чувствует, как она прогибается, когда мозолистые, грубые пальцы пытаются принести ласку, и слышит, как она шумно вздыхает, давая понять, что это удалось. Он отстраняется, чтобы стянуть с себя портки. Чуть кряхтит, когда, отбрасывая их в сторону, делает слишком резкое движение рукой, и рёбра напоминают о себе ноющей болью. Затем садится на кровати и дёргает Арью под себя. Смотрит на её распростёртое тело, полностью обнажённое — лишь левая рука так и осталась в рубашке, запутавшись в рукаве. Смотрит на покрывшуюся мурашками кожу — светлую, но не чистую. Замечает уходящие на спину шрамы и следы выигранных битв. Проигранных не было, но всё впереди. Правда, Сандору хочется верить, что таковых не будет. Странные мысли в постели с юной девушкой, но Арья крушит в клочья все привычные нормы и устои. Вот и сейчас она сама разводит ноги в стороны, призывая его действовать. Её взгляд останавливается на его груди — там, где шрамов больше всего, и не поднимается выше. Это не нравится Сандору. Он хочет видеть её глаза. Он тянется к ней, желая взять за подбородок и вздёрнуть лицо вверх, но она опережает его. Сама поднимает голову и смотрит своими светло-серыми глазами. Они пылают изнутри. То ли в них танцует пламя зажжённых свечей, то ли внутренний огонь полыхает в ней с такой силой, что пробивается наружу. Сандор также пристально смотрит на неё и видит, как неуловимо дрогнули её ресницы, давая разрешение. Чёртова волчица! Думает, что он какой-то кузнец, которым можно командовать?! Сандор сдавленно рычит и рывком проникает в неё. Раз. Другой. Третий. Она запрокидывает голову и рвано дышит. Да и сам Сандор едва понимает, что происходит. Всё сливается в одно упоительное, размашистое движение. Скольжение влажных тел друг на друге и взаимное удовольствие, накрывающее с головой. Он никогда не был с такими юными. Несравнимое ощущение. Узко. Хорошо. Горячо. И этот жар не опаляет и не приносит вони сгоревшей кожи. Этот приносит наслаждение, что бежит сейчас по венам огнём и белёсым семенем выплёскивается наружу. Он кончает, ощущая себя разбитым и полностью вымотанным. Матерится сквозь зубы, потому что по-другому высказывать своё удовлетворение не умеет. Смотрит на Арью, лежащую рядом. На то, как она приходит в себя и выравнивает дыхание. Вновь смотрит на шрамы. Их слишком много. Не так как у него, но больше, чем положено для волчонка её лет. — Чего пялишься? — грубо спрашивает она, но и пальцем не шевелит, чтобы накрыться. Сандор усмехается: — А что прикажете делать, маленькая леди? Она сквозь зубы цедит: — Не называй меня так. — Увы, — Сандор зевает. — Вам придётся долго меня переучивать… Волчья леди. Она склоняет голову набок, не смотря на то, что лёжа этого делать неудобно, и усмехается: — Посмотрим. Сандор поворачивается к ней, видит этот озорной огонёк в глазах и прекрасно понимает, чего она хочет. Но на всякий случай всё же уточняет: — Повторим? Вместо ответа Арья притягивает его к себе и целует.***
…Так кто ж ты, наконец? — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Гёте. «Фауст»
Сандор больше не спрашивает, как она поступит, если он снова будет истекать кровью. Арья не очень-то разбирается во всех этих любовных вещах. Вот Санса — другое дело, хотя после всех замужеств, вряд ли сестра видит в браке что-то ещё, кроме расчёта. Все рассказы септы Мордейн Арья пропускала мимо ушей, ведь ещё в восемь лет твёрдо решила, что Леди она не будет. А замуж берут только Леди. И хотя Джендри и позвал её замуж, на её статус не-леди это никак не повлияло. А Сандор не зовёт её замуж и клясться перед богами не собирается. Он учится тому, что есть жизнь после мести. Да и у Арьи сейчас перед сном нет никаких имён, которые нужно назвать. Наверное, она всё-таки его… терпит. Не любит — куда уж там. Безликие танцовщицы Браавоса не должны испытывать сильных эмоций. Они мешают сражаться. А вот быть с кем-то, кто так же, как и ты предпочитает натачивать меч, чем болтать — это лучше. Кто проводит больше времени в седле, чем в кресле у камина в большом замке, прогревая свою задницу — так вообще замечательно. А если ещё он не будет требовать от неё нарожать ему наследников — «Нахрена они от меня, не лорда, не рыцаря — мужика без роду, без племени?» — она не против. Поэтому Арья думает, что с Сандором удобно. Он отправляется с ней на корабле потому, что «Вода лучше, чем огонь». Он не упрекает её за глупости, а она их не совершает. А если и свершает, то знает, что её спину всегда прикроют. Она вычеркнула из своей речи слово «любовь», а он его не произносит. Все говорят, что пёс и волк не дружат. Но она не просто волк, а он давно не Пёс, а Сандор. И пусть привыкает к этому имени. А она уж заставит его привыкнуть. Сандор больше не спрашивает, как она поступит, если он снова будет истекать кровью. Потому что знает, что такого она больше никогда не допустит.— А что же вы не берете его к себе, в свет? — Он не заслужил света, он заслужил покой (с.) М.Булгаков