Дрессроза — настоящее время Два с половиной года до падения Семьи Донкихот
— Но я не хочу, чтобы ты уходила. — Но Молодой господин поручил мне особое задание, и я не смею ему отказать. Ты должна быть рада за меня. — Но я не рада! Я хочу, чтобы ты осталась на Дрессрозе! Деллинджер, услышав громкие голоса, останавливается на пути в свою комнату. Из-под двери в комнату Моне и Шугар горит свет. — Молодой господин может послать кого угодно! — Но он выбрал меня и это большая честь. Пожалуйста, постарайся понять. Прощальный ужин для Моне был великолепен; дворец и Семья превзошли самих себя. Диаманте приготовил киш. Детка 5 выстрелила из рук серпантином. Даже Виола казалась — хотя это могло оказаться и игрой света в ее ясновидящих глазах — огорченной новостями. Деллинджер останавливается и прислушивается. — Шугар, ты уже женщина. С Дьявольским фруктом или без, мы все это знаем. Я всегда буду твоей старшей сестрой, но ты хранитель Дрессрозы. Ты нужна Молодому господину. И здесь у тебя есть целая Семья, которая тебя любит тоже. — Но они мне не НАСТОЯЩАЯ семья! Деллинджер испытывает шок и приступ тошноты. Его чувства, кажется, находят отражение по ту сторону двери. — Молодому господину было бы стыдно, если бы он услышал, что ты говоришь такие вещи после всего, что он для нас сделал, — сердито говорит Моне. Раздается звук шагов, скрипит дверь и Деллинджер убегает прежде, чем его поймали бы за подслушиванием, его сердце колотится. Почти за восемь лет он ни разу не слышал, чтобы Шугар так разговаривала.***
— Шугар? Деллинджер, отбрасывает все предосторожности, стучит и открывает дверь в комнату Шугар. Шугар сидит на кровати и читает. Глаза у нее очень красные и опухшие, а лицо ничего не выражает. — Уходи — рявкает она, даже не поднимая на него глаз. — Почему ты всегда такой бесючий? Иди сверни себе шею или что-то вроде того. Впервые Деллинджер на самом деле осознает, насколько восемь лет изменили его по сравнению с Шугар. Пока Шугар сидит, законсервированная в своей вечной молодости, он уже выше ее на три головы, а то и больше. Долгие годы они были одного роста. — Шугар, мне очень жаль, что Моне уезжает, — тихо бормочет он. — И мне жаль, что никого из нас ты не любишь так же. Он протягивает букет подсолнухов. — Я не знаю, каково это — иметь кровное родство с кем-то, — говорит он, глядя в пол. — Полагаю, что в этом большая разница между нами. Скорее всего, мне никогда тебя не понять. Хотя он никогда бы в этом не признался, он боялся Шугар гораздо сильнее, чем когда-либо боялся Требола или Молодого господина. Дерзко, понимая, что это может быть последнее мгновение, когда кто-либо о нем помнит, Деллинджер садится на кровать поближе к Шугар. Шугар переводит взгляд с него на цветы и, кажется, заинтригована. Когда она берет цветок ее руки дрожат. И ее губы дрожат, и внезапно она начинает рыдать, обнимая Деллинджера. Деллинджер замирает, уверенный, что его конечности вот-вот превратятся в олово или в дерево. Уверенный, что в этот момент он исчезает из сознания всех людей, которых любит, просто потому, что хотел проявить доброту к Шугар. Шугар все еще всхлипывает у него на груди, ее руки все еще обнимают его. Деллинджер моргает, понимая, что он в безопасности. Шугар никогда не прикасалась к нему, если только речь не шла о том, чтобы ударить его или схватить за рога, как она всегда делала, когда он был еще маленьким. Она вообще никого никогда не трогала, кроме Моне и Молодого господина. Он никогда не смел называть Шугар своей старшей сестрой, боясь ее разозлить или каким-то образом осквернить священную кровную связь между ней и Моне. Наконец, Шугар шмыгает носом и вытирает глаза. Малюсенькая и такая редкая улыбка покалывает уголки ее рта. — Я все еще тебя ненавижу, — наконец фыркает она, отрывая одинокий листок со стебля цветка. — Надеюсь, ты когда-нибудь переломаешь себе ноги на этих каблуках. Деллинджер улыбается и обнимает ее. — Кьяхаха! Не раньше, чем я брошу тебя в ров Колизея к Бойцовым рыбам!