Километры

      Расставания — это всегда болезненно. Болезненно, потому что понимаешь, что человек, которого ты любишь — далеко. Ты не можешь ни притронуться к нему, ни поговорить вживую, ни поцеловать. Ты ничего не можешь, кроме того, чтобы просто скучать и прокручивать в голове каждую проведенную рядом секунду. Ване казалось, что он видит каждый миг, проведенный с Варей, так отчетливо, что сердце неприятно болело. Черт возьми, реально болело, до исступленных ударов, выкручивающих руки. Он бы рад не рассасывать валидол, но тоска, сжирающая, как монстр, просто не унималась и давила на сердце. Говорят, что от разбитого сердца можно умереть. Евстигнеев почему-то был уверен, что рано или поздно с ним это и произойдет. Каким он чудом держался эту неделю после того, как Варя уехала, он вообще понятия не имел. Ходил, как в воду опущенный, ничего не понимал, ел раз за день, да и едой это не назвать, и просто лежал на диване, положив теплую ладонь на холодное место рядом с собой. Совсем недавно он касался чужой спины, ощущая кожей ткань футболки, в которой спала Черных. А сейчас только холодная простынь и не менее, чем сам хозяин, грустный Есенин. Ваня даже с ребятами с тех пор не виделся и не разговаривал, созванивался только с Варей, на другое общение был просто не способен. Он даже нашел ею потерянную гигиеническую помаду. Колпачок характерно щелкнул, когда он открыл ее и принюхался. Пахло приторной клубникой, заставляя Евстигнеева погружаться в воспоминания. Ее губы не слишком часто блестели из-за этой помады, но тем не менее, он помнил этот еле уловимый запах от нее, когда Варвара была слишком близко. Так пахли ее губы, расплывающиеся в легкой улыбке от смешной шутки. Так пахла теперь его любовь.       Ваня вообще не помнил, чтобы так влюблялся. Постепенно, но с резким осознанием, когда все эмоции волной накрывают тебя и душат, убивая своей сладостью и горечью одновременно. Конечно, было бы куда легче, если бы Черных была рядом. В сотни раз было бы легче, чем-то, как есть сейчас. Хорошо, что еще было лето, и каникулы позволяли впадать в апатию и ничего не делать. Будь сейчас учеба в самом разгаре, Ваня бы вряд ли смог делать что-то стоящее с фотоаппаратом. Хотя, наверное, его могли бы спасти многочисленные фотографии Вари, которые он успел сделать за все то время, что они провели вместе. Он пролистывал её портреты на телефоне, где зеленоглазая улыбалась, рисуя, пока он ее украдкой запечатлел на снимке. И таких фотографий много. Но больше Ване нравились те, где он был вместе с Варей. Снятые не совсем ловкой рукой Таисии, но не менее очаровательные снимки с объятиями и поцелуем приносили чувство тепла в душу. Грустно, радостно и снова грустно, а еще стойкое ощущение, будто Евстигнеев с Варварой герои подросткового романа о горестной любви. Что было еще хуже, Ваня знал, что они чаще всего наполнены драмой и далеко не хэппи-эндом. Наверное, по этой самой причине он не любил фильмы по романам. Посмотрел как-то однажды «Виноваты звезды» и выключил, с мыслью о том, что больше не будет никогда его смотреть. Не для него, не тот жанр, но это не самая главная причина, по которой Рудбой не хотел смотреть что-то из этой оперы. Он даже зарекался, что и глаз не повернет больше в сторону таких фильмов, однако, как это бывает, стоит тебе о чем-то зарекнуться, как по закону подлости всё идет в точности да наоборот.       За эту неделю разлуки Ваня с Варей не только разговаривал и виделся по видео-звонку, но вместе с ней таким же образом смотрел и фильм. Черных, в отличие от него, нравились драмы. Может быть, в силу принадлежности к полу, хотя разделять фильмы по гендеру — полная херня. Ваня скорее был из тех, какой образ вырисовывался от прослушивания песни Anacondaz под названием «Воспоминания о тебе», и не смотрел он такие фильмы не потому, что он «мальчик», а Варя могла любить подобные истории совсем не из-за того, что она «девочка». Но как бы то оно ни было, оба смотрели «P.S. Я люблю тебя». Эмоциональный фильм, ни дать, ни взять, за душу все равно, пусть и не сильно, но цеплял. Варвару и вовсе довел до слез с первых же минут. Шатенка утиралась слезами и шумно шмыгала носом где-то на фоне. Это вызывало у Вани улыбку. Он закрывал глаза, представляя, как она плачет от просмотра фильма. Такая наивная, ранимая и сопереживающая, с красным носом и глазами. Если бы он только мог, то точно бы обнял ее, чтобы успокоить. Обнял, накрыв пледом, и даже не смотрел бы эту чертову сопливую историю, достаточно соплей под боком (что ни в коем случае не звучит как оскорбление).       И героем такой истории он себя и чувствовал, но хотел, чтобы их сюжет не заканчивался, а продолжался. Пусть все это будет монотонное и многотомное, чем на четырехстах страницах непопулярной книжки, в которой слова с точкой грустью упираются в твердый переплет. Будь у фотографа возможность, он бы сейчас загадал желание, чтобы их судьба снова свела. — Черт. — Евстигнеева осенило внезапно, точно болью от укола. Как можно надеяться на судьбу и ждать у моря погоды, вместо того, чтобы взять всё в свои руки и сделать так, чтобы все получилось? Пока лето — времени для работы хоть, как говорят в народе, попой жуй. Главное найти эту работу, заработать как следует денег, потом приехать на новогодние каникулы, чтобы увидеть любимого человека.       К тому же, все складывалось лучшим образом: лето, сейчас пора свадеб, а фотографы на таких мероприятиях очень даже востребованы. Оставалось только заявить о себе, а там уже работа ждать себя не заставит.

×××

      Марк пусть и не знал Варю хорошо, но немного чувствовал себя потерянно и одиноко от того, что ее рядом не было. Как-то пусто было, чего-то не хватало из-за её отсутствия. То ли смеха, заражающего подобно вирусу, то ли хитрого взгляда, намекающего на шалость. Говоря вкратце, было скучно. Ребята вместе гуляли, проводили время, как и раньше, но уже было как-то не так, совсем не то. Будто члена семьи внезапно не стало, но все вокруг о нем напоминает. Да и к общему настрою прибавлялось отчаяние от осознания того, что Катя теперь увлечена Ромой. Он не хотел называть это отношениями или скромно симпатией, между ними был интерес и пошлый флирт, заставляющий всякий раз, находясь в компании, чувствовать себя лишним. Если раньше и Ваня как-то поддерживал его в клубе страдающих, то сейчас и Евстигнеев не появлялся среди ребят. Маркул понимал друга, не хотел трогать его в попытках вытянуть погулять. Не в том состоянии Ванька был, чтобы гулять и кутить с ребятами. А Марк уже слишком привык к тому, что объект его любви рядом, но на самом деле далеко, в тысячах километрах, пусть и не буквально. А теперь еще и этот Худяков… Марк испытывал к нему неприязнь. Да что уж там говорить, не неприязнь, а скорее ненависть. Ему казалось, что он плохо влияет на Катю. Марк понимал, что до добра это не доведет, Катя обожжется, как мотылек в огне, а потом будет подавлена и убита. Рома не из тех, кто внушает доверие, по крайней мере, пока он еще столь юн. Возможно, когда-нибудь, спустя года, он будет человеком совсем другого калибра, но пока что он в одной обойме с мудаками.       Так думал Маркул, разделял ли его мысли еще кто-то или был хоть каплю согласен, его не волновало. Парнишку устраивала его позиция, которую он был готов изменить только при условии, если и сам Рома изменится. Но тот не спешил, а Марк себя не принуждал, довольствуясь положением дел среди своих мыслей. Вот Варька его в этом плане понимала, они из-за Худякова были в одной лодке, но если со стороны Марка была какая-то пассивная агрессия, Варвара просто не одобряла Рому. Без него их «семейка» была куда лучше: отец в лице Мирона и мать Тая, Марк как сын-подросток, Варя как старшая сестра, дающая братишке наставления, кузина Катя, да дядюшка Ваня, немного отрешенный, но готовый на безумства. Хотя в семье не без уродов, а Ромка подходил для этой роли.       Однако думать так негативно постоянно надоедало, настроение в такие моменты ухудшалось в разы за считанные минуты, и это, откровенно говоря, Марка не устраивало. Нужно было как-то начать новую жизнь, отпустить все обиды и найти новый смысл. Он давно понял, что Кате на него все равно, они друг для друга только друзья. За ней всегда бегали парни, хорошие и плохие, а он просто оставался в стороне. Так, может, пора уже понять, что это не его, что для него предначертана другая? Та, что не будет убегать. Та, что будет заботиться о нем. Та, что будет просто любить его и дарить улыбку, которая бы озаряла серые будни.       Скорее всего так люди и меняются, решая взять свою жизнь под жесткий контроль за секунду. Эмоции побороть трудно, но нужно, чтобы стать наконец-то счастливым. В груди будет еще очень долго больно, но так ему хотя бы поможет кто-то забыть о былой влюбленности. Ждать, пока она его заметит с его любовью, брошенным под ноги сердцем… Так нельзя.       Марка эти мысли донимали, выбив из реальности. Сахара в кружке с чаем была уже одна треть, настоящая смерть для диабетика, которую он бы так и не заметил и продолжал накладывать ложкой, если бы не зазвонил телефон. За окном уже догорал вечер, вот-вот алое солнце должно было оставить небо, чтобы оно, чистое и с редкими облаками, остыло, приняв темный оттенок ночи. Маркул подумал, кто бы это мог быть, предугадывая голос Мирона об очередном собрании всей компании. Но, к удивлению юноши, это далеко был не Фёдоров, и не кто-то из «семейки». Тем не менее, имя звонящего было родным и близким. — Дарио, брат, вот удивил! — принял звонок светловолосый, перейдя из кухни в свою комнату, чтобы не мешать разговорами маме, что возилась с младшим братом в гостиной. — Как там дела за бугром? — Хэй, бро. Всё отлично. — парнишка по ту сторону связи хрипло рассмеялся, говоря с жестким акцентом на ломаном русском. — Хотя… я не знаю, я не в Англии. — Вернулся в Португалию? Как это тебя занесло к истокам? — взгляд уперся в потолок. Сколько мыслей дырявило его в свое время взглядом темных глаз, если б кто-то только мог сосчитать их! — А я и не в Португалии, — в голосе чувствовалась кошачья улыбка, еле уловимая. — Встретишь меня в аэропорту? Я в вашем Святом Петербурге ничего не понимаю.       Если бы Маркул отказал, это был бы не он, к тому же, друг детства для него был как родной брат, бросить которого в чужой стране, не то, что в городе, сродни кощунству. Странно было только от мысли, что «Порчи» за каким-то хреном приехал в Россию. Да и в ступор вводил тот факт, что он не предупредил заранее. Сейчас бы Виейра не стоял у парковки в ожидании друга с кучей сумок, будь у него смелость позвонить за день. Марк пытался понять, что конкретно стало причиной такого поведения в целом, а не только в немом приезде, но толком ничего не мог понять. По телефону португалец отнекивался, говоря, что лучше бы им обо всем поговорить при встрече. Это немного даже волновало, как фраза мамы после родительского собрания «дома поговорим». Пугает, заставляет задумываться и искать логику. Но так или иначе, Марк оставил эти заботы для друга, пусть он сам оправдывается лицом к лицу. А он, пока что, просто радовался тому факту, что скоро увидит друга детства. Сколько коленок было сбито на лондонских улицах, сколько мячей в ворота было упущено, сколько раз они лезли туда, куда не следует… Эти воспоминания в Марке пробуждали тепло и улыбку на губах. Теперь казалось, что скорбные мысли о любви уходят на второй план. Да и с другой стороны, никакая любовь не заменит того чувства от дружбы, когда ты понимаешь, что твой друг с тобой до самого конца, до победного. Другу будет откровенно насрать, успешный ты, богатый ли, какую машину ты водишь. Ему совершенно пофиг, а если весь мир пойдет против, он поможет, подставив свое плечо.       Марк не слишком верил в судьбу, от случая к случаю, но сейчас был убежден полностью в том, что вселенная не просто так возвращает ему в жизнь друга детства. Наверное, это что-то должно значить. Наверное, это что-то, что очень повлияет на него в будущем. Или ему так казалось? Сходу и не скажешь, жизнь штука сложная, с крутыми вензелями, с огромными колоннами, за каждой из которых таится что-то новое, выпрыгивая навстречу также неожиданно, как приведение из шкафа в комнате страха. Маркул в этом особо не разбирался, поняв, что это ему погоды не сыграет. Даже если он и разгадает эту загадку, соберет по цветам кубик Рубика, чтобы каждый квадратик сложился как надо, он все равно не получит от этого удовольствия. Да и какой интерес в том, чтобы знать всё наперед?       Небо сталью застыло, когда юноша добрался до аэропорта и встретил друга. Дневной жар постепенно спадал, уступая права ночному воздуху, несущему на себе прохладу. Марк немного ежился, не прихватив на выходе из квартиры в спешке кофту, хотя мама вслед кричала и предупреждала. Когда-нибудь он научится слушать, хотя с его то упрямством и желанием делать все по-своему еще стоит потягаться. Дарио был рад встрече с этим упрямцем настолько, что побросал все свои сумки и с портфелем на плечах с разбегу прыгнул на светловолосого. Так встречают близких людей, когда эмоции взлетают вверх подобно ртути в колбе при жаркой погоде. Так встречают людей, которые тебе дороги, несмотря на годы разлуки. Ты просто знаешь, что тебе всегда рады, а ты рад им. И в этом, пожалуй, и кроется обыкновенное чудо, не замечая которого мы упускаем жизнь. Упускаем жизнь в самом лучшем ее виде. Эту обыденную серость делают лучше люди: семья, друзья, кумиры и прочие, с кем ты выбираешь себя связать. И хорошо, если в этой жизни ты не прогадал с выбором. — He-ey, ma-an! — прокричал на радостях Виейра, зажимая в удушающем Марка, пока тот хохотал, обнимая друга. — Ты стал выше! — Привет, бро, — юноша похлопал друга по плечу, отстранившись наконец-то для возможности сделать хотя бы маленький вдох. — Растишки переел. Да ты и сам не из малых. — What's… Что такое «растишка»? — непонимающе глянул на Марка Дарио, но затем снова заулыбался, не скрывая своей радости от встречи. — Damn, bro, я так рад тебя видеть! — Я тоже, Дар, я тоже. Так какими судьбами ты в Питере? — Маркул отошел от друга, подбирая лямки одной из сумки, набитой невесть чем. Тяжелая, будто там книги или кирпичи. Со стороны это выглядело так, будто Виейра из тех, кто пытается автостопом с кучей вещей перебраться в другой город. Эдакий странник-иностранец, ищущий себе пристанище. — О, точно, я же обещал объяснить. Оке-ей, — протянул брюнет, хватая другую сумку. Выглядел он довольным и ситуацией, и собой, будто был готов вот-вот похвастаться чем-то таким, что вынесет Марку мозг. А его это еще больше интересовало, любопытство, подкармливаемое ожиданием, творило свое черное дело. — Я не хотел говорить заранее, боялся это… как это у вас… — Сглазить? — предположил Марк, высматривая такси. Дарио тут же закивал, поджав губы в тонкую полоску. — Yap, точно. Странное слово, но так и есть. В общем, я перевелся в Петербург на звукорежиссуру. — Что?! Ты серьезно, брат? Будешь теперь жить и учиться здесь? — Марку действительно вынесло мозг. Теперь он понимал, почему Дарио не говорил заранее — боялся, что всё пойдет не так, как хотелось. Но это уже было неважно, констатация факта нынешнего проживания друга в Петербурге — лучшее, что было за последнюю неделю. — Да, Марик, именно. — Виейра чуть ли не светился от счастья, глядя на реакцию друга. И его можно было понять, не всегда есть возможность осуществить свои мечты, тем более если они связаны с переездами в другую страну, когда ты всего лишь студент, за душой которого — ничего в силу прожитых двадцати лет. — Где собираешься жить? — проговорил светловолосый, попутно поймав свободное такси. Марк примерно представлял, каково положение дел Виейры, поэтому был готов пригласить его домой. Не оставлять же родного человека на произвол чертовой судьбы? Они далеко не чужие люди, да и родители знали Дарио очень хорошо, поэтому поселить его рядом с собой в комнате из лучших побуждений (пусть и временно) не станет проблемой. — Надо искать съемную квартиру. А пока можно в отеле пожить, наверное. Мне предлагали общежитие университета, но жить я там смогу только с конца августа. Сам понимаешь. — Да-да, знаю эту хрень. — невесело прыснул Марк, а затем обратился к водителю с просьбой загрузить багаж. Мужчина молча кивнул, открыл багажник, куда тут же поместились сумки португальца вместе с объемным рюкзаком. — Но пока можешь у меня пожить, не думаю, что из семьи будет кто-то против. — Really? Dude, ты меня этим выручишь. Черт, я тебе буду обязан. — широко улыбнувшись, поблагодарил Дарио, садясь в машину вместе с Марком. Тот назвал адрес, а затем захлопнул дверь автомобиля и хмыкнул. — Сочтемся, дружище.       По дороге домой они разговаривали о многом: о том, что обоих преследовало до этих самых пор, после того, как друзья попрощались. Марк учился петь, мечтая стать в будущем отличным артистом, а Порчи, в свою очередь, занимался написанием музыки. У этого хулигана с детства было какое-то чувство такта в звуках, он мог простыми веточками, стучащими по картонному стакану из-под кофе, сделать невероятные вещи. И сомнений в том, что Дарио станет отличным битмейкером, не могло и быть.       Как поразительно, что присутствие нужного человека рядом может изменить все: ход мыслей, настроение и мотивацию к тому, чтобы что-то делать. Марку казалось, что он готов, как и в детстве, вместе с Виейрой творить полную фигню и кайфовать от этого, пусть эта самая фигня за собой может повлечь далеко не радужные последствия. Только раньше, когда они были еще мальчишками, они этим жили, играли, а сейчас для чего-то подобного слишком много мозгов и рациональности в сознании. — Я помню, как ты на заборе повис на стройке. Как будто это было вчера. Я надеюсь, что ты больше не ненавидишь капюшоны? — хрипло расхохотался португалец, следуя от лифта за другом. — О, черт… Зачем ты это вспомнил? — поморщился Марк, но не сдержался от улыбки. — Это лучшее воспоминание, о чем ты? Было же весело! — Мне до сих пор стыдно, я орал, как девчонка. — хмыкнул Маркул, остановившись на лестничной площадке. Дарио продолжал смеяться, иногда выдавая безобидные ругательства на английском. — А ты сейчас разве не девчонка? — рассмеялся Виейра, за что тут же получил удар в плечо, заставивший его немного пошатнуться. — Да ну теб… — юноша запнулся, глянув за спину Порчи. Маленькая фигура с дверью рядом звенела ключами. — Рада, привет. — О, Марк, здравствуй. Давно не виделись. — на тусклый свет лампочки парадной повернулась девушка. Дарио обернулся и прищурился, не ожидая совсем того, что рядом может быть кто-то еще. В полутора метрах от них стояла девушка невысокого роста. Ничем особо непримечательная, обычное миловидное лицо, обрамленное густой копной вьющихся волос, напоминающей по цвету мышиную шерстку. Хрупкая, бледнокожая и со сталью в глазах, которая контрастом вступала в конфликт с очаровательной улыбкой. Виейра медленно заморгал, очнувшись только тогда, когда рука Марка опустилась на его плечо. — Это ты где-то пропадала. — произнес юноша, улыбнувшись ей. Дарио подозревал, что эти двое хорошо друг друга знают, но от этого ему ни горячо, ни холодно не было. — Хочешь жить, умей вертеться. Работы много. — ухмыльнулась Рада, отчего ее пухловатые губы тут же расплылись в улыбке. — Ладно, рада была тебя видеть, но мне пора. Дома еще куча дел ждет. — Я тоже рад был встрече. Удачи тебе. — а затем девушка открыла дверь в квартиру и скрылась, шагая в её темное нутро. Марк тоже не заставил себя ждать на этот раз, открывая квартиру. — Дар? — А? — обернулся португалец, совершенно обезоруженный и будто попавший в другой мир. — Добро пожаловать в Санкт-Петербург.

×××

      Некоторые люди обладают природным магнетизмом, привлекая к себе непонятно чем. Вроде бы и красотой, и каким-то внутренним очарованием, повадками. Но чаще всего непонятно, что именно тебе в нем нравится. В Кате, скорее всего, был тот самый магнетизм, которым она привлекала многих: просто друзей и людей, требующих от нее далеко не дружеские отношения. Из таких был и Худяков. Ему повезло встретить эту ведьму и сразу же почувствовать к ней какое-то влечение. Вряд ли это была подростковая симпатия, нет. Рома давно перестал таким болеть, сейчас у него период, когда хотелось брать от жизни все. Так зачем себе в этом отказывать? Хотелось девушку? Он её получал. Хотелось играть на гитаре? Учился. Словом, главный мотиватор Ромы Худякова — это его «хочу». Екатерину он тоже хотел, именно хотел, не требуя от нее никаких чувств. Лучшие отношения в таком случае для него: свободные, когда вы оба срываете друг с друга вещи и делите постель, а затем расходитесь и снова счастливы в своей привычной тарелке. Так бы все и было, вот только Катя была неприступной. Флирт от нее исходил волнами-флюидами, но девушка продолжала отказываться от чего-то большего, чем просто поцелуй. Порой, правда, сопротивляться страстному соприкосновению губ трудно, особенно когда со стороны Ромы так и исходила пылкость и настойчивость. Но кареглазая не сдавала позиции, держа до последнего оборону. Вот только… Как долго она еще сможет продержаться? Она уже постепенно входила в круг общения Ромы, пусть и не знала никого из его знакомых. На каких-то вписках она чувствовала себя подавленной и лишней, чаще хотелось собраться и уйти, чтобы не видеть пьющих парней и девушек. Их компашка далеко так много не бухает, это после приезда Вари их всех как с цепи сорвало, а так… Нет, Кате это всё точно не нравилось и не приносило и капли удовольствия. Но почему-то она продолжала сидеть на продавленном диване со стаканчиком в руках, пока вокруг объемным звуком обволакивал галдеж всё помещение.       Катя жмурилась, ощущая чуть ли не каждой клеточкой мозга боль от звуков вокруг. Они острыми иглами проникали в голову, устраивая своеобразную лоботомию. Люди рядом веселятся, пьют тысячный по счету стакан с алкоголем и играют в «правду или действие». Им хорошо, смешно и совершенно комфортно, вот только она здесь лишняя. Совсем одна, чуждая, как враг народа. — Скучаешь? — развязно-пьяно спросил Рома, шепча на ухо. Катя вздрогнула, поворачиваясь к нему лицом. — Испугалась, милая? — Я просто задумалась. — выучено сказала девушка, постепенно успокаиваясь. Худяков смотрел на нее с ехидной улыбкой, пытаясь прищуром не выдавать себя и свои мысли. — Устала от шума? — спросил он, глядя изучающе. — Я знаю, устала. Пойдем.       Рома тут же протянул широкую ладонь, продолжая пошатываться от высокого содержания алкоголя в крови. Катя даже сомневалась, что сейчас по его венам бежит именно алая жидкость, а не чистая водка. Сама она была тоже далеко не трезвой, но зато держалась на своих двоих и все еще что-то понимала. За руку Худякова она все-таки взяла, а затем потянулась за ним в сторону комнаты. Она уже и не помнила, чья эта была квартира, но весь движ происходил в гостиной. К счастью, другие комнаты были пустыми, за исключением туалета и кухни, там периодически кто-нибудь да и появлялся. Дверь комнаты открылась, впуская в темное помещение двоих, Катя нахмурилась, заходя внутрь. Комната была явно какого-то парня, на полках над кроватью стояли кубки с медалями и фотографии улыбающегося юноши. В темноте, сглаживаемой светом фонарей с улиц и луны, кареглазая не могла понять, кто ей видится, да и бросила попытки узнать черты лица, когда на талии очутились чужие руки. Дверь комнаты закрылась, стало тихо. Голова гудела, а тело ныло от усталости, сопротивляться чему-то не хотелось вообще. А Рома будто это понимал, поглаживая тонкий стан пальцами, одновременно прижимаясь губами к теплому плечу. Эхом кричало вдалеке сознание, пытаясь предупредить о грядущем, но… она так устала.       Катя и не заметила, как оказалась на кровати, пока Рома не принялся задирать легкую блузку с живота, целуя теплую кожу вокруг пупка. Приятно и даже мило, вот только не так. Не в пьяном угаре, не спустя неделю с небольшим знакомства. У Ромы странно стояли приоритеты, а их девушка совсем не одобряла. Что только мешало уйти раньше, она не понимала, или боялась понять и принять. В любом случае, все это шло совсем не к лучшему развитию событий. — Ром, не надо, я не хочу, — умоляюще произнесла Катя, жмурясь от головной боли. — Ты пьяный, отстань. — Спокойно, милая, расслабься. Тебе понравится. — не унимался юноша, поглаживая девичьи бедра. До затуманенного разума постепенно доходила рациональная мысль, но шла она медленно и будто бы неуверенной походкой. — Ну, Рома, не надо. Пожалуйста… — со стороны Худякова не последовало никакого подчинения, брюнет продолжал перебираться девушке под юбку. — Тс-с… — Ну уж нет! — крикнула девушку, толкнув ногой настойчивого юношу. Тот упал на пол, ударившись локтями об пол. С его стороны послышался какой-то недовольный стон, но спешить вставать Рома не пытался. Это послужило возможностью, чтобы убежать.       Мысль о том, что тебя все это время хотели только трахнуть без намека на что-то большее… казалось, пачкала голову. Катя выбежала из парадной босиком, держа в руках кеды. Нет, это не для нее, не те принципы двигали девушкой, чтобы она вот так отдавалась кому-то, тем более в таком состоянии. Мерзко, грязно и липко на душе, хотелось просто отмыться от этого всего и забыть навсегда. Интерес к человеку затуманил глаза, лишая возможности видеть дальше собственного носа. А теперь… А теперь она не вернется сюда больше ни-ког-да. Разве что, нужно было понять, где это «сюда», и как отсюда выбраться. Дрожащей рукой кареглазая достала телефон, первым на глаза попался контакт Вани. Катя тапнула на него пальцем, постепенно шагая босиком по асфальту как можно скорее, чтобы никто ее не перехватил. Мало ли что взбредет этой психованной компании во главе с Локи… — Ну же, Ваня, возьми трубку! — Евстигнеев не отвечал, а Катя под алкогольным опьянением чувствовала все излишне чутко. Глаза уже становились стеклянными от страха, когда она сбросила звонок и стала листать контакты.

Марк.

      Она тут же набрала его, зажмурившись с силой. Слезы брызнули из глаз, стекая по щекам. Только бы он взял трубку, только бы услышал ее звонок. — Алло?.. — послышался удивленный голос. Катя тут же почувствовала легкую радость, получив надежду на спасение. — Марк, прошу, забери меня отсюда.