***
Олкотт долго смотрит вслед улетающему вертолету. С крыши особняка Фицджеральдов открывается вид настолько восхитительный, что ей совсем не хочется уходить. Они словно живут в своем личном королевстве, — думает Олкотт, глядя на гектары земли, раскинувшиеся вокруг особняка. — Как в сказке. - Шаль, покрывающую ее почти до колен, вздергивает шаловливый ветер. — !.. — Олкотт спешно поправляет ее, ведет пальцами по бедру, стесненному животу, мнется от непривычной тяжести, но лишний раз думать о том, что... — Лишь бы никто не заметил... — она позволяет себе еще минуту передышки, прежде чем спуститься в дом. — ...Нет, она должна разобраться с этим сейчас.
Луиза делает одну из самых рискованных в своей жизни ставок и надеется, что мистер Фицджеральд ее простит. Когда проход на крышу за ней закрывается, Луизу встречает приставленная служанка, вежливо улыбается и спрашивает, чего желает мисс Олкотт. Луиза сразу же хочет забиться куда-то на чердак, чтобы ее не трогали целую неделю, но вместо этого сжимает вспотевшими ладошками юбку и просит провести экскурсию по дому. — Мисс Олкотт, вы не устали? — спрашивает служанка спустя час непрерывной ходьбы. — Может, накрыть для вас обед? Луиза мотает головой. Ее задачей было обеспечивать безопасность миссис Фицджеральд, поэтому она должна ориентироваться в доме не хуже домочадцев и знать, какие комнаты где расположены. — Если вдруг мне понадобится быстро придти на помощь к миссис Фицджеральд, я должна выучить дом наизусть, — она щиплет переносицу, хочется не столько есть, сколько чашку крепкого ароматного кофе без сахара. — … — девушка оборачивается в ее сторону и, кажется, хочет что-то сказать. — Миссис Фицджеральд не желает меня видеть, да? — не нужно обладать умом детектива, чтобы догадаться. Служанка просто молча кивает. Но дом они все равно обходят вплоть до секретной оружейной мистера Фицджеральда, а затем Луиза почти с облегчением запирается в выделенной ей гостевой комнате, снимает с гудящих ног неудобные туфли и наслаждается ужином, который ей вежливо оставляют на сервировочной тележке. Олкотт от этого жеста преисполняется к персоналу дома невыразимой благодарностью. Ей сейчас, как никогда сильно, нужно побыть одной. Забрав поднос с едой, она ставит его на столик и собирается приступить к трапезе, от кофейника идет аромат настолько восхитительный, что даже голову кружит от богатства вкусов. Требовательно щелкает месседжер, и Луиза едва не роняет поднос. F. Scott Fitzgerald: дайте угадаю — вас игнорируют? Олкотт бы подивиться его прозорливости, но он, наверное, уже побеседовал с женой. F. Scott Fitzgerald: Зельде я еще не звонил. А вот это уже начинает пугать. F. Scott Fitzgerald: я попробую уговорить ее пообщаться с вами, мисс Олкотт. Уверен, что вы найдете сотни общих тем для разговора! Луиза в ужасе округляет глаза, и до того, как успевает закончить третью строку своего ответа, Френсис закрывает приложение и наверняка уже беседует с женой. Луиза удаляет сообщение и с тоскою тянется к кофейнику. Кофе за это время успевает остыть и теперь по температуре напоминает щедро разбавленный холодным молоком латте. «Не очень вкусно», — Луиза обнимает чашку вспотевшими ладонями и болтает ногами, сидя на мягком стуле с высокой спинкой. Ее рассеянный взгляд падает на накрытое крышкой блюдо и, поддавшись любопытству, она снимает ее почти апатично. — Ах! — обоняние успевает оповестить ее быстрее зрения, и Олкотт чувствует, как в груди разливается мягкая ностальгия по дому. И признательность к мистеру Фицджеральду. Луиза берет лежащую рядом с тарелкой серебряную вилку. Простое блюдо: лук, морковь, мука и сливки. Соль и перец по вкусу. Рыба. Мама подавала щеки трески на ужин, когда отец возвращался с работы. Тушка была слишком дорогим удовольствием, но рыбаки продавали рыбьи головы за бесценок и обещание, что миссис Олкотт приготовит порцию и для них. Луиза как-то попыталась повторить блюдо, да только испортила продукты и ревела весь оставшийся день у себя в комнате. — Мэй, — мама берет ее заплаканное лицо в свои ладони, мягкие и теплые, смотрит в глаза. — Мэй, все мы ошибаемся, у всех нас что-то не получается, тем более с первого раза. — Луиза начинает плакать сильнее, и мать бережно стирает ее слезы большими пальцами. — Мы учимся. Всю жизнь. И я знаю, моя чудесная дочь, что ты — самый лучший ребенок на свете. Поэтому не кори себя за мелкие ошибки. Все можно исправить, всему можно научиться и достичь упорным трудом. — Она прижимает ее к себе, и Луиза чувствует исходящий от нее запах яблок и мяты. — А в трудолюбии, я уверена, тебе равных нет. Моя Луиза Мэй, чудесная маленькая женщина. Забавно, что мистер Фицджеральд запомнил эту историю - не всю, конечно, а пересказанную кратко, вскользь, под порывом ярких чувств. Когда они вместе плыли на яхте по теплому красному морю, а небо было алым от яркого заката. Как она вспоминала о доме с сентиментально увлажнившимися глазами, увидев, как повар подал им рыбьи щеки. — Спасибо вам, мистер Фицджеральд.***
Дни в особняке проходят абсолютно спокойно. Луиза читает книги в библиотеке, переписывается с мистером Фицджеральдом и дает ему краткие консультации по интересующим вопросам. Глава Гильдии на удивление спокойно отнесся к поведению жены и ее решению не контактировать с Луизой и сказал помощнице просто наслаждаться незапланированным отпуском. К третьему дню Олкотт смелеет настолько, что позволяет себе самостоятельные вылазки до библиотеки вместо того, чтобы просить книги у слуг. Когда она заходит в библиотеку совершенно одна, сердце колотится где-то у горла, а коленки легонько подрагивают. Фицджеральды действительно исповедуют роскошь во всем. Она завороженно смотрит на раскинувшиеся вширь и ввысь стеллажи с книгами. Это место, настоящая сокровищница, является для нее богатством большим, чем полный драгоценностей сейф. — Ах, новое лицо? — знакомый низкий голос мажордома. — Приветствую вас, мисс Олкотт. Луиза прилагает всю свою волю, чтобы не подпрыгнуть от неожиданности и ответить относительно внятно: — Д-дбрый день! — она правда пыталась. Мужчина смеется: — Расслабьте спину, вы наша гостья и имеете право ходить, где пожелаете, — он вежливо кивает ей и поворачивается к полкам, выбирая несколько книг. Для себя? Для кого-то? Любопытство оказывается сильнее страха, поэтому Олкотт приглядывается к корешкам. — Это ведь сказки? — с удивлением отмечает она, перебирая в памяти названия. — Не знала, что мистер Фицджеральд их любит. — Вы правы, мистер Фицджеральд ненавидит сказки, — смешок. — Он считает их фальшивыми и недостойными внимания, но, несмотря на это, многие книги здесь — настоящая зазноба любого коллекционера. «Потому что мистер Фицджеральд даже в таких вещах не будет отступать от своего правила брать все самое [дорогое] лучшее,» — губы Луизы трогает мягкая понимающая улыбка. — Но ведь эти книги оказались здесь недавно? — она сама не знает, почему задает этот вопрос. — О, вы правы, — с едва уловимым восхищением. — Интуиция? — Нет. Запах. — Другого места, чужого дома, который все еще живет среди пожелтевших страниц. — Ах, а ведь вы правы. — Пауза, кивок. — Надо же, какой простой ответ. И совершенно верный. Мистер Фицджеральд решил собрать целый стеллаж со сказками, в чем, скажу вам, весьма преуспевает. — Готовит подарок для будущей дочери? — Нет, — мажордом мягко качает головой. — Для дочери уже, в тайне от миссис Фицджеральд, мы собираем книги по боевым искусствам и стрельбе, а сказки для — госпожи Зельды. Она любит их, пусть никогда не говорит, а мистер Фицджеральд об этом прекрасно знает. — Тисненная золотом обложка «Русалочки» кажется Олкотт единственной реальной вещью, словно это — лишь сон. Не может же Зельда Фицджеральд… И прежде чем Луиза успевает задать вопрос, мажордом уходит, оставив Олкотт в одиночестве. После этого разговора никаких откровений на Олкотт больше не снисходит. Зельда решила игнорировать ее до самого конца, а Луиза не собирается напрашиваться в чужую жизнь, довольствуясь тем, что есть. Идет время. До приезда мистера Фицджеральда остается чуть больше суток. Олкотт привычно проводит вечер в полюбившейся библиотеке, сидя на широком подоконнике. Звучит мелодия звонка, установленная на контакт мистера Фицджеральда. Олкотт, увлеченная книгой, не глядя берет смартфон, принимает звонок. — Луиза, я умираю, — голос, который раздается из динамика - не голос мистера Фицджеральда. — ??? — Олкотт в ужасе читает имя собеседника на экране. Зельда Фицджеральд. — Где вы? — она старается задушить панику в зародыше, хотя сердце колотится с такой силой, словно собирается сломать ей ребра. — На чердаке, тру веревку мылом, — ее мир вот-вот сделает головокружительное суицидальное сальто в пропасть. — Шутка. Я на лоджии, третий этаж. — И завершает вызов. Луиза встает на негнущиеся ноги, сжимает кулаки и берет себя в руки. Не использует способность и не позволяет себе слабость. Она — та, кому доверил самое дорогое мистер Фицджеральд, а раз так, то она — справится. Маленькая женщина Луиза Мэй Олкотт не испугается даже перед лицом большой проблемы. Ее губы трогает неуверенная улыбка. Похоже знания, полученные во время экскурсии по дому, ей все-таки пригодятся. Она выходит из библиотеки, легко находит лестницу на третий этаж и нужную комнату. Одну из семи выходящих на солнечную сторону, но единственную — с лоджией. Луиза подходит к высокой двери из красного дерева, шумно вдыхает-выдыхает через нос. — Входи, — раздается за секунду до того, как она собирается постучать. — … — в глаза бьет яркое закатное солнце. — Добрый вечер, миссис Фицджеральд. Зельда Фицджеральд — высокий рост, точеная фигура, шелковые волосы, изумрудные глаза, карминовые губы, бриллианты на запястьях. Даже такая, с сизыми мешками под глазами, без макияжа и лежащая на кушетке, она напоминает драгоценность. — Я думала, ты выше, — Зельда разглядывает ее, как насекомое под лупой. — Луиза Мэй, Луиза Мэй, — пробует имя на вкус. — Подойди, — она манит ее к себе, словно укротитель - кобру. Луиза делает семь шагов вперед. Смотрит на Зельду сверху вниз. И все равно чувствует себя маленькой и ничтожной. От Зельды исходит уверенность, знание собственной цены и желаний. Ее холодная красота больше напоминает идола в храме, чем живого человека, в ней нет мягкости, которая разрастается в будущей матери, в ней только усталость и острый, цепкий разум. Луиза замечает, что поглядывает на ее округлившийся живот и от этого становится, почему-то, очень стыдно. — Ты странная, — Зельда тяжело встает на ноги, массивные браслеты на ее запястьях жадно ловят солнце и сияют ослепительным пламенем. — И похожа на ребенка. — Она склоняется к ней, касается щеки, наманикюренные ногти чуть царапают скулы. — Но взгляд — взрослый. Маленькая женщина, да-да. — Миссис Фицджеральд ведет пальцами вниз, трогает губы, шею, вздымающийся бок, бедро. — Ммм, а тут у нас сюрприз, не так ли? — Луиза холодеет. — Френсис подарил? — Зельда с поразительным проворством достает на свет Ruger LC9s и направляет дуло пистолета точно ей в лоб, щелкнув предохранителем. — Страшно? — Нет, — Луиза смотрит ей в глаза и видит в них свою смерть. — А если так? — Зельда плавным движением подносит пистолет к своему виску, не медлит и мгновения, прежде чем нажать на спусковой крючок. Мир перед ее глазами расцветает красным. Луизе кажется, что она оглохла. Луизе кажется, что она чует запах крови и пороха. Луизе кажется, что что-то падает на пол. Луизе кажется, что ее сердце остановилось. Она падает на колени, словно кто-то делает ей подсечку, смотрит на Зельду снизу вверх. — И давно ты разрядила пистолет? — спрашивает миссис Фицджеральд. — Сразу после того, как из виду скрылся вертолет мистера Фицджеральда, — во рту сухо, как в пустыне. Потому что она должна защитить миссис Фицджеральд. В первую очередь — от самой себя. — А если бы на нас напал враг? — Зельда с оружием смотрится на удивление органично, несмотря на свое положение. Не то, что Олкотт. — Помимо меня особняк мистера Фицджеральда охраняют минимум три эспера, — Олкотт сама разрабатывала план на случай непредвиденных обстоятельств и знает, что мистер Стейнбек свою работу выполняет отлично, а если по земле пройдется чужой, его могут порвать в клочья ветви деревьев или беспощадный ветер. На крайний случай, к ним присоединится ревностный католик с огромным чувством долга. Одного только Олкотт не может понять. — Миссис Фицджеральд, — обращается она к Зельде. — Зельда. — А? — послышалось, наверное. — Зови меня Зельда, — она ставит пистолет на предохранитель скорее по привычке, чем по необходимости, и откладывает на журнальный столик. — А теперь вставай, Луиза Мэй, — ее тянут вверх, Олкотт мигом распрямляет ноги, чтобы не было нагрузки на брюшные мышцы. — Зельда, — красивое имя. — Ска… жи. Мне, — ей важно узнать ответ, иначе она сойдет с ума, — почему? — Почему — что? — ее глаза - два прекрасных изумруда, в которых плещется солнечный свет. — Почему я игнорировала тебя все это время? Почему решила позвать к себе? — Зельда берет ее руки в свои, словно дух, уносящий души в непроглядную бездну. — Тактильное голодание, недостаток внимания. У Френсиса разыгралась паранойя, он запер меня здесь, словно принцессу в башне, и приставил дракона до кучи. — Она убирает с лица Олкотт растрепавшуюся челку. — Вы такие сволочи, оба. — Смешок. — А если бы я погибла тут от тоски? Луиза хочется смеяться и плакать, в ней не остается сил противиться или смущаться, когда Зельда ведет ее на залитую алым лоджию, утягивает за собой на широкую кушетку и они просто лежат рядом, глядя в небо. Олкотт чувствует легкий аромат ее духов с очевидной нотой яблоневых листьев, и масло мяты - от кожи. Такой знакомый запах. Знакомый — чем? Зельда переворачивается на бок, стягивает с носа Луизы очки. — А вот так совсем ребенок, — и убирает за спину. — Ты без них видишь? — Не очень, — Луиза еще в юности испортила себе зрение чтением книг при свечах, потому что нормальная лампа была только в рабочем кабинете отца, да и свечки в сумме выходили дешевле, Луиза специально посчитала. — Видишь мое лицо? — Зельда слишком ценит себя и свое тело, чтобы его портить, неважно, ради кого и зачем. — Смутно, — хочется попросить очки назад, но кто же ей их отдаст. — Вам совсем не было страшно? — она придвигается ближе к Зельде. — Хотя бы за ребенка. Зельда кривит губы. — Ни за себя, ни за ребенка, Луиза Мэй. — Она перебирает рассыпавшиеся по плечам волосы Олкотт. — За Скотта - да. Что он ошибся в тебе, — висит в воздухе меж ними. — Вы безумны, — ее глаза такие же сухие, как и голос. — Верно. Зельда - это бриллианты и роскошь. Зельда - это стихия, хаос в пределах установленного порядка, своенравный и жестокий. Необходимый. Зельда - это величие, уверенность, любовь, немного ревности и капля страха. А еще… Олкотт закрывает глаза. Вера. Вера настолько великая, что сметает сомнения, страх и даже ревность. Вера в человека с широкой улыбкой и прямой несгибаемой спиной. Эта вера объединяет их, делает похожими, и это сходство невыносимо претит Зельде. Но, в то же время… — Луиза Мэй. — Да? — Любишь ли ты Скотта, как мужчину? — вопрос женщины к женщине. — Если я скажу «нет», вы мне не поверите, верно? — пусть это и правда. — Но если бы это было правдой, дал ли мне пистолет мистер Фицджеральд? Если бы это было правдой, не дрогнула бы ваша рука, когда вы жали на спусковой крючок? Если бы это было правдой… — ее голос срывается, — мне бы не было так страшно… за вас… — Олкотт всхлипывает и заходится тихим, прерывистым плачем. — Зельда… — Луизе ужасно стыдно за этот срыв, ей просто ужасно. Эмоции нахлынули на нее, сломали, и сейчас ей остается только терпеть. Олкотт чувствует на своих мокрых щеках сухие, теплые ладони. Чужие? Родные?.. — Луиза Мэй, — голос Зельды тихий, похожий на эхо ушедших лет. — Луиза Мэй… — Дрожащий. — Ты и правда… — В памяти Зельды мелькает лицо мужа, твердая уверенность, звучащая в его словах, которые срываются с ее губ восхищенным: — Удивительная женщина.