Лучший друг человека

Проливной дождь заливает глаза и мешает попасть ключом в замочную скважину. За дверью скулит Фрэнк, я промерзла до костей, и была бы зла, как тысяча чертей, если бы сейчас не размышляла так напряженно. День в офисе прошел, как в тумане. С андроидом до обеда мы больше практически не разговаривали. Я пила кофе, он просматривал сводки, и мы по очереди косились друг на друга. Но тишина не продлилась долго. — Мэм, я могу задать вам пару личных вопросов? Я поднимаю голову и немного раздраженно (не люблю отрываться от работы, а еще успела погрузиться в себя по самую макушку и позабыть о существовании этого плода инженерной мысли) отвечаю вопросом на вопрос: — Хочешь отточить на мне тактику допроса? — Всего лишь хочу лучше узнать вас. Это поможет мне произвести интеграцию наиболее эффективно. Кажется, теперь я понимаю, почему люди не очень-то любят андроидов. Если они все такие назойливые, как этот, жителям Детройта остаётся только посочувствовать. Я тяжело вздыхаю: — Валяй. Коннор немедленно оживляется. — В вашем досье сказано, что вы из Канады. Давно переехали в Детройт? — Около шести месяцев назад. Это тоже должно быть в досье, — саркастично отмечаю я. Андроид не позволяет сбить себя с толку: — Каково ваше мнение об этом городе? Отвратительный. Промышленный. Район. Доверху забитый заводами, трубами и андроидами, а сквозь все это мерцают неоновые вывески. Мечта, однозначно. — Не впечатляет, если честно, — я пожимаю плечами, — Брошюры описывали его иначе. — Зато здесь красивая зима, — тактично реагирует Коннор. Запоздало понимаю, что он наверняка способен считать мои эмоции по лицу, проанализировать и сделать правильные выводы, — Во всяком случае, так считают 76% процентов туристов. — А остальные? — Их мнение о городе совпадает с вашим. Я фыркаю и замолкаю, но настырный робот не собирается отставать. — У вас есть собака? Я видел напоминание о покупке корма на вашем экране. Я кошусь на яркую бумажку, прикидывая, насколько глупо я буду выглядеть, если сдеру ее прямо сейчас. — Да. Золотистый ретривер. — Ретривер? Отличный выбор. Это порода защитников. Я слышал, что они отличаются смелостью и решительностью, а также невероятной преданностью хозяину. Совсем как андроиды, да? Я вновь пожимаю плечами. Чувствую, во время нашего общения этот жест войдет у меня в привычку. — Это был подарок моего опекуна. — Опекуна? А ваши родители… — Мама умерла. И хватит об этом, — резко обрываю я его вопрос на полуслове. Еще не хватало информировать коллег о моей личной жизни. Пусть лучше напряжется и посмотрит досье, а еще лучше — уяснит, что есть вопросы, которые некоторым людям лучше вообще не задавать. Мне в том числе. Мама работала в главном отделении полиции Монреаля и умерла, когда мне было пятнадцать. Я помню ее какими-то смутными штрихами: всегда подтянутая, с плотно сжатыми губами и забранными в пучок черными густыми волосами, она была одним из лучших оперативников своей группы. Погибла во время освобождения заложников из школы в Квебеке. Она выносила из здания ребенка, когда какая-то мразь выстрелила в нее в упор. Мне говорили, что я очень похожа на нее. Шеф отделения полиции, в котором работала мама — Алан Вейд — числился моим официальным опекуном до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать. Он считал, что мне нужна помощь, и, надо отдать ему должное, изо всех сил пытался ее оказать. Все три года до совершеннолетия я плотно общалась с психологами и психиатрами, но, в глубине души мечтала найти того, кто убил мою мать и разрушил мою жизнь. Как я стала одной из лучших? Очень просто. Мне срывало башню, когда я видела человека в черной маске и с оружием в руках. Я превращалась в одержимую местью психопатку, в одиночку проворачивала такое, о чем и бывалые полицейские говорили с уважением. Я собиралась выдавить всю эту гниль с тела человечества, но в один прекрасный день узнала, что главаря группировки «Анархия», которого я взяла живым, отпускают по официальной версии за отсутствием улик. По неофициальной — потому что размер взятки устроил беспристрастный суд. Я поняла, что попала в чертов замкнутый круг. Я могу всю жизнь ловить потенциальных убийц своей матери, а правительство за определенное вознаграждение будет отпускать их обратно. Выбора оставалось два: или стать убийцей и не подчиняться никаким законам, или… уйти из полиции. Тогда я начала курить. И в один из вечеров, наполненных дымом и крепким алкоголем, мне на почту пришло письмо от шефа полиции Детройта, как раз после той проклятой операции, в которую меня тыкал носом Джеффри. Он же и был автором: восхищался моими навыками и предлагал работу. Отнюдь не с людьми. Никакого ограничения в средствах. Финансирование свыше. И полностью развязанные руки. Я вдавила бычок в пепельницу и написала в ответ короткое: «Когда приезжать?» Алан так и не смог до конца понять, что двигало мной. Я соврала, что мне нужны деньги, но это было лишь частью правды. Важным фактором было то, что мне предоставляли возможность убирать тех, за кого правительство не считало нужным заступаться. А значит, никто не будет их вытаскивать из-под носа правосудия. Надо ли говорить, что реальность оказалась совсем иной, чем я себе представляла? — Привет, милый, — я треплю пса по голове между ушами, — ты голоден или потерпишь? Собакен кренделем крутится вокруг меня, я устало вздыхаю. Естественно, проголодался, да еще как. Значит, мой собственный ужин откладывается до неопределенного времени: сначала мы будем насыщаться, затем отправимся на прогулку. Когда отчим принес мне в дом пищащий комок, сперва он только раздражал, но со временем я привыкла ставить собачьи потребности превыше своих. Я присаживаюсь и обхватываю пса за морду, заставляя взглянуть себе в глаза. — Они дали мне в напарники андроида, Фрэнк! — жалобно произношу я, — Я не знаю, что мне с ним делать. Они говорят: относись к нему, как к технике, а я не могу! Не могу! Он задает вопросы, он улыбается мне и обещает, что мы раскроем дело и меня не вышвырнут с работы. Как я вообще могу воспринимать его не как обычного человека? Фрэнк скулит и тычется холодным мокрым носом мне в щеку. Я обнимаю пса, зарываясь лицом в густую шерсть. — Я не знаю, что мне делать, милый.