Секрет на двоих

С недавних пор видеть юных шиноби Конохи вместе стало обыденным делом. Казалось, что с возрастом, после долгой разлуки и усердных тренировок, они смогли сдружиться ещё больше, проникнуться друг другом и, наконец, уживаться бок о бок, не устраивая былых погромов. Недавняя договорённость проводить совместные утренние тренировки уже стала не договорённостью, а их маленькой традицией, где непродолжительные перерывы на отдых превратились в душевные, часто забавные дружеские беседы. Идея помочь Наруто с уборкой в доме пришла именно во время такой беседы. Конечно, будь там просто пыль или грязные полы, то Сакура силой просто вынудила бы Узумаки подняться с кровати и всё вычистить, но, к сожалению, он так запустил состояние своего жилища, что понадобится целая команда отличных шиноби, дабы противостоять мусору, гнили и стае тараканов, обитающих где-то под полом. Потому после окончания тренировки все сразу же решают направиться к Наруто, чтобы не откладывать всё на потом. — Эх, Сакура-ча-ан! — лениво тянет парень, потягиваясь и складывая руки за голову. — Нет ничего лучше, чем поспать немного после тренировки. Может, отложим уборку на потом, даттебайо-о? Наруто, если быть честным, не устал ни капельки, да и спать он точно не собирается. Но только от мысли, что его друзья будут выметать грязь из его дома, вгоняет юношу в краску и заставляет испытывать дискомфорт. Поэтому он и ищет самые разнообразные способы отговорить приятелей от подобной затеи или отсрочить уборку ещё на немного. — Хватит увиливать от уборки, Наруто! Чем скорее мы это сделаем, — девушка сдавливает пальцы собственной руки, хрустя костяшками, — тем скорее мы от тебя отстанем. Этого жеста хватает, чтобы Узумаки принял неизбежность и поник, молча смотря на свои ноги, плетясь вслед за Шино, Кибой и Сакурой. Почти у самого его дома, на небольшой огороженной бетонной площадке, выходящей на солнечную сторону улицы, Киба замечает знакомые фигуры, лениво лежащие на полу и смотрящих куда-то в небо. — Эй, Шикамару, Чоджи! — Инузука складывает руки рупором у самого рта, а когда один из парней поворачивает голову в его сторону, хватает Шино и Сакуру под руки и ведёт к ним. — Чем это вы занимаетесь? — женский голос заставляет Нара подняться и устало потереть немного затёкшую шею. Он оглядывает пришедших, большее внимание уделяя поникшему Наруто, который подоспел позже всех. — Мы, — начинает он, а после крепко и сладко зевает, отводя взгляд в сторону, — неважно, в общем. Это древняя традиция клана Нара. Вам не понять. Киба весело щурится и чешет затылок. — И с каких пор Чоджи в клане Нара? — он складывает руки на груди, ловя на себе пристальный взгляд Шикамару, в котором так и читается: «Балбес ты, Инузука». Правда, сказать всё, что он думает о Кибе, не удаётся. Тень, нависшая над ним, сразу даёт понять, что лучше пока промолчать. — Асума-сенсей? — брюнет задирает голову так сильно, как только может и ещё несколько секунд смотрит на пришедшего мужчину, который прикуривает очередную сигарету. Долго рассматривать, конечно, он не стал. Поднимается на ноги, отряхивается и разминает спину, чем-то громко хрустнув, вызвав тем самым удивительно искорёженное лицо у Наруто. — Приятно видеть вас всех вместе. Решили прогуляться? — Асума выпускает клубы дыма изо рта, отвернувшись от собеседников, дабы не задымить и их. Его руки, как обычно, воткнуты по карманам, а сам мужчина выглядит невероятно расслабленным и умиротворённым. — Мы решили помочь Наруто-куну с уборкой, Асума-сенсей! И решили, может, Шикамару и Чоджи нам помогут? — Сакура сцепляет руки в замок и весело улыбается, смотря на парней, которые уж точно не хотят ввязываться в подобное. И кто им вообще сказал, что Шикамару готов рыться в чужом бедламе. На вопрос Асумы о степени бардака в квартире Узумаки Сакура ответить не смогла. Смущённый Наруто зажимает подруге рот ладонью, за что тотчас поплатился, отхватив две новые шишки на его голове. — В любом случае, Шикамару, Чоджи, вы идёте помогать им с уборкой, — строго, но одновременно по-отечески тепло говорит Асума, — и не вздумайте сбегать! Это заменит вам тренировку, которую вы решили пропустить. А я тогда по делам схожу. Слышится тяжёлый вздох Нара, а потом и лёгкая усмешка. Парень засовывает руки в карманы на манер своего учителя и с громким выдохом подходит к своим приятелям ближе. — Просто скажите, что вы к Куренай. Мы ведь не дети. И так всё понимаем и знаем, — на лице появляется едва заметная улыбка, которая сразу же пропадает, как только широкая и тяжёлая ладонь учителя треплет его по голове. Раньше он пытался как-то увернуться от неё, но вскоре понял, что это совершенно бесполезно, и сдался. Асума нарочито долго треплет его волосы, словно издеваясь в отместку, а после исчезает за крышами домов. — Ребята, — слышится голос Наруто где-то за спинами, — они с Куренай-сенсей правда встречаются? — на лице его то ли шок, то ли заинтересованность. В ответ он получает лишь вздохи, вполне ожидаемые, немного недовольные, но в основном добрые. Шикамару берёт на себя командование и устремляется к дому приятеля, окружённый другими товарищами, которые, в отличие от него, идут добровольно. С порога их встречает неприятных запах и пара рыжих усатых тараканов, от которых Сакуру пробирает на дрожь. Несмотря на желание большинства прибить их на месте, Шино твёрдо возражает: — Клановая способность помощью будет нам. Где один таракан, там и стая их. На волю их отпущу, не убив существо живое, — Абураме смотрит сквозь очки на друзей, которые скучковались, казалось, словно в страхе. Забавно ему было это увидеть. Ведь те, кто сражаются с врагом лицом к лицу, боятся мирного существа. Применив одну из особых техник его клана, даже он был удивлён тому количеству насекомых, обитавших дома у Наруто. Слышится чей-то визг, но Шино этот голос знает хорошо, а потому и на смех пробрало, когда понимает, что Киба за Сакурой спрятался, увидев тучу тараканов, покидавших жилище через окна. Обратившись к товарищу, Шино кладёт руку на плечо Кибы:  — Не бойся ты, раз друг ты мне, то не тронут насекомые тебя, Киба. Возмущённых заявлений Кибы о том, что ему ни разу не страшно, никто слушать не стал. Шикамару рвано выдыхает и зажимает нос, перешагивая через оставленные пакеты от фастфуда, журналов с голыми девчонками и прочим хламом, накопившимся у Наруто. Нара окидывает место взглядом, теперь уже подробно изучая комнаты, а после командует: — Наруто, разберись со своей грязной одеждой. Киба, у тебя тонкий нюх, так что на тебя стухшие продукты и их поиск, — послышалось недовольное «Да почему я?» где-то со стороны кухни. — Сакура, найди тряпки и ведро, будем отмывать полы и протирать эту вековую пыль, — Шикамару проводит пальцем по полке, смотря на длинный прямой след, а после чихает тихо, как котёнок, что вызывает звуки умиления у Сакуры. — Чоджи и Шино, вы растаскивайте прочий хлам. И ещё, Чоджи, сходи в ту закусочную, в которую мы ходили на прошлой неделе. Обычно за ней стоят много коробок от одноразовых палочек. Принеси их сюда, чтобы отделять мусор от нужных вещей, — Нара хлопает один раз в ладоши, снова тяжело и даже как-то обречённо вздыхает, а после принимается разгребать вещи, пока Сакура занята поиском нужных предметов. Закончили они только под вечер. Голодные и уставшие, но всё же довольные товарищи наносят последние штрихи, расставляя вазы, статуэтки, фотографии по их законным местам. Больше всех устал Чоджи, который то и дело таскал пакеты с мусором, так ещё и ни разу не перекусив. За такое Шикамару обещает целую тарелку отбивных, так что стимул продолжать всё же есть. — Нда, Наруто, — Нара лезет на стремянку, убирая какую-то непонятную, абстрактную и очень тяжёлую статуэтку на последнюю не занятую полку, — честно сказать, я на тренировках куда меньше напрягаюсь, чем здесь, — слышится смех и смущённое бормотание Наруто, который складывает коробки одну на другую. — Извините за такое, ттебайо. Обещаю, что больше не буду складывать свой мусор так! — он хватает пирамиду из коробок в руки, чтобы перенести в другую комнату, не останавливаясь, даже заслышав предупреждения от Сакуры о небезопасности. — Да ла-адно тебе, Сакура-чан! Я справлюсь, — уверенно тянет он и в ту же секунду наклоняет пирамиду вбок, рискуя уронить коробки. Испуганно стараясь держать всё под контролем, Узумаки пятится назад, задевая неустойчивую стремянку с Шикамару, который тотчас падает вместе с ней, лишь чудом успев поставить статуэтку. Казалось, что в единый момент всё прекращает жить, застывает в потоке времени, останавливаясь на пугающем мгновении. Но вскоре кто-то расслабленно выдыхает, издаёт нервный смешок, и остальные понемногу тоже отходят. — Наруто! — хором раздаются голоса, которые можно было услышать в другом конце деревни, а следом за ними истошный, пронзительный крик и грохот чего-то тяжёлого. Сжавшись в комок, Шикамару держится за ногу, шипя сквозь зубы и сдерживая слёзы, которые непроизвольно накатываются на глаза. Рядом лежит злосчастная статуэтка и небольшой болтик, на которую была прикручена такая же злосчастная полка. Уже вечером, в больнице, Шикамару приходят навестить родители, чуть позже — товарищи, а за ними следом приходит и сенсей, который чувствует себя виноватым перед учеником, словно он уронил ту дрянь с полки, позволив ей сломать голень, словно он уронил стремянку с парнем, позволив его ключице треснуть. Несмотря на это, Асума всё же старается держать оптимистичный настрой, но и лишний раз не решается болтать. Таким тихим он бывает и последующие дни, а после и вообще перестаёт навещать Шикамару вместе с остальными. Иногда он передаёт чего-нибудь перекусить в больницу, ведь Нара жалуется на невозможность усвоения больничной пищи. Но в этот раз всё идёт не по плану. Шикамару должны были в скором времени выписать. Нога удачно срастается, а потому и гипс был снят, да и прочие травмы уже не беспокоят. И всё же Нара по какой-то причине задерживают в больнице. То ли ещё что нашли, то ли лень было заполнять документы на выписку. Да и юноша не жалуется. Он не хочет вылезать из кровати. Ему хорошо и уютно в ней. А из окон прекрасный вид на проплывающие облака. И вдобавок послеобеденный сон, который так нужен был парнишке. Но в этот раз ему не спится. Он долго ворочался, пытается лечь поудобнее, просто закрыть глаза и ждать, когда само всё придёт. Не пришло. Внезапно становится темнее. Кажется, солнце скрывается за тучами, а значит, и окно закрыть не помешает. Парень открывает глаза и уже готов был слезть с кровати, но тут же сталкивается с плечом сенсея, который самостоятельно принёс сладости в этот день. — Асума-сенсей? Асума улыбается, как мог только он, — по-плутовски и одновременно с этим по-доброму, — после чего спрашивает: — Чего это ты встал с постели? Тебе ещё не рано? — он вручает сладости Шикамару, а тот в свою очередь принимает их и отвечает, что всё время лежать тоже в один момент надоедает даже тогда, когда это твоё самое любимое занятие в жизни. Ну и, конечно же, он не забывает добавить про то, что тело успело атрофироваться. — Уф, я даже соскучился, Асума-сенсей, — как бы невзначай произносит юноша, смотря на сенсея, что упёрто усаживает его обратно на кровать. — Я тоже, — немногословно отвечает Асума и, не удержавшись, он треплет Шикамару по волосам. И всё как встарь. Увернуться от этого действа в который раз не выходит. Ладонь Асумы переметнулась медленно и изучающе ниже — к шее, — где от прикосновения к ней бьющаяся жилка забилась, кажется, в разы сильнее. Оттенок кожи на шее алеет, ровно как и на лице. Уши тоже приобретают алеющий оттенок. — Да не смущайся ты так, — усмешка едва заметно трогает губы мужчины. Ладонь мягко, без напора оглаживает юношескую шею, а после перемещается на щёку. Пальцы мажут по ней ласково и всё так же неторопливо, чтобы после скользнуть особенно чувственным прикосновением к подбородку. — Асума-сенсей… Шикамару поворачивается к учителю. Кажется, он и сам не понимает, как опасно близко друг от друга находятся их лица. Парень наклоняет голову немного вбок, с изучающей пристальностью всматриваясь в глаза своего учителя, а после медленно скользя взглядом до его чуть розоватых, узких губ, которые непривычно видеть без сигареты. Повисло напряжённое, более интимное молчание, и мужчина, сам не до конца осознающий, что он творит, позволяет себе нежно коснуться чужих губ своими, немного смазав поцелуй, попав больше по нижней, чуть припухлой юношеской губе. Нара невольно подаётся лицом вперёд, прижимаясь своими губами к губам Асумы. Ему не стоило открывать глаза после такого своеобразного поцелуя: потому что глаза напротив, смотрящие на него, Шикамару, уверенно очерчивают вновь абрис губ. Смущение неминуемо, словно девятый вал, покрывает вновь алым цветом лицо. Асума не сдерживает краткого смешка. Его ученик такой смущённый, пышущий невинностью и не ознакомленный с неизведанностью взрослых забав, сидящий перед ним, трогает душу. Он позволяет себе уже более уверенно, но в то же время, не напирая, прикоснуться губами губ, чтобы после впустить собственный язык в податливо приоткрывшийся рот. Свершившийся поцелуй очень сильно заставляет Нару смутиться: ещё бы, не каждый день тебя целует твой же учитель. Он смотрит на него и чувствует всё ещё неутихающий пожар смущения, что ранее никогда парень не ведал. Асуму то ли забавляет, то ли умиляет беззащитно трогательный вид ученика и он не может себе отказать в том, чтобы притянуть за затылок ладонью, вдохнуть запах волос. — Что вы делаете?.. Шикамару отчасти в замешательстве, когда его волосы распускают, дабы после начать зарываться самозабвенно пальцами сквозь них. Когда ладонь Шикамару накрывает руку, что шарит в его волосах, мужчина вначале опешил: подумал, что это знак того, что пора бы уже прекратить творить невесть что. Однако пальцы мальчишки трепетно сжимают чужую ладонь. Несмотря на то, что Асума полностью осознаёт, как неправильно он поступает, что перед ним его смущённый, дрожащий от неопытности ученик, а дома ждёт без пяти минут жена, он всё равно продолжает зарываться в чужие волосы, опаляя горячим дыханием крепкую, юношескую шею. Шикамару совсем не против. И дрожит он не от страха, а от накатывающего волнами возбуждения, такого сильного и ослепительного в подростковом возрасте. Сейчас он не будет думать о том, насколько правильно он поступает. Его ясный разум отступит, уступив страстному желанию новых ощущений. Он чувствует, как выше и выше поднимается его футболка, как рука, залезшая под неё, нежно огладит его пресс, тянется выше, сжимая между грубыми, мозолистыми подушечками пальцев чувствительный, розоватый сосок, то оттягивая, то дразняще щекоча вокруг него. Нара издаёт какой-то совсем непонятный писк, вынуждая учителя вновь остановиться, обеспокоенно всматриваясь в эмоции, которые выражает лицо напротив. Но вместо ожидаемого отвращения или испуга Асума сталкивается со сконцентрировано сдвинутыми к переносице бровями и покусываемой нижней губой, которую то и дело оглаживает кончик языка. Нара слегка оттягивает штаны и нижнее бельё, оголяя кустистый лобок и возбуждённый член. Асума без каких-либо промедлений помогает Шикамару избавиться от нижней одежды, то и дело задевая своими шероховатыми пальцами каждый участок кожи, попавший под его прикосновение и тем самым вызывая едва заметную дрожь нетерпения у ученика. От верхней одежды Асума не стал освобождать его, потому что больница это не то место, где стоит вот так вот просто оголяться плотских утех ради. Это общественное место всё-таки. Ему вполне будет достаточно просовывать свои ладони под одежду, чтобы после самозабвенно прикасаться к такому молодому, но в то же время окрепшему, как и положено шиноби, телу. Асума же пока что не торопится избавиться хотя бы от одного элемента одежды. Пока что. Он уверенно-выверенным движением ладони накрывает грудь Шикамару, вынуждая того лечь на постель. Его руки такие тёплые, почти горячие, когда он оглаживает икры, щиколотки, поднимаясь выше — к коленям, чтобы после одарить их краткими, почти что неосязаемыми поцелуями. Асума неотступно продвигается губами всё ниже и ниже, выцеловывая, выласкивая каждый сантиметр кожи. Пальцы одной руки добираются до возбуждённого члена. Вначале учитель будто бы изучающе прикасается подушечкой большого пальца до головки члена, а после размазывает массирующим движением выступившую естественную смазку по её поверхности, из-за чего Шикамару издаёт рваный выдох. Пускай его лицо всё ещё красное от смущения и пускай смущение, струящееся по ушам, шее и плечам, не унимается. Пускай Нара почувствует нечто иное, совершенно отличающееся от того, что ему когда-то приходилось чувствовать. Пускай он вкушает то, с чем ранее ему и не приходилось сталкиваться. Он прокусывает губу ещё сильнее, явно не владея собой и не контролируя это. А ведь Асума только-только положил начало случившемуся. Пальцы Асумы не теряют уверенности в своих следующих манипуляциях с возбуждённой плотью. Только ещё больше и больше касаются как бы в насмешку дразнящими мазками, после чего и вовсе слегка проявляют напор. Ладонь мужчины накрывает член и начинает двигаться вверх-вниз, заставляя тем самым невольно подкинуть мальчишеские бёдра в попытке получить ещё больше. За такое проявление нетерпения Асума с усмешкой на губах несильно шлёпает Шикамару по бедру. Шикамару и сам не замечает, когда он начинает сминать пальцами так удачно подставившуюся под его хватку простынь. Асума замечает это и его внутренности неминуемо охватывает жар вожделения к собственному ученику. Он приближает лицо всё ближе и ближе обманчиво к паховой области, а после и вовсе расставляет ноги Шикамару. Того будто бы поражает мимолётное оцепенение. И Асума этим бессовестно пользуется, припечатываясь губами к напряжённому кольцу мышц, а после прикасаясь языком, смакуя. Кажется, Нара сорванно-вопрошающе произносит имя своего сенсея. И это подстёгивает желание вновь и вновь начать задевать языком и губами то сокровенное место. В его действиях ощущается непоколебимость и нежность одновременно. Шикамару не может удержать постыдный для него в данный момент скулёж, когда кончик языка сенсея так дразняще обводит вокруг кольца мышц, порой осмеливаясь пробираться им в практически полностью расслабившееся нутро. Асума мажет широко языком, держась в собственническом жесте за бёдра и иногда подбираясь выше ладонями — за талию, — вызывая у Нара острую нужду в каждом его прикосновении, в каждом его действии. Влекомый неизведанным ранее для него удовольствием, юноша поддаётся навстречу, едва ли не прижимаясь к чужим губам и языку. Такая жажда получить большее в пору для самой юности. И мужчина не отказывает себе в удовольствии проникнуть языком внутрь стонущего в собственную ладонь Шикамару — тот изо всех сил старается сделать так, чтобы не вырывалось ни единого звука, однако это мало его спасает. Потому что желание сильнее него самого и ему придётся принять поражение. Язык проворно двигается туда-сюда, иногда двигаясь в хаотичном направлении, оглаживая тем самым стенки разгорячённого нутра. Шикамару иногда слегка сжимается внутренне в приближающейся судороге, едва ли не изливаясь себе на живот, когда мужчина продолжает вместе с этим ласкать член. Чувствуя приближение скорой эйфории партнёра, Асума решает продлить ему негу — такому податливому сейчас и такому неискушённому. Он слышит, как вырывается из горла Шикамару более громкий стон, стоит только Асуме начать проявлять ещё больший напор в своих действиях с языком и стоит ему только начать в несильной хватке пережимать пальцами основание члена, дабы кончить удалось не столь быстро. Скулёж усиливается в громкости, а вскинувшиеся бёдра обрекают мужчину на ещё более продолжительное соитие, а для него, мальчишки, на продолжительно-мучительное. Несмотря на то, что у сенсея и без того стоит колом, он не принимается за такую простую человеческую низменность, как просто взять под контроль молодое и притягательное тело. Напротив он только усиливает с каждой секундой обрастающее по всему телу желание, выписывая то дразнящие прикосновения языком, то напорствуя, всякий раз проникая внутрь и, как назло, вытаскивая язык, когда Шикамару становится до дрожи, до всхлипа хорошо. И он так трогательно-беззащитно до побеления костяшек сминает простынь, скользит ногтями, стискивает зубы, когда горло вот-вот готово обжечь чрезмерно до неприличия громким стоном или скулежом. Он загнанным зверем смотрит на Асуму глазами, затянутыми дымкой поволоки. И бесконтрольно тяжело дышит, подрагивая мелко, когда мужчина позволяет ему кончить. Кончает он мучительно долго, расслабляя хватку пальцев и оставляя таким образом смятую ткань простыни в покое. Он окончательно отпускает себя, чтобы после безвольной куклой лежать, мелко подрагивая и в забытьи прикрыть глаза. Асума вытирает салфеткой живот Нара, орошённый семенем, помогает ему одеться. Перед уходом он накрывает его одеялом и целует в висок с улыбкой на лице. А Шикамару ещё какое-то время чувствует приятную слабость в теле и не унимающееся смущение даже после того, что произошло между ним и учителем.