Когда долг убивает любовь

Незатейливая мелодия ударялась о каменные стены и, проникая в щели треснутых камней, достигала слуха Джона Сноу. Бывший брат Ночного дозора, бывший лорд-командующий, бывший король Севера, бывший возлюбленный, бывший брат, даже бывший бастард, он был чистым листом гадая, кто он сейчас и что у него осталось, у него забрали отца, имя, которое хоть и было именем бастарда было его, забрали сестер и братьев, забрали то чем он гордился и ничего не дали в замен, только сомнения и проклятое наследство проклятой династии. Джон лежал на тюфяке и смотрел в потолок, прислушиваясь к незатейливым звукам грубого голоса. — Что это за песня? — наконец спросил парень. Вот уже почти 5 оборотов луны он слышал ее и только сейчас заинтересовался. — Да, так, — раздалось из-за стены. — Подрик пел ее перед Рассветной битвой, слов точно не запомнил, а вот мелодия никак не хочет покидать голову. — Потому что другими мыслями ее не заполняешь, — усмехнулся Джон. — Да, моей голове нужна работа, от безделья, что только в нее не лезет. — А о чем песня? — О призраках прошлого и о том, как приятно жить среди них, что не хочется их покидать. Думаю, для нас самое то. Чем нам еще жить кроме прошлого? Навряд ли в будущем нас ждет хоть что-то хорошее. — Да, самое то, — проговорил Джон и обвел глазами свое временное жилище. Это даже не была темница, подвалы были засыпаны камнями. Поэтому безупречные своих единственных пленных поселили в уцелевшей башне, в комнатушках, которые скорей всего использовались как кладовки, бросив тюфяки вместо кроватей. Когда его только сюда привели, он кричал по ночам от кошмаров и боли. Ему даже виделась Дейенерис и он уже начал думать, что и его постигло безумие Таргариенов, но потом пришло безразличие и только раз в несколько дней переброски парой предложений с Тирионом разбавляли однотонные дни. В первые дни, когда он и Тирион поняли, что трещины, которые появились в кладке позволяют им разговаривать друг с другом Ланнистер предупредил что теперь ему придется терпеть речевые изливания карлика, на что Джон только усмехнулся. Последующие несколько дней он слушал, какой он идиот, не потому что убил Дейенерис, это было неизбежно, а потому что не проработал план, потом они оба ждали казни, которая так и не состоялась. — Думаю, они выжидают, — как-то сказал Тирион. — И теперь твоя жизнь зависит от твоих сестер и того насколько ты им дорог. И того что они предпримут. А если учесть, что ты их не слушал и делал все наперекор им, они могут быть немного обижены. Хотя Санса, даже при моем отъезде, стояла за тебя горой и думала о том, что хочет, чтобы ты остался дома с ними, а не ехал на юг. Джон улыбнулся этому. Санса не хотела, чтоб разбредалась стая. — Зима пришла, стая должна быть вместе, — улыбнулся Джон. Зима и правда пришла. Над Королевской гаванью кружился снег, что было видно в те небольшие окошки, что выходили на гавань со стоящими кораблями Севера, что перекрывали доступ к городу. Снег покрывал пепелище города, ветер выдувал запах гари, а мороз пробирал до костей, заставляя кутаться во все найденные тряпки, и спрашивать каждое утро, жив ли еще сосед по заточению. Никто и не думал побеспокоиться о состоянии узников в холода. Даже Джон привычный к морозу с тоской вспоминал свой меховой плащ, подаренный Сансой, пытаясь представить тепло. Когда становилось совсем невыносимо, Джон поджигал, что-нибудь из найденного к комнатушке — тряпки, какие-то деревяшки, солому, воняло жутко и дымило, но приносило хоть несколько минут блаженного тепла. Даже Тириону под руководством Джона спустя пару часов ругани и звуков, ударяющих друг о друга и по пальцам камней, удалось выбить спасительную искру. Потом было столько же ругани от разъедающего глаза дыма, но благодаря этому и невероятной удачи ни Джон ни Тирион не заболели, хотя за дверьми камер слышался кашель и натужный хрип, привыкшие к жаре безупречные и дотракийцы с трудом согревались в разоренном городе. Спустя несколько лун, когда в комнате не оставалось ничего, что можно было сжечь, даже Джон начал прощаться с жизнью, предполагая, что однажды заснув на тряпках, он больше не проснется, замерзнув насмерть. В холодном бреду ему мерещились всполохи огня, которые превращались в волосы Сансы, а потом все закрывала белая пелена и вот его уже душат, оплетая горло, белоснежные косы Дейенерис. Джон забыл, когда спокойно спал, да и сна как такового у него не было, он впадал в забытье и любой сон превращался в кошмар о Дейенерис, и о Сансе, о Бране с голубыми глазами Короля Ночи, об укоризненном взгляде Робба, что отдал Север и осуждающий Неда Старка, что не защитил сестер, что стая распалась. Ему снился Винтерфелл пылающий в огне и он летящий на драконе кричащий «Пламя и Кровь», Кэйтлин Старк орущая, что он не Старк и лорды севера рубящие его своими мечами. Ему снилось одиночество и темнота, страх и боль, ему снился каменный мешок и рык, больше похожий на хрип в этом сне он умирал. Но также ему снились нежные руки, перебирающие его волосы, и нежный голос, что говорит «Все будет хорошо», ему снился теплый мех кровати, синие глаза и улыбка Сансы, что присаживается перед ним на корточки и шепчет «Потерпи, знаю что жарко». Но все прошло, однажды открыв глаза, Джон понял, что ему не надо разминать конечности, заставляя их работать после ночных холодов, а за окном с крыш начинает капать вода, и даже солнечный свет несет тепло, а не зимний обман. Пришла весна. — Мы выжили, — проговорил Джон. — Пока да, — все также саркастично ответил Тирион. — Кажется, убийство Короля ночи шокировало саму суть нашего мира, и теперь все прогнозы мейстеров летят в пекло. — Только не говори, что ты расстроен, что мейстеры ошиблись с прогнозом. — Не знаю, как они ошиблись для меня эта зима, и правда была долгой и самой холодной. Если выживу, отогреваться буду еще лет 100, и ноги моей не будет на Севере. Джон засмеялся, вспоминая, как сам думал ехать на юг греться. Какой же он был дурак, думая, что жара лучше холода. Сейчас спустя почти пять лун он мечтал о прохладном ветерке. Зима отступила слишком быстро, сменившись пеклом. А нагревшиеся камни делали темницу похожую на камин. Его камзол был отброшен в сторону, сапоги сняты, а рубашка неприятно липла к телу, волосы отрасли, как и борода и если зимой это спасало, то сейчас начинало неприятно чесаться, тело было липким, а мысли плавились, не позволяя себе сформироваться в какую-либо идею. — Эх, везет безупречным и дотракийцам они-то себя сейчас и правда как дома чувствуют. — Возможно, — пробормотал Джон, замечая, что их тюремщики, что приносили еду радость не излучали, когда Джон поделился этими наблюдениями с Тирионом, тот только фыркнул, сказав, что осада никому радости не добавляет и им тоже. Еда, что им приносили, становилась все скуднее и хуже, такими темпами, как сказал Тирион и на них, на пленников начнут смотреть как на кусок мяса. В один из самых жарких дней до Джона и Тириона долетел жутко тошнотворный запах. — Надеюсь это не нам еду готовят, — сказал Тирион, забираясь на уступок и заглядывая в окно. Джон из своего не видел ничего, кроме морской глади и мающихся от безделья в осаде моряков Северных кораблей, которые вот уже несколько недель не вылезали из моря, и с радостью брались за мытье палубы, потому что позволяло случайно опрокинуть ведро воды на себя. — Они идиоты! — закричал Тирион. Джон заинтересовался, последние луны, идиотом Тирион называл исключительно его, на вопрос почему, Тирион засмеялся и сказал, что если случиться невероятное чудо и Джон все же станет королем, то у него больше не будет возможности озвучить этот факт, что он «честный идиот». Джон на это засмеялся, в себе не обнаружив и капли обиды, да и не веря в такой расклад, какой из него король, но и потому что последнее время и сам хотел себе дать увесистую затрещину. Он чувствовал что все делает не правильно и все его благородные стремления выходят боком, и сказал, что если такое чудо случиться, то он ему позволяет в объективных случаях назвать его идиотом, чтоб отрезвлять периодически. Тирион на это хотел сказать, что Дейенерис тоже разрешила Варису говорить правду и перечить ей. И чем это закончилось? Но вовремя прикусил язык, не желая тормошить только-только заживающую рану. Сейчас Тирион выражался не выбирая эпитеты. — Они идиоты! Они до сих пор не убрали тела с улиц и именно сейчас решили их сжечь. Джон со стоном уронил голову на руки, он был согласен с каждым словом Тириона и сам готов был ругаться из-за недальновидности Серого червя. И приготовился не к самым приятным дням. Над городом поднимался зловонный дым. Через несколько дней после того как дым над городом рассеялся на рассвете Тириона и Джона разбудил звук рога. Джон сначала не мог понять откуда такой знакомый звук, но когда понял, вскочил и бросился к окну. Корабли все также стояли на якоре, но на них началась суета. Звук северного рога разносился над Южными землями. — Тирион, что там? — взволнованно спросил Джон, понимая, что Тирион тоже сейчас выглядывает в окно. — Знаешь, что я скажу. Я рад, что она не моя жена, эту женщину стоит опасаться. — Ты о ком? — Санса, — сказал Тирион, словно это имя все объясняет и уже давно стало нарицательным. — Вот скажи. Где, где в этой разоренной, разрозненной стране она смогла найти еще одну армию. Жаль далеко, не увидеть знамен. — Ты уверен, что это Санса? — спросил Джон, но красноречивое молчанье было ему ответом. — Да, знаю. Кто же если не она. — Она все сметет на своем пути и добьется того чего хочет. Не завидую ее врагам и… ее мужу. Повторю, хорошо, что это не я. И сочувствую Джон. Она так просто от тебя не отстанет, упокоится с миром, она тебе не даст. Джон на это ничего не сказал. Он давно смирился, что его желания ничего не стоят и сейчас он готов принять это и делать, то, что нужно другим и может тогда желания тех кто ему дорог исполняться, а он уже смерился со своей участью. Его радостью станет счастье его близких, счастье Сансы. Ведь все его поступки с того самого момента, как она снова ворвалась в его жизнь были направлены на ее желания, на ее безопасность, потом уже появилась Арья и Бран, но изначально была только она. Именно Санса дала ему цель жизни. Именно она появилась как знамение тогда, когда он потерял себя и не понимал, кто он и зачем на этой земле. Джон посмотрел в окно. Сейчас тоже самое. Он потерян, он на распутье и снова она. Да она сейчас не потерянная замерзшая девочка, сейчас она леди Старк во главе армии, но почему-то, как и тогда, сейчас, когда он не знает, кто он его мысли занимает Санса и все мысли все стремления сводятся к ней. Незаметно, Санса стала центром его мира. Когда она там, в Черном замке оказалась в его объятиях, он понял, что снова живет, именно тогда он сделал свой первый вдох новой жизни. Эта летняя, идеальная леди, олицетворение всего запретного, всего, что он лишен в его детстве, старшая дочь Неда и Кэйтилин Страк была как живым напоминанием, о том, что Джон бастард, что он недостоин даже ее взгляда. Она не называла его братом, Джоном, она вообще никак к нему не обращалась, стараясь свести к минимуму общение с ним, а если была необходимость, она просто начинала ему говорить, не выделяя его именем или другим званием. И вот теперь это недостижимое прекрасное создание подарила ему всю свою заботу, она подарила ему семью. Именно семьей они стали друг для друга, семьей, которой они столько времени были лишены. Они собрали друг друга по кусочкам, окутав семейным теплом. Именно там во дворе заснеженного Черного замка в Джоне с новой силой разожглась нежная братская привязанность, которой он был переполнен, но которую не давала ему проявлять леди Кейтлин, все его попытки показать свою любовь к младшим братьям и сестрам пресекались. Украдкой обнять Арью, потрепать по волосам Брана, покатать на плечах Рикона все его проявления привязанности происходили с оглядкой на их мать, Санса же была настолько недостижима, что единственное, что Джон мог себе позволить это взгляд полный заботы. Сейчас же были разрушены все стены и нежность, привязанность, любовь, желание защищать волной накрыло Джона, направляя все его чувства на единственного родного человека, оказавшегося рядом. И Санса отвечала тем же, столько заботы и внимания Джон не испытывал никогда в жизни их посиделки у камина, подбадривающие улыбки, прикосновения к руке, поцелуи в лоб, они словно каждую минуту желали убедиться, что они рядом, что это не мираж, что они есть друг у друга. Их отношения не были ровными, сейчас бы Джон сравнил их с полетом на драконе, виражи, крутое пике и медленное парение — тихие вечера у камина, когда они могли без слов понять друг друга, сменялись спорами и криками. Джон пылал, когда они спорили и ругались, он бушевал, это было незнакомо и волнительно, еще никогда он не испытывал столь сильных и противоречивых эмоций как рядом с Сансой Старк, рядом с ней он чувствовал, что живет, и ему это нравилось, ему нравились как загораются глаза Сансы во время спора, как румянец, заливал ее щеки, ему нравилось как бьется в такие моменты его сердце, как легкая приятная дрожь проходит по телу. Джон испытал рядом с Сансой весть спектр эмоций от гнева, до невыносимой нежности и любви. Рядом с Сансой Джон снова чувствовал себя нужным, но и сестра была нужна ему как воздух, они проросли друг в друга, их оплели ленты крепче брачных лент на церемонии. И сейчас в заточении он скучал не по Дейенерис, в отношении нее было чувство исполненного долга, с болью в сердце, но неизбежностью, сейчас он скучал по сестре по тем противоречивым чувствам, что она заставляла его испытывать, она стала его привязанностью, его необходимостью. Поэтому Джон готов был на все только бы оказаться с ней рядом, он ведь ей обещал вернуться. Прошла неделя тишины. Войска сплошной стеной окружили город, но ничего не изменилось, тощий безупречный, на котором после зимы доспехи висели мешком, так же молча, приносил еду, ставил на полу и уходил, не бросив на пленников ни единого взгляда, не проронив ни слова. Но однажды рядом с тарелкой с едой этот же безупречный поставили ведро с водой и губкой, с явным намеком, на то чтобы Джон привел себя в порядок. Джон оглядел это добавление и прикинув, что за все полгода это первый раз когда ему предложили хоть какое-то подобие мытья, обойдя таким вниманием и заботой второго пленника, парень пришел к неутешительному выводу, но решил все же не пренебрегать таким счастьем, пусть и на последок. В прошлый раз ему не довелось подготовиться к смерти, хоть в этот раз все будет правильно. Джон обмакнул губку и подавил блаженный стон, когда вода потекла по разгоряченному и липкому от пота телу. Тирион на догадки Джона молчал, и даже не возражал, когда Джон коротко попрощался с ним. Ланнистер не знал, что сказать какие доводы привести, чтобы опровергнуть мысль о казни, ведь именно эта мысль поселилась и в его голове. Приход новой армии мог оказаться катализатором и так нервных безупречных и они, поняв, что им нечего терять, могли решиться и на казнь Джона. Следующие несколько часов тянулись в томительном ожидании.