Симулятор стукача

      Альберт между тем продолжал разговаривать с Патриком, но уже у себя дома. Пытался сделать так, чтобы Штейн-младший понял таки своего отца и научился в лишний раз не встревать с ним в конфликты из-за разницы во взглядах.       Мужчина впервые описывал что-либо, связанное с нетрадиционными отношениями с негативной позиции. Ему пришлось рассказать Патрику про то, что в таких отношениях запросто может фигурировать насилие, если одна из сторон их не принимает. Потому что как раз с этим ему и пришлось столкнуться в случае с его братом и человеком, который его любил.       Парень вполне спокойно воспринимал этот разговор, так как с «негативным отношением к гомосексуализму» встречается почти каждый день, слыша упрёки отца. Позже, когда диалог подошел к истории с братом Альберта, он попытался узнать подробности, не придавая значения тому, что агент сильно изменился в лице.        Но тут Альберт осекся из-за спокойствия Патрика. На и без того серьёзном лице мужчины отразилось выражение боли и вины.  — Понимаешь… Тот мужчина принимал стимуляторы, воздействующие на работу мозга. Они являются наркотиком, поэтому со временем сильно сказались на нём. И из-за этого он не стал меня слушать, когда я попросил оставить Стефена в покое… То, что он сделал с моим братом, это… — Альберт сглотнул ком в горле:  — Он изнасиловал его. Стефен долго не возвращался домой в тот день, и я пошел искать его. Столкнулся с ним почти на пороге. И я до сих пор не могу забыть его испуганный взгляд и то, как он пол ночи не мог уснуть, плача у меня на груди. Я пробыл с ним до утра… И к рассвету во мне не осталось ни капли милосердия к тому человеку — во взгляде Альберта на пару секунд промелькнула подлинная ненависть.       После такой истории спокойствие Патрика моментально угасло. Мда, видимо за этот день для всё ещё отчасти «зелёного» мальчика произошло слишком много. Тихим голосом он сказал, что ему жаль и что он не знал. Судя по его отрешенному взгляду он настолько сильно не ожидал подобной истории, что отошел от происходящего на пару минут.  — Прости за такую прямолинейность. Просто это совсем не та история, где я могу сглаживать углы и подбирать слова. Даже смерть этого ублюдка не вселяет покой в мою душу. Иногда я жалею, что покончил с этим так быстро… Он должен был страдать.       В взгляде мальчишки мелькнуло опасение, которое пропало так же быстро как и появилось. Хотя отогнать это волнение взаправду было намного трудней, Патрик таки справился, стараясь не обращать внимания на фразу, звучащую в его голове подобно мантре: «Альберт не маньяк, успокойся»       Вновь вернувшись в мир внешний, Патрик задумчиво взглянул на возлюбленного:  — Всё в порядке, я уже не ребёнок. А понимаю вообще как окончательный взрослый, так что и без смягчений подойдёт… Ты-то сам как себя чувствуешь? В смысле сейчас. —        В ответ мужчина жестом показал, что его состояние не очень, но могло бы быть хуже. А через пару минут Патрик наконец перестал ощущать слабое оцепенение и встал на ноги. Его взгляд машинально устремился к полке, у стенки которой стояло несколько бутылок вальвердского вина. Там же нашлись какие-то таблетки, судя по всему — успокоительное.       Патрик ненадолго задумался, что будет лучше в такой ситуации. Ему не хотелось оставлять Альберта в том состоянии, в которое ввёл его этот рассказ. И точно было ясно одно — смешивать эти две вещи точно не стоило.       Мысленно склонив выбор в пользу успокительного, Штейн-младший убрал уже взятое вино на место:  — Не каждый день же пить.Сам говорил что сопьёмся скоро, если не остановимся.  — Правильное решение. Успокоительно с алкоголем лучше не мешать. Это конечно не смертельно, но приятного в этом не много… И, если подумать, то лучше мне всё же не пить сейчас… Едва ли это вызовет с моей стороны агрессию или нечто подобное, но я боюсь случайно уйти в подробности и наговорить лишнего. Доверие — не повод пугать тебя, как мне кажется… — Альберт принял успокоительное и, раз от алкоголя они сегодня решили отказаться, пошёл сделал чай себе и возлюбленному.  — Наверное, сейчас ты и так уже сильно нервничаешь… Надеюсь, я не заставил тебя считать меня маньяком. Убийства для меня — не обыденное дело, хотя и могло показаться иначе. Это не то, с чем я стану шутить или к чему я прибегну без сильной необходимости…  — На самом деле да, это заставило сильно нервничать. Даже немного испугаться — признался Патрик, сделав небольшой глоток чая:  — Но ты не похож на маньяка. По крайней мере не на таких, которые были в детективах, пока не запретили книги. Да и ты к тому же агент, при этом секретный. Это, наверное, часть твоей работы.  — В каком-то смысле — да… Но я стараюсь избегать этого. — Альберт немного задумался, пытаясь вспомнить, как много он вообще убивал.       Он опасался, что Патрик спросит нечто подобное, но решил, что в случае чего, ответит ему честно.  — А сколько раз вообще приходилось? — он вопросительно поднял взгляд на Альберта. Его несколько расслабил тот факт, что сам мужчина стал спокойнее и он по-немногу возвращался в свой стандартный вид амбициозного и непокорного подростка:  — Я, если что, просто интересуюсь. Мне не для чего-то.       Мужчина глубоко вздохнул.  — Слишком много, чтобы врать, что эти жертвы были случайны. Мне тяжело вспомнить точное число, пусть я и помню каждого, кого лишил жизни. —  чуть подумав, он всё же добавил:  — 37 человек… — Оу… Неожиданная цифра.        Патрик был удивлен, в плохом смысле этого слова. Ему нужно было обдумать полученную информацию. По этой причине он толком не знал что сказать, и квартире повисло тяжёлое молчание. Альберт уловил во взгляде Патрика страх и решил, что тому будет проще наверняка знать, что у него нет желания вредить кому-либо. В конце концов, на его руках достаточно крови, чтобы возвести его в разряд серийных убийц. Правда, тот факт, что он не позволяет себе просто забыть убитых, перешагнув через их жизни, всё же показателен. Так или иначе он успел пожалеть о том, что вообще начал эту тему и, дабы попытаться успокоить возлюбленного, сказал кое-что ещё.  — Я знаю, что многим сейчас приходиться убивать… И даже твоему отцу, Патрик. Но я понимаю, что так быть не должно. На самом деле из своего искреннего желания я совершил только одно убийство. Об остальных я жалею. Но даже если так, факт их свершения остаётся неизменен. И этот факт мне отвратителен. Плюс ко всему… Это прошлое, которое мешает мне жить. И я боюсь говорить о нём, потому что каждый раз мне кажется, что после такого человек уже никогда не сможет мне верить…  Но ты, как человек, которого я люблю, заслуживаешь знать, кто действительно находится рядом с тобой… Только потому я и решился остаться сейчас искренним.       Патрику и правда стало немного легче после всего этого. Вот только из слов Альберта он выловил одну мысль, с которой был не в состоянии согласиться даже после сегодняшнего происшествия:   — Мой отец не смог бы убить человека, Альберт. Я уже не уверен на счёт соучастия, как сегодня… Но всё же…  — Точно… Ты ничего не знаешь об этом, верно? Что ж… Помнишь того генерала, что жил тут где-то за пол месяца до моего приезда? Разве он не умер внезапно буквально перед так называемым выступлением, к которому он так усердно готовился? Можешь вспомнить, при каких обстоятельствах это произошло?       Патрик смутно помнил этого человека. В основном из-за того, что после ссоры с отцом по поводу уезда отсюда он демонстративно его игнорировал и почти целыми днями сидел в университете. Но какие-то знания, в том числе и о его смерти всё же остались.  — Я не помню это точно, потому что в то время я был с отцом в ссоре куда более худшей чем-то, что произошло в наши с тобой первые несколько дней знакомства. Я помню лишь помню что был то ли взрыв, то ли несчастный случай… Но все равно: отец не был в то время даже рядом.  — Там действительно был взрыв. Генералу принесли… «Особенный подарок»… Ни о каком несчастном случае речи не шло с самого начала. Но я не прошу тебя верить на слово в то, что я сейчас рассказал. Если рискнёшь, можешь расспросить отца сам, если же нет, то я готов предоставить доказательства… Так или иначе, тебе стоит знать, что этот генерал был ответственен за программу по военной пропаганде в старших школах и университетах и набору новобранцев. И думаю тебя не слишком удивит тот факт, что люди часто становились этими новобранцами не по своей воле. В основном везло только тем, кто не способен воевать физически. Трудно сказать, сколько детей он перемолол в фарш чужими руками и своими собственными… Так что тот взрыв воздал ему по заслугам. Да, можно было убить его гуманнее. Но вполне возможно, что у того, кто натолкнул Карла на идею искоренить это зло, были личные обиды. Или же вариантов было несколько, а этот сочли самым подходящим под несчастный случай. Ведь всегда можно сослаться на взрыв бытового газа или чего-то подобного. У меня есть несколько версий на этот счёт, но разузнать, кто же всё же поспособствовал смерти этого человека со стороны, я так и не смогу. Кем бы он ни был — он неплохо шифруется. И умеет убеждать людей, раз уж Карл согласился на его предложение.       Тут Альберт конкретно так задумался и пришёл к выводу, что стоит всё-таки полностью разобраться в этом деле. Возможно, было бы весьма полезно иметь в друзьях человека со столь значительным влиянием и способностью воздействовать на людей, защищённых правительством. Такой человек запросто мог бы, к примеру, организовать безопасный вывоз больного человека из страны… А Альберту и Штейнам это было нужно.  — Неужели Дантон… — Патрик неосознанно озвучил эту мысль вслух.       От него же паренёк знал, что пару раз Карл так же им сильно помогал, хоть для самого управляющего это ничего не значило. И если смерть генерала на самом деле была осуществлена руками его отца, то организовать такое мог только он.  — В любом случае если его работа заключалась в том, что бы отправлять молодых людей на верную смерть он получил по заслугам, и даже более гуманно чем можно было. — Парень быстро оборвал свои размышления.       За те несколько событий, произошедших по воле «Нового завтра» и в которых Штейн-младший принимал какое-либо участие, он поменялся. К примеру если сейчас он увидел бы кого-либо в петле, с пистолетом у виска или что-то подобное, то это вызвало бы меньший ужас, чем тогда, когда ему пришлось столкнуться с подобным впервые.  — Думаешь, это мог быть он? Возможно, стоит в этом убедиться… И тогда станет понятно, почему отдавая твоему отцу ту коробку для Изадарожа он ни чуть не сомневался. Это было нечто вроде последней проверки для Карла. Заключительная стадия его вербовки. — агент тихо усмехнулся: — Весьма продуманно… Ну, что же. Раз Джордж смог провернуть такое, то можно попытаться договориться с ним о помощи твоей матери. Он сможет организовать всё без чрезмерных рисков, но, скорее всего, понадобится время на подготовку. Если мы не ошибаемся в своих предположениях, то это шанс для неё Патрик…  — Ты думаешь, он сможет помочь маме с минимальными рисками? — Голос Патрика чуть дрогнул. Он, конечно, знал, что это вполне возможно, но всё ещё сомневался. Что если вся эта задумка с её вывозом в Вальверде провалится, и станет только хуже?  — А он согласится помочь? Если это он, к… конечно… — из-за этих переживаний парень в очередной раз сорвался: слёзы потекли по его щекам, и Патрик опустил голову.       Если Джордж согласится… Нет! Никаких «если»! Он должен был согласиться! Это его мать и Патрик сделает все, чтобы она выздоровела!      Так же внезапно, как и отчаяние, парня наполнила уже решимость и он быстро взял себя в руки:   — Я свяжусь с ним. И попрошу о помощи. Мы вывезем её отсюда во чтобы то не стало.       Альберт чуть кивнул в знак согласия и обнял возлюбленного, давая ему немного расслабиться эмоционально:  — Я постараюсь сделать всё, чтобы облегчить реализацию этой задачи. Всё же, пусть мне самому и не по силам перевезти Анну в Вальверде, где её точно смогут вылечить, я могу достаточно сильно повлиять на эту перевозку. Однако, мне нужно будет ехать вместе с ней. Сомневаюсь, что твоему отцу это понравится.  — Он будет против. Или захочет поехать с вами… А если узнает что это поможет организовывать тот, из-за кого ему сделали не слабый выговор, то вообще может попытаться поставить крест на этом плане. Хотя нет, он не сумасшедший.  — Вот в том то и проблема, что он тоже захочет поехать туда. Я не против взять его с собой, однако, так как Карл работает на министерство, он должен всегда находиться в зоне досягаемости. И если его отсутствие обнаружится, то к вам в дом нагрянет проверка. То есть… Твоего отца арестуют сразу по возвращению. А вас с Мартой могут повязать как детей предателя родины.  — Своих людей в министерстве у Дантона нет, как он мне говорил. Так что замять историю не получится даже при желании… И значит, отец должен оставаться здесь. Скорее всего его придется долго уговаривать.Но даже если и получится, то он всё равно будет пр… — Патрика вдруг осенило:   — А если я поеду? За мной тут никакое министерство не ждёт, а мне отец всё же доверяет больше чем тебе.  — Полагаю, что такой расклад его устроит. Ну… Мне остаётся на это надеется. Знаешь… Пожалуй, тебе стоит сосредоточиться на Карле. А с Дантоном я договорюсь сам. Потому что, если я первым пойду к твоему отцу с таким вопросом, то мы добавим себе сложностей.  — Логично. Да и меня он скорее послушает, нежели даже Дантона. Но лучше сделать это завтра, и ещё лучше после занятий. Сейчас уже вечер, а по часам так вообще ночь. — и действительно, за окном было темно, хоть глаз выколи.  — Разумеется. К слову, тебе. наверное, стоит вернуться домой… Я не настаиваю. Тем более, что в университет нам завтра всё равно ехать вместе. Но лучше, если Карл не будет снова нервничать из-за очередной ночи, которую мы провели вместе.  — Альберт прокрутил эту мысль в голове и понял ещё кое-что:  — Хм… А ведь в поездке он не сможет нас контролировать. Надо будет подобрать пару аргументов на случай, если он скажет нечто подобное.       Патрик нехотя отстранился, высвободившись из объятий агента: — Пожалуй ты прав. Отца лучше лишний раз не нервировать. К тому же я несколько сомневаюсь что здесь я хорошо высплюсь. — сказал он, смутившись на последней фразе.       Хотя это и была скорее шутка, чем его реальное мнение на счёт порывов Альберта, сами мысли о таком вгоняли паренька в краску. Сам же Альберт, услышав такое, лишь тихо усмехнулся его смущению и провёл тыльной стороны руки ему по шее.  — Прости мне мою несдержанность. Но ты действительно очарователен… Меня притягивает та робкая улыбка, которой ты отвечаешь на мои поцелуи. Да и вообще, в тебе много черт, способных заворожить… Твой непоколебимый юношеский оптимизм и огонь во взгляде… Переливы противоречивых чувств, которые ты не скрываешь… Твоё вечное рвение сделать что-то вопреки… Они прекрасны… Но между тем, ты ещё совсем невинен. И я нахожу милой эту твою лёгкую наивность.       Как всегда, неспособность Патрика спокойно воспринимать комплименты, независимо от их характера, дала о себе знать после таких нежных слов в его адрес, и он не нашёл что ответить, а только «расцвёл» как мак. В следующее он мгновение почувствовал, как они с Альбертом соприкасаются губами и его вовлекают в нежный поцелуй. А отстранившись мужчина ярко улыбнулся.  — Вот об этом я и говорил… Ты просто невероятно мил, когда смущаешься.  — сказав это, Мейнике проводил всё ещё красного Патрика домой и пожелал ему спокойной ночи.       Дома Патрика встретил как всегда бодрствующий отец. Мельком оглядев своего красно сына, он многозначительно закатил глаза и вздохнул. Штейн-младший понимал, что скорее всего это означает очередной нудный разговор, в ходе которого Карл будет долго говорить о том, что ему не нравится происходящее и что Альберт принесёт лишь вред. Но сейчас в голове была лишь одна мысль: «спать». Потому что только что парень осознал насколько он вымотался за сегодня.