Немного о попаданцах, злых колдунах и невинных мальчиках

      С недавних пор у Северуса появилась неприятная привычка. Нет, он не начал обкусывать ногти, не купил себе гадальные карты и даже не начал пить молоко. Все было значительно хуже, хотя вроде бы он всегда таким занимался.       Следил за Поттером.       Если раньше это было досадной повинностью, под давлением долга и увещеваний Дамблдора, то теперь что-то неуловимо изменилось, как изменился и сам Поттер. Что-то произошло с ним в тот день, когда он едва не умер. Или, когда его собственная магия едва не разорвала в клочки, странно отреагировав на стандартное зелье.       Северус тогда лично проверял его кровь и магическое ядро, а вот в мысли сунуться не решился, так как Поттер находился в каком-то пограничном состоянии.       Но это точно был Поттер — наказание для его, Северуса, нервов. Ведь он даже не удивился, когда миссис Фигг вызвала его в Литтл-Уингинг. Сынок Джеймса не мог прожить спокойно ни единого дня, влипая в переделки по собственной глупости.       Но вот потом… Северус жалел, что оставил все на самотек, когда Поттер пошел на поправку и выбрался за пределы Больничного крыла. В свое оправдание Снейп мог сказать, что у него было слишком много других дел, кроме как сидеть в Хогвартсе и отслеживать произошедшие изменения.       А они были.       Начать с того, что Поттер вдруг перестал его ненавидеть, хотя раньше не стеснялся показывать это чувство и даже периодически кричал об этом прямо в лицо. А тут… нет, у них была пара довольно трудных и эмоциональных разговоров, когда Северус вынужден был признаться хотя бы самому себе в полном поражении.       Но в целом, Поттер казался слишком спокойным в его присутствии, слишком… не доверчивым, нет, тут другое… Северус затруднялся правильно охарактеризовать свои ощущения, но инстинкты битого и пуганного темного волшебника больше не улавливали опасной агрессии.       Зато с неким торможением и недоумением Северус уловил что-то другое. Уловил и не поверил, даже когда все еще ненавистный и полный надутого самомнения Поттер вдруг сумел отразить его легилименцию. Не просто поставить блок, а отразить, вытолкнуть из сознания, показав дичайшую в своем неправдоподобии картину.       Да, они тогда были оба взвинчены и действовали на эмоциях, а Поттер (это было кристально ясно) еще и нешуточно испугался, но это же не повод…       К тому же, Поттер тогда оправился слишком быстро и вел себя настолько непохоже на себя прежнего, что Северусу захотелось разобраться. Но пришлось взять паузу, так как нужно было немного успокоиться и оставить в покое мысль об Аваде, брошенной в наглого щенка.       Да, Поттер боялся его, осторожничал, как со стручком бубонтюбера, но от столкновения не уходил, даже не подозревая, что частенько выходил из противостояния победителем.       Северус слишком часто оказывался выбитым из колеи, хотя и не подавал виду. Он даже умудрился снова проверить кровь Поттера и наличие на нем каких-то чар, включая оборотное зелье, но… Это все же был Поттер.       Удивляло то, что в мысли свои мальчишка теперь не допускал, и получалось это у него хоть и неуклюже, но действенно. Северуса до черных точек перед глазами разъярили те картинки, что наглое отродье подсовывало ему в виде защиты.       Но раньше Поттер вообще не мог противостоять ему. Правда, Северус сейчас особо и не настаивал, так как, кроме ярости, защита в виде эротических зарисовок вызывала еще и немалый интерес, хотя в этом Снейп долго не признавался даже самому себе.       Его не шокировал сам факт того, что Поттер может интересоваться своим полом (хотя нет, шокировал!), но то, кого именно он нафантазировал себе своим подростковым умишком… бесило до звона в ушах.       Северусу приходилось прикладывать массу усилий, чтобы держать дистанцию, но Поттер раз за разом нарушал его внутреннее равновесие.       Не только своим более раскованным, немного развязно-наглым поведением, но и другими поступками. Северус понял, что срочно нужно менять устоявшиеся стереотипы и взгляды на вынужденного подопечного, так как тот явно ушел вперед в своих взрослых эмоциях и реакциях.       Дамблдор, кстати, тоже находился в некотором недоумении относительно Поттера, даже рассказал историю с принятием наследства, процитировав ключевые фразы. Такое не мог сказать эмоционально незрелый подросток, который никогда особо не интересовался ни наследием отца, ни вообще проблемами магических семей.       Зато кое-что прояснилось с его неожиданным совершеннолетием. Если Поттер использовал хроноворот (а в это охотно верится), который фактически украл в Министерстве (верится с трудом, но мог действительно случайно подобрать), то, благодаря своей везучести, отделался легким испугом и добавлением года жизни — как минимум.       А еще Поттер начал учиться, действительно учиться, а не пользоваться умом своей подружки-всезнайки. И перестал так остро реагировать на замечания, порой действительно несправедливые (Северус все еще проверял его уравновешенность).       Поттер перестал шастать по Хогвартсу, нарушая режим, хотя все же Северусу один раз удалось его поймать. Но в тот момент не появилось ни малейшего желания наказывать Поттера. Возможно потому, что выражение его лица было таким, словно тот возвращался с битвы, а не из своих детских приключений.       Северус наблюдал за ним во время трапез в Большом зале, на уроках, на отработках, которые с облегчением прекратил, как только нашелся предлог. Не потому, что помиловал Поттера, а потому, что хотел дать передышку самому себе.       И наблюдения Северуса одновременно и огорчали, и радовали. Поттер… вырос. Он даже внешне немного изменился, хотя его рост и комплекция остались прежними (но на ощупь оказалось, что худоба весьма обманчива). Поттер улыбался иначе, смотрел иначе, даже колдовал немного иначе. Северус не сразу понял, что его смущает, а потом до него дошло, что мальчишка почти всегда колдует невербально.       Поттер все еще умудрялся пролезать в игольное ушко, если дело касалось подслушивания или появления в нужном месте в нужное время, но это приносило неожиданные результаты. Два из них лежали в надежном месте и ждали своего часа. Поттер почему-то… доверял ему? Не уговорами Дамблдора — это чувствовалось на инстинктивном уровне. И это тоже выбивало из колеи, заставляло все время прокручивать в голове этот факт, анализировать свое и его поведение, искать причину в изменениях.       Северус понимал, что дает слабину, поддаваясь возмутительному напору Поттера, но возрастающий интерес и желание понять, почему мальчишка так себя ведет, не давали ему вернуться к прежнему уровню враждебности и снисходительной (вынужденной!) опеки.       Более того, в своих изысканиях Северус дошел до того, что стал анализировать даже подсунутые раскрепощенным сверх меры Поттером картинки, где они…       И откуда у невинного, наивного и нескладного подростка в голове такие фантазии взялись? Пусть даже Поттер сейчас не такой уж и наивный, но…       Что говорить, на Северуса все произошедшее произвело гораздо более разрушительный эффект, чем он демонстрировал возмутителю его спокойствия.       После той неудачной влюбленности в Лили, после ее смерти, после Азкабана, после кабального обета, данного Дамблдору, после ненависти и недоверия окружающих, после унизительных проверок и не менее унизительной жалости со стороны «благодетеля», взявшего его на поруки, после собственного самоедства, ни о каких романтических отношениях Северус не хотел и думать.       Не был он никому интересен настолько, чтобы пробыть в его милой и душевной компании лишнюю минуту. Да и не хотелось этих самых отношений — редкого и однообразного секса раз в несколько месяцев ему вполне хватало. С остальным справлялась правая рука — еще реже. О сексе с мужчинами Северус никогда даже не задумывался.       А секс с Поттером даже не снился в самых жутких кошмарах.       Но теперь, Мордред бы побрал этого мальчишку, СНИТСЯ. Не секс, конечно, но все, что он почерпнул из фантазий Поттера, прокручивалось в его расслабленном мозгу в красках и деталях. Не помогала даже привычная практика очистки сознания перед сном.       Теперь к основной нагрузке на его истерзанный мозг добавилось новое испытание — более яркое, позитивное, волнующее что-то внутри, и от этого куда более опасное.       Возможно потому, что Северус не придумал, как от этого избавиться.       Да и не хотел, если честно.       А Поттер продолжал забивать в крышку гроба новые гвозди, генерируя такой явный сексуальный интерес, что Северус сам готов был положить в тот гроб свою зажатость, чрезмерную осторожность и надежду.       Нельзя же в самом деле верить в то, что он Поттеру вдруг стал интересен в ЭТОМ самом смысле? И что это продлится дольше, чем любое юношеское увлечение. Поттер же бросил квиддич, хотя ранее казалось, что он и спит с метлой в обнимку.       Момент, когда Северус узнал причину ухода из команды, стал переломным. Тогда Поттер показал свои настоящие эмоции и говорил настолько искренне, что решение прийти к нему в гости на Рождество было принято сразу.       И то, что Поттер ждал его в обновленном доме, что просто разделил с ним праздничный ужин, заставило Северуса разом сдать несколько позиций.       Он давно не сидел вот так наедине с кем-то, чувствуя, что ему рады, что рады просто так, вернее, несмотря ни на что. Возможно, никогда.       Даже сложный разговор о крестражах не испортил впечатление от проведенного вместе вечера. Наоборот, Поттер сделал ему огромный подарок, вновь продемонстрировав свое иррациональное доверие. Ведь мог бы пойти с этой продуманной, но все равно не очень искренней историей к Дамблдору. Но он позвал ЕГО и рассказал ЕМУ.       Северус тоже сделал Поттеру подарок, не став высказывать свои подозрения. Но очень хотелось все же узнать, как вчерашний подросток, порывистый и не умеющий думать своей головой, вдруг за каких-то несколько месяцев сделал больше, чем Дамблдор, обладающий полной информацией.       Уходить Северусу очень не хотелось, но и оставаться было нельзя. Надо было подумать над тем, как проверить информацию Поттера и как после проверки добыть нужную вещь.       Людей, которым Темный Лорд мог доверить столь важную вещь, как собственное бессмертие, было не так и много. Люциус был одним из них, хотя распорядился доверием Лорда очень глупо, за что и страдает теперь. Не только и не столько он сам, сколько его семья.       Драко было жалко, хотя Северус старался не показывать своей жалости, чтобы не спровоцировать напуганного подростка на рискованные действия. Достаточно того инцидента с проклятым колье… В котором опять был замешан Поттер. Если бы не его реакция, кто-то бы обязательно пострадал.       Плохо, что Драко не вырос так же, как его закадычный враг и продолжал вести свои тайные дела, всячески сопротивляясь попыткам Северуса помочь, направить, подсказать. Что же, его можно понять… Запуганный и волнующийся за родителей, Драко сделал едва ли не самый впечатляющий поступок — принял ответственность за их жизни.       Встречи с Темным Лордом давно стали не благоволением лидера, а наказанием для многих, включая и Северуса. Но он хотя бы нужен Лорду, как зельевар и шпион в стане «светлых сил»… Пока нужен. К тому же, многие «коллеги» не доверяли ему и наверняка нашептывали Лорду в уши свои подозрения. Если, конечно, осмеливались открыть рот в присутствии Темнейшества. Беллатрикс точно осмеливалась, будучи ярой поклонницей Лорда, к тому же совершенно сумасшедшей.       Она и до падения Волдеморта была одной из ближайших соратниц. К тому же, род Лестрейнджей точно имеет хранилище в самой защищенной части Гринготтса — Руди как-то рассказывал про слепого дракона, закрывающего путь к сейфам. Но как в него пробраться — Северус пока не придумал. Радикальным методом действовать не хотелось, так как ситуация все еще оставалась слишком неопределенной. Поэтому Бэлла ходила по Малфой-мэнору, как у себя дома и третировала сестру.       Северусу слишком часто приходилось слушать ее разглагольствования о том, что бы она сделала с малышом Гарри, если бы тот попался ей в руки. Но с недавних пор он перестал поддерживать ее даже в самых «невинных» мечтаниях.       Поттер…       Желание защитить парня, умудрившегося пробить брешь в его защите, перестало быть просто долгом. Стало… потребностью.       Северус понимал, что в некотором роде ведет себя жалко, когда примеряет непривычную роль, но, хвала Мерлину, об этом никто не догадывался. Даже Поттер, который то отступал, то делал внезапный бросок. Он был похож на море — то игриво-ласковое, то бурное и агрессивное, разбивающееся о берег и разбивающее его.       Каждый раз Северус думал, что его сложно удивить, выбить из колеи, но Поттер вдруг начинал улыбаться совершенно невозможной улыбкой, или говорил двусмысленности, от которых что-то дергалось в районе солнечного сплетения, или делал, даже не пытаясь скрывать свои намерения.       Северус уже знал, как Поттер пахнет на морозе и в помещении, какое у него тело на ощупь, какие у него цепкие и довольно сильные руки, знал множество видов улыбок, часть которых была адресована ему лично (эксклюзивно), видел самые разные взгляды: гневные, злые, испуганные, веселые, лукавые, задумчивые, оценивающие, восхищенные…       Он знал, что Поттер может быть серьезным, а может — преступно раскрепощенным. Может уютно молчать, может болтать что попало, может удивлять неожиданными познаниями, хитрить, увиливать или говорить правду в глаза, несмотря на лица.       Одного Северус не знал — как из этого всего выпутаться. Пока не поздно…       И еще он не знал, почему Поттер вдруг обратил на него ТАКОЕ внимание. Они же друг друга ненавидели. А Северус еще и презирал непонятно теперь за что. Или Поттер настолько изменился, или он сам слегка помутился в рассудке, но сейчас мальчишка… нравился ему.       Настолько, насколько это вообще возможно для Северуса, который уже забыл, что означает это слово.       Желание увидеть? Проверить его безопасность? Поймать взгляд? Услышать голос? Удерживать равнодушное выражение лица, чтобы не выдать себя? Защищаться с помощью давно не действующей язвительности? В равной степени остерегаться проницательности Дамблдора и бесцеремонной легилименции Лорда? Думать о том, чего не может и не должно быть? Не потому, что возраст, статус, война и прочее, а потому, что мальчишка наиграется и пойдет дальше.       Но просачивалось, проникало, пробивало глухую защиту и доводы разума… желание ответить. Да так, чтобы Поттер пожалел, что вообще начал эту игру.       Северус никогда не ощущал себя таким… беспомощным.       Поэтому пил огневиски с Поттером.       Поэтому не отталкивал всерьез и с трудом удерживался, чтобы не стиснуть надоедливого мальчишку до треска в тонких ребрах.       Поэтому позволял себе думать, выпирают ли эти самые ребра под гладкой кожей.       Поэтому слушал и отвечал, старался не язвить, а шутить (как умел).       Поэтому позволял себе и ему слишком много такого, о чем даже помыслить не мог.       Поэтому не мог отказать, когда Поттер строил из себя вежливого ученика, но смотрел с таким предвкушением, словно перед ним не злобный преподаватель и пожиратель таких невинных созданий, а новогодний подарок.       Поэтому этот самый подарок напоминал о себе, слегка оттягивая карман мантии.       Поэтому Северус наслаждался вполне достойными попытками Поттера сварить экспериментальное зелье (и даже помогал ему).       Поэтому было сложно оторвать от себя парня, который прижимался всем телом и врал в лицо про свой мнимый испуг.       Поэтому Северус переусердствовал, избавляясь от адского искушения: разрумянившегося, развеселившегося и потерявшего стыд Поттера.       Поэтому не сразу вспомнил, что обещал Драко и Нарциссе прийти в мэнор и составить им компанию в этот вечер.       Поэтому едва удержался от того, чтобы убить кое-кого, испортившего подарок, сунутый в руки Гарри.       Поэтому…       Северус стиснул кулаки, глядя на подсыхающую уже лужицу Феликс Фелицис и измятую подарочную коробку, на которой отчетливо виднелся след обуви. Снейп не видел, что именно произошло, но, найдя в гостиной Слизерина самодовольно ухмыляющегося Драко, который хвастался победой своему тупоголовому дружку Гойлу, узнал все в подробностях.       Чтобы избежать искушения убить Драко на месте, Северус отконвоировал его обратно домой и на следующий день побеседовал с Нарциссой. Не особо подбирая слов. Потому что да… в его мыслях слишком часто начало мелькать имя Гарри. А за собой Северус знал отвратительное качество защищать то, что считал для себя важным, от любого, кто посягнет.       Хорошо, что Поттер доверил ему крестражи, потому что Дамблдор — слишком своеобразный человек, слишком зацикленный на своих играх в «добро и зло». И слишком непостижимый, чтобы предугадать, где рванет и куда бежать.       Пусть старик занимается тем, что любит больше всего — наводит туман и разводит интриги. Ищет крестражи — и слава Мерлину, лишь бы Поттера не втягивал в свои игрища. Хотя Гарри (Гарри!), как оказалось, не столь слеп в отношении своего великого учителя.       Северус проследил за филином, уносящим посылку в Хогвартс, и позволил себе едва заметную улыбку. Очень хотелось увидеть в этот момент реакцию адресата, но дела заставляли отказывать себе в такой драгоценной мелочи.       Одно Северус знал наверняка — если Поттер не охладеет к нему и не оставит попытки соблазнить, то может получить в ответ все, на что напрашивается.       Снейп в равной степени хотел этого и мечтал, чтобы подобное никогда не произошло. Вернувшиеся вдруг подростковые комплексы просто кричали, что его внешность может только отталкивать, а добрый характер заставит бежать без оглядки даже мантикору. Что? Что нашел в нем Поттер такого, что не спешит убегать? Потому что Северус в себе ничего подобного не видел. Ни-ког-да.       Распоряжения Темного Лорда сыпались одно за другим, не давая Северусу вздохнуть, и в Хогвартс он вернулся уже в первый день нового семестра. Мордредово сердце заколотилось в груди, сбивая дыхание, когда Поттер, о чем-то оживленно разговаривающий со своей кудрявой подружкой, вдруг повернулся и улыбнулся.       Пришлось демонстрировать всем отменный аппетит и не отрывать взгляд от тарелок, чтобы не подвергать себя новым приступам тахикардии. Зелья попить, что ли? Или уже не поможет?       Потому что тогда надо пить зелье от приступов нежности, от наплыва желания схватить и спрятать подальше, от психического расстройства, из-за которого периодически накатывала потребность вжать Поттера в ближайшую стену и закрыть этот ухмыляющийся и болтающий глупости рот.       А еще нужно зелье от внезапного и неуместного возбуждения по вечерам и иногда днем, когда Северус представляет себя в тех самых фантазиях — ублажающим стонущего Поттера… Или себя — убивающим Малфоев: отца и сына, потому что Гарри когда-то представлял себе и их! Неважно, как, но он делал с ними то, что должно быть только с ним, Северусом.       Конечно, если задаться целью, можно все разложить по полочкам, препарировать, продумать и залить каким-то ядом, чтобы избавиться от ненужных мыслей и желаний. Но беда была в том, что Северус не хотел этого делать. Потому что за тридцать шесть (почти тридцать семь) лет никто не хотел его и не демонстрировал столь очевидной симпатии. А он, как был Нюньчиком, так и остался… Хотел быть с кем-то, кому нравится, и кто желает быть рядом без принуждения или безысходности. Кто сам делает шаг навстречу, пусть толком и не понимая, во что ввязывается.       И такая вулканическая сила поднимается из глубин души, что самому становится страшно — вдруг вырвется и сожжет… — Сэр, я ждал вас. Вот то, что вы просили сделать.       Северус вскинул взгляд и замер, глядя на то, как наливаются румянцем щеки Поттера. Тот мельком взглянул и опустил глаза на увесистый свиток, который держал в руках. — Простите, что помешал завтракать, сэр. — Оставьте свой свиток и идите, Поттер, — строго ответил Снейп.       «Да уйди же!»       Поттер кивнул, сверкнул поверх сползающих очков странно удовлетворенным взглядом и ушел. На нем не было школьной мантии, и Северус едва успел отвести взгляд от его фигуры прежде, чем кто-то мог обратить на это внимание.       Спасибо, Дамблдор отсутствовал, а остальным было не до хмурого коллеги. Только Минерва заинтересовалась свитком, принесенным ее подопечным, и Северус, мельком проглядев его, развернул шире, показывая текст декану Гриффиндора. — Я рада, что Гарри в этом году такой собранный. Даже дополнительно занимается, насколько я поняла, — Минерва покивала и быстро потеряла интерес.       А студентам четвертого курса, у которых было первое занятие по ЗОТИ в этот день, жутко не повезло нарваться на контрольную, пока Северус читал описания и выводы Поттера. Довольно логичные и приемлемые, к слову.       Нужно было теперь встретиться снова и попробовать сварить капризное зелье с учетом исправления ошибок. Поттер открылся Северусу с новой стороны, выбив последний кирпичик в стене отчуждения, ведь раньше гриффиндорец на зельях не блистал и это еще мягко сказано.       Придумать новое зелье — довольно сложно, нужно хорошо понимать сами принципы зельеварения, помнить большинство классификаций ингредиентов и прочее-прочее. Невозможно сделать это наугад даже при феноменальной везучести. И это подогревало и без того немалый интерес Северуса.       Он запланировал встретиться на выходных и даже отправил записку Поттеру, но тот, как оказалось, имел на воскресный день (девятое января) свои планы. В которые включил и Северуса. — Сэр, я не сделал вам подарка ни на Рождество, ни на Новый Год. Позвольте исправиться на ваш День рождения, — нависнув над столом и интимно понизив голос, проговорил он, заявившись с самого утра в кабинет. — Подарок, конечно, оценит не каждый, но я в вас верю, сэр!       Поттер привел его на второй этаж и открыл дверь в неработающий туалет для девочек. — Ты… хочешь отвести меня в Тайную комнату? — Я бы предпочел вашу спальню, но с этим можно и подождать, — и наглый Поттер зашипел что-то, склонившись к одному из кранов.       Северусу очень хотелось с размаху ляснуть по оттопыренной заднице, но адским усилием воли он сдержался. Кто знает, как отреагирует Поттер и… он сам?