Цветок Спящего Дракона

Не совсем приятное чувство, когда ты слишком резко встаешь на ноги, отчего ватное тело пробуждается, будто от паралича, в глазах мутнеет, а голову разрывает резким притоком крови. Словно восставший из мертвых ходячий, ты стучишь по бедру, взывая к работе ног, но они как назло дрожат и отказываются подчиняться. Черные мушки улетают, ты приводишь в норму дыхание и блаженно вздыхаешь оттого, что чудное чувство было похоже на маленькую клиническую смерть. Сердце пульсирует в опасной близости от грудной клетки, но Тсуна фокусирует взгляд на луче света от карманного фонарика, который еще секунду бегал по стене вслед за ходящей ходуном кистью. Многолетний слой пыли, такой толстый, что черный мрамор приобретает вид не дорогой, а старчески-обветшалый, такой, что его впору пожалеть. Шатен решает сперва оглядеться и гуляет зорким глазом по стенам, мотая фонариком туда-сюда. Вот стены, вот саркофаг с надгробной плитой. Красивые слова, что-что, а покойникам всегда сочиняли достойно звучно и пафосно, чтобы смерть не казалась такой нудной и обыденной, а восхищала таинственностью и неотвратимостью. Савада прочел не все, а лишь первые две строчки, ибо на остальное времени не было. Текст обрамляла роспись по камню, которая идеально заполняла собой пустое пространство на могильной плите. Наконец Тсуна целенаправленно выловил из темноты четвертую стену, именно ту, из-за которой доносился таинственный скрежет. Интуиция его не обманула. На стене был текст объемнее. Аккуратные иероглифы тянулись по мрамору, перепрыгивая со строчки на строчку. Юноша, недолго думая, разлепил засохшие губы и принялся читать: - Ты мертв, но жив в обличье темном, Прекрасен в крике падших жертв, Ты погребен под кровью мертвых, Без панихиды погребен. Усоп ты там, куда не тянет взор, Под громким словом, приговором, А заменил тебя в сырой могиле Твой вечный спутник на персте. Твое проклятье стало тенью, Да заключит ее кристалл, Что разорвет молебным воем. Твой тихий мерный вечный сон. Тсуна оцепенел. Смысл этих строк прошел через него, пронзив сотней молний и пригвоздив к полу. Тот человек, что покоится здесь, был поистине ужасен. И это не все, судя по всему, он был каким-то образом еще и проклят. Шатен считал себя довольно впечатлительным, поэтому последние две строфы отозвались в его голове загробным голосом множества голосов. - Но что важнее: этот кристалл, упомянутый в стихотворении. Артефакт? - в голове Тсуны заработали шарниры, голова стала интенсивно вырабатывать любопытство и азарт. По натуре Савада был настоящим авантюристом, просто порой ему требовалась задачка посложнее, а наживка покрупнее. Так как парень был специалистом с своем деле, перво-наперво он еще раз прочел текст в поисках второго дна. - На персте, кристалл, вечный спутник...фамильный перстень? Значит, он и есть вечное проклятие! Дальше, погребен без панихиды...вне могилы??? Точно!!! Заменил его там перстень! - странный, очень странный монолог. Шатен резко развернулся на 180 обратно к саркофагу. Тсуна сглотнул, представляя себе сразу, что произойдет, если он вдруг ошибся, и там на самом деле будет не старинное сокровище, а иссохшая мумия или скелет в тряпье. - Давай!!Ты же убегал от аборигенов в Африке, чуть не отравился газом внутри пирамиды в Египте, упал и сломал ногу, пока лез до буддийского захоронения на скалу, - буквально шипел себе под нос Савада, рьяно пытаясь себя подбодрить. Он, по идее, уже не должен был бояться ничего в свои-то двадцать один с таким послужным списком, но перед усыпальницей того монстра из стихотворения трясся, как школьница. К такому приключению после предыдущей погони он был морально и физически не готов. Два вторжения за один гребаный день. Почему мертвые внушают страх лучше, чем живые, хотя должно быть диаметрально наоборот? Нам на это не ответит и голос вселенной. - Надо было еще поторчать в зале перед заданием, - усмехнулся авантюрист, потирая ладони до тех пор, пока они не стали горячими. Слабая попытка накопить энергию, но все же. Последнее приготовление - фонарик, зажатый в зубах. Савада ухватился за нижний край плиты и, упершись обеими руками будто рычагами, стал пытаться отодвинуть плиту. Плита первые пару минут сидела намертво, как бы Тсуна не старался всеми руками и ногами подвинуть ее, но на исходе третий минуты ситуация обернулась в его пользу: плита поддалась сперва на пару миллиметров, потом на целый сантиметр, и вот уже в углу зияла полноценная дыра, откуда можно было что-то рассмотреть. Шатен опустил голову, чтобы фонарик осветил полость гроба. Сердце не стучит, а бегает загнанной лошадью по кругу уличного цирка. Внутри действительно было пусто, пусто настолько, что даже пролезающих везде и всюду пауков не было видно. Тсуна вернул слюнявый фонарик в руку, чтобы получше осмотреть все. - Бинго, - в запале воскликнул юноша, когда при ближнем рассмотрении на дне саркофага недалеко от передней стенки оказался какой-то сверток. - Все-таки хорошо, что не подкачался, - улыбнулся Савада и сунул свою руку внутрь, шаря по дну. Заветная неровность, и вот: он держит то, что само его нашло при таком сперва неудачном, а потом и удачном стечении обстоятельств. Тсуна снова поместил в рот фонарик, крутя в разные стороны сверток. На нем были какие-то знаки и символы, которых ранее ни на одной своей миссии путешественник не встречал. "Похоже на древний язык, не берусь судить. Однако посмотрим, что внутри, и проверим мои догадки" - аккуратные движения, как будто разворачиваешь конфетку, сделанную из хрупкого сусального золота. И на свет появилась красавица. По глазам резанул свет, отраженный от поверхности камня. - Сапфир, - нечленораздельно прошептал Тсуна, восхищенно скользя взором по драгоценности. Изящное обрамление из металла, но верх совершенства - этот глубокий, насыщенный цвет, где видны сами морские глубины момента зарождения океана. Целая история в крупице горной породы. Но что его беспокоило и отвлекало от оценки своего новоприобретенного сокровища? Вопрос: а где тело? Эта зудящая несостыковка заставила его развернуться обратно к плите, где парня и настигла вспышка озарения. Оно там, под приговором, под страшными словами о неотвратимой судьбе и грехах прошлого. Ритуальные барабаны отбивали ритм в голове, пуская по телу крупные содрогания. Именно, тело иезуита было там, прямо там - за стеной. Их разделял всего лишь кусок бетона и пара метров. "Не время для суеверий. Очнись, это просто страшная легенда, порожденная недоброжелателями покойного! Не стой, самое время выбираться отсюда! Скрежетать могут и крысы, ну или обветшалые опоры, проседающий грунт" - кричало сознание, и было абсолютно право. Как ответ на верные мысли включилась рация, давая о себе знать протяжным писком. - Тсуна, Тсуна, ответь. Состояние? Место базирования?, - сквозь помехи вещал Гокудера явно обеспокоенным голосом. Он, конечно, на год старше, но не должен вести себя как мамочка. Рука потянулась к рации. И замерла. В паре сантиметров от нее. Скрежет, перерастающий в постукивание. Какофония нарастала, из мерного тихого звука превращаясь в страшный гонг с того света. Что-то посыпалось сверху, стена содрогнулась раз, два. Гудение было там, за стеной, или в его голове из-за притока горячей желчи в сосудах. Некуда бежать - это все, о чем могла думать загнанная душа, переступившая порог чего-то запретного, того, о чем говорят: меньше знаешь - крепче спишь. Кадр сбился, свет загулял по стенам, ведь фонарик выпал изо рта, покатившись по пыли. Тсуна отбежал к стене, наблюдая за очерчивающейся, вылезающей из тьмы дырой. Звук не сразу пробился сквозь симфонию собственной паники. Ноги уронили его на пол вместе с тем, как нечто разбросало в стороны куски бетона. Силуэт самого противоестественного, что охотник за сокровищами видел за свою жизнь, подлетел так же быстро, как резвый порывистый муссон над Тихим Океаном. Два синих сапфира оказались перед лицом близко, слишком близко, чтобы спертое дыхание окутывало все лицо, как сильные руки существа сдавили до хруста два костлявых плеча. Фонарик осветил сцену, чтобы в такой знаменательный момент главные герои были в центре внимания. Существо, ставшее при свете почти обычным человеком, растянуло тонкие губы в ухмылке и утробно рыкнуло в широко раскрытые карие глаза: - Где Анна?