Кривой шрифт подразумевает под собой местоимения, обозначающие психологических чудовищ у одного из ведущих персонажей, тем самым конкретизируя в некоторых непонятных моментах.
Врожденная шизофрения — тяжелое психическое заболевание, приобретающиеся исключительно в геноме вследствии загадочных обстоятельств в 2048 году, когда Земля потерпела ядерное землетрясение, вызванное разбившимся метеоритом; характеризуется нарушением связности психических процессов и упадком психической деятельности, вызывая помутненность в сознании и стабильную дезориентацию рассудка, смешанную с прогрессирующей диссоциацией личности. Как выяснилось, новорожденные слышали чужеродные голоса, сводящие их с ума, которые по до сих пор необъяснимым причинам были властны управлять нервной системой человека, действуя на участки мозга, тем самым заставляя «полюбить» их.
Кричетоцин — лекарственное средство, оказывающее отторжение от вызываемых врожденной шизофренией голосов в голове и их полное отключение от нервной системы человека. Разработка препарата была немедленно введена по всему миру, но выдающийся вклад сделал Генри Нельсон, получив долгожданную эффективность инъекции в 2052 году. Название образовано от английского слова «creature», что переводится как «тварь».
***
Стивен
Захлебываясь наплывом сжигающих слез, я истерично запираю дверь в свою комнату, прихлопнув ее как можно жестче, машинально подпирая ручку от входа стулом. Лишь бы она не смогла войти. У мамы снова нервный срыв, в таком состоянии она способна на разные страшные вещи. - Брр.. - дергаюсь я, испытывая весь ужас, зафиксированный у меня в памяти. Да и она все еще иногда думает, что мне сорок семь. Пару лет назад ей установили очевидный диагноз - деменция. Но я не уверен, что он единственный. В ней кишит нечто страшное и неконтролируемое. Страшнее, чем голоса в моей голове. Я боюсь кому-то рассказывать. После попытки моего отца убить ее - она идет под откос, беспощадно унося меня за собой, и с годами все только усугубляется. Это уже не моя мама. Если когда-то вообще ей была. Хорошо, что я никогда не видался с папой. Легче ненавидеть того, кого никогда не видел. А ведь у него почти вышло, когда я был в утробе. Кажется, он не слишком уж хотел моего рождения. Будто бы я сам жаждил этого. Однако я оказался самым целеустремленным сперматозоидом из тех нескольких миллионов участвующих. Наверное, стоило сдохнуть по пути в яйцеклетку. Неважно. Опуская страшное, я ищу жизнь в этом мире в чем-то неизведанном... Это можно описать лишь одним словом - неописуемое. Правда, пока не знаю что. Думаю, ради этого я живу. То есть хуй знает для чего. Но у меня еще будет время найти причины не повести себя в петлю. Доминирующая влажность из моих глаз продолжает испепелять меня изнутри. А я только и задаюсь вопросом, а что такое слезы? Слезы могут быть показателем трогательного, заставляющего испытывать увиденные чувства, а значит и хорошего фильма. А в обычной жизни они представляют нечто другое. Жизнь, пускай, и в правду трогательная, но в таком случае хорошего в ней мало. Я беру лезвие и с огромной жаждой делаю порез на левом запястье. Голова тут же разрывается от головной боли, будто разъедая каждую внутренность в моем теле. Ноги подкашиваются, и я неудачно падаю на пол. Нет. Черт. Пожалуйста. - Простите. - издаю до дрожи жуткие вопли, обращаясь к своим чудовищам. В такие темные моменты моей жизни они разговаривают со мной. Либо останавливают меня. На самом деле в истерике я плохо разбираю звучащие голоса в моей голове, так как в это время их влияние на нервную систему ослабевает, но от присутствия друзей становится легче. Они заглушают мою боль, ведь у них есть возможность действовать на участки мозга. Они заменяют мне успокоительные и антидепрессанты. Я их не прошу, но они меня понимают. Хотя чего только в своей голове непроизвольно не подумаешь, а они все четко слышат. Мои друзья. Монстры. Единственное мне непонятно, почему врачи прозвали их таким чудовищным словом? Ведь они совсем не монстры, я привык называть их друзьями... Я чувствую, как слезы перестают плавно течь по моему лицу, затмевая жгучую боль. Которой уже нет. Мое выражение лица обогащается странной улыбкой, подавляющей все мои чувства. Благодаря им я могу лечь спать, а не биться в истерике пол чертовой ночи. Безумно улыбаясь стене, слышу оглушительные вопли и тщетные попытки войти. Ничего, я засну. Я засну. Мне плевать на нее. У меня есть кому обо мне позаботиться. Укрываюсь теплым одеялом, поёжившись в приятном тепле ткани, располагаюсь на кровати и снимаю мешающую футболку, под крики проговаривая в своих мыслях смачное «Спокойной ночи» с той же неспадаемой фиксировкой мышц моего лица. Слышу от них неразборчивое, но столь родное и теплое в ответ... Знаете, я люблю их. Пускай, у меня никогда не будет возможности их увидеть. Но они всегда были со мной.***
В мой сон проходит странный звук, в секунды пробуждающий меня в реальность. Осознавая, слышу, как звенит выводящий из себя будильник. Лениво жму пару кнопок на телефоне и откидываю его на стол, отдав внимание кровати. И почему он все еще стоит? Каждый раз забываю отключить, а он установлен сразу на все будни недели. Все равно никуда не пойду. Но мне нужно исчезнуть из этого места, только не в школу. Не сегодня. Возьму с собой на прогулку своих крыс. - Которые всех, сука, так не устраивают. - срываюсь на гнев криком я, случайно озвучив мысли прерываюсь, в страхе о ее пробуждении. Я ненормальный. И мне нравится быть таким. Черт возьми, снова взбесился. Ничего, они мне помогут. Не желаю чувствовать гнев. Быстро натягиваю обтягивающие штаны с черной футболкой со странным принтом красной лягушки, накидываю легкую куртку и направляюсь к двери. Попутно смотрю в окно, убеждаясь, что погода подходящая. Затем приоткрываю вход в общую прихожую. Мама спит. Но вообще мне плевать. Эта сучка мне жизнь сломала, и я больше не зависим от нее. Лишь бы она меня не трогала. Хватаю клетку с грызунами и неуклюже отпираю главный вход, подбирая нужный ключ, когда она уже успевает проснуться. - Да не сорок семь мне, блять. - долгожданно парирую на невнятный ропот я. Ускоренно выбегаю и скрываюсь за углом, продолжая отдаляться от этого места. Вроде обычно его называют домом. Но я не осмелюсь дать ему такое неподходящее звание. Куда? Не знаю. Мир выглядит чересчур тошнотворно. Надену наушники, а то совсем убиться хочется. Вау, а с музыкой даже эта давящая суета может на мгновение показаться теплым непринужденным мирком, дарящим надежду. Но лишь только показаться. И только на мгновение. Ни черта не вдохновляет. Идя по страшно разъебанному тротуару, меня резко настигает приступ головной боли. Сообразив, понимаю, так бывает, когда им кажется, что я делаю что-то неправильно. Я принимаю это за заботу. За всю жизнь только они обо мне заботились. Думаю, они и воспитали меня, ни разу не появляясь перед глазами. Только что я сделал не так? Проблема в том, что я не сходил в школу? Хотя они понимают мое состояние. Они бы не злились, правда? Замечаю, как одна из крыс поранилась. Она всегда была самая проблемная. Я ей завязал красную ленточку на лапке, чтобы их было возможно отличить. Эту я назвал Дебби. Шепчу ей легкое "извини", искренне сдавливая гримасу. Хотя куда еще подавленнее? Но я не люблю, когда им больно. Отпустив их погулять в траву, раздумываю, а почему они не разбегаются? Друзья говорят, что они особенные. Но в чем? Головная боль резко прошла, символизируя порядок. Это радует меня. Я уже четвертый месяц вожусь с крысами и все не могу понять, что должно измениться? Друзья говорили, что эти грызуны помогут открыть мне начало пути к расширению границ моего разума, если я буду их слушаться. Они считают, что можно раскрыть нечто невозможное, неподдающиеся власти человека. Преодолеть границы разума. Звучит фантастически, правда? А ведь свойства человеческого мозга до сих пор до конца не изучены. Меня терзают разные вопросы, которые я не могу задать ни одному человеку на свете. Например, таиться ли что-то за рубежом нашего сознания?***
Ада
- Ада Браун, пройдите. - слышу я знакомый голос и те же слова, кажется, в чертов тысячный раз. Как же я устала всю жизнь бродить по всевозможным психологам, психотерапевтам и психиатрам, которые пытаются выжать из моей жизни все соки, при этом не достигнув ни капли эффективности, зато безгранично обливая меня напором едкой безрезультатности. Видимо, не в этой жизни. Я неизлечима. За почти шестнадцать лет нескончаемых попыток испытаний различных бесполезных лекарств и бесконечных сеансов у специалистов - мне это вполне удалось понять. «Врожденная шизофрения», не подвластная единому лечению еще в младенчестве - это самый настоящий приговор. И такая учесть удостоилась задеть только меня. Как же мне, сука, повезло, правда? Никто не может понять, почему инъекция не отчуждает монстров из моей психики. Из всех созданных препаратов мне помогает лишь один - «кричетоцин». Это тот, что разработан для стандартного лечения новорожденных. Все, что разрабатывалось индивидуально для меня - не дает никаких результатов. Но как было выяснено, он мне помогает лишь на жалкие 30%. Эти ничтожные три десятка процентов способны лишь слегка приглушить вопли чудовищ и ослабить их влияние на нервную систему. Короче говоря, сойду с ума я чуть позже, чем все могли ожидать. С жутким нежеланием медленно встаю со стула и небольшими растерянными шажками продвигаюсь к двери, будто и ими управляет кто-то другой, но, как обычно, не я. В кабинете меня уже ждет мама. Удивительно, что мне вообще позволили посидеть одной за дверью пару долгих минут. А в голове продолжает кипеть будто заглушенное перешептывание, вселяющее привычный ужас. Я слышу их. Своих чудовищ. Мне страшно, но я чертовски спокойна. Открываю дверь и преспокойно сажусь на одаренный невероятной мягкостью и уютом стул. А здесь невъебически удобно. И когда это я стала такой сентиментальной? На самом деле чувствую, что монстры сводят меня с ума, и я уже не способна контролировать рассудок. А мысли сопровождает ропот чудовищ, едва не разрывающий меня на истерику. Но с моей смирной терпимостью - странно, что меня все еще принимают за больную. Хоть и приборы настоятельно нацелены считать меня за безнадежную психичку. - Как ты, Ада? - легко звучит с уст моего нынешнего психотерапевта, пока она перебирает бумаги. Как я? В моей голове живут чертовы твари, поглощающие мою поколеченную нервную систему. У меня диагностировали целый ряд прочих психических расстройств, из преуспевающих - врожденная шизофрения, которая порождает все новые и новые причины сойти с ума. Меня пичкают успокоительными препаратами, чтобы убить во мне все оставшиеся эмоции, при этом ни чуть не заглушая ненавистные голоса. А люди больше заинтересованы ебанными чудовищами в моей голове и контентом на их почве, чем моим излечением. Ты не представляешь, детка, как же отвратительно и беспомощно ты себя чувствуешь, когда ты не один, мать твою, в своей голове. Не удержавшись, я истерично посмеиваюсь, вырывая на волю последние эмоции. С глупой улыбкой искривляю глупую гримасу, вкладывая в озвученное слово меньшую долю существующей боли, моментально сменив смех отпугивающей грозностью, слабым тоном раздраженно откликаюсь: - Отвратительно. Кэролл, в свою очередь, делает озадаченное лицо с долей жалости. А что она ожидала еще услышать? А мама старается скрыть наплывающие слезы. Мне ее жаль. Мои психические проблемы прорастают и в ней. - Судя по твоим последним диагнозам, ты на грани помутнения рассудка. Ты можешь буквально сойти с ума. Новоизобретенные препараты не помогают. Точные последствия неизвестны. Не хочу тебя пугать, Ада. Но вероятнее всего новые диагнозы стоит ожидать, и они окажутся еще более неутешительными. - спокойным тоном, забыв о насмешке, продолжает диалог Кэролл, отложив бумажки. Но я чувствую, что и она переживает за меня. А мама, кажется, уже знает о чем пойдет речь и окончательно срывается на слезы, постоянно высмаркиваясь в платок, неловко извиняясь в затуманенном рассудке. Это немного смягчает меня, и я готовлюсь отвечать более снисходительно. - Какие болячки еще хотят забраться ко мне в голову? - с наигранной улыбкой произношу я, опечалившись при первой же возможности прикрыть лицо, заткнув свои стандартные жалобы о гудении в голове, не позволяющим мне сконцентрироваться и, например, элементарно читать. Лишь бы маме казалось, что я все относительно выдерживаю. А на самом деле эта опасность заставила провести по моему телу мурашки, а душе хладнокровно заледенеть. Я боюсь своего состояния. Я схожу с ума. И без очередного напоминания мне это было известно. - Ну.. Возможна «аменция», «эпилепсия», «клинический психоз», «сумеречное помрачнение сознания», «обнубиляция»... - задумчиво перечисляет мой специалист, неловко подглядывая в свои заметки. - Так, ладно, хватит, я поняла. - оглушающе прерываю ее я, в последующем снижая тон, осознав, что им моя дерзость не особо угодит. - Слушай, Ада. - истерично вскрикивает мама, - Слушай Кэролл дальше. - закатив глаза, апатичным голосом через мгновение продолжает она. Да уж, это точно заставило меня замолкнуть. Даже монстры в голове, кажется, стали чуть тише сводить меня с ума. Все замолчали. Немного радует. - Это лишь предположения, Ада. И мы нашли способ тебе помочь. При достижении шестнадцати лет необходимо перевести тебя в клинику в Германии по курсу лечения критично психически больных. Нынешнее предписание в виде домашнего ареста и регулярного приема лекарств не дает должного эффекта. - Погоди, что? Вы отправите меня в психушку? - напористо откликаюсь я, теряя последующий дар речи на недоверчивой гримасе. - Мы сообщили о тебе. Многих ученых и репортеров заинтересовал твой случай. Для начала лучшие психотерапевты проведут несколько сеансов с тобой. Потом нужно будет провести пару тройку эфиров для спонсирования. И там уже, вероятно, пойдет разработка препарата от врожденной шизофрении, не подвластной единому лечению. Тебе там помогут. Иначе ты сойдешь с ума, и тебя встретят новые страшнейшие психические расстройства. Мне очень жаль, Ада. - отчетно говорит Кэролл, добавляя в последние слова греющую искренность. Во мне затаилась мертвая тишина, слегка разъедающая меня изнутри. Затем вместе с осознанностью происходящего меня настигает бездыханное оцепенение, сменяемое непонятным смешком со слезами, выданный, наверное, глупой защитой организма. Едва слышно, почти не раскрывая рта, стараясь перетерпеть наплыв слез, дрожащим голосом спрашиваю: - Насколько? Кэролл недолго мешкаясь, твердо отвечает в упор, отводя беспокойный взгляд, ломает меня окончательно: - Индивидуально твой курс лечения предположительно от трех до десяти лет. Чувствую, как во мне нечто кипит и безжалостно рушится. Все мои ментальные заболевания увидели свой шанс проявиться. По лицу непроизвольно напористо текут слезы. Но я не плачу на людях. Мама сама еле держится в порывах истерики и мое отчаяние здесь точно не к месту. Женщина дает мне все осознать и обдумать умиротворенной тишиной, хоть они мне и не оставляют никакого выбора. А ведь я даже не знаю немецкий. Но для меня уже все предначертано. Они сами выбрали путь моей жизни. Или же безотлагательно толкнули в тупик. Этот кабинет окутывает внушительная мертвая тишина, прерываемая почти неслышными всхлипами мамы и, разрываемое тревогой, внутреннее спокойствие. Истерично вздохнув, я вмиг подрываюсь со столь родного стула и выбегаю из ненавистной клиники, игнорируя доносящиеся крики. Ничего не понимая, я уношусь в пустоту, куда лишь глаза подскажут. Мне становится необыкновенно плохо. Вовсе не так, как обычно. Теперь меня будто разъедает приближающаяся смерть, а не, как обычно, собственная жизнь. Мне нужно все обдумать. Заткнитесь, твари в моей голове. И не смейте притуплять мои эмоции, превращая меня в чертов безжизненный камень. Пока я еще могу назвать себя живой, но жаль, что с проклятой натяжкой. Не трогайте, суки, мою нервную систему. Хватит перебивать едкое звучание своих же мыслей. Я срываюсь на жуткий гнев, так медленно, но влиятельно убивающий меня. Боже, я же теряю рассудок. Голова приняла образ дома, насквозь измокшего в спирте, а чудовища стали в нем нещадно разгораемым огнем, привычно доносящий мне нетерпимую боль. Я чувствую, что мой разум больше не принадлежит мне. То есть, не чувствую. Неуправляемая ненависть, смешанная с горьким отчаянием кишит по всему телу, а монстры еще навязчивее гудят на просторах моей измученной души. Тревога убьет меня. Шестнадцать мне через шесть дней. И без этого я жила всю свою ненавистную жизнь под круглым надзором дома на домашнем обучении без возможности выбраться куда-либо одной. Это было условием, чтобы не запихнули в чертову психушку. А теперь все будет как в моих самых страшных кошмарах. Я не жила и не буду жить. Интуитивно бегу, боясь оглядываться назад, все дальше и дальше сворачивая по перекресткам, ощущая себя, казалось бы, абсолютно бессознательной. Проносится внушенная годами мысль, что мне нельзя быть одной. Но, с трудом наплевав, я продолжаю теряться в переулках, не разбирая реальности. Голова становится тяжелой, монстры все настойчивей воспламеняются в моем сознании, создавая невыносимую головную боль, а в глазах картинки завоевательно темнеют и рябят. И последним, что ко мне приходит на ум перед потерей сознания: - «А схожу я с ума от недостатка лечения или от его чрезмерного избытка?». Я падаю в обморок. Эти твари уйдут вместе со мной.***
Стивен
Вглядываюсь на осторожно шагающих миловидных существ, восхищаясь легким передвижением маленьких лапок и таких крохотных розоватых ушек, испытывая необыкновенный восторг от вида беловатой шерстки и очаровательной мордочки в своих глазах. Чую изумительный запах весенней травки и пробую на вкус нежно проносящийся вечерний ветерок, слушая приятный на слух звук природы, при этом всем ощущая абсолютную гармонию. А обычно я ненавижу мир. Забавно. Но полное умиротворение и визуальный экстаз резко сменяется невыносимой беспричинной головной болью, в мгновение непредсказуемо разрывающей все тело изнутри. Паника поочередно охватывает все новые горизонты моего сознания, словно выискивая особенный уголок и, поразив весь организм, безжалостно истязает его, не оставив моей психике ни следа без жестокости. Слезы вдруг яростно плывут по моему лицу, заставляя упасть на землю от недостатка сил. Я начинаю бешено трястись от жуткого страха, укрывающего мои мысли. Кажется, я схожу с ума. Но почему они больше не помогают? Прихожу в себя пару секунд после, освобождаясь от беспамятства. Или мне так кажется? Последний промежуток времени я не ощущал ни себя, ни тем более времени. Вместе с возвращением рассудка, ко мне приходит едкое осознание: я больше не чувствую той самой нетерпимой боли, поразившей меня в одно мгновение. Во мне бушует чужое ощущение, будто внутри что-то изменилось и оживленно колышется. Словно я переродился. Уловив себя на необъяснимых мыслях, судорожно загоняю крыс обратно в клетку. Затерявшись в устрашающих размышлениях, не обращаю внимание на мутную реальность и усердно сматываюсь, все так же зависая в голове с беспричинной паникой, отдав волю движению ног. Непроизвольно всматриваюсь на проходящих мимо людей, неуловимо пытаюсь взглянуть им в глаза, словно я под действием странных наркотиков. Ловя некоторые беспокойные взгляды, я ощущаю однородное беспокойство, несопоставимое ни одному возможному описанию. Меня настигает отчетливый страх, побуждающий за собой обездвиженное оцепенение и радующую заинтересованность. Что таится в разноцветных зрачках этих людей? Поймав взгляд прохожего парня, мне становятся четче заметны некоторые наглядные недуги, характерные возможным симптомам. «Недосыпание, чрезмерная активность, смешанная с эйфорией, беспокойство, возбужденность, отчаянность, апатичность». - сплошняком перечисляю я в своей голове, не имея никакой цели и прочих мыслей. Наблюдая, как он сильно встревожен, я машинально приближаюсь к его лицу, и при встречном случайном взоре в его недурном личике я вижу помутневшие слова, своевольно приходящие мне в голову, словно без разбору разгоняя посторонние мысли, заставляя на доли секунды отключиться, почувствовав легкое покалывание по всему телу. Его диагноз - депрессия. Это слово более ярко и отчетливо выскальзывает из его умеренного взгляда, но есть что-то еще более затуманенное, потускневшее и почти незаметное. Невроз. Что это может означать? А ведь мне уже шестнадцать, а я так и не определился в кого влюбляться. Разглядывая в парне неписанное, он мне начинает понемногу нравиться. Но и стоящая позади девушка тоже не оставляет мою ориентацию равнодушным. Вот же черт. И о чем я опять думаю? Пускай, это глупо, но мне нужно удостовериться в верности слов в моем помутненном рассудке. Но к любому из них подойти будет крайне неудобно с безумным неопрятным видом, инстинктивно пялившись в их зрачки, буквально наполненные болью, и в довесок держа клетку с кучкой ненормальных крыс. Да и то, что я первым захочу узнать про их психические заболевания - будет не менее пугающим. Оторвав глаза от парня, взглянув вблизи в ту девушку, я ничего не вижу. Никаких слов или покалывания. Может у нее просто нет расстройств? В ней нет диагноза. Или я все же сошел с ума после головной боли. Почему, блять, я вообще увидел в зрачках слова? Неужели это то самое «невозможное», о чем шептали друзья? Это меня чертовски завораживает. Мне нужно рассказать об этом бабушке. Только она поймет меня. Я ей рассказывал о своих монстрах. Весь день теряясь в собственных мыслях, я и не заметил, как мир окружил затмевающий мрак. Смотрю в экран телефона, дабы удостовериться в своем очевидном опоздании. Без нескольких минут два часа ночи. Сука. Часы для посещения в больнице уже мне никто не даст. Но я так боюсь не успеть. У нее глаукома и альцгеймер. Сколько ей осталось? Ладно, завтра. И куда мне идти? Я не хочу возвращаться домой, но мне не к кому больше податься. Кроме них у меня нет друзей. Только один. А можно сказать и два. Эдди. У него раздвоение личности. Он единственный, кто называет меня Стиви. Меня всегда это так грело, мне в этом мире не хватает теплоты. В нем и физически толком не утеплишься, что уж говоря о моральном согревании. Скитаясь по ночному городу, мою кожу омывает холодный дождь, а шум проезжающих машин перебивает мои бескрайние мысли, смешанные с легким похрипыванием друзей. Дикий ветер хладнокровно дует мне в лицо, будто так и жаждет сбить меня с ног. Даже погода хочет подгадить мне. Крысы, наверное, совсем замерзли. Сняв куртку, накидываю её поверх клетки, чтобы им было как можно теплее и безопаснее. От животных меня отвлекает непривычное странное чувство ядовитого одиночества. Заметив слабый ропот своих друзей, я обеспокоенно зависаю, приговариваясь к безысходному ступору. Их будто что-то заглушает в моей голове, не позволяя протиснуться знакомым звукам и некоторое время двинуться моему телу. Проносящийся поток воздуха сильно пошатывает неповинные деревья, вот-вот готовые упасть. Но они держатся, несмотря на чрезмерное давление ветра. Может и мне стоит? Чувствую бешено проносящийся холод по всему телу, ошпаривающий ткани моей чувственной кожи. Как же я, блять, замерз. У меня больше не хватает моральных сил идти. Тут есть круглосуточное кафе, но я колеблюсь в сомнениях. Стоит войти в растрепанном виде с тремя крысами в два часа ночи? Ай, плевать. Осторожно открыв дверь, недоверчиво шагаю к столику, ставлю клетку с грызунами рядом с собой на кресло и, вслушиваясь в голоса, игнорируя окружающую тишину, замечаю, что я снова стал слышать их^ отчетливей. Что происходит с динамиком в моей голове? Обстановка оставляет желать лучшего, но не мне ли плевать? Осмотревшись, понимаю, что здесь ровным счетом никого. Я один. Даже сотрудники, видимо, не планировали гостей поздней ночью. Ладно, так даже лучше. Я и хотел побыть один, а точнее наедине со своими друзьями. Смотрю прямиком в завораживающий вид снаружи, застилающийся каплями странно мутного дождя, а ветер все пронзает своей силой неодушевленные предметы за стеклом. Фонари так стараются осветить темные пустующие улицы, но это ведь лишь пародия на истинный источник световых лучей, да и он вскоре перегорит. И только солнце в этом мире не принуждают светиться. У него есть выбор. Это небесное тело не принижают за то, что ночью она скрывается, сменяясь луной, зимой решает реже появляться в этом мире, а иногда дает волю и другим погодным условиям. Солнце может быть собой. У этой звезды есть свобода, а почему мы должны глотать батарейки? И когда-нибудь в этом гнилом мире больше не останется истинного света. Все мы станем теми неживыми фонарями, у которых хватает сил лишь искусственно светиться. Или уже стали? - Привет. - прерывает мои размышления пожилая женщина, заставив отвернуть взгляд от окна и развеять вдохновленные мысли. Кажется, официантка объявилась. А я и не заметил как она вошла. - Чего-то будешь? - сонливо спрашивает сотрудница, даже не намереваясь записывать возможный заказ. - У меня нет денег. - хмуро, подняв на нее осуждающий взгляд откровенно отвечаю я, не желая кормить сказками. Немного помедлив в раздумьях, она неуклюже присаживается напротив меня. - Тебе нужна помощь? Из меня может выйти неплохой психолог. Вид у тебя измотанный. - заволновавшись, пронзительным взглядом испепеляет меня женщина. Посмотрев в ее лицо, наполненное непривлекательными морщинами и неухоженными кровоподтеками, вместе с разрастающимся покалыванием у меня всплывает четкий диагноз - Деменция. А дальше еще пару разборчивых слов. Средняя стадия. Как у моей мамы. - У вас Деменция? - не обдумав, пытая жажду сейчас же убедиться, в упор спрашиваю я. - Что? Вообще да.. Недавно узнала. Но откуда... - медлит со словами официантка, - Неужели уже все так видно? Я уже что-то забыла? Мы были знакомы и я забыла? - огорченно с преобладающей долей тревоги теряется в словах старушка. Не стоило так спрашивать, но мне было необходимо сейчас же удостовериться. Боже мой. Совпадает. Что со мной происходит? На пару секунд это вводит меня в леденящий ступор, и я на мгновение замыкаюсь в себе, ничего не ответив. - Я просто увлекаюсь психологией, не беспокойтесь. - внушая спокойствие, не выбираясь из мыслей, отвечаю я. А паника тут же дополняется любопытством и одержимым восхищением, отбрасывающим тревогу на десятый план. «Неплохо, Стивен». - невнятно слышу низкий голос в своей голове, пробивающийся в меня до дрожи в каждой части ломкого тела. Друзья похвалили меня. Мое лицо, как кажется официантке, без причины наполняется безумной улыбкой, осветляя тусклое освещение в помещении. Ненароком взвизгнув, я апатично погружаюсь в мысли, осознавая необычность со стороны. Долгое стремление к их лестным комплиментам дало свои плоды... Они редко обращаются ко мне напрямую. Чаще всего они ведут неясные диалоги между собой, игнорируя мои малозначительные слова. Замечаю бейджик пожилой спутницы, на котором корявым шрифтом выведено «Пегги». Ее зовут Пегги. И по боязливому выражению лица женщины, кажется, я ее стал пугать. Замаскировав истинную робкую гримасу, старушка издает растерявшиеся невнятные звучания, похожие на глупую игру связок, - Слушай, можешь остаться здесь на ночь или пока погода не утихнет. Как хочешь, парень. - встав с запачканного кресла, все же добавляет пару разборчивых слов и, прохрипев несколько болевых звуков, медленно уходит. - Меня зовут Стивен. - кричу я вдруг в другой конец кафе, словно просто обязан был это сказать. Пегги недоверчиво поворачивается, немного помедлив от удивления, а я наконец вижу на ее лице смущенную улыбку, смешанную с удваиваемым теплом, которая отбрасывает любую угасающую неприязнь. Она такая же, как у моей бабушки. - Хорошо, Стиви. - все тем же несменным доброжелательным тоном произносит она, буквально разваливаясь на месте от усталости. - А меня Пегги. - после недолгой паузы, улыбаясь, договаривает старушка и томительно отправляется куда-то к себе, а я бесцельно провожу ее добрым взглядом. Исследуя ладонью поверхность полубитого стекла, засматриваюсь на нескончаемый ливень, порой развиваемый бушующим ветром и, ощутив греющую атмосферу, безмятежно засыпаю...***
Ада
Моментально прихожу в сознание, очутившись в белых стенах больницы. И помимо нежного кряхтения тварей в моей голове бушует уверенное намерение. Я сбегу отсюда. - твердо проворачиваю назло им^ в собственных, разделенных с чудовищами, мыслях. А их обеспокоенный рев сменяется моей разительной головной болью. Мне приносит жуткое удовольствие, когда они бесятся. Беру парацетамол от головной боли и выпиваю вместе с водой. Идите нахуй, твари. Вы не сильнее антибиотиков. Со следующими мыслями приходит осознание, а где я? Безуспешно пытаюсь встать, замечая, что мои руки и ноги привязаны к койке. Сука. Меня переполняет неконтролируемый гнев, порождающий тщетные попытки выбраться. Я панически кричу, казалось бы, охватив все горизонты здания своим отчаянным воплем, уничтожая голосовые связки до последнего звука. Под боль, тягостно издаваемую моим организмом, мешковато входит мама, отводя растерянный взгляд, будто серьезно провинившись передо мной. - Что это, блять, такое, мама? - гневно кричу я, теряя голос на последних буквах, указывая взглядом на не самые лучшие условия проживания. Моя мать шагает по палате, судорожно обдумывая что-то, так ни разу и не взглянув в мою сторону, - Ада, ты сбежала совсем одна с опаснейшим психическим расстройством. Это незаконно. Ты нарушила контракт, ты нарушила условие. Боже, Ада. Девочка моя. - внезапно старается объяснить она мне. Проиграв в схватке с эмоциями, впоследствии совсем отворачивается от меня блондинка, напрасно скрывая свое выражение лица от моих глаз. - Что со мной сделают? - боязливо чуть ли не шепчу от потери голоса я, равнодушно плюя на свои принципы. Мне тоже может быть страшно. - До шестнадцатилетия ты будешь проживать в местной клинике. - относительно спокойным тоном удерживает диалог мать. - А через три дня отправят на лечение в Германию. - сказав, замыкается в себе женщина, не подавая никаких признаков жизни, кроме почти неслышных шмыганий носом. «Блять», смешанное с уже привычными приглушенными голосами чудовищ разрушающе проносится у меня в голове, унося за собой все в моем шатком сознании. Мне уже кажется, что лучше бы я разбирала их чертовы вопли. Или нет. Не знаю. Их неразборчивый шепот и в правду убивает меня, но я не хочу больше лечиться. После недолгой паузы я смотрю на мать и сдержанно спрашиваю, - Ты им позволила? - договорив, бросаю ей улыбку, наполненную сжигающей болью, недоумением и холодным отчуждением. - Ты больна, Ада. Это необх... - не успевает договорить она, прервавшись моим влиятельным восходом в нашем диалоге. - Серьезно? Пошла вон, мама. Боже. - возмущенно кричу на нее я, даже не стараясь хоть чуть-чуть контролировать волю слова. - Я больше не хочу тебя слышать. - подавляясь восходящей апатией, тихо заканчиваю недолгий разговор, не желая больше ничего от нее слышать. Она израсходовала все мои силы, более затраченные успокоительными. Въедаясь в ее испепеляющий недовольством взгляд, в глазах замечаю тонкую жалость, объяснимую крохотными слезинками, слегка плывущим по ее лицу и преобладающее отчуждение, вызываемое бесчувственную апатию. Пусть она исчезнет из моей жизни. Все равно через три дня это бы случилось. Считай, это ее выбор. Отреченное выражение лица передо мной сменяет стайка сотрудников, вошедших в тот же миг. - Мисс Браун, время посещения окончено. - безэмоционально доносит человек в форме, вероятно, охранник, а я пугливо осматриваю его, продумывая в голове всевозможные варианты исхода событий. Не промолвив ни слова, она невозмутимо выходит из палаты, больше не взглянув на меня ни единого раза. - Ада Браун, мы вас отведем в шестой общий сектор. Вы обязаны пройти с нами. - НЕТ. - находя в себе последние здоровые связки, истерично кричу я, усугубляя положение. Мне нельзя быть в этой клетке. Меня разрозненно подхватывают и вкалывают иглу с дозой, вероятно, сильного успокоительного. В глазах все плывет и обрывисто мелькает; затуманивая сознание. Земля будто уходит из под ног, позволяя иллюзии свободы полета проявиться. Я вижу перед собой расплывчатые силуэты и мимолетно проносящиеся картинки, сопровождаемые жуткой лихорадкой. Монстры что-то пришептывают, стараясь оставить меня в здравом уме. Темнота. Темнота?***
Стивен
Свет. Вижу перед глазами свет, сонливо щуря глаза. Окончательно открыв едкий взгляд на мир, вижу оживленное кафе. Для такой дыры здесь слишком много народу, но все несоответствующе заполнено. «Черт, мне нужно к бабушке». - наполняя тело тревогой, проносится у меня голове. Мимолетно глянув на время, подрываюсь, подхватываю клетку с крысами и бегу к выходу, прорываясь через толпу. - Стой, Стиви. - останавливает меня из угла барной стойки Пегги, встревожившись до легкой дрожи в голосе. Замешкавшись, я останавливаюсь и обращаю внимание на старушку, не скрывая видимую тревогу. - Надвигается страшный ураган, мальчик мой, слишком опасно находиться на улице. - ужасаясь видом из окна, диктует Пегги, - Люди прячутся в зданиях. Оставайся здесь. - продолжает она, настойчиво стараясь убедить меня. - Извините. - одним словом отбиваюсь я и, мимолетно остановившись при взгляде в окно, выбегаю из дверей кафе. Отдаляясь от сооружения, меня чуть ли не сносит ветер. Он гораздо сильнее, чем был ночью. Молния бьет в случайные точки, а дождь заставляет промокнуть каждую нитку моей одежды. Клетку уносит потоком ветра из моих рук и она падает в метре от меня. - СУКА. - ору в пустоту я, немедленно рвясь за клеткой, в последующем прижав ее к груди. Я их не оставлю. Больница в десяти минутах шагом, но, мне кажется, я не дойду, а никто в такую погоду, как вижу, ездить не решился. Если ураган разрастется - нас с грызунами ждет не самая лучшая судьба. Эти размышления вызывают бешеное беспокойство, с управлением которого я не справляюсь. Возвращаясь в свои мысли, замечаю, что я не слышу своих друзей. Почему они не говорят? В голове лишь проносятся невнятные звучания, напоминающие едкие помехи. Без их присутствия я почувствовал себя беспомощно, жалко и одиноко. Меня охватывает полное отчаяние, тут же убивающее мою малую тягу к жизни. Я беззащитно сажусь на землю вместе со своими крысами и готовлюсь умереть, прикрывая грызунов своим телом. Ветер слегка сносит меня, перекидывая то вправо, то влево. Гремит пугающий гром. Обнаруживаю, что одна из крыс мертва. Генри. О боже. Друзья же убьют меня. Если я их еще услышу. Я должен был их защищать. Крепко захватываюсь за столб и откидываюсь на спину, смотря в темно-синее небо. Затем закрываю глаза, проваливаясь в темноту собственного сознания. Без них в моей жизни нет никакого смысла.***
Ада
Перед глазами все обрывисто мелькает. Организм так и не отошел от успокоительных. Эти лекарства заставляют чувствовать себя ужасно. Будто жизнь не стоит того, чтобы ее жить. Не хочу чувствовать подобное следующий десяток лет, а точнее не чувствовать. Эти люди нашли право управлять моей нервной системой. И разве после этого они не хуже тварей в моей голове? Дома я могла хоть иногда пренебрегать препаратами, а в клинике меня ждет судьба безжизненного камня с воплями в голове. Блять. Медленно поднимаюсь с койки. Здесь тесно. Целые ряды кроватей и прочих людей, расплывающихся перед глазами. Замечаю, что они напялили на меня белую однотонную одежду, как и на всех других. Вот уроды. Какой сегодня день? Сколько я была без сознания? Долго ли мне еще до Германии? У меня слишком много вопросов. И я на них вряд ли найду ответ там, где здравомыслящим людям больно даже смотреть на меня. Но больше всего меня тревожит следующее: как, сука, отсюда выбраться? Я решаю прогуляться по сектору, наполненному массой людей. Всё белое. Все белые. И вдобавок можно заключить то, что все, сука, плывет. Разве при таких условиях как раз не потеряешь рассудок? Прохожу мимо отделения с унитазами. Блять, здесь даже нет сраных кабинок. Все у всех на виду. Отвратительно. Но я здесь задерживаться не собираюсь. Как, сука, надеюсь, что и до первой нужды не дойдет. Подхожу к одному из общих зеркал и вижу свое отражение. Всматриваюсь и подбираю различные ракурсы, надеясь рассмотреть в себе нечто прекрасное, но ощущаю привычное отвращение. Как же я ужасна. - Я ненавижу тебя. - отчаянно обращаюсь я к зеркалу, пока по лицу стекает легкий наплыв неожиданных слез. Параллельно в моей голове бушует прежнее перешептывание, и кажется, я впервые разбираю звучащие диалоги. - БЕГИ! - раздражающе вопят чудовища, затонувшие в действии лекарств. Это слово проникает в мой слух до жуткой дрожи по всему телу. Мы с ними заодно? Нет, они просто не хотят лишними процентами подавляться в моей голове. Вот и все. Презрительно всматриваясь в свое отражение, я задумываюсь, а что, собственно, означает понятие «живой»? Меня накачали ебучими успокоительными и я абсолютно ничего не чувствую. В особенности не чувствую себя живой. В этом зеркале однозначно нет живого человека, но по моим венам все еще течет кровь. Врывается один из охранников, грубо вскрикивая недовольным тоном: - УЖИН. И, не задерживаясь, уходит. Все направляются в столовую, а я следом продвигаюсь за толпой. Встаю в очередь за едой. Добралась я одной из первых. Пища здесь выглядит отвратительно. Как до меня доходит очередь, мне накладывают поварешку какой-то смеси, смахивающей на кашу. Я неодобрительным взглядом, как бы негласно задаюсь неозвученным вопросом: - Это, мать твою, все? И, помедлив, прохожу к общему столу. На каждые несколько метров здесь по охраннику. Заморочились над контролем психов. Я отсюда не выберусь. Охрана странно себя ведет, как-то беспокойно переговариваются по рациям, отдаляясь от столов, а некоторые просто уходят, освобождая периметр. Да и другие пациенты осторожно перешептываются, словно что-то замышляют. Я вижу на их лицах дикие взволнованные взгляды, будто вот-вот готовые бросить вызов патрульным. Кажется, я здесь одна чего-то не понимаю. Взвывает громкая сирена, порождающая внезапный хаос. Пациенты набрасываются на сотрудников, жестоко калеча их тела. Гремят пару выстрелов, а затем сторона охраны оказывается поверженной. Я встревоженно встаю со стула и пытаюсь подоспеть за убегающими. А перед глазами до сих пор все обрывочно мелькает, не воспрозводя действительную реальность. Сраные лекарства. - ИДИТЕ НАХУЙ, УЕБИЩНЫЕ ОХРАННИКИ, МЫ УБЬЕМ ВАС. - гневно доносится из громкоговорителя. Кажется, взбунтованные люди охватили все здание. Я озадаченно останавливаюсь, чтобы послушать и дать волю прогремевшему во мне ступору. - Детки, на улице ураган, он уже утихает, будьте осторожны, но бегите. Мы позаботимся об охране. - ехидно говорит та же девушка по всеобщему динамику с проблесками необычной заботы. - Спасибо. - проговариваю шепотом я и выношусь из дверей клиники. Приостанавливаюсь, ощущая бешеный поток воздуха по всему телу. Я понимаю, что не слышу чудовищ. Я их больше не слышу, мать твою. Чувствую удивительную свободу, заставляющую меня расплакаться. Их больше нет в моей голове. Но почему? Люди в белом одеянии разбегаются в разные стороны и скрываются в вечерних улицах. Но куда бежать мне?***
Стивен
Неспеша открываю глаза, не желая вновь возвращаться этот гнусный мир, приносящий сплошные неудачи. «Что ж, недуги - это синяки, а не тату. От них еще можно избавиться». - произношу вдохновляющую речь в своей голове, все же решив бросить осуждающий взгляд оживленным картинкам, а не пустующей темноте. Чувствую лишь легкий ветерок, проносящийся по моему телу. Промелькивают звучные голоса в голове, заставляющие вернуть мне помутненный рассудок. Друзья ко мне вернулись. Меня охватывает искренняя улыбка. Боже, спасибо. Наконец открыв глаза, мне приносит нереальное удовольствие стоящая тишина, смешанная с любимыми голосами в своей голове. Отпускаю из хватки крепко стоящий столб, считай, спавший мне жизнь. Он слегка пошатывается и падает в противоположную сторону от меня. Встаю, взяв клетку уже с двумя крысами и направляюсь в сторону больницы. Осознаю, что не могу идти. Меня истязает чувство вины перед друзьями. - Простите, я не смог его спасти. Пожалуйста. Простите. - виновато произношу я в своих мыслях, омываясь наплывающими слезами. Они ничего не отвечают. Они не прощают меня. Значит наказание уже поджидает меня, готовясь вырваться наружу. Мне придется пойти. Мне нужно все ей рассказать. Мчась к бабушке, замечаю, как некоторые по виду замученные деревья упали, не выдержав убивающего давления ветра. И как все-таки будет со мной? Подходя к зданию больницы, я врываюсь к стойке регистратуры. - Эбби Смит. Мне нужна Эбби Смит. - тревожно, не успев отдышаться, говорю я. - Минуточку. - отвечает мне женщина и поспевает вбивать имя в поиск. Она невразумительно вздыхает и снимает очки, готовясь доложить, кажется, тяжёлую новость. Сука. Ее странное поведение уже вводит меня в панику, а она еще не успела ничего сказать. - Кем вы являетесь для мисс Смит? - Я ее внук. - озадаченно парирую я, делая легкие вздохи от недостатка передышки. Немного помедлив, она продолжает. - Мне очень жаль, сэр. Эбби умерла этой ночью. Эти слова пробивают меня на самые ничтожные кусочки, я не могу промолвить ни одного жалкого слова, но мои мысли наполняются безумным гневом, и я бешено кричу, наполняя ненавистью каждую букву: - ПОЧЕМУ ВЫ, МАТЬ ТВОЮ, ЕЕ НЕ СПАСЛИ? - Соблюдайте, спокойствие. - отбивается от криков сотрудница, пока в моей голове кипит ошпаривающий кипяток, более известный как ярость, - Ей срочно понадобилась операция, но всем следовало оставаться дома из-за урагана. Необходимые хирурги просто не смогли добраться до рабочего места. Вашу бабушку убил альцгеймер. - вступает в ответ она, отводя неловкие взгляды в стороны Я бездыханно присаживаюсь на стул, подавляя выходящий истеричный смех. Сука. Я не успел. Чувствую себя сумасшедшим. На этот раз мне это ни черта не нравится. После моего недолгого истеричного молчания, вытирая слезы, с надеждой замкнуто спрашиваю: - Я..я могу забрать тело для похорон? Не хочу, чтобы этим занималась мама. Она ненормальная. Эта тварь не заслужила видеть бабушку после того, что она с ней делала. Даже после смерти. Тем более после смерти. - Час назад тело было отдано под ответственность Джесс Смит. - испепеляюще отвечает она, заглянув в монитор компьютера. Мама. Твою, сука, мать. Молниеносно сваливаю из здания, ничего не сказав. Ловлю машину и доезжаю до дома, обдумывая тысячи всевозможных исходов. Черт. У меня же нет денег. Выхожу к дому, обещая таксисту вернуться. Затем врываюсь в дверь, пытаясь контролировать гнев и пугающую неизвестность. Она была не заперта. - Ебнутая дура, куда ты дела бабушку? - кричу я в пустоту, разбрасываясь ненавистью в каждый миллиметр этого дома. В темпе открываю прикрытые двери в доме, пытаясь найти свою ненавистную мать. В своей комнате обнаруживаю мать, что внутренне расщепляет меня на ничтожные осколки. С женщиной. Кажется, мужчины ее совсем разочаровали. Вот она меня никогда и не любила. Наплевав на обстоятельства, я в упор ору на нее: - Где, блять, Эбби? Она подрывается в оголенном одеянии и бьет меня по лицу, разбивая губу. - Пошел вон, уебок. - голосит моя ебнутая мать. Я смотрю ей в лицо и на секунду застываю, увидев очередные всплывающие в голове диагнозы. У нее деменция, психоз и склонность к антропофагии. А ведь последние два врачам неизвестны. Твою мать. Я знал. Мне всю жизнь приходилось скрывать, чтобы ее не лишили родительских прав, а меня не поместили в чертов приют. Она психически больна не меньше меня. Хоть я и не считаю своих друзей сраным заболеванием. Это не обычное расстройство нервной системы, как нам всегда внушали. Но ведь никто из них не жил с монстрами после младенческого возраста. А я жил. И все еще живу. А ко всему прочему я могу самостоятельно диагностировать ей мразотство. Преобладающая болезнь. Смотрю пару секунд в ее дикие, полные ненависти глаза, и картинка в глазах сменяется темнотой, сопровождаемой ударом. А затем чувствую ее зубы на моей плоти. И я понимаю: вот кто настоящее чудовище. А не те, что кишат у меня в голове. Я не могу защищаться. Я не могу ударить. Мои друзья не терпят от меня аморальных поступков.. Они не терпят гнева, что так переполняет меня. Женщина, спавшая с моей матерью подключается в одностороннюю драку и выбивает у меня из рук клетку с крысами, а мама пинает ее вдогонку. - ТУПЫЕ СУКИ. - ненавистно вырывается у меня. Мне становится плевать на распоряжения своих монстров. Мне придется оступиться. Я убью их. Ненавистно ударяю и откидываю свою мать, как бы там это не нравилось чудовищам или не соответствовало моральным нормам. Заслужила. Она падает на пол, издавая неприятные звуки. Монстры затмевают мою голову сильной болью и повышают крик на всю громкость. Плевать, я перетерплю страдания. У меня есть дела поважнее. Внушительно отталкиваю ее спутницу от себя, так, чтобы она ударилась о батарею. Опрокидываю шкаф, тем самым подпирая им дверь снаружи и бегу за откинутой клеткой. Эта мразь убила их. Крысы лежат в безжизненном виде, а на меня накатывают слезы. Блять. Блять. Вижу, как одна из них пошевеливается. Она немного переворачивается со спины и принимается медленно ползти. Красная ленточка на лапке. Это Дебби. Достаю ее из клетки и аккуратно кладу в карман вместе с тряпочкой, ранее постеленной там. Моя мать заплатит за все. Включая убийство моего животного. Беру с холодильника несколько бутылок водки и быстро разливаю содержимое по всему дому. Если не сгорит она, так хотя бы пусть останется на улице. Встаю возле двери их комнаты, игнорируя гневные вопли и бешеные стуки в дверь. - Я тебя ненавижу, мам. - со слезами говорю я ей. Ведь она мне никогда не была настоящей мамой. - Вызовите пожарных, черт возьми. - произношу я, подавая им телефон в отверстии снизу двери. - Не все невиновные - невинны. И не все виновные - наказаны. - последнее, что выходит из моих уст, перед тем, как я опущу горящую спичку в разлитый спирт. Одним рывком руки пламя, разожженое за мной, набирает обороты, воспламеняя периметр, а все тело охватывает боль, созданная монстрами. Принимаюсь убегать, сам не зная куда, обрывочно видя проносящиеся картинки, будто под эффектом успокоительных, почти добираюсь до ближайшего вокзала. Я покончу с жизнью. Я несусь к замеченным вдалеке рельсам, но вдруг спотыкаюсь, разбивая лицо в кровь. Пытаясь встать, понимаю, что я не могу двигать правой ногой. Сука. Моя нога отказала. Эти твари задействовали власть над спинным мозгом. Впервые они заставили меня их ненавидеть. Они отняли у меня возможность ходить. Вот и пришло мое наказание. Твою мать. Беспомощно стараясь ползти, я пытаюсь добраться до рельс. Ко мне подбегает с помощью какая-то милая девчонка моих лет. Откликаясь болезненными звуками, я поднимаю голову и смотрю ей прямо в глаза. Меня тут же испугал ее бескрайний список всевозможных психических заболеваний, чему соответствует белый халат, схожий на тот, что выдают в специальных учреждениях. Но тут я узнаю в ее глазах нечто особенное, слегка затуманенное и до жути знакомое.. Врожденная шизофрения. Эта мысль бросает меня в дикую дрожь. Я бездыханно пялюсь в ее голубоватые глаза, ощущая душащий страх. Я такой не один.