***
Наутро Рыжик чуть не забыл. У него было очень много дел — как всегда по утрам. Нужно было сначала поесть, потом перекусить, потом от души пройтись всеми боками по ногам Папа, одетым в чёрные брюки, утащить Мяушин шарф под кровать, поцеловать мокрым, перепачканным в консервах носом замшевые сапожки Мяумы. В то же время было совершенно необходимо путаться под ногами так, чтобы создать побольше весёлой суматохи — и при этом уберечь хвост и лапы от ботинок и острых Мяуминых каблучков. Но наконец брюки были почищены, шарф найден, сапожки оттёрты. В замке щёлкнул ключ, и Рыжик остался один, целиком и полностью довольный собой. Всех повеселил, всех проводил, Мяуша не забыла ни шарф, ни варежки (для того Рыжик их и утаскивал, чтобы обратила внимание, растеряха!), Пап теперь точно знает, что брюки чистые… а Мяума прекрасна всегда. И никогда не забывает погладить ушки, за что ей отдельный мур. Рыжик степенно прошёлся по прихожей, задвинул тапочки под кашпо с цветком и с чувством выполненного долга потопал в кухню: нужно было поесть и отдохнуть прежде чем приниматься за другие дела. А в кухне висел Календарь. Уже совсем не такой пышный и важный, каким был в Сиренецвет, когда Рыжик с ним только познакомился, но всё такой же добродушный и молчаливый, как тогда. Рыжик увидел его и вспомнил. И прошёл мимо миски, рассудив, что третий завтрак может и подождать, тем более, что он так, для проформы. Узнать, кто такой Адвент, было важнее. Добрый он или злой? Маленький или большой? А вдруг он вообще собака? Или наглый гулька, который дразнится через окно и никак не даёт Рыжику себя поймать? Рыжик запрыгнул на табурет Папа, который очень удобно стоял у стены как раз под календарём, встал на задние лапки, вытянулся в струнку… Да, большой уже Рыжик, когда-то носом до Календаря он не доставал, и узнавать новое было сложновато, прыгать приходилось много-много раз, пока сложишь посылаемые Календарём картинки в одну, ясную и понятную. А теперь вибриссы ткнулись в желтоватые странички — и даже напрягаться не пришлось. Календарь чихнул и зашуршал оставшимися листочками, щекоча Рыжиковы усы. Теперь уже чихать хотелось Рыжику, но он мужественно терпел, ловя картинки, обрывки мелодий — да, Календарь умел и такое, тем более, что Мяума часто напевала, готовя обеды, а Пап иногда гудел что-то почти музыкальное, когда мыл посуду — и настроения. И удивлялся. Так вот оно что. Адвент, значит, это не кто-то, а что-то. Много всяких «что-то», которые создают особое — новогоднее — настроение. Что такое «новогоднее», Рыжик не очень понял, только что это хорошее, раз Календарь так мечтательно это говорил. И про Куранты не дослушал-досмотрел, всё-таки расчихавшись так, что кубарем скатился с табурета и остановился только под батареей. Календарь шуршаще рассмеялся, Рыжик чихнул в ответ и сел, обернув лапки хвостом. Про «новогоднее» он будет выяснять потом, а про Адвент уже всё понял. И считал, что правильно Мяуша панику подняла — пропустить такое весёлое и интересное было никак нельзя. И Рыжик своим двуногим обязательно поможет.***
Вечером Мяуша уселась на табурет, на всякий случай отодвинула подальше чашку с чаем и почти угрожающе спросила: — Ну и как мы будем делать адвент? Рыжик в срочном порядке проснулся и выставил из-под батареи ухо. Кажется, начиналось что-то интересное. — Боже мой! — с чувством пробасил Пап, отложил газету, встал, скрипнув табуретом, и ушёл в комнату. — Куда это он? — обиделась Мяуша. — Он не будет делать с нами адвент? — Будет, — уверенно отозвалась Мяума и сняла с холодильника блокнот на магните. — Мы вот сейчас придумаем много всяких идей, ему расскажем, и ему тоже станет интересно. Итак, давай подумаем, как можно приманить новогоднее настроение? — Песенками, — неуверенно протянула Мяуша и шмыгнула носом. Рыжик начал вытекать из-под батареи, потягиваясь в направлении младшей двуногой. — А ещё? — весело спросила Мяума, порхая ручкой по блокноту. Интересно, что она там пишет, если Мяуша только одно слово сказала? Список песенок? — Мультиками, — ещё горестней добавила Мяуша. — Мультиками, — пропела Мяума, переворачивая листок. Рыжик вытянулся из-под батареи полностью, подобрался к Мяуше и ткнулся носом ей в пятку. Мяуша взвизгнула и подпрыгнула. В чаше задребезжала ложечка. Мяума засмеялась. — Что тут у вас? — поинтересовался Пап, возникая на пороге с охапкой всякого разного в руках. — Рыжик нам мешает, — пожаловалась Мяуша. Рыжик обиженно стукнул её лапкой. Скажет тоже, мешает! Он тут изо всех сил её веселит, между прочим! — Чего ты хочешь от кота? — удивился Пап. — Он, может, поиграть хочет. А ты сидишь вся кислая, как лимон. Рыжик согласно кивнул и уселся копилкой, глядя, как Пап сгружает на стол большой-большой лист, свёрнутый рулоном, фломастеры, карандаши, линейку. Что-то Пап придумал. Он, конечно, придумывал реже, чем Мяума, но всегда большое и интересное. Рыжик подобрался, готовый в любой момент присоединиться к чему бы то ни было. — Дилетантствуете, — непонятно сказал Пап, заглянув в блокнот Мяумы. — Песенки, мультики — и всё? — Зато со списком! — весело отозвалась Мяума. — Вот какой твой любимый новогодний фильм? — Дилетантствуете, — уверенно повторил Пап. Мяума хитро улыбнулась и стукнула его блокнотом по носу: — Твои предложения, профессионал? Рыжик зевнул. Опять они начали непонятные слова говорить, что-то невесело Адвент начинается. — Первое задание адвента, — воздел палец к потолку Пап, — составить план. Большой и красивый. Машут, бери-ка карандаши и ватман. Мяуша послушно развернула рулон: — Он обратно сворачивается! — А мы его вот так, — Мяума шагнула к столу и поставила на один край листа кружку с чаем. Рыжик запрыгнул на табурет, сел на задние лапки и поставил передние на второй край. — Рыжик, ты помогаешь? — засмеялась Мяуша, погладила рыжую спинку. — Конечно, помогает, — объяснил Пап. — У нас же ничего без кота произойти не может! Рыжик благосклонно покосился на него: умный двуногий, всё правильно понимает. Надо будет ему мышку подарить, ту, которая с бубенчиком в пузе. Заслужил. — Что рисовать? — спросила Мяуша, сжимая в кулаке сразу три карандаша. — Писать, — уточнил Пап и сделал вид, что поправил очки. — Пиши большими красивыми буквами «Новогодний Адвент». Мяуша послушно засопела над листом по имени Ватман. Рыжик вертел головой, глядя на своих двуногих и чувствуя, что Мяуша веселеет, Мяума вот-вот рассмеётся, а Пап очень горд собой. — Пиши сегодняшнее число, — велел Пап. Мяуша, высунув кончик языка, старательно написала. — Дальше, — Пап прикрыл глаза. — «Написать список мероприятий». И квадратик рядом нарисуй. — Зачем квадратик? — удивилась Мяуша. Пап всплеснул руками: — Как это, зачем? Выполним — поставим галочку. — О! — откликнулась Мяуша и послушно заводила карандашом по бумаге. — И мы на каждый день будем квадратики с галочками делать? — Обязательно, — строго сказал Пап. — Куда же мы без квадратиков с галочками? Квадратики с галочками, милая моя, — это самое главное. — Понятно, — пропыхтела Мяуша. — Следующей строчкой завтрашнее число писать, да? Пап задумался, переглянулся с Мяумой. — Наверное, — протянула Мяума, — не число, а прочерк. Это такая длинная чёрточка внизу строчки. В какой день сделаем — такое число потом и напишем. — Хорошо придумано, — кивнул Пап. — А теперь давайте список придумывать, что будем делать? — Песенки петь и мультики смотреть! — завопила Мяуша. Рыжик аж подпрыгнул и чуть свой край Ватмана не упустил. — Не пугай кота, — засмеялась Мяума, протянула Мяуше блокнот. — Вот сколько тебе переписывать придётся, справишься? — Это ты столько песенок знаешь? — удивилась Мяуша, разглядывая исписанные странички. — Мно-о-ого… — Не надо ничего переписывать, — возразил Пап и достал из кармана красный цилиндрик. — Мы их приклеим. У нас же праздничный плакат, а не отчёт заседания домоуправления. Рыжик опять ничего не понял, кроме «приклеим», но решил, что гуляющий по бумаге красный карандаш интереснее. Вытянул лапу, пытаясь поймать, нечаянно уронил со стола другой, зелёный, едва не упустил Ватмана снова. — Рыжик, — серьёзно сказала Мяуша. — Ты помогай и не мешай. Мы с тобой потом поиграем, честно-честно. Куда клеить? — Куда хочешь, — Пап задумчиво смотрел в потолок. — Мама, а мама, а что мы делали в детстве на Новый год? — Украшали ёлку, резали снежинки, клеили цепи и лепили снеговика, — не задумываясь, отозвалась Мяума. — Поняла, Машут? — Пап подмигнул Мяуше. — Пиши. К ёлке напиши число, двадцать шестое или двадцать седьмое. Раньше не имеет смысла, она нам надоесть успеет. Мяуша кивнула и торопливо зачёркала по Ватману карандашами, едва успевая записывать летящее от Мяумы и Папа «сходить на каток, три раза, или четыре, Маш, рисуй четыре квадратика!», «на лыжах по лесу!», «на санках с горки!», «и цепи, цепи обязательно будем клеить всей семьёй!», «ага, а потом отклеивать их от кота». — «Отклеивать цепи от кота» на тот же день писать или на следующий? — деловито поинтересовалась Мяуша. Старшие двуногие захохотали так, что Рыжик подскочил и приземлился мимо табурета, упустив свой край листа. Ватман радостно дрогнул и свернулся обратно в рулон, раскидав по полу карандаши и опрокинув на себя кружку. Рыжик замер под столом, рядом со стекающей струйкой чая. Он чувствовал себя таким виноватым, что даже не уворачивался от летящих в него брызг. Ну как можно было так! Они же часто смеются, его двуногие, зачем было пугаться? А теперь опять лужа, а синий карандаш закатился под холодильник. — Ой, — растерялась Мяуша, — всё испортилось… — Ничего не испортилось, — топнула тапочком Мяума, споро развернула Ватмана, — Папа, ну-ка держи! И не шмыгаем носом, высохнет чай, мы на этой луже воробьёв нарисуем. Это же наш плакат, какой хотим — такой и будет! — Превратим дефекты в эффекты? — снова сказал Пап непонятное и залез под стол. — У нас новая лужа. И новый кот. Рыжик заморгал. Как это — новый? Тот же самый! — Почему новый? — удивилась Мяума. Пап пожал плечами: — Старый не был таким чайным. — Папа! — возмутилась Мяуша. — Не надо на Рыжика наговаривать! Он не старый! — Но чайный, — уверенно сказал Пап, доставая Рыжика из-под стола и вытирая салфеткой. — Точно, это тот же самый кот. И как я мог не узнать? — Просто под столом темно, — засмеялась Мяуша. — Это хорошо, что это тот же самый кот, — проворчал Пап, — я к нему привык уже. Рыжик внимательно посмотрел ему в глаза: опять шутит. Всегда таким серьёзным басом шутит, что не поймёшь! — чихнул неодобрительно, боднул в бороду и вывернулся из рук. Нечего тут. Сначала пугают, потом поливают, потом не узнают. Ещё и карандаш под холодильник закатили — им всё можно! А Рыжика ругают, когда он что-нибудь под холодильник загоняет. Двуногие! — Пап, ты зачем Рыжика обижаешь? — укоризненно спросила Мяуша. — Я не обижаю, — серьёзно ответил Пап. — Я радуюсь тому, что это наш Рыжик, а не чужой мокрый кот. Объясните кто-нибудь коту, что не нужно рыть подкоп под холодильник, я его не съем. Кота, в смысле, не съем. Он волосатый. Рыжик, как раз вытянувший лапы под холодильник, фыркнул и на всякий случай дёрнул хвостом. Вот кто бы говорил! Иди сюда, глупый карандаш, иди, вот так! — Умница, — улыбнулась Мяума, подбирая карандаши — и тот, который Рыжик спас из-под холодильника тоже. — Это очень умный и полезный кот, — резюмировал Пап, и Рыжик гордо распушился. — Машут, пиши последней строчкой: тридцать первое декабря. «Весело-весело встретить Новый Год!» И ёлочку рисуй. — И ёлочку, — пропела Мяуша. — А куда мы его повесим? Мяума с Папом снова переглянулись. — Ой, — сказала Мяума. — Ай, — пробасил Пап. — Апчхи! — добавил Рыжик. Он уже знал, куда повесить Ватмана, но двуногим он не скажет. Пусть сами догадываются, они у него умные. А он устал и будет спать. Вот только выцарапает из-под холодильника крышечку от минералки — и сразу спать. А галочку они в квадратик не поставили, но этого он им тоже подсказывать не будет. И так вон сколько помог!***
Мяуша принесла с прогулки полные варежки снега. И полные сапоги. Пока Мяума всплёскивала руками и пела на рыбьем языке (Рыжика как-то оставляли на два дня у соседей, у которых был аквариум, так что, как поют рыбы, Рыжик знал, но языка их так и не постиг), Мяуша радостно развела ладошки в стороны, щедро уронив весь снег из варежек на Рыжика. До сих пор Рыжик про снег знал, что это такие белые мухи, которые падают с неба, бывают разного размера, и их всегда очень много, так что они покрывают всё толстым одеялом. Теперь Рыжик выяснил, что это ещё очень холодные и мокрые мухи. И что в Мяушиных ладошках их помещается очень много. А ещё, что Мяуша очень коварная, ведь когда Рыжик бежал встречать её с прогулки, он вовсе не ожидал, что ему насыплют холодного и мокрого прямо на тёплые ушки. Конечно же, Рыжик тут же сообщил своё мнение по этому поводу. Громко и кратко. И подпрыгнул, рассыпая снег на пол. — Маша! — перешла с рыбьего на человеческий Мяума. — Ну вот что ты творишь? — и принялась доставать Мяушу из сапог. — Рыжику снег показываю, — задорно ответила Мяуша и, продолжая быть коварной, стряхнула сапог так, чтобы он упал и рассыпал весь собранный в него снег. И ещё пригоршню вытряхнула из капюшона. — Бандитка! — провозгласила Мяума и принялась одновременно толкать и тащить Мяушу в ванную, виновато оглядываясь: — Рыжик, маленький, я сейчас тебя тоже вытру и высушу, только эту безобразницу… Вот, Маш, твоё счастье, что у нас такой покладистый кот! — А ему нравится, — уверенно сообщила Мяуша и коварно повисла на капюшоне, чертя мокрыми пятками по линолеуму. Мяума очень укоризненно вздохнула и щёлкнула выключателем. Через минуту из ванной яркими птицами полетели шарф, шапка, варежки, куртка. Рыжик лишь чихнул в их сторону, на всякий случай запомнив, что носок с круглой дыркой на пятке улетел под любимый табурет Папа — а то вдруг найти не смогут? Мяуша была права — Рыжику понравилось. Когда он подпрыгнул от возмущения, снег осыпался пушистыми перьями, как из подушки, и разлетелся по прихожей. То же самое сделал снег из капюшона. А раз перья — значит, надо их лапами быстро бить, и снова бить, и ещё раз бить — а они будут летать и щекотно падать на нос. Чем Рыжик и занялся. И быстро понял, что это неправильные перья — перья из подушки никогда не превращались в воду, а эти, снежные, вскоре повисли холодными сверкающими каплями на усах, вымочили лапки и немного хвост и пушистое пузико… А насыпавшаяся из сапога горка стала лужицей. Холодной маленькой лужицей, от которой пахло мокрыми ветками, чуть-чуть собакой и холодом. Таким же холодом, каким пахли в последние дни, возвращаясь, двуногие. Он немного походил на холод от холодильника, но всё-таки был немного другим, интереснее, насыщеннее событиями… Там, за дверью. Рыжик тряхнул усами, сбрасывая капли, потом вытянул нос к двери, топыря вибриссы и принюхиваясь. Да, определённо, там много всего нового. Холодного, но интересного. Адвентного. Надо бы разведать, решил Рыжик и сел столбиком у двери, осторожно трогая её лапками. Как бы это намекнуть… И отскочил пушистым крабом, когда дверь внезапно открылась, впуская пахнущего тем же холодом и апельсинами в пакете Папа. Пап тоже принёс на ботинках снежные перья, но совсем немного, они растаяли, едва упав на пол. — Надо бы веник на площадке поставить, — пробормотал Пап, закрывая дверь. Повернулся. И удивлённо пробасил: — Дамы, вы зачем мыли пол котом и не домыли? Мяуша засмеялась, Мяума прибежала с полотенцем: — Это Маша снега принесла ведро, Рыжику показать, сейчас высушу, маленький, замёрз, промок весь, бедный! Рыжик фыркнул и, перебравшись через ботинок Папа, снова тронул лапкой дверь, оглянулся, мяукнул вопросительно. — По-моему, кот хочет гулять, — сообщил Пап и застегнул куртку обратно. — Пойду шлейку куплю. — Ты уверен? — уточнила Мяума, сгребая Рыжика в полотенце. — Маша, не ходи босиком! — Я в носках, — соврала Мяуша, убегая голыми пятками в комнату. — Тапки надеть, кота высушить, завтра идём гулять все вместе, — строго сообщил Пап и скрылся за дверью. — И веник на площадку вынесите! — Мы сейчас ещё и полы помоем, — задорно сообщила Мяума закутанному в полотенце Рыжику. — Только тряпкой, а не рыжим котиком, да? Рыжик согласно муркнул. Играть со снегом оказалось интересно, но вот собирать воду на бока он был не согласен. Да и в полотенце было тепло и уютно. — «По-ка-зать ко-ти-ку снег», — Мяуша сосредоточенно водила рыжим карандашом по Ватману. — Квадратик, галочка, — обернулась, хитро и довольно улыбаясь. — Правда, я хорошо придумала? — Отлично просто! — подтвердила Мяума. — Я только утром полы помыла! Вот, сидите в одеяле, грейтесь. А я порядок наведу, — и вручила Мяуше задремавшего в махровом коконе Рыжика.***
Рыжик помогал Мяуше делать уроки. Это была его святая обязанность, его большой кошачий долг. Нужно было пересчитать ручки и карандаши, а потом проследить, чтобы из-под дивана достали вредный синий, который постоянно туда закатывался. Было просто необходимо потрогать лапкой все тетрадки — а вдруг они внезапно стали колючими, ну и что, что уже исписаны наполовину? А в учебнике наверняка затаился кто-то страшный, опасный и противный — например, таракан! Тараканов Рыжик никогда не видел, но двуногие произносили это слово с таким ужасом, что учебники точно нуждались в проверке, а Мяуша в защите. Как правило, ничего подозрительного не находилось: тараканы не обнаруживались, тетради не кололись, и даже синий карандаш закатывался всегда в один и тот же угол. Но Рыжик бдил! Ещё он очень любил смотреть, как из-под ручки в тетради появляются слова. А когда Мяуша читала вслух, Рыжик упорно лез носом в учебник, пытаясь понять, где же в этих чёрных значках прячется всё это интересное: сказка про Буратино, рассказ про мышонка Пика, стихи про берёзу… Учебник чихательно щекотал усы, а Мяуша ворчала на Рыжика, что он мешает. Но больше всего Рыжик любил смотреть, как Мяуша рисует. Он запрыгивал на стул, вставал столбиком и, опёршись передними лапками о стол, внимательно следил за порхающей по альбому кисточкой. Кисточка время от времени окуналась в стакан с меняющей цвет водой, потом в коробочку с краской, и снова бегала по листу, а за ней появлялись цветы, деревья, домики… Это было очень интересно. Несмотря даже на то, что ловить кисточку было категорически нельзя. Мяуша так и сказала, когда Рыжик как-то поймал смешной дёргающийся прутик: «Ка-те-го-ри-чес-ки!» и кисточкой по лбу Рыжика щёлкнула легонько, ходил потом с фиолетовым пятном. Но смотреть можно было сколько угодно, вот Рыжик и смотрел, вытягивая шею, топыря усы и перебирая лапками по краю стола, а то и, не выдержав, забирался прямо на стол (на письменный было можно, если не мешать) и лез усами то в краски, то Мяуше в руку. А сегодня Мяуша рисовала зимний двор, и что-то у неё не получалось. Забор был, самый настоящий забор, как на самом деле. И качели почти точно такие же. И стена дома кирпичная. И снег-снег-снег, который укутал двор и не собирался никуда деваться. Но посреди листа — посреди двора — всё ещё оставалось пустое место, и Мяуша маялась, не зная, чем его занять. — Может, ёлочку нарисовать? Как будто мы её поставили? — предложила Мяума и убежала в кухню спасать котлеты. Мяуша посветлела и быстро-быстро замахала кисточкой, кладя на бумагу мазки разного зелёного треугольничком на треугольничке. Получалось очень хорошо, и Рыжик подбирался всё ближе, вытягивая шею всё сильнее, чтобы успеть всё-всё рассмотреть. И нечаянно прямо на ёлочку и наступил, потеряв равновесие, проехался по бумаге, размазывая треугольничек в зелёную полоску, поставил пару отпечатков на забор и стену в попытке не упасть и замер, скорчившись на углу рисунка и закрыв глаза. Ой, наделал он делов! — РЫЖИК! — шёпотом воскликнула Мяуша. — Миу, — виновато пискнул Рыжик, сжимаясь ещё больше. Смотреть на Мяушину картинку он боялся. — МАМА! — так же шёпотом крикнула Мяуша. Мяума услышала, несмотря на работающий телевизор Папа и шумящую в кухне воду, прибежала, ахнула, ойкнула и защебетала часто-часто, что-то делая с картинкой: — Солнышко, а если сейчас лишнюю краску смыть, а остальное исчертить штришками, как будто это иголки насыпались? — Мы поставили посреди двора лысую ёлку? — пробасил из кресла Пап, не отрываясь от экрана, по которому бегали маленькие двуногие с палками. Это называлось «хукей» и было совершенно для Рыжика не понятно. — Папа! — возмутилась Мяуша. — У меня тут эта. Трыгедия! — Древнегреческая, — подтвердила Мяума. — А если не иголки, а мишура растянулась? — Не слышу достаточного трагизма в голосе, — фыркнул Пап. — Ну куда ты, ё…ш-ш-шкин кот! Рыжик аж глаза открыл: ему всегда было интересно — какой он, ёшкин кот, но тот всегда пробегал очень быстро и бесшумно, и заметить его мог почему-то только Пап. Вот и в этот раз увидеть ёшкиного кота не получилось. Зато Рыжик увидел, как возмущённая Мяуша набирает в грудь воздуха, а Мяума, сделав страшные глаза, приседает под стол, и, поняв, что сейчас будет, снова зажмурился. — РЫЖИК ПОМОГАЛ МНЕ РИСОВАТЬ И ТЕПЕРЬ ВСЯ КАРТИНКА В ЕГО ЛАПАХ!!! — завопила Мяуша во весь голос и деловито поинтересовалась: — Так слышно? — Всему подъезду, — просипел Пап, выглядывая из кресла. — Но всё равно неубедительно, — и показал Мяуше язык. Рыжику даже смотреть не понадобилось, чтобы это понять — Пап всегда так делал, когда дразнил Мяушу. — Папа, — строго сказала Мяуша. — Как ты можешь. У меня тут катастрофа. А ты. Рыжик снова открыл глаза: опять какой-то кот, а он опять его не увидел. — У тебя есть кот, который умеет рисовать, — отмахнулся Пап. — Так что у тебя не катастрофа, а находка века и будущая «нобелевка» имени Куклачёва. А вот у меня тут катастрофа. Глаза разуй, дурак ты полосатый! — Серёж, — строго сказала Мяума из-под стола. — Да, Дашут? — умильно пробасил Пап. — Взрослые, — вздохнула Мяуша, посмотрела на Рыжика. — Ты зачем мне картинку испортил? Ты же не взрослый. Ещё. — Миу, — виновато ответил Рыжик и понурился. — Вот тебе и «миу», — фыркнула Мяуша и решительно выдернула лист из альбома. Потом пересадила Рыжика на стул и погрозила пальцем: — Сиди здесь и не мешай. — Мий-ау, — пообещал Рыжик, выставив на стол усы. Большего он себе не позволит никогда. Неделю. Точно сегодня. Главное, что Мяуша больше не сердится и не собирается плакать. Значит, до завтра можно потерпеть. — А я нашла ручку с глиттером и три карандаша, — сообщила Мяума, выбираясь из-под стола. — И ластик. Погрызенный. Рыжик смущённо шевельнул усами: ластик погрыз он. Ничего не мог с собой поделать, тот так вкусно пах запретной карамелькой! А оказался невкусным, так что Рыжик его выплюнул и пытался закопать в палас, но палас сопротивлялся. Пришлось спрятать за ножку стола и надеяться, что не найдут. — А эти п…лохие люди проиграли, — проворчал Пап, выключая телевизор. — И идите все ужин делать, — велела Мяуша, заново рисуя забор и кирпичную стену. — А картинку Рыжикову потом вместе дорисуем. — У нас смена власти в семье? — удивился Пап. — А то ты не видишь, — засмеялась Мяума и тут же схватилась за голову. — Вода! Посуда! Макароны! — и умчалась в кухню с таким тыгыдымом, что Рыжик аж позавидовал: он так сможет ещё не скоро. Следом утопал Пап, но тыгыдым у него получился похуже. — Взрослые, — повторила Мяуша и пририсовала под новой ёлочкой рыжее пятнышко с двумя треугольными ушками. А первую картинку они потом дорисовали все вместе, расстелив по снегу мишуру и развесив по забору шарики. Рыжик даже показал лапой, куда посадить вздорных чик-чириков. А потом долго крутился у исписанного и обклеенного списками, стикерами и блёстками Адвента, посреди которого Мяуша гордо прикрепила картинку. Красиво получилось.***
Пап принёс ёлку. Рыжик очень удивился: обычно двуногие в дом деревья не тащили, а когда Мяуша принесла охапку веток, Мяума помогла ей сделать из них что-то под сложным названием «компузиция», а оставшиеся велела отнести обратно и выбросить, потому что «мусор». А тут целое дерево, пусть и небольшое. Да ещё и Пап сам притащил. Рыжик осторожно выставил усы из-за Мяуминых сапожек и принюхался: а вдруг это какая-то не такая ёлка, какую он видел на улице? Какая-то особенная? Но ёлка пахла ёлкой и снегом и была самой обычной. Вроде бы. Рыжик вытянул шею и задумчиво пожевал веточку: горько, кисло и смолисто. Ну, то есть, ничего нового. Зачем тогда её тащить в дом? Что там про ёлку на Ватмане-Адвенте писали? — Отставить жрать ёлку, — прервал Рыжиковы размышления Пап и поднял ёлку с пола. — Женщины и дети, почему у вас кот не кормлен? — Ему просто ёлки в организме не хватает, — отозвалась из комнаты Мяума. Судя по голосу, она всё ещё плясала на табурете, разбирая коробки на антресолях. — Мне, может, тоже ёлки в организме не хватает, — пробасил Пап и понёс ёлку в комнату. — Мне тоже начинать её жевать? — Конечно, — фыркнула Мяума и спрыгнула с табурета с большой коробкой в руках. — Только нам с Машутой оставь, мы тоже хотим. Поможешь мне обратно это всё запихнуть? — Обяжатевьно, — пообещал Пап, жуя кончик еловой ветки. — Тьфу, гадость. А где у нас подрастающее поколение? — Пошла учить Танюшку клеить цепи, — Мяума снова залезла на табурет. — О, я Ивановым сочувствую, — прогудел Пап и принялся подавать ей коробки с туфлями. Большая коробка лежала на диване и манила своей загадочностью. Рыжик старательно её обнюхал, но так и не понял, что внутри. Оставалось надеяться, что двуногие сейчас её откроют и покажут. А двуногие не торопились. Сначала неторопливо убирали коробки, потом смешно бегали, переставляя кресла с места на место, потом отмывали вернувшуюся Мяушу от клея, а Мяуша гордо рассказывала, что цепей они наклеили «сто миллионов километров, а Танька ещё пыталась склеить снежинку, и теперь вся в клее, хуже, чем я! Ой, я же её к нам на новый год пригласила!» После чего кресла были передвинуты в четвёртый раз, и Пап снова куда-то ушёл. А Мяума наконец-то открыла коробку. Рыжик, с укоризненным видом прикорнувший было на ёлке (ну сколько же можно тянуть! ничего эти двуногие не понимают в самом главном!) тут же подскочил и начал лезть Мяуме под руки, топыря усы. С другой стороны лезла Мяуша, а Мяума смеялась и отпихивала всех сразу ласковыми руками: — Да подождите же вы! И так тут всё запутано! — А мы распутаем! — озорно крикнула Мяуша и выхватила из коробки коробку поменьше. — Рыжик, смотри! Рыжик послушно прибежал и удивился: в маленькой коробке лежали твёрдые прозрачные мячики, соединённые верёвочками. Интересная какая игрушка, а почему раньше не доставали? Рыжик осторожно потрогал мячики лапкой. — Это гирлянда, — возвестила Мяуша и вывалила содержимое коробки на пол. В ворохе верёвочек обнаружилась такая же штука, как у утюга, которую совали в розетку, и Рыжик заподозрил, что это вовсе не ему игрушка. А то и не игрушка совсем. А что это тогда? Рыжик снова натопырил усы и принялся лезть под руки уже Мяуше, пытаясь сообразить, что это она такое делает. — Видишь, она вся запуталась, — объясняла Мяуша, раскладывая мячики по полу и начиная перебирать верёвочки. — Её как ни складывай — она всё равно запутывается. И её надо распутать, потому что потом мы её на ёлку повесим. Рыжик озадаченно посмотрел на лежащую у стенки ёлку. Как можно что-то повесить на то, что лежит? Но Мяуша говорила так уверенно, что Рыжик решил подождать ещё немного. Жаль, не успел Календаря расспросить про ёлку, а сейчас некогда, вон, сколько всего интересного происходит! Мяуша верёвочки перебирает, Мяума большие мячики с верёвочками — каждый со своей — по дивану раскладывает… Рыжик подкрался, тронул один лапой — мячик качнулся и упал с дивана, покатился к креслу. Рыжик радостно помчался за ним, зацепил лапой Мяушины верёвочки. Бежать сразу стало труднее, потому в что в заднюю лапку кто-то вцепился, защёлкал зубами, а Мяуша заверещала возмущённо-весело. Рыжик подпрыгнул, дёрнулся, оглянулся — лапка всего лишь запуталась в верёвочке, а щёлкали мячики. Это Рыжик понял сразу, он был умным котиком. И уже запутывался то в пакете, то в поясе от халата. Так что ничего страшного не произошло, кроме Мяуши, которая почему-то разворчалась так, будто Рыжик специально ей эту… гирляунду снова запутал. Рыжик сел и обиделся. Ненадолго, минуты на две. Ровно на то время, которое потратила Мяума, чтобы выпутать лапку из гирляунды, чмокнуть Мяушу в лоб и Рыжика тоже в лоб, погладить обоих и велеть не шалить. Рыжик подумал немного и решил сменить гнев на милость, тем более, что большой мячик лежал у кресла и заманчиво блестел. Рыжик подпрыгнул, нечаянно — конечно же, совершенно нечаянно! — разметав Мяушины верёвочки, и под укоризненное «ну Ры-ы-ы-ы-ыжик!» помчался за большим мячиком. А мячик помчался от Рыжика, смешно подпрыгивая на торчащей сбоку пимпочке, из которой росла верёвочка. Рыжик азартно гонял мячик туда-сюда, стараясь не задеть сопящую Мяушу — нужно же всё-таки узнать, что такое эта гирляунда! А потом Мяума чем-то зашуршала, Рыжик обернулся и потрясённо замер: Мяума держала в руках целый ворох… Это было разноцветным, сверкающим и ШУРШАЩИМ. Рыжик, не глядя, закатил мячик под ёлку, припал к полу и по-пластунски начал красться к Мяуме и богатствам в её руках. А Мяума замерла, держа это шуршащее-разноцветное и только смотрела на крадущегося Рыжика с хитрой улыбкой. И даже Мяуша бросила свои верёвочки и тоже припала к полу, не то наблюдая, не то готовясь атаковать. Ну уж нет! Рыжик первый начал охоту на эти сокровища! Рыжик вскочил и помчался. И выяснил, что Мяума тоже коварная, как Мяуша. Потому что она разжала руки и уронила всё это шуршащее прямо на Рыжика. Шуршащая-сверкающая масса накрыла Рыжика с головой, растеклась по полу, закрыв всё — мячики, верёвочки, Мяушу с Мяумой, пахнущую ёлкой ёлку… Рыжик метался под шуршащим, хватал лапками, снова отпускал, подпрыгивал, подбрасывал, снова ловил. Мяуша и Мяума смеялись и тоже пытались ловить Рыжиково шуршащее, но Рыжик тогда взрявкивал и наугад ловил чужие руки. Шуршащее было его и только его! — Зачем я покупал ёлку, если вы нарядили кота? — сказал вдруг Пап и ловко выхватил Рыжика из шуршаще-блестящей груды. Рыжик рявкнул, мрякнул, попытался вывернуться, но Пап держал крепко. — Я думал, вы тут уже всё разобрали и распутали. — А мы почти, — хитро протянула Мяума. — А потом заигрались с котом. — Заиграли шар, потрепали мишуру и запутали гирлянду, — продолжил Пап. — Маш, ты что там пишешь? — «Нарядить кота!» — крикнула из своей комнаты Мяуша. — Квадратик и галочку! — А, это да, это мы справились, — согласился Пап. — Это мы молодцы. А теперь отдайте коту немного мишуры, а остальную распутывайте, — вручил Рыжика Мяуме и пошёл к ёлке. Получилось всё очень хорошо: пока Пап устанавливал ёлку в ведре, Мяуша распутала гирляунду, а Мяума миушуру, а потом они все вместе развешивали по колючим веткам мячики с верёвочками, смеялись, спорили, куда что повесить. А Рыжику подарили самый пушистый кусок миушуры, самый шелестящий, и Рыжик долго его бил, и ловил, и таскал, и прятал. А потом оказалось, что гирляунда светится и мигает огоньками. Рыжик забрался под ёлку, привстал, опираясь лапками на край ведра, вытянул шею и усы и долго-долго смотрел, как мигает огонёк в ближайшем к нему мячике. Надо же, как здорово придумали… И миушура — это тоже хорошо. Так Рыжик и уснул: под мигающей ёлочкой, свернувшись на помятой, но всё ещё шелестящей миушуре. И снился ему Календарь, насмешливо, но необидно шуршащий последними листочками.