Небо здесь не голубое, а белое

      В машине катастрофически жарко. Воздух буквально обжигает нос и легкие, частички пыли, витающие в воздухе, проникают в горло на вдохе, вызывая приступы кашля. Плавится, все вокруг плавится, и вибрирует горячий воздух. Руки на руле, крепко сжимают затянутую коричневой кожей баранку.       Бульканье под капотом в попытках завестись оповестило о том, что весь бензин сожран и эта остановка — конечная.       Сколько прошло времени?       Эти два дня как один сплошной, нескончаемый, с паузами на лихорадочный рваный сон, на безостановочно сменяющиеся кадры практически одного и того же пейзажа. Глоток воды бы сейчас, но кажется, это будет самым большим обманом — горло и губы настолько свыклись с сухостью, что последние оставшиеся теплые капли во фляге не дали и доли облегчения, ни грамма надежды.       Небо здесь не голубое, а белое, раскаленное, сливающееся с той выцветшей звездой, которая выжигает последнюю растительность, последние признаки жизни, и нигде нет ни намека на тень, кроме этой чертовой жестянки. Осталось только запечься в ней, как утка в духовке, да только мяса маловато.       Шэ Ли глаза прикрывает и откидывается затылком на подголовник. Выгоревшие волосы кажутся пепельными, челка прилипает ко лбу, и от нее отрывается капля, рывками стекающая по виску вниз к шее, от шеи на грудь. На пассажирском небрежно валяется черная футболка с косухой, и смотреть на этот натюрморт тошно, хочется снять с себя кожу, сбросить, как змея. Сменить смуглую на светлую, чистую, стряхнуть всю эту дорожную грязь.       Мобильный сел давно и валяется бесполезным куском в этом ворохе одежды.       Опираясь локтем, Ли высовывается в окно, чтобы посмотреть, насколько глубоко колесо вошло в грунт, и шипит, отдергивая руку. Тачка раскалена. Колесо безнадежно увязло в густой рыхлой пыли и, кажется, приспустило.       — Блядь, — тихо вырывается на выдохе и душит очередным приступом кашля.       Отдышавшись, Ли осматривает свои руки, сжимая и разжимая пальцы. Кровь запеклась и тянет кожу. Хорошо — чужая. Из своего только ссадины от двух колец на среднем и безымянном, их не снять — пальцы отекли от жары. Угонять эту железную махину было большой ошибкой, не зря интуиция предупреждала его не браться за это дело. Одно хорошо: установленный на этом «Чарджере» маячок удалось сбросить еще в городе. А потом занесло в эту глушь без единого дерева, с желтой пылью и бесконечной дорогой. Теперь вся авантюрная задумка кажется абсолютно бессмысленной, превращается в точку невозврата. Нужно двигать вперед, не оборачиваясь. Потому что Чэн и так найдет, это всего лишь вопрос времени. А сейчас... Сейчас нужно понять, как вытянуть тачку из кювета и раздобыть где-то воду. А еще, возможно, еду и место на ночлег.       Ли устало поворачивает голову в сторону дороги и моргает, как в замедленной съемке. Руки обессиленно падают на бедра, под ладонями бурые пятна на джинсах, давно засохшие. Нужно собраться с силами.       Завязав на голове футболку, он выходит, почти вываливается из машины и аккуратно прикрывает за собой дверцу цвета «синий металлик».       Стоять на трассе с большим пальцем вверх идея особо бессмысленная и беспощадная, когда на горизонте в плывущем от жары воздухе даже миражом не маячит ни одна спасительная машина.       Ли сдается и без сил падает задницей в перетертую пыль обочины, подтянув под себя ноги. Черные узкие джинсы покрыты густым слоем грязной пудры, кеды из красных превратились в бледно-коричневые. Придорожная пыль на ощупь мягкая, как вата, и пальцами приятно в нее погружаться, перебирать сухие веточки и горячие камни. Может, если избавить голову от лишних мыслей, если заставить свой мозг работать размеренно, успокоившись, то выход найдется, и на горизонте появится кто-то, кто угодно, пусть хоть сам Хэ Чэн. Главное, не здесь, медленно умирая под палящими лучами, без единой капли воды, без возможности двигаться дальше.       И в какой-то момент он почти ловит дзен.       Солнце припекает поверхность черной футболки, нелепым изваянием водруженной на белокурую голову. Это наверняка только усугубляет ситуацию. Глазам больно, но они, отсвечивая яркими желтыми бликами, нет-нет и устремляются вдоль дороги, снова и снова.       Ли не знает, сколько так просидел, когда в дребезжащем воздухе появилась наконец маленькая красная точка. И вечность, которая длилась до момента ее обнаружения, растянулась, казалось, еще на столько же.       — Эй, приятель! Ты слышишь меня? Ты живой?       Резкий взволнованный голос остро режется из звенящей красной пелены под веками. Легкие, почти невесомые шлепки по щекам — справа, слева, — а затем еще пару раз чуть увереннее.       — Да очнись ты!       Поднимать веки чертовски больно. Боль уходит куда-то в виски и возвращается в район лба. Но трусливо отходит на второй план, потому что к губам прикасается холодное горлышко, и вода понемногу просачивается внутрь. Жадный первобытный инстинкт заставляет руки вцепиться в чужие кисти, чтобы ближе, чтобы больше спасительной жидкости попало в пересохший рот. Язык наконец отлипает от неба, потрескавшиеся губы больше не саднит жгучей болью, скрип пыли на зубах пропадает.       Голубоглазый парень перед ним с копной русых волос и густыми бровями, вскинутыми в удивлении, все-таки облегченно выдыхает и отдает бутылку с водой.       — Я думал, ты помер. Давно ты здесь?       Шэ Ли, делая еще один глоток и прополоскав рот, неуверенно пожимает обгоревшими плечами, что можно расшифровать как и «да», и «нет».       — Ясно, — хмыкает его спаситель и всматривается в сияющую в солнечном свете машину недалеко от дороги, тяжело накренившуюся вперед. — Твоя малышка?       Ли, оборачиваясь на «Чарджер», задумчиво смотрит на запыленный ярко-синий бок и вновь неопределенно пожимает плечами.       — Я Чжэнси, кстати, — представляется голубоглазый, когда наконец устанавливает жесткую сцепку между автомобилями. Мажет взглядом по засохшими пятнам крови на джинсах и костяшках, но не говорит ни слова. И только глаза закатывает, когда Шэ Ли на это отвечает небрежно: «Рад за тебя». А Ли, открыто осматриваясь, с интересом отмечает закрепленную двумя скобами биту в салоне и дробовик под сидением.       Бесконечная дорога монотонно убаюкивает однообразным пейзажем, и Ли, бесцеремонно закинув ноги на торпедо, чувствует сгоревшие плечи под тяжестью кожаной куртки, горячую голову под чалмой-футболкой и практически сварившиеся ступни в кедах.       Чжэнси топит педаль газа, уверенно набирая скорость. У него очки зеркальные, и его глаза в задумчивом прищуре видно только сбоку. Но сейчас он поворачивает голову к Ли, и тот не видит сквозь них ничего, кроме своего нелепого отражения.       — Мы с другом держим небольшой бар у дороги, если нужно успокоить то, от чего ты бежишь. И поесть еще. Там поблизости есть бензоколонка и хостел. Тебе бы не помешало, — он, до этого подпиравший левой рукой щеку, неопределенно машет ею в воздухе в сторону Шэ Ли, — ну знаешь, привести себя в порядок.       Ли кривится и переводит взгляд в окно, мажет шершавыми пальцами по губам. Он грязный, с сумасшедшими глазами, в пятнах крови и сомнительной ситуацией с авто. С чего этот Чжэнси вообще занимается благотворительностью и не задает лишних вопросов? Все до смешного напоминает сюжет какого-нибудь среднестатистического хоррора. Сейчас этот симпатичный молодой человек в клетчатой рубашке поверх белой футболки, в светлых потертых джинсах и ковбойских сапогах, с белозубой улыбкой и зеркальными очками привезет его куда надо, отмоет, отпоит, прикует наручникам к батарее и будет отрезать по кусочку. Себе в удовольствие или для того, чтобы высылать кому-то, шантажируя. Ли смеется про себя. Кому высылать его жалкие ошметки плоти? Ну, разве что Чэну, дабы поскорее нашел его. Ха, с каких пор ему вообще волноваться за себя в подобных ситуациях? Выкрутится, как змей проскользнет и сам ужалит, мазнув острым лезвием по хрупкой голубой венке.       Но Чжэнси кажется спокойным и добродушным, с тенью усталости на плечах после долгой дороги под палящим солнцем. А оно наконец начинает отдавать желтизной и медленно кренится в сторону Запада.       Мотор мягко урчит и отдает вибрацией по телу, убаюкивает. Шэ Ли глаза прикрывает, устраиваясь поудобнее наискосок, скрещивая в лодыжках ноги на передней панели, а руки на голой груди. Подставляет лицо потокам воздуха из окна.       Чувствует уже другой, серьезный взгляд голубых глаз на себе, но веки не поднимает. Спать хочется до невозможности, разморило от долгожданной прохлады в секунды.       — Эээй, клетчатая рубашка, — произносит, манерно растягивая слова. — Разбуди, когда доберемся.       — Спи, нам еще минут сорок ехать, — тихо, но уверенно произносит Чжэнси, и Ли чувствует, как он стаскивает с его головы футболку, давая волю белокурым волосам приятно щекотать щеки и шею.       Ли затуманенно думает: чувак, ты странный.       Но навалившаяся усталость разрешает ему лишь хмыкнуть бессильно в ответ на это действие и окончательно провалиться в сон.