Небо здесь не голубое, а белое

      Прохлада бара резко обрывается, когда тяжелая деревянная дверь приглушенно закрывается за плечами. Остаются лишь отголоски, которые стремительно исчезают в душном пыльном воздухе. Здесь, под плотным тканевым навесом есть тень, резная деревянная лавка и старый пластиковый столик с пепельницей для того, чтобы в течение скучного рабочего дня можно было выйти, чиркнуть зажигалкой, прикрывая огонь ладошкой от горячего ветра, и затянуться тягучим горьким дымом самокрутки.       Шань на крыльцо бара выходит и вдыхает горячий воздух парковки, расправляя широкие плечи. Вокруг пустота, только желтую пыль несет сквозь бензоколонку в отдалении. Там слева небольшой хостел, и старик Чо на входе читает газету, сидя напротив вентилятора. Шань вскидывает руку в приветственном жесте, позвякивая множественными феньками на запястье, и услужливо получает в ответ кивок, от которого соломенная шляпа едва заметно кренится вперед-назад на седой голове.       Деревянная вывеска на цепях с двумя фигурными иероглифами «Мокудзин» раскачивается на ветру, тихонько поскрипывая. В такое время суток бар пустует. За исключением тех дней, когда в хостеле есть постояльцы. Тогда работать становится веселее, можно приготовить легкое блюдо на завтрак или обед, можно поболтать с незнакомцами о том, о чем никогда не услышишь дважды, или порубиться в приставку, развалившись на уютном полосатом диване в углу зала. Атмосфера располагает к тому, чтобы оставить все негативные эмоции вне стен этого заведения, и именно здесь Шань улыбается и рассматривает людей чуть дальше внешности. Поддерживать беседу — даже самую нетрезвую — легко, его янтарные глаза всегда добродушно сияют, когда он, поставив ногу на бочку с пивом, ловко натирает бокалы и не забывает периодически подливать выпивку.       В дни, когда пустует хостел и на дороге ни души, Чжэнси снимает тент со своего алого пикапа, забирает из рук Мо список необходимых продуктов и алкоголя и, резко выворачивая руль и махнув на прощанье, лихо газует с пробуксовкой и долго не исчезает за плавящимся горизонтом. Шань, сидя на лавке после этого, курит и пристально смотрит ему вслед.       Они здесь два года. Плечом к плечу. Молчаливый и серьезный Чжэнси, любитель поковыряться ножичком в мелких деревянных брусочках, из которых потом получаются симпатичные вещи со множеством деталей. Он может тихо сидеть за дальним столиком, временами поглядывая в окно, думать о чем-то своем и вырезать. Шань знает, о чем он думает, знает, какая каша иногда варится в его лохматой голове. Научился уже. Знает, когда его лучше не трогать, а когда можно открыто подколоть. Где-то там, в их родном городе раньше жила светловолосая макушка, которая постоянно маячила поблизости неотъемлемой частичкой этого парня, пока не погрузилась в самые грязные семейные дела и больше никогда не попадалась ему на глаза.       В тот период, когда пропал Цзянь И, Чжэнси от его деда достался этот бар, и, закончив учебу, он неожиданно решил, что в городе ему больше нечего делать. Шань встретил его однажды в супермаркете и с радостью вызвался прокатиться и посмотреть на то, чем теперь занимается самый серьезный и ответственный парень из его школьных друзей. Затем стал наведываться к нему по выходным, пока Чжэнси не взял его под свое крылышко, попросив остаться. И Шань остался. Остался с серьезным намерением не дать этому месту утонуть в унынии, не дать мыслям окончательно сожрать Чжэнси. Самому Шаню тоже терять было нечего, его мать вышла замуж во второй раз, и в своем пусть и уютном родном доме ему стало тесно. Так появилась приставка, атмосфера рок-н-ролла, разнообразие в меню и долгожданная улыбка на лице голубоглазого друга.       Шань, лениво растянувшись на резной лавочке, хлопает себя по карманам в поисках зажигалки, хмурится сосредоточенно, шаря по многочисленным карманам камуфляжных карго и плотно сжимая в губах сигарету.       — Вот ты где, сучка мелкая, — хрипит сквозь зубы Рыжий, случайно поднимая взгляд и замечая миниатюрную прозрачную зажигалку на старом потертом пластиковом столике. И его глаза, скользнув вдоль усеянной царапинами поверхности, цепляют на горизонте знакомую красную точку. А за ней — яркую синюю.       Зажигалка выдает длиннющее пламя, нагревшись на солнце за тот период, когда тень еще не поглотила любимое место. Мо, едва не спалив себе брови, затягивается наконец одной рукой, другой задирает белую футболку, обнажая подтянутый живот — жарко невыносимо, но курить в баре — табу.       Красная точка постепенно приобретает очертания автомобиля, и Шань замечает светловолосую голову на пассажирском. Дергается, резко подается вперед, пытаясь рассмотреть.       — Черт возьми! Неужели? — удивленно бормочет он себе под нос, прищуривая правый глаз и защищая его от дыма.       Когда пикап плавно заезжает на парковку перед баром, подтягивая за собой массивный «Чарджер», Мо ведет рукой по синему боку, стирая пыль и обнажая истинный цвет. Добавляет, присвистнув:       — Ни хуя себе!       Чжэнси устало вываливается из авто, осторожно достает дробовик и тихо прикрывает за собой дверцу. Прикладывает к губам указательный палец в молчаливой просьбе держаться потише, когда Шань подходит к нему, почесывая рыжий затылок и открыв рот, чтобы выразить свои эмоции от увиденного.       — Эй, какого… — шепотом спрашивает Мо и разводит руки в стороны.       Чжэнси, закинув дробовик на плечо, улыбается и кивает головой в сторону пассажирского сидения.       — Если память меня не подводит, это твой знакомый, Шань?       — Мой?! Знакомый?! — ошарашенно шипит Мо и обходит пикап, всматриваясь в сладко спящего растрепанного Шэ Ли.       В баре давно не было так тихо.       Тишину нарушает лишь звонкий стук ложки о пиалу. Шэ Ли ест суп. Молча. Жадно. Обливаясь потом.       Отставляет тарелку, сбрасывает наконец кожанку, надетую на голое тело, вновь хватается за еду. Но ест красиво, без шумного прихлебывания, пережевывает тщательно, иногда вскидывая свои яркие желтые глаза на Шаня с Чжэнси. Те, устроившись на диване по другую сторону стола плечом к плечу, так же молча наблюдают за процессом.       Потому что когда Ли доест, Ли расскажет все.       На широко разведенных коленях Чжэнси дробовик для убедительности, для серьезности намерений. Он устал после дороги, ему поспать хочется, а тут вот оно что выясняется.       Около часа назад Шань просто открыл дверь, вытащил Шэ Ли за грудки, жалкого, помятого и ошарашено хлопающего со сна своими блядскими глазами.       — Хэй, хэээй, малыш Мо! Вот это встреча! — удивился Ли, закусывая губу и протягивая пыльную, залипшую в крови руку к лицу Мо.       Шань, громыхнув дверью, с силой впечатал его в бок пикапа и прорычал: «Какого хера тебе здесь нужно?» Ли выкручивался и извивался, наигранно хныкал и говорил, что он заебан до смерти, что Чжэнси сам притащил его сюда, хотя он помощи не просил.       — Зачем ты вообще его сюда привез?! — прошипел Шань, когда Шэ Ли, устало перебирая длинным ногами, весь грязный и теперь еще и с разбитой губой, отправился в уборную, на ходу сплевывая кровь.       — Я нашел его на обочине по пути сюда. Дела у него, мягко скажем, были не очень, — протянул Чжэнси, задумчиво глядя на удаляющуюся спину Шэ Ли. — Я узнал его, кстати. Он с нашей школы, но мы с ним никогда не пересекались лично, и, видимо, поэтому он не узнал меня. Зато я помню, что вы какое-то время общались…       — Общались? Да он мне столько говна наделал, что… Твою мать, Чжэнси, ну зачем? — скривился Шань и, скрестив руки на груди, прислонился к горячему алому боку авто. — Нам не нужно лезть туда. Я вообще подумал, что…       — Что?       — Что ты Цзяня привез, — тихо произнес он, отворачивая лицо и всматриваясь в дорогу. И почувствовал на себе испуганный взгляд. Потому что они никогда не поднимали эту тему.       — Ты слепой? — Чжэнси заставил себя посмеяться в ответ и добавил: — Мы дадим ему умыться, поесть и выспаться, а дальше пусть катится себе дальше. У него колесо пробито и топлива по нулям.       — Дурак ты, Сиси, — произнес с укором Шань, отчего Чжэнси тряхануло, фыркнул и оттолкнулся от бока пикапа. Подкуривая очередную сигарету, он выдохнул дым прямо Чжэнси в лицо. — Он бежит от кого-то, разве не видно? Тачка не его, очевидно же. А если так, то нам стоит ждать гостей. И хорошо, если это будет господин Цзянь-младший, дорогой мой друг.       Чжэнси еще долго стоял на парковке, опустив руку с дробовиком и прикрыв от усталости глаза.       Доев свой суп, Шэ Ли картинно отодвигает белоснежную пиалу подальше от себя. Салфеткой осторожно утирает разбитый Шанем рот и, сложив ее вчетверо, наконец укладывается на спинку диванчика и выдыхает:       — Спасибо, Шань, как всегда вкусно. Уютно тут у вас.       Он потягивается, словно огромный белый кот, и переводит свои хитрые желтые глаза на Чжэнси, на что тот предпочитает абсолютно никак не реагировать, продолжая сверлить Ли взглядом и придерживать одной рукой лежащее на коленях оружие.       Шаню надоедает эта атмосфера, и он, положив Чжэнси руку на бедро и крепко сжав, чтобы не лез, задает вопрос в лоб:       — Чья тачка, Ли? Чего нам ждать?       Ли прыскает со смеху и осматривается, делая вид, что его в этом мире не заботит ровным счетом ничего, кроме высокого потолка заведения. Но его рот все же растягивается в довольной азартной улыбке, и он говорит:       — Уверен, ты скучал по Тяню, малыш Мо.       Шань цыкает и, отпустив бедро Чжэнси, откидывается назад, достает сигареты и закуривает прямо на месте.       — Я угнал тачку Чэна, маячок сбросил еще в городе, — Ли закатывает глаза, всем своим видом показывая, какие скучные Мо с Чжэнси. — Заказ Цзяня-младшего.       Сигарета провисает во рту у Мо, а Чжэнси дергает, как от удара током.       — Зачем Цзяню воровать у Чэна? — спрашивает Мо, стараясь держаться безучастным и незаинтересованным.       — Мне нужно было собрать пятнадцать тачек, так вышло, что сроки поджимали, а последняя как раз была у Чэна. Да и некоторые личные мотивы сыграли решающую роль, но вам об этом знать не нужно, — вяло размахивая рукой, увенчанной серебряными кольцами, Ли подносит два пальца к губам. — Угостишь сигареткой, малыш Мо?       — Маячок в диске, уверен, ты не знал о нем, — произносит Мо, протягивая Ли свою пачку.       — Что ж, друзья, это будет весело! — восторженно вскидывает руки Шэ Ли и скалится, зажав сигарету в зубах.