Хандра

— Я что-то не до конца понимаю, когда мы с тобой успели стать старыми пердунами, — сказала Ханджи с металлическим удивлением в голосе и рассеянно коснулась лба, приподнимая влажную челку. Ливай думал было пошутить про раздавленное яблоко, когда она сняла повязку, но не стал, не сегодня. Ханджи и правда двигалась по бане так тяжело, точно только сейчас, пару лет спустя, осознала, что она — командующий Разведотряда. Вот это неожиданность. — Говори за себя, — он подставил таз под гулкую струю кипятка, бьющую из добротного крана в большом баке. Рубашка уже липла к спине и подмышкам, но раздеваться полностью он всё еще не собирался, пусть эта женщина и расхаживала спокойно в тесном полумраке, белея в мутном паре совершенно голым телом, как небольшой регенерирующий титан. Темные пятна сосков на бледной, почти плоской груди, слегка вытянутый узкий треугольник между ног и сухая маленькая задница — всё это видел он уже не раз. Например, они как-то еще до сто четвертого и Троста пили вместе и купались нагишом в озере после вылазки. Да и много другого было. — Аргументирую, — Ханджи шлепнула волосатой мочалкой по воде. — Прямо сейчас мы с тобой собрались глубоко заполночь, чтобы никого из старшего состава больше не встретить, и пошли в баню вдвоем. Знаешь, на что это похоже? На старых супружников. Деда и бабку, точно. — Она захихикала. — Просто хандра, — сказал Ливай и сел на скамейку, расставив свои неприятно бледные колени. Потом посмотрел на худой изгиб тела Ханджи, драившей мочалкой большой засохший кусок мыла. — Послезавтра прибудут твои послы, и ты даже помнить не будешь, о чем сегодня думала. — Да я знаю, — разозлилась Ханджи, намыливаясь почти свирепо: буквально за несколько секунд всё ее тело покрылось дрожащей пеной, влажно стекающей вниз. — Просто... послушай, просто прими то, что мы двое перестали идти в авангарде. И нечего тут со мной спорить. Ливай лишь скривился и зачерпнул ковшом из таза. Прохладная вода хлынула от затылка вниз сильным потоком. Он отряхнулся не без брезгливости и умыл лицо. Головная боль, нудно терзавшая его последнюю неделю, вдруг отчего-то мягко, почти нежно отступила. Когда сфокусировал взгляд, оказалось, что эта стоит, мокрая от макушки до пят, и щурит на него единственный глаз, держа очки в кулаке. — Что тебе? — Сиськи уже покажи, — Ханджи небрежно похлопала себя по ребрам, — а то как целка. — Еще что? — Голову мне намыль, а, — вздохнула она и повернулась, не дождавшись согласия. Все-таки испортила ее власть. Она села на скамью боком к нему, сложив руки на бедрах, и Ливай спокойно, даже умиротворенно взялся за дело. Пряди скоро длинно и тепло заскользили в его руках, это было приятно. Он облил ее водой пару раз, затем провел сырой мочалкой за ушами и по линии роста волос на шее. Ханджи отфыркалась, как молодая кобылка, и сказала: — Давно мы с тобой не трахались. — Куда нам, старым пердунам, — прошипел Ливай и бросил вымокшую потную рубаху в ведро. Ханджи подняла лицо и очень старательно уставилась на него снизу вверх. — Ты хочешь? — А сама-то? — Не знаю, — она высунула блестящий темный кончик языка, задумчиво вглядываясь. — Возможно, стоит подождать гостей. Там будут хорошие парни. Новые знакомства, ну, ты понимаешь. — Если так, то и съебывай отсюда, я хочу, наконец, помыться. — А можно я тебя помою? — взволнованно-быстро выпалила Ханджи, крепко вцепившись ему в локоть. — Н-е-т, — проговорил он и дернул рукой. — Ты либо ложишься уже, либо берешь полотенце и уходишь. — Хороший ты мужик, Ливай, — вздохнула Ханджи, — жаль только, что грустный. Дай мне типа немного ласки, идет?.. Скамейка была широкой, вместительной, он заставил ее расстелить полотенце, а не лезть чистым телом к темным от времени и влажности доскам, и слегка приоткрыл окно, откуда хлынула острая ночная свежесть. Хорошо, что она не была настроена на что-то серьезное — он на самом деле так уставал последние дни, что самому пока не слишком хотелось. Опрокинутое лицо было румяным и очень молодым из-за растерянного близорукого выражения глаз, под волосами расплывалось темное пятно влаги. Ливай убрал в сторону грубую веревочку, на которой болталась нательная ракушка-безделушка, и широким длинным движением провел ладонью между грудей, по впадине сухого живота — к крутому лобку. Ханджи вздохнула. — Колени подними, образина, — проворчал он. — Лучше бы отлизал, — хрипнула Ханджи. — Хоть помолчишь. — В другой раз. Палец, который он смочил слюной, легко скользнул внутрь. Ливай задвигал им довольно резко, положив другую руку на дернувшуюся коленку, дождался короткого стона, вытащил, медленно и длинно потер между складок и вошел уже двумя пальцами в горячую тесноту, мокрую от слюны и смазки. Ханджи подалась навстречу, одновременно закрыв глаза. Ливай двигал рукой, ее мышцы обхватывали пальцы крепко и сладко. Между ног теплело, начало отдаваться. Ханджи слабо разомкнула красные губы, уголки почему-то почти обиженно поползли вниз, ее пах ходил вслед его нехитрым движениям, и еще мокрым большим пальцем он ласкал ее не внутри, а снаружи. Потом она громко задышала, схватила его за запястье, сильно нанизываясь, и кончила. И закашлялась. Ливай подождал, похлопал по животу и чуть отошел. В голове немного звенело. — Эй. — Ну что, — жалобно отозвалась Ханджи, даже не думая поднимать веки и вообще шевелиться, — подрочить? Я думала, не хочешь. Ее рука сонно толкнулась ему между бедер, но Ливай спокойно отвел ее в сторону, на миг крепко переплетя пальцы. — Я же сказал, буду мыться. Так что вали отсюда. — Бесчеловечное чудовище, — грустно ответила Ханджи и села, вворачиваясь в полотенце, — никакой субординации. Никакого понимания. — Можешь подождать и выпить со мной чая, так и быть, — бросил Ливай, улыбаясь себе под нос. Он уже отвернулся и с сомнением глянул на ту мочалку, которой она мылась. В спину дуло. — Да закрой, черт, сквозняк же. — Если не засну раньше, — предупредила Ханджи. Дверь тяжело грохнула за ней.