Акт I. Самое важное
«Концовка не так важна, как все эти моменты, ведущие к ней. Самое главное, что сейчас здесь, они счастливы». Ева Розалин
***
i. бёрнт нортон
Говорят, что человек не знает себя, пока впервые не окажется перед лицом смерти… Я ничего об этом не ведаю. Мне кажется, важно не кем ты умер, а кем прожил жизнь. С чего вдруг несколько секунд становятся важнее целой жизни? «Убийца Войн», Брендон Сандерсон
***
Рекламные брошюры большинства агентств генерации жизни особенно ярко расписывают возможность переноса памяти. Воспоминания уникальны, каждое из них — часть канвы жизни определённого человека. Двое одинаковых на вид близнецов с воспоминанием об одной и той же игре в мяч запомнят разные подробности, и эти детали придадут их воспоминаниям неповторимую текстуру. После многих лет работы в этой сфере Нил Уоттс считал, что брошюрам не хватает немного суровой реальности. Путешествовать в воспоминаниях умирающего пациента — это как смотреть крушение поезда наоборот: его не остановить, и ты знаешь, что закончится всё плачевно, хотя бы потому, что счастливые и довольные жизнью люди не подписываются на услуги агентства генерации жизни. Это делают люди, терзаемые сожалениями, что уже подразумевает несчастья в жизни. Самое ужасное — это свадьбы: кругом лица, преисполненные радости, мечты о прекрасной и радостной жизни, но ты уже знаешь, что их ждёт впереди. Это как перемотать на концовку, а потом пересмотреть всю серию с самого начала. Разумеется, всё не так просто: в их профессии, скачки от воспоминания к воспоминанию в обратном порядке — это наполовину ловля бабочек, наполовину попытка воссоздать сцену убийства по уликам, найденным на месте преступления. Ранние воспоминания дают контекст концовке; без этого контекста она не имеет смысла. Вот так всё заканчивается: под небом, усыпанным звёздами, словно миллиардами маяков, светящих с того конца неба; под созвездиями из тонких линий холодного света, начертанных рукой его деда. Северное сияние пылает таинственным зелёным огнём, трепещущим, словно паруса. Перед ними озеро, холодное, глубокое и кристально чистое. Нилу вспомнилась пословица про чертей в тихом омуте, и он пожалел, что не может показать это место дедушке; от этих видов правда захватывает дух. Ева взяла его за руку. Она не произнесла ни слова. — Не надо, — сказал он. Его улыбка — такая же кривая, как и треснутые очки на переносице. — Я подозревал, что всё так и закончится.***
Это не начало, но в то же время это начало — способ понять концовку. Видите ли, то, что концовка есть, даже то, что она есть сейчас, не имеет значения. Даже пока они живут и смеются, пока Вселенная несётся к неизбежной тепловой смерти. Суть не в том, какова концовка; суть в том, чтобы понять её. Итак: Ева Розалин (пока ещё не доктор) вдумчиво записывала конспект, без труда успевая за темпом лектора. Двумя рядами ниже Нил развалился на своём месте, рисуя каракули в блокноте и вдыхая ароматный пар, исходящий от пластикового стаканчика с кофе. — Когда мы имеем дело с модификацией памяти, — продолжала профессор Чо, — мы не работаем напрямую с воспоминаниями пациента, — она постучала лазерной указкой по ладони и перевела взгляд на аудиторию. — Почему? Девушка, сидевшая позади Нила, подняла руку. — Модификация памяти может привести к замешательству: пациент окажется с двумя наборами противоречащих воспоминаний. Но модификация воспоминаний сама по себе — сложный процесс, и приведёт к ещё большему стрессу, если будет проводится напрямую на пациенте. — Неплохой ответ, — профессор одобрительно кивнула. — Этические проблемы, связанные с процедурой изменения памяти, весьма серьёзны. Мы рассмотрим это подробнее в модуле «Профессионализм». Что ещё? Позже, Ева с неохотой признает, что Нил удивил её, протянув: — Потому что технологии нам не позволяют. Взгляд профессора Чо переметнулся на него. — Объясните. — Объяснить кому, профессор? — вызывающе парировал Нил. Ева пихнула бы его в бок, если бы сидела рядом. Вот только всё вокруг них внезапно замерло — по крайней мере, профессор Чо и добрая половина аудитории. Ева мысленно укорила себя: она должна была заметить, но она совсем забыла, пока пыталась поспеть за лекцией. — Отлично, — произнес новый голос, и воздух перед ними пошёл рябью, словно марево над дорогой в жаркий день. Из марева появилась вторая профессор Чо и медленно спустилась по ступенькам, становясь рядом со своим двойником у кафедры. — Скажите, когда вы догадались? Нил пожал плечами. — Я просто настолько крут, — ответил он. — А, ну и ваша лекция была слово в слово как на записях с прошлого года. Профессор громко засмеялась. — Ясно. Буду иметь в виду. Что ж, вернемся к вашему ответу. Почему технологии не позволяют нам модифицировать воспоминания напрямую? Нил приподнял бровь. — Вероятно, потому что это сложный процесс, как она и сказала, — он кивнул в сторону девушки, которая замерла вместе с остальной частью воспоминания. — Но также потому, что технология так не работает. Она сканирует разум пациента и воссоздает его неполную копию, как программу только для чтения. Только после того, как мы генерируем новый набор воспоминаний, он может быть перезаписан обратно в пациента. — Что ж, — профессор Чо обратилась ко всей аудитории, — сегодняшняя лекция, как вы уже могли догадаться, будет посвящена разнице между алгоритмом отпечатка памяти и настоящим человеком. Простейшая разница в том, что воспоминание можно перемотать, перезапустив алгоритм, который будет вести себя так же, как и в начале воспоминания. К примеру… Раздались недовольные стоны. — Не волнуйтесь, я не заставлю вас слушать всю лекцию заново, — её комментарий вызвал смешки из зала. — По крайней мере, не стану, если вы покажете, что вы помните с пар доктора Нгуена. Итак, в чём заключается разница? Фрэнсис неуверенно поднял руку. — Если алгоритм только для чтения, он не может меняться, да? — он был долговязым парнем с добродушной улыбкой и пристрастием к чудным футболкам, которые дадут фору даже самым кричащим и нелепым прикидам Нила. — Уточните, — настояла профессор. — Алгоритм способен реагировать на неожиданные обстоятельства, — с этими словами она сняла с паузы один из алгоритмов, а именно свой. Воспоминание продолжилось, алгоритм удивленно поднял глаза на профессора Чо и, запинаясь, произнес: — Вы… что… как… Профессор снова поставила его на паузу. — Алгоритм не ожидал увидеть оригинал. Тем не менее, он отреагировал соответствующим образом. Нил в очередной раз удивил Еву, сказав: — Райл и Кристенсен называют это жёстким пределом симуляции. Они считают, что отличия между алгоритмом отпечатка памяти и реальным человеком чётко выражены; мы можем постепенно урезать их при помощи технологических новшеств, но рано или поздно процесс достигнет определенной точки и затормозится. Я с этим не согласен. — Это всё очень хорошо, Нил, — отметила профессор Чо, — но это не поможет нам определить, в чём именно заключаются эти отличия, — она взглянула на него искоса. — Прошу заметить, что на вашем уровне обучения вы не в том положении, чтобы оспаривать мнения опытных исследователей. Сейчас вы должны показать, насколько хорошо знаете материал. — Разумеется, — Нил кивнул и выпрямился на стуле. — И считают они так потому, что люди по определению более сложные и полноценные, чем алгоритмы. Но я вот в школе знал детей, что были не сложнее амёбы. По аудитории прошлась волна смешков, и даже строгое выражение лица профессора на мгновение сменилось улыбкой. — Я повторюсь, вашей основной целью должно быть понимание материала, — сказала профессор Чо. — Когда вы продемонстрируете знание материала на уровне вашего владения сарказмом, Нил, тогда можете думать о том, чтобы критиковать Райла и Кристенсена. Нил открыл было рот, чтобы возразить, но его прервала другая студентка, предположив, что одно из отличий заключается в изначальной неполноценности алгоритмов. — Почти как то, что Нил сказал про амёбу, — продолжила рассуждать она. — Они ведут себя, как люди, но внутри у них ничего нет. — Но это неправда, — сказал Фрэнсис, нахмурившись. — Если бы алгоритмы не имели… ну, скажем, опыта, они бы не реагировали так шокированно на тот факт, что они алгоритмы. Вспомни, что было только что с алгоритмом профессора Чо. — Нет, — возразила студентка. — Ты полагаешь, что у алгоритмов есть какая-то тайная жизнь или опыт. Алгоритмы проигрываются, основываясь на ограничениях воспоминания. Они как марионетки. Просто потому что они двигаются, разговаривают и ведут себя, как люди, не значит, что они и есть люди. — Если оно выглядит, как утка, крякает, как утка и плавает, как утка, почему бы ему не быть уткой? — прокомментировал Нил. — Ты слишком завышаешь планку для человечности. — А ты слишком занижаешь, — огрызнулась студентка. — Из поведения субъекта нельзя сделать вывод о том, какие процессы происходят у него в голове, — она постучала по виску. — Бихевиоризм мёртв не просто так. Профессор Чо кашлянула. — Мы отвлеклись от темы. Вернемся к аргументу Фрэнсиса, что алгоритмы фиксированы, а значит не могут меняться. Как можно уточнить это заявление? — Способность алгоритма к изменению ограничена рамками определенного воспоминания, — предположила Ева. — Они как срезы человека в определенной точке его жизни. Человек, попавший в автомобильную аварию, может потерять уверенность в своем умении водить или даже выработать боязнь машин. Алгоритм не способен на такие изменения, будучи всего лишь срезом: его черты характера, убеждения и психическое состояние фиксированы, в отличие от человеческих. — Уже лучше, — профессор одобрительно кивнула Еве. — Фактически, можно сказать, что люди способны переписывать сами себя, в то время как пределы изменений алгоритма уже в него вписаны. Нил, как заметила Ева, задумчиво нахмурился. Но ничего не сказал.***
Позже: — С каких это пор ты просматриваешь записи прошлогодних лекций? — поинтересовалась Ева. Нил изобразил глубокую обиду. — Я вполне могу серьёзно взяться за учёбу, если захочу! Ева закатила глаза. Может, это и правда: она помнила многочисленные награды, что он получал за разные проекты на школьных ярмарках знаний, но также то, что во всех его характеристиках писалось, что Нил может достичь многого, если только начнет стараться. — Ну ладно, — признался он. — Это из-за Брайана и Иветты. — Кого-кого? Он усмехнулся. — Я гоняю с ними в D&D по выходным. Приходи как-нибудь, у нас весело. Я играю за волшебника, бросаю файерболы и всё такое, — он встал в позу. — Камехамеха! Ева не сразу нашлась, что на это ответить. — И ты смотришь прошлогодние записи из-за них? — спросила она скептически. Она представляла, как Нил скачивает одну из записей и тут же решает, что смотреть её слишком скучно и переключается на «Теорию Большого Взрыва». — Неа, — сказал Нил. — Чёрта с два я стану их смотреть. Но я заметил Брайана и Иветту в аудитории. Я подумал: как странно, они же почти выпускники, что они забыли на вводной лекции? Это имело бы смысл, думала Ева, если бы они не знали заранее, что находились в записи. — Хорош заливать, Нил. — А? — Мы изначально знали, что это была запись воспоминания. Мы не знали только, кто был алгоритмами, пока профессор Чо не поставила всё на паузу. Нил вздохнул. — Тебя не проведёшь, да? Эх, а я надеялся, — он махнул рукой. — Ладно, ладно. Думаешь, зачем на нас надели эти шлемы? Только не надо всей этой хрени про «это для практики» — это тебе не лабораторная. Ева нахмурилась, одновременно задумавшись и удивившись тому, как ловко он предугадал её ответ. Наконец, она сказала: — Значит, ты решил, что она заставит нас искать различия между людьми и алгоритмами? — А о чём была лекция? Что ж, в этом он прав. — А профессор? Нил фыркнул. — Представь себя на месте профессора Чо, — начал он. — Ты хочешь сделать что-то настолько крутое, что сразит всех первогодок наповал. Что, заставишь их высматривать алгоритмы среди остальных студентов? Не особо впечатляет. Но затем ты демонстрируешь, что лекцию про ограничения алгоритмов всё это время вёл… алгоритм, — он ударил кулаком по ладони и изобразил взрыв. — Бум. Мозг взорван. Ева вынуждена была согласиться. — Ладно. Звучит правдоподобно, — признала она. Его самодовольная улыбка стала только шире, пока она не добавила: — Можно было догадаться. Разумеется, Нил проигнорировал последнюю часть. — Неужели… — он приподнял бровь, — я тебя впечатлил? Элементарно, мой дорогой Ватсон. — Ватсоном был ты, — сказала Ева. Она глянула на часы и чуть не вскрикнула. — Я так на практику опоздаю. — Давай, беги, — с лёгким злорадством произнес Нил. — Профессор Мобранд терпеть не может опозданий. Уж он-то знает, подумала Ева, торопливо прощаясь и убегая на занятия.***
— Да брось, Ева, вовсе это не жульничество. Все так делают. — Уж точно не я, — возразила Ева. Нил успешно пропустил её возражение мимо ушей. Ни для кого не секрет, что ей завидовал весь поток. Все понимали, что после выпуска им придётся выбивать себе рабочие места, но ей было не о чем беспокоится, ведь за её обучение платила компания «Зигмунд». — Ну правда, — Нил уставился в кружку так, словно надеялся увидеть ответы к экзамену среди кофейной пенки. — В «Зигмунд» почти невозможно попасть. Я слышал, что вероятность отказа — девяносто процентов. Но тебе удалось пробиться. — Да, и для этого я упорно трудилась, — отозвалась Ева. Ей совершенно не нравилась идея помогать Нилу списать экзамен. — Это не невозможно, как ты говоришь, Нил, просто… — …просто чертовски сложно, — закончил он негромко. — Девяносто процентов отказов, Ева. Я не хочу списать твои ответы, я просто хочу узнать, какие вопросы будут на вступительном экзамене. Ева отпила кофе и поморщилась. Напиток оказался чересчур сладким. Ева для себя решила больше никогда не просить Нила купить ей кофе. По крайней мере, он за него заплатил. — Но это тоже жульничество. Его губы дрогнули в полуулыбке. — Нет, если я напишу свои ответы. Кстати, Иветта точно также получила должность в компании «Зигмунд». Гэвин дал ей вопросы с экзамена. — Я подумаю, — медленно произнесла Ева, пропуская мимо ушей это неприятное откровение по поводу их общей подруги, — если ты мне расскажешь, почему ты так хочешь попасть в «Зигмунд». Они ведь не владеют монополией в сфере генерации жизни, — не говоря уже о том, что Нил вполне мог попасть туда своими силами, не полагаясь на нечестную помощь с её стороны. А какие могут быть возможности! Грант от Фонда исследований реконструкции памяти «Мнемозина»? Многие компании забрали бы его с руками и ногами. Он мог пойти работать куда угодно. Это она была привязана к «Зигмунду», по крайней мере, пока не закончится её контракт. — Да и вообще, почему именно генерация жизни? Перед тобой все двери открыты, мистер Научный Сотрудник. — Для тебя — доктор Научный Сотрудник. — Придержи лошадей, мы ещё не выпустились. Он подпёр рукой голову и какое-то время молча изучал её. Его очки отражали свет из окна. — Если подумать, едва ли это равноценный выбор, — сказал он. — Так может перестанешь, наконец, уклоняться от ответа? Нил резко выпрямился. — Если я — честно — отвечу, почему я хочу попасть в «Зигмунд», ты скажешь мне, какие вопросы будут на экзамене? После недолгих колебаний, Ева кивнула. — И за тобой будет должок. Большой. — Большой должок? — усмехнулся Нил. — Не твоя шоколадная статуя в полный рост? Не моя бессмертная душа? Просто должок? — Говори, пока я не передумала. Он вздохнул. — Ладно. Хочешь правду? Компания «Зигмунд» лучшая. Всё. Теперь ты знаешь. Ева уставилась на него с недоумением. — И всё? — её внутренний детектор брехни подозрительно молчал. — А какие ещё могут быть причины? — его явно позабавило удивлённое лицо Евы. — Да, они лучшие в своём деле. Они первооткрыватели технологии генерации жизни. Я бы сказал, у них все передовые технологии, не звучи это так банально. — И что, ты хочешь сделать свой вклад в прогресс? Он пожал плечами. — Ну да. Ты понимаешь, что это просто идеальное время, Ева. Возможности этой технологии ещё до конца не изучены. Будешь работать во второстепенной компании вроде «Германн» — останешься глотать пыль. Они настолько хороши, — его энтузиазм звучал очень даже искренне. Но Ева сомневалась. Нила как всегда было сложно прочесть. Столько лет дружбы, и всё же… И всё же он по-прежнему мог её удивить. — Не помню, чтобы ты к чему-то ещё так рьяно относился, — сказала она. Затем добавила: — Ну, кроме того раза, когда мы покупали билеты на марафон «Доктора Кто». — Ты хотела услышать честный ответ. Теперь твоя очередь. Какие там вопросы? — Но почему именно генерация жизни? Нил вздохнул. — Знаешь, какой грязной бывает работа в реконструкции памяти? Ева закусила губу. — Я знаю только то, что мы проходили на лекциях, — а именно, что модификация памяти и генерация жизни попадают под более широкое понятие реконструкции памяти. Но Ева понимала, что когда Нил говорил «реконструкция памяти», он имел в виду более узкую сферу применения этой технологии. Он отрешённо опустил взгляд на свой кофе, о чём-то думая, возможно, вспоминая. Как-никак, он проходил стажировку во «Мнемозине». — Это дыра, — наконец, сказал он. — Глубокая грязная дыра. Когда попадаешь в неё, подписываешь дюжину соглашений о неразглашении. О мобильности карьеры можно забыть: кто захочет иметь с тобой дело после того, как ты провёл годы, копаясь в чужих головах, подтверждая приговоры? Или ещё хуже, работать в ЦРУ, хотя меня туда всё равно не возьмут, ведь по специальности я техник. Там речь идёт о прямом изменении поведения реальных, живых субъектов. — Но это… это же… — неэтично, хотела сказать она. Непрофессионально. — Охренеть как жутко? — он мрачно усмехнулся. — И не говори. Ну что, достаточно честно? Или может мне нарушить парочку договоров о неразглашении, раз уж мы об этом заговорили? Ева расслышала нотки раздражения в его голосе. Возможно, более честного ответа на этот вопрос она от него не добьётся. Она вздохнула. — Ты понимаешь, что, если об этом узнают, у нас обоих будут неприятности. — Раз уж пообещала, то выполняй, — сказал он. — Давай, Ева. Вопросы.***
Они попали в компанию «Зигмунд» примерно в одно и то же время, что было неудивительно. Всё-таки знание вопросов наперёд даёт не абы какое преимущество. Ева решила пока не просить об обратной услуге. Она решила подождать, пока не представится подходящий момент. Она выбрала карьеру агента по переносу памяти; к её удивлению, Нил остановился на должности технического специалиста, подтверждая, что он был абсолютно серьёзен во время того разговора в кафе. Правда, их распределили в разные отделы: Ева только что закончила стажировку с доктором Робертом Лином, ассистируя ему во время выездов, потому она ничуть не удивилась, когда её определили в отдел оперативной работы. А вот Нил оказался в техотделе, чему был несказанно рад. — Это именно то, чего я хотел, — сказал он, размахивая письмом о зачислении. — Никакого копания в чужих головах, сплошное расширение границ возможного с нашим оборудованием. Идеально. Они прослушали ознакомительный курс для новых сотрудников и примерили новенькие белые халаты («Ничего, когда закончится испытательный срок, сможете расслабиться», — сказала Иветта Ган, подмигивая; очевидно, та самая Иветта, с которой Нил в своё время играл в D&D). Голова Евы гудела от новых имён, правил и протоколов, которые нужно было соблюдать. Дверь в её кабинет находилась напротив от кабинета Иветты; по словам Нила, он делил офис с другими «мартышками из техотдела». — Мы сидим в одной комнате вчетвером, — сказал он, радостно заглядывая в её кабинет. — Судя по всему, никто в техотделе и не слышал о таком мифическом понятии, как «личное пространство». Ева не знала, считать ли его необычайную весёлость хорошим знаком или плохим. Личное пространство для него — тема довольно серьёзная; по-хорошему работа в тесном офисе с четырьмя такими же технарями должна казаться ему кошмаром. Тем временем Ева натирала свой именной бейджик и окидывала взглядом комнату, которую ей выделили, думая, как бы сделать её по-настоящему своей. Парочка горшков здесь не помешает, решила она. Растения помогут освежить это место, разбавить серость зеленью. — Эй, Ева, зацени! Дверь была распахнута настежь. Она вовремя успела обернуться и увидела Нила, проезжавшего мимо на кресле с колёсиками. На лице друга сияла улыбка. — Можем гонки устроить! Шикарно! — Нил, это даже не первый день работы. Мы на испытательном сроке. Он уставился на неё. — И? — Ты хочешь вылететь, так и не успев толком поработать? — Зануда, — он понурил голову, но послушно отвёз кресло туда, откуда его стащил. Наблюдавшая за всем этим Иветта покачала головой. — А вы ничуть не изменились, да? — Зачем менять то, что уже идеально, Иветта, — отозвался Нил. — Ну да, как скажешь, — девушка выглядела невпечатлённой. — Смотри, чтобы Роберт тебя не поймал, и всё будет хорошо. — Роберт? — переспросил Нил. Ева закатила глаза. Она уже представила, что произойдёт, попадись Нил на глаза Роберту. Хорошо, что Нил работал в техотделе, а не с ними. Их отделы пересекались редко, лишь когда техотдел вводил новую сборку или оперативники приносили оборудование на ремонт. — Доктор Роберт Лин, — объяснила Иветта. — Он… — она запнулась, подбирая слова. — Очень опытный. Давно здесь работает. Дольше него здесь были, разве что, Макмилланы. И у него… весьма суровый характер, — она бросила взгляд на Нила и усмехнулась. — В общем, сработаетесь вы, как лужа бензина и брошенная в неё спичка. — Звучит как катастрофа, — сказал Нил. Его улыбка выглядела натянутой. — И не говори, — сказала Иветта. — Он будет инструктировать вас по поводу целей и задач компании «Зигмунд», так что советую слушать внимательно, — последняя фраза была адресована Нилу. — А что, потом будет тест? — спросил он с сарказмом. — А что, без этого ты и один день не можешь побыть серьёзным? — парировала Ева. — Ауч, — Нил драматично приложил руку к груди. — Ты меня обижаешь. Как ни странно, после этого он замолчал. Пусть его упрямство никуда не делось, Ева была рада и этому.***
Весь испытательный срок они проработали отдельно. Еву тут же назначили в партнеры Иветте, а Фрэнсиса Келлерта, ещё одного выпускника института, поставили учеником к самой Таиме Макмиллан. В эти месяцы она почти не виделась с Нилом. Из их коротких бесед в перерывах между работой она узнала, что его поставили перенимать опыт у более опытных техников, и всё равно он умудрялся накапливать завалы ремонтных работ и патчей, которые нужно было закончить. Иветта показала Еве, что да как, объясняя всякие профессиональные хитрости: все тонкости работы агента по переносу памяти, всё то, чему не учат в институте. — Зимние месяцы самые трудные, — как-то раз сказала она. — Поэтому мы набираем новых сотрудников летом, чтобы у них было время привыкнуть ко всему, прежде чем мы утонем в наплыве вызовов, — она пригладила свои короткие тёмные волосы. — В одном можешь быть уверена: когда придёт зима, мы будем мотаться от пациента к пациенту и жалеть, что не поспали ещё часик. Ева знала, что зимой случается гораздо больше смертей, но знать это одно, а понимать, что это значит для них, — совсем другое. — Сверхурочная работа, — сказала Иветта, и Ева поняла, что она улыбается просто чтобы скрыть усталость. — Много, много сверхурочной работы. Правда, она таковой не считается. Ну хоть платят хорошо. Надеюсь, ты не против работать в нестандартные смены. Я вообще не сова и по ночам работаю только напившись кофе по самое никуда. Ева сочувственно кивнула. Она и сама не сова; это Нил всегда хвастался своей способностью не спать ночи напролёт, и то он кофе практически вдыхает. Она едва успела пробыть и неделю в «Зигмунде», как Иветта получила звонок. — Иветта Ган, слушаю. Да. Ага. Ясно, скоро будем. К тому моменту, как Иветта положила трубку, Ева уже успела собраться. — У нас пациент? Иветта кивнула. — Да, — её взгляд упал на портфель Евы. — О, ты уже готова. Молодец. У нас мало времени. Пациентка попала в аварию, сейчас её пытаются стабилизировать. По правде говоря, Ева плохо помнила своего первого пациента. Говорят, первое дело надолго остается в памяти, но время смягчает особо острые воспоминания, и вскоре она перестала об них резаться. Пациентка средних лет, бухгалтер, с лёгкой сединой в волосах. Её желанием было стать писателем бестселлеров, что было невероятно просто исполнить, ведь, как оказалось, в свободное время она писала фанфики. Им не пришлось внедрять новое желание, лишь укрепить уже существующее. — А ты хорошо справляешься, — сказала ей Иветта, пока они носились по воспоминаниям в поисках мементо. Больше всего Еве запомнилась едва заметная улыбка на губах пациентки за мгновения до её смерти. Иветта устало потёрла глаза. — Ладно, — протянула она. — Здесь мы закончили. Идём. С бумагами потом разберёмся.***
Нил вёл себя на удивление скрытно по поводу своей работы. Всё, что Ева знала, ей рассказал Фрэнсис. — Он плюёт на все негласные правила, — Фрэнсис улыбнулся; его улыбку смело можно было назвать обезоруживающей. Наверняка, он не раз прибегал к ней в разговорах со взволнованными родственниками пациентов. — Мы никогда особо не контактировали с техотделом — они работают отдельно, мы отдельно. А Нил всё скачет туда-сюда, хочет знать, что да как. Говорит, из-за этого у него были бы большие неприятности, но он потрясный, а другие мартышки сосут, поэтому ему всё и сходит с рук. Ева не смогла сдержать улыбку, представляя, что Нил именно так и сказал. Вернувшись в свой кабинет, она застала там Нила. Он сидел на столе, болтая ногами, и с хрустом уминал шоколадное печенье. — Слезь со стола, — строго одёрнула его Ева. — Как ты вообще сюда попал? — Взломал замок, — сказал он. Дожевав печенье, он предложил следующее подруге. Она глянула на него с подозрением. — Ну же, здесь чёрный шоколад. — Ладно, давай, — пробубнила Ева и, взяв печенье, откусила кусочек. Орехов в нём не оказалось, что было приятным сюрпризом. — Ты просто… мне стоит спрашивать, почему ты сидишь в моём кабинете с печеньем? — Печенье вкусное, — он пожал плечами. — А ты, я вижу, только что вернулась, — он умудрился превратить утверждение в вопрос. — Да, — она взяла ещё одно печенье. — А тебя не высылали? Он приподнял бровь. — Я же в техотделе, забыла? Если им придется выслать меня, значит, дела совсем плохи. И под «совсем плохи» я имею в виду «пора вызывать священника». Кстати, печенье мне передал Фрэнсис. Сказал, что пациенту оно уже не пригодится. — Нил! — воскликнула Ева. — Нельзя же… Фрэнсис не мог… В его глазах блеснул лукавый огонёк. — Купилась, — протянул он. — Думала, Фрэнсис и правда мог украсть печенье у пациента? Теперь была очередь Евы поднимать бровь. — Ну, я мог бы, — признался он. — Особенно если пациенту уже не понадобится это вкуснейшее домашнее печенье. Но нет. За углом есть неплохая пекарня, я попросил его купить мне пакетик. Она пристально присмотрелась к нему, но в конце концов решила, что он не прикалывается. — Ты что, его центр управления? Нил захохотал. — Чёрт, надо будет запомнить! «Центр управления — майору Келлерту, я требую печенье и свежий выпуск «Плейбоя»!» Ай! Это ещё за что? — Нил не успел отмахнуться от печенья, брошенного ему в лицо. Он наклонился, подобрал его с пола, подул и с аппетитом сжевал. — Во-первых, это отвратительно, во-вторых, ты испортил мою любимую песню, так что ты это заслужил. — Правило пяти секунд, Ева! И какую песню? «Ground Control to Major Tom, Ground Control to Major Tom, take your protein pills and put your helmet on»? Вообще, Нил неплохо пел, особенно если старался. Когда-то он отлично сыграл Ватсона в школьном мюзикле. Но Ева ни за что бы в этом не призналась; не хватало ещё, чтобы он ей потом месяцами об этом напоминал. Но печенье и правда вкусное: в меру хрустящее, с липкой шоколадной прелестью внутри. Ева не смогла удержаться и взяла ещё горсть. — Я смотрю, кто-то жадничает. — Этой мой кабинет, — отрезала она. — И я ничего не ела с тех пор, как вернулась. Нил цокнул языком и покачал головой. — Что же случилось с королевой ухода за собой? Все эти презентации и листовки в колледже, призывающие учеников не загонять себя до истощения во время экзаменов. — Она нашла работу, — буркнула Ева. Она поставила портфель рядом со столом и неуклюже плюхнулась в кресло. — И стала ответственным взрослым человеком. — Не-а, — он погрозил пальцем. — Ответственным? Это я ещё поверю. Но взрослым? Ты явно меня дуришь. — Что ж, этому взрослому человеку, — Ева сделала особый акцент на этом слове, — пора садиться заполнять отчёты. Так что кыш отсюда. Да и тебе разве не надо разбираться со своими? — Пф-ф, — отмахнулся Нил. — Бумажки это скучно. Тем не менее, он соскочил со стола и без возражений вышел. Только когда за ним закрылась дверь, Ева поняла, что он оставил миску с печеньем. Одну секунду она думала позвать его… Ну и ладно. Грызя печенье, она включила компьютер и взялась за заполнение всех необходимых бумаг. Едва ли это можно считать здоровым обедом. Но после преодоления первого пациента — да уж, то ещё достижение — можно было сделать себе поблажку.***
Зима пришла и ушла, принеся с собой лавину новых вызовов в любое время суток, и днём, и ночью. Даже через закрытую дверь Ева слышала, как Таима мягко, но строго делает выговор Фрэнсису за пробелы в отчётах, которые он писал. По крайней мере, они все прошли испытательный срок. Возле кофеварки в комнате отдыха всегда собиралась большая очередь, и когда она в одну ночь внезапно пропала, Ева не присоединилась к поискам. Она направилась в офис Нила, молча отобрала у него аппарат и вернула на место. — Она нужна не только тебе, — проворчала она, хлебнув немного горячего напитка и вновь почувствовав себя человеком. — Если хочешь, купи себе свою. — Ну и куплю, — отозвался Нил без особого энтузиазма. Зимой они виделись всё меньше и меньше. Один раз Ева обнаружила пакет с пряничными человечками, приклеенный скотчем к её двери. Немного скривившись (пряники она не очень любила), она всё-таки их забрала. Опыт научил её, что в беготне от одного пациента к другому любой перекус не помешает. В отместку она прилепила пачку ромашкового чая к двери офиса Нила, на всякий случай подписав имя адресата маркером. Вскоре пачка пропала, но Ева так и не узнала, какой эффект на него произвёл её непрошеный подарок. Рождество в «Зигмунде» праздновали довольно поздно — аж в начале марта. И даже тогда Роберт со своей напарницей Верой уехали к пациенту. Срочный вызов, объяснила Иветта. — Как всегда, — она покачала головой. — Мы тратим кучу времени, планируем всё так, чтобы все могли присутствовать, а выходит… — Смерть всегда приходит неожиданно. К ним подошёл Нил. Он молча кивнул Иветте, она так же молча кивнула в ответ. — Так и есть. Как тебе работа? Нил криво улыбнулся. — На жизнь хватает, — сказал он. — Я уже успел накачать добрых пару гигабайтов музыки из воспоминаний. — Приятный бонус нашей работы, — Иветта засмеялась. В этот момент зазвонил её телефон. Иветта вздохнула, мгновенно посерьёзнев, и взяла трубку. — Пациент? — шёпотом спросил Нил, глядя на Еву. — Скорее всего, — та поморщилась. Было бы неплохо наконец отдохнуть от бесконечного потока пациентов. Она планировала поужинать сегодня с Трейси и родителями, но… — …Хорошо, скоро будем, — сказала Иветта, вешая трубку. — Прости, надо выезжать. Я знаю, это несправедливо, но нам сейчас не хватает людей, так что пациент достался нам. Ева закусила губу. — Мне надо позвонить сестре, — наконец, сказала она. — Предупредить, что я не смогу прийти. — Ну смотри, — как бы между прочим сказал Нил. — Конечно, может, ты решила получить свою годовую дозу переживаний как можно раньше, под драматичный аккомпанемент скрипок, но я напомню, что у меня тут должок перед кое-кем… Ева моргнула. Она хотела пока повременить с обратной услугой до крайней необходимости, но… — Ты уверен? — Боже, а иначе стал бы я предлагать? — парировал Нил. — А то что мне тут, торчать, пока меня не отпустят домой к замороженной пицце? Давай я поеду. — Но ты из техотдела. — Вряд ли это так сложно. — Ладно, — сказала Ева. — Твоё отношение как-то не особо вселяет уверенность. Я поеду. Это моя работа, в конце концов. А ты лучше позвони Трейси и отложи мне кусочек пирога. — Дело твоё, — Нил пожал плечами. — Иди собирайся, — сказала Иветта. — Я захвачу оборудование. И возьми с собой кофе. Ехать придется долго.***
Пролетел ещё год. Фрэнсис, судя по всему, по горло насытился оперативной работой и решил перевестись. — Он теперь в техотделе, — поведал ей Нил. — Более того, они выделили Луо и Кадроски новый офис, а Бирн вообще уволился, так что теперь мы с ним работаем вместе. Ева, ты не представляешь, как прекрасно порой потянуться, — он размашисто изобразил потягивание, — не боясь заехать кому-нибудь по лицу или по паху. — Не представляю, — прокомментировала Ева. — Как вообще можно умудриться случайно дать кому-то в пах? — Нил открыл было рот, чтобы ответить, но она быстро замахала руками. — Нет, не говори. Ну как он, привыкает к новому месту? — Понемногу. Чувствует себя как рыба в воде. Говорит, что у нас ему нравится куда больше, чем с оперативниками. — Почему? — спросила она. Иногда сложно понять, шутит Нил или говорит серьёзно. Он неопределённо повёл плечами. — Ну знаешь. Что может быть интереснее, чем выкатить новый пакет исправлений системы АГД, а затем смотреть, как всё крашится на первом же выезде к пациенту? — он ловко подхватил палочками кусочек говядины и, незаметно для себя, принялся им жестикулировать. Кафе находилось в получасе от работы, но здешняя рисовая лапша с её густым ароматом того стоила. Ева внимательно за ним наблюдала, попивая сок. — Буду знать, кого винить в следующий раз, когда воспоминания начнут фрагментироваться. Нил фыркнул. — Я тебя умоляю. Будешь знать, кого благодарить, когда всё заработает, как надо. Я принимаю благодарность в виде еды, но билеты в кино и кофе тоже подойдут. — Ага, надейся, — Ева закатила глаза. — Я в это поверю, когда ты заставишь нормально работать хоть один принтер в вашем офисе. Сколько вы уже сменили? Пять? Семь? Один раз ей запомнился особо хорошо. Нил материл этот несчастный аппарат на чём свет стоит. Его крики были слышны аж в их отделе, пока сама Таима не спустилась в техотдел и не уняла его. Больше подобного не происходило. — Три, — пробубнил он. — И они это заслужили, — он подцепил немного лапши и отправил в рот. — Первые два вообще давно пора было сдать в утиль — та ещё рухлядь. Тот факт, что они проработали больше недели, свидетельствует о моём владении звуковой отвёрткой… и периодическим ударным ремонтом. — Знаю, — сказала Ева. — Иветта слышала твой ор из своего офиса. Удивляюсь, как Роберт ещё не сделал тебе выговор, — ей начинало казаться, что техотдел работает только в атмосфере хаоса. — Ах, Боб, — Нил махнул рукой. — Мы с Бобом давно достигли взаимопонимания. — А он знает, что ты его так зовёшь? — спросила Ева, помешивая сок трубочкой. — Странно, если бы не знал. Я его так зову всякий раз, когда мы видимся. Ева никогда бы не призналась Нилу, но она заплатила бы хорошие деньги, чтобы хоть глазком увидеть одну из таких встреч. Хоть они и работали в одном отделении «Зигмунда», Ева практически не виделась с Нилом в рабочее время. Чаще всего они пересекались в кофейне на углу, куда они заходили за утренней дозой кофеина. Однако Иветта была права: что-то в Ниле явно раздражало Роберта. Возможно, просто не сошлись характерами. Она рассеянно потыкала палочками лапшу и решила сменить тему. — Но если Фрэнсис теперь в техотделе, то с кем ты работаешь? Вы напарники? — Ни с кем, — сказал он и добавил, заметив непонимание на её лице: — Всё не так плохо. Я шлю ему цветы, он мне конфеты. Кроме того, я человек покладистый и… — …Ну да, — пробормотала Ева. — Я помню, как этот покладистый человек умудрился сменить пять партнёров на лабах ещё в первом семестре. — Что сказать? Люди просто не ценят настоящую компетентность, — Нил театрально покачал головой. — К слову, тот факт, что Тревиса оштрафовали за весь ущерб, что он нанёс, независимо от меня, только доказывает мои слова о том, что он ходячая катастрофа. Даже Годзилла, шагающий по Токио, не причинил бы таких разрушений. Они заплатили за еду, оставили чаевые и вышли на улицу. Через какое-то время Ева сказала: — Скажи, ты так это себе представлял? — Что? — Работу в «Зигмунде». Нил задумался. — В чём-то да, — сказал он. — В чём-то нет. А ты? — Мне нравится в «Зигмунде», — сказала Ева. — Мне впервые кажется, что наша работа… действительно имеет значение. — Безнадёжно малое значение, в космических масштабах, — отметил Нил. Ева повела плечами, но в её ответе слышались нотки раздражения. — В космических масштабах мы все довольно незначительны. Но ведь это не та точка зрения, с которой мы имеем дело каждый день. Если подумать, вся наша жизнь, от рождения и до гроба, в космических масштабах — одна большая шутка. — Хм, — отозвался Нил. — Что? — Это прозвучало как-то цинично, особенно для тебя, — сказал он. — Отбираешь у меня хлеб. — О, наивное дитя, — Ева подняла взгляд к небу. — Можно составить целую энциклопедию из того, что ты обо мне не знаешь.***
Вскоре после этого Ева с Иветтой столкнулись со своей первой — в случае Евы — неудачей. Пациент вошёл в критическое состояние, и Иветте пришлось немедленно остановить перенос памяти, прежде чем вечер не закончился ещё большей трагедией. Ева беспомощно наблюдала, как умирает пациент. Всё это время её не покидали сомнения: будь они немного быстрее, не задержись они в том или том участке памяти, возможно… — Вот тебе ещё один урок, — сказала Иветта по пути обратно. Неудача висела над ними гнетущим облаком. — Довольствуйся хорошо выполненной работой, не зацикливайся на провалах. Не всегда всё выходит, как хочется. Порой врачи вызывают нас слишком поздно, порой пациент слишком слаб, чтобы выдержать процедуру до конца. Всякое случается. — Я знаю, — ответила Ева. Она прекрасно понимала: ошибки случаются. — Просто… — что просто? Чего она хотела? Чтобы всего этого не произошло? Она подвела пациента; больше это не какая-то абстрактная концепция: у пациента есть лицо, она видела его воспоминания, его жизнь. Томас Кэмерон. Она записала имя в блокнот, решив, что не забудет его. — Мы все знаем, — мрачно отозвалась Иветта. — Такая уж у нас работа. Будешь за всё тревожиться — не сможешь нормально её выполнять. Слухи разошлись быстро, и пока Ева страдала самобичеванием в своём кабинете, кто-то постучал в дверь. — Входите! — сказала она, втайне надеясь, что это Нил, но вместо него в кабинет зашёл Роберт. — Мы можем поговорить? — спросил он, и на секунду Ева подумывала отказаться, но Роберт в своё время научил её азам профессии, так что было бы некрасиво скрывать всё от него. Она молча кивнула. — Иветта рассказала о вашем пациенте, — Роберт присел напротив неё. — Говорила, что ты приняла ситуацию слишком близко к сердцу. — Это была чья-то жизнь, — негромко сказала Ева. — Мы подвели пациента. — Да, — согласился Роберт. — Подвели. Ева часто заморгала от неожиданности. Он едва заметно улыбнулся. — Я здесь не для того, чтобы потешить твоё самолюбие, — сказал он прямо. — Ты права, это действительно трагедия. Вы подвели своего пациента. Однако что я, что все остальные, включая твою напарницу, пытаемся тебе сказать, что подобные случаи неизбежны в нашем деле. Важно то, как мы реагируем на неудачи. Ты можешь позволить ей втоптать себя в грязь и больше этим не заниматься. А можешь сделать соответствующие выводы и попытаться ещё раз. Попытаться не оплошать в следующий раз. — А если это случится снова? — Ева хотела знать. В её голове уже вертелась череда Томасов Кэмеронов, которые будут преследовать её всю жизнь. Роберт пожал плечами. — Может, случится и так, — признался он. — Но я знаю тебя, Ева. Ты глубоко переживаешь за своих пациентов. Это вовсе не плохо. Ты была прилежной студенткой, и с твоими навыками маловероятно, что ты столкнёшься с чередой подобных неудач. — А вдруг столкнусь? — Проблемы надо решать по мере их появления. Если они вообще появятся, — сказал Роберт. — В любом случае, вам с Иветтой придется написать отчёты — я расскажу о них подробнее. Будет официальный опрос, но это уже формальность. Я верю в вас — и верю, что вы отличные сотрудники. Слово своё он сдержал и даже сводил в кафе, где за ужином рассказал о своих прошлых пациентах. Некоторые контракты им так и не удалось выполнить. Роберт с мрачной серьёзностью рассказывал о пациентах, которым они не смогли помочь, при этом напоминая о многих тех, чьи предсмертные мгновения стали счастливее благодаря им. Боль от ошибки прошла не сразу. Слухи быстро разошлись по офису, и коллеги, не сговариваясь, сплотились вокруг неё, стараясь помочь всевозможными способами. Лиза забегала пригласить её на чай с печеньем, и один раз Ева даже приняла её приглашение. Их беседа вышла весьма занимательной и помогла Еве избавиться от остаточной вины, засевшей глубоко в сердце. Таима подарила ей вязаную шаль в оранжевых тонах. Ева попыталась вежливо отказаться от подарка, но Таима настояла, сказав, что он был сделан с любовью. Она также посоветовала найти себе хобби; возможно, шаль подкинет ей идею. Гэвин сделал ей вкуснейший латте с корицей и имбирём, похлопал по плечу и заверил, что у неё ещё всё впереди. Работа тоже по-своему помогала: Ева заполнила отчёты, прошла опрос, который, как и говорил Роб, оказался простой формальностью, после чего они с Иветтой получили нового пациента. С чувством тревоги она начала перенос, но дальше последовала работа, работа, и воспоминания проносились так быстро, и не было места сомнениям, была лишь их цель. Этот контракт они выполнили успешно. Ева с Иветт обменялись усталыми улыбками, собрали оборудование и ушли. Всё это время Нил неустанно клеил дурацкие мотивационные плакаты ей на дверь. Она, наконец, не выдержала, сорвав постер с надписью «Никто так не поддержит тебя в трудную минуту, как никто!» и ворвавшись к нему в офис, размахивая им перед его лицом. — Узнаёшь? — О, привет, Ева! — он крутнулся на стуле; она заметила детали разобранного оборудования, разложенные на столе. Его улыбка медленно угасла, стоило ему заметить постер. — А, да… наверное? — Так «да» или «наверное»? — «Да», если ты рада меня видеть, и «наверное», если нет, — протянул он. — Прекрати клеить их на мою дверь, — пробурчала Ева и сунула помятый плакат ему в руки. — Мои стены всё равно не бесконечные. Он развернул смятый лист бумаги. — Да ладно, этот же неплохой. Можно же просто повесить его поверх старых, — он развел руками, демонстрируя полностью заклеенные стены. Ева мысленно посочувствовала Фрэнсису. — А, так вот почему у тебя в офисе стен не видно, — прокомментировала она. — Постеры для того и нужны, чтобы их вешать, — пожал плечами Нил. — Разве есть смысл от постера, если его попросту не видно за пятью слоями других постеров? Нил недоумевающе огляделся по сторонам. — …да? — Напомни никогда не дарить тебе постеры на Рождество, — пробормотала Ева и направилась к выходу. Из-за закрытой двери она услышала его приглушённый ответ: — Ты и так не даришь мне постеры на Рождество!***
Пару месяцев спустя Нил оказался в числе техников, которых отправили на конференцию в Рейкьявик. Правда, Ева узнала об этом не от него, а от Фрэнсиса. — Пф-ф, я бы предпочёл другое место: какой-нибудь тропический остров, где можно лежать на пляже, пить холодное пиво и ни о чём не думать, — сказал Нил, заглянув в её офис во время перерыва. — Вместо этого у нас Рейкьявик. Ты представляешь, как там будет холодно? Это ж зима! Ева изо всех сил сдерживала смех. — Рейкьявик не так уж плох. Если будет возможность, обязательно посмотри достопримечательности. Да и вообще, ты на конференцию едешь, а не в отпуск. — Ну да. Престижная научная конференция, посвящённая технологии реконструкции памяти, — сказал Нил. На его столе уже лежал заламинированный бейджик; Ева подняла его и рассмотрела: «Доктор Нил Уоттс, компания «Зигмунд», технический специалист». — Туда съедутся представители всех крупных компаний в этой сфере, а они не могли выбрать, ну не знаю, Бали, например? Я бы не прочь слетать на Бали за деньги компании. — Выглядит солидно, — сказала Ева, кладя его на место. — Ещё бы! — Нил усмехнулся. Несмотря на жалобы с его стороны, Ева прекрасно видела, что он был рад вообще поехать на подобное мероприятие. — Уверен, люди из «Мнемозины» там тоже будут. Но они уже в пролёте! — он снова взял со стола бейдж и принялся им любоваться. — Так, ладно, прекрати, пока не начал поглаживать его и шептать «Моя прелессть», — Ева закатила глаза. — И что стало с твоими приоритетами? — Они взяли и… стоп, что? — он поморгал, отрываясь от своих мыслей. — Приоритеты, — повторила Ева. — Обед, например. — Ты шутишь… — он посмотрел на часы. — Ё-маё. Как время-то летит. — Да, да, бывает, — Ева вздохнула. — Тебе здесь нравится. Дай тебе волю, ты бы круглые сутки тут сидел. Вот и приходится напоминать тебе о таких простых вещах, как, ну, не знаю, пища. И о том, что игнорировать друзей как минимум некрасиво. — А мы… так, секунду, — Нил нырнул под стол, бормоча себе под нос, и вскоре выскочил из-под него с триумфальным возгласом. — Ага! — в руках он держал потрёпанный блокнот. Он торопливо пролистал страницы, пока не наткнулся на одну, помеченную сиреневым стикером. — Окей, Ева, обед. Погнали! — Это что, твой ежедневник? И сиреневый стикер? — Сиреневый? Да он просто фиолетовый. Взял их по скидке. — Да, Нил, — Ева едва сдержалась, чтобы его не стукнуть. — В мире больше цветов, чем «просто фиолетовый». Каждый день мы познаём что-то новое. А теперь мы пойдём обедать, и даже не думай отказываться, а не то я вытащу тебя отсюда за шкирку. — Ладно, ладно, — пробурчал Нил. — К чему такие крайности, Ева? — он заложил блокнот красной ленточкой и спрятал под клавиатуру. — Куда пойдём? — Как насчёт салатного бара ниже по улице… — Боже, нет, только не туда, мы там уже раз пять были. Я ещё месяц салат в рот не возьму. Голосую за турецкую закусочную — там, где острая пицца с салями. — Ты же знаешь, что это вредно для здоровья? — Только не надо мне говорить, что тебе не нравится эта пицца: она же вкусная до безобразия. — Ага, вот именно, что до безобразия. — Так что? Ева вздохнула; вот тебе и здоровое питание, подумала она, нехотя признавая, что Нил прав: последние несколько недель они, казалось, питались одними салатами. — Хорошо, — наконец, сказала она. — Только если ты платишь. Нил задумался. Судя по взгляду, перед ним мелькали сложные математические вычисления, но, по-видимому, платить за пиццу всё же лучше, чем снова есть салат, неравенство решено, ЧТД. — Смотри, отказаться уже не сможешь. — Не думаю, что у меня вообще была такая возможность, — сухо прокомментировала Ева.***
Нил, разумеется, узнал, что в Рейкьявике производят вкуснейший чёрный шоколад в мире, и принялся заваливать её сообщениями, где он беззазорно хвастался этим фактом. Впрочем, Нил никогда не упускает возможность сыпнуть соли на раны, так что ничего удивительного. «Разве ты не должен сейчас работать?» — написала она в ответ. «Я многозадачный, мне можно» — пришло от него, но после этого он замолчал. Она получила ещё пару имейлов с фотографиями из Рейкьявика и не смогла сдержать раздражённый стон — рано или поздно обилие селфи в шоколадных магазинах начинает утомлять. А вот фото с конференции… Она долго рассматривала их, пытаясь понять странное чувство, грызущее её. Дело вовсе не в зависти… но ей трудно было смотреть на фотографии с улыбающимся во весь рот или, наоборот, серьёзным Нилом среди других участников конференции, и гадать, что она вообще делает в «Зигмунде». Счастлива ли она? Нил, похоже, очень даже счастлив. Ева не уверена, и эта мысль её пугала. Нил вернулся, переполненный новообретённой энергией; это было заметно буквально во всём: в походке, жестах, речи. Он без умолку трещал о всевозможных технологиях, благодаря которым разные компании используют потенциал реконструкции памяти на полную. Он даже привёз ей здоровую коробку шоколада того самого известного производителя, и Ева нехотя списала его должок. Тяжело не остаться равнодушным к целой коробке первоклассного шоколадного ассорти. Чёрный шоколад с ириской, чёрный шоколад с апельсиновой цедрой, чёрный шоколад с имбирём, кофейные зёрна в шоколаде… — Как ты это всё в багаж вообще вместил? — спросила она, осматривая коробку. Она занимала слишком много места на столе. Нил подмигнул ей. — Поверишь, если я скажу, что она больше внутри, чем снаружи? — Нет, — отозвалась Ева. — Уверена, здесь замешано какое-то мощное колдунство. — А-а, ты же помнишь третий закон Кларка? Любая достаточно развитая технология… — …неотличима от магии, — закончила она. В памяти всплыли школьные деньки, когда они регулярно спорили из-за одних и тех же книг; когда в библиотеке был всего один экземпляр «Стальных пещер», и тот, кому не повезло добраться до него первым, вынужден был ждать и терпеть злорадство другого. — Так ты признаёшь присутствие тёмных чар? Нил самодовольно усмехнулся. — Профессия технического специалиста открывает путь к таким способностям, которые кое-кто считает неестественными. Ева цокнула языком и покачала головой. — Всё было так хорошо, пока ты не начал цитировать приквелы. — Как по мне, отличные фильмы. — А вот это уже кощунство. — Я не какой-то пурист оригинальной трилогии, — Нил показал ей язык. — Я смотрю их чтобы поржать над эмо-боем и насладиться крутыми драками на световых мечах. Да, я такой поверхностный, что поделать? Ева фыркнула. — Ну да, мы это знали ещё с тех пор, как ты ухлёстывал за Венди в старшей школе. — Ты обещала больше об этом не вспоминать! — Да, но ведь это просто кладезь шуток, — сказала Ева, игнорируя страдальческий стон друга. По правде говоря, было время, когда она не стала бы давить на старую мозоль, но это время давно прошло, и теперь ничто не мешало ей со смехом вспоминать подростковые годы Нила. — Ха-ха, очень смешно, — пробурчал Нил. И когда они успели повзрослеть? Подростковый возраст пришёл и ушёл, практически незаметно, со своими бесконечными проблемами и возможностями, и, внезапно, они уже в самом расцвете жизни, получили работу, о которой юные Ева Розалин и Нил Уоттс и мечтать не могли. У тех, кто долго проработал в сфере генерации жизни, вырабатывается определённый взгляд на жизнь. — Разве это не бесполезная трата потенциала? — спросила она когда-то Роберта. Тогда она была ещё студенткой и проходила стажировку в «Зигмунде» под руководством доктора Лина. — Что именно? Она замялась, подбирая слова. — Мы рождаемся со столькими возможностями. Перед нами столько путей, которые можно избрать, и мы неизбежно выбираем один из них, а все остальные жизни так и остаются непрожитыми… — Конечно, — Роберт кивнул. — Это и есть реализация потенциала. Остальные потенциальные жизни просто исчезают, ведь мы можем прожить всего одну. Но знаешь что? — Что? — Это не имеет значения. По крайней мере, в нашем случае, — он указал на бесконечное множество возможных жизней; возможные «я», которые могли бы существовать, но никогда не будут. Каждая цепочка событий тянулась бесконечной нитью к краю цифрового горизонта и за его пределы, запечатлённая благодаря технологии генерации жизни. Конечно, это тренировочная симуляция, и все же Ева потрясена бесконечным хитросплетением «того, что могло бы быть». — Обычно при работе нам не нужно переходить от карты сознания к дереву возможностей. Сказать по правде, я бы настоятельно рекомендовал его избегать. — Почему? — Оно завораживает, — ответил Роберт спокойным тоном. — Почти что гипнотизирует. Ты захочешь разобраться во всей этой сложности, но как вообще можно понять даже одну единственную жизнь со всеми ее противоречиями, всеми возможностями, которым никогда не суждено будет осуществиться? Никак, подумала Ева. Или можно сойти с ума, пытаясь. — Древо возможностей излишне перенапрягает аппарат — можешь уточнить технические подробности у Веры, если хочешь, — но при этом даёт визуальное представление о многих возможных жизнях, которые машина вычисляет и взвешивает с учётом каждого изменения, которое вносится в воспоминания пациента. Сортировка вероятностей занимает много времени; это изнурительный метод устранения неполадок. В большинстве случаев из-за специфики работы у нас попросту нет времени просмотреть различные ветви и внести правки, если вдруг изменения внедряются не совсем правильно. Дерево точно представляет основной принцип работы прибора, но нас интересуют лишь конкретные ветви, которые запрашивает пациент. Это важно, Ева. Если понаблюдать за деревом, можно заметить… — он открыл окно диагностики, ввёл несколько команд и подождал. Внезапно, дерево уменьшилось, сотни веток моментально исчезли, оставляя при этом сотни позади. — Что я только что сделал? — Вы ввели уточняющие параметры, — догадалась Ева. — И таким образом исключили несущественные ветки дерева. Роберт кивнул, довольно улыбнувшись. — Именно. И смотри — перед нами всё ещё сотни возможных жизней, соответствующих требованиям пациента. Больше половины этих жизней окажутся тем, что мы называем «минимально счастливыми», то есть такими, в которых пациент, грубо говоря, ощущает больше общего счастья, чем несчастья. А теперь угадай. Какая из них является максимально счастливой? Ева задумалась. — Она вообще существует? — осторожно спросила она. — И неужели максимально счастливая жизнь только одна? — Молодец, — кивнул Роберт. — Ты видишь проблему. Если повезет, тебе попадётся больше одной максимально счастливой жизни. Точнее, сразу несколько возможностей принесут пациенту максимальное счастье. Но более серьезная проблема: что делать, если эта жизнь не попадает под требования пациента? Ева нахмурилась. Сложный вопрос, но не намного сложнее, чем проблемы этики, которые они проходили в рамках модуля «Профессионализм» в институте. — Я предположу, что нужно выбрать максимально счастливую жизнь в пределах тех веток, которые подходят под эти требования. Это не наша работа — определять, что сделает пациента наиболее счастливым. — Совершенно верно, — сказал Роб. — Это основное правило генерации жизни, Ева, так что тебе нужно всегда чётко об этом помнить. Мы здесь не для того, чтобы «играть в Бога с сознанием пациента», — он изобразил пальцами кавычки, — или что там пишут на плакатах протестующие. Наша работа — помочь пациенту умереть с уверенностью, что он прожил полноценную жизнь. Мы не можем осуждать его критерии счастливой жизни или говорить ему, что они неверны. Мы помогаем ему умереть без сожалений, с чувством, что он чего-то достиг, — он скрестил руки на груди, строго глядя на нее. — Это вовсе не значит, что мы имеем право решать, какой жизненный путь был бы для него более счастливым. Учитывая огромное количество возможностей, вполне возможно, что существует ещё как минимум одна ветвь, которая принесёт ему столько же счастья, сколько и та, которую сгенерируешь ты, если не больше. Наша задача не в том, чтобы определять, какой будет максимально счастливая жизнь. Мы делаем это для них, Ева. Для пациентов. — Алё-ё-ё! Земля вызывает Еву! — протянул Нил. — Что-то ты совсем погрузилась в себя. Ева моргнула, отрываясь от воспоминаний. — Извини, — пробормотала она. — Просто… задумалась. — Я уже понял, — сухо произнёс Нил. — Признавайся: что может быть интереснее высмеивания моего ужасного вкуса в девушках? Ева не знала, как объяснить эти немного мрачные мысли, появившиеся в такой приятный солнечный день во время разговора с Нилом сразу после того, как он вернулся с конференции. — Да так, работа, — наконец, сказала она. Нил закатил глаза. — Серьёзно? У тебя одна работа в голове, Ева. Тебе нужно отвлечься на что-нибудь весёлое — марафон «Ван Пис», например. Как доктор тебе говорю. — Мы не такие доктора, ты же знаешь. — Моя докторская степень говорит об обратном, — парировал Нил. — Плюс, ты же слушаешь Доктора Дре? — Нет, а кто это? — Ну, он ненастоящий доктор, пишет классную музыку, и его все уважают. Так-то вот. Порой Ева сомневалась, что закрученная кренделем логика Нила работала так же, как и обычная логика. Она также сомневалась, стоил ли пытаться её понять. — «Так-то вот»? Тебе что, пять? — Ты раскрыла мой секрет — я пятилетка в теле взрослого доктора, поэтому я буду жить вечно! Муха-ха-ха-ха! — Тебе стоит поработать над злодейским смехом. — МВАХА-ХА-ХА-АЙ! Блин, Ева, как можно прерывать пинком такой великолепный злодейский смех! — Займись уже чем-нибудь, — отрезала Ева. — Пока кто-нибудь из твоего или моего отдела не пришёл сюда и не отчитал нас за безделье. В любом случае, отчеты сами себя не напишут.***
Ева продолжала ездить от пациента к пациенту, никогда не чувствуя себя полностью в своей тарелке, но и несчастья особого не испытывая. Как же это можно описать? Удовлетворенность? Или, может быть, уравновешенность? Они долгое время жили на галоклине между студенческими годами в институте и работой в «Зигмунде», и теперь, спустя столько времени, она, наконец, в полной мере почувствовала, как мелкие пресные воды юности схлынули, уступая место холодным морским глубинам взрослой жизни. Неужели это то, чем она хочет заниматься всю жизнь? Ева не знала. В детстве она мечтала стать морским биологом, но со временем интересы меняются, какие-то вовсе остаются в прошлом. Компания «Зигмунд» предоставляла стипендию, а значит, не нужно было платить за обучение в институте, в то время как для биологии ей нужно было пройти аспирантуру, а перед этим найти на всё это средства, что влекло за собой долги и годы неопределенности. Она не несчастна, просто… Она никому об этом не говорила; ни Иветте, ни Фрэнсису, который, в любом случае, наслаждался новой работой в техотделе, ни Нилу, чей энтузиазм также заметно поугас, хотя Ева заметила это лишь в ретроспективе, большую часть времени будучи погружённой в работу и собственные мысли. Хотя Роберт ясно дал понять, что его дверь всегда открыта, к нему она тоже не обращалась. Ей было неловко беспокоить своего бывшего наставника по, на её взгляд, пустячному поводу, и, если быть честной, она не думала, что он поймёт её сомнения. Роберт никогда ни в чём не сомневался, что восхищало Еву; он всегда находился именно там, где он хотел, делал именно то, что хотел делать. Для него эта работа была призванием, он верил в её важность. Еве оставалось только мечтать о такой уверенности. Она начала вести дневник, пряча его в ящике стола, который держала под замком. Не хватало ещё, чтобы Нил ворвался в её офис и наткнулся на него. Она завела небольшой огород на балконе. Почему-то все посторонние мысли и заботы странным образом улетучивались, когда она занималась садоводством. К тому же всегда приятно пожинать плоды собственного труда. Иногда они с Нилом вместе возвращались домой после работы и ужина. Она наблюдала за огоньками, мерцающими на поверхности реки — отблесками ночного города — и за звездами в тёмном небе, едва заметными в свете уличных фонарей; она думала о том, как можно жить среди людей, разговаривать, смеяться с ними, и при этом чувствовать себя совершенно и безнадёжно одинокой, потерянной. — Эй, — она услышала голос Нила и подняла взгляд. Тот смотрел на неё выжидающе. — Ты как, в порядке? — Да, — сказала Ева, что было ложью лишь наполовину. — Думаю, да.