Проклятые

«Дойдя до конца, люди смеются над страхами, мучившими их в начале» Пауло Коэльо

      К тому моменту как последние приготовления к отправлению в Верген были окончены, закатное солнце зашло за горизонт. «Белкам» был назначен временный командир — Элеас — вместо Иорвета. Приказ к отбытию в столицу Аэдирна эльфы восприняли неоднозначно. С одной стороны, в нескольких днях пути находилось то, ради чего они сюда пришли. С другой, скоя’таэли не представляли себя без прославленного предводителя. Однако некоторым всё же посчастливилось сопровождать его в дальнейшем. Иорвет выбрал из своего отряда двух эльфов: Дориата, Ниврима, — и эльфку — Велиар. Когда Иорвет обратился к мужчинам, они стояли безмолвно, готовые ради него с гордостью броситься в бой. Эльфки держались так же, правда, над ними витал острый дух соперничества. По сути, сейчас для них решался важнейший вопрос: «Кто удостоится чести спать с командиром?» Предстоящий путь обещал быть долгим, так что разразилась нешуточная негласная борьба. Но Иорвет был неприхотлив: в первую очередь он планировал занять избранницу охотой и приготовлением пищи. Ну а в постели ему годилась любая эльфка из отряда. Каждая из них, по праву чистой крови aen seidhe, была достойна возлечь с ним.       Вернон Роше проявил необычайную щедрость, выделив новому отряду три лошади. Сделано это было из чисто холодного расчёта, из желания вернуть Иорвета к его обязательству: к поимке Лето. С особым рвением он вручил первому ту самую лошадь, которая понравилась девчонке, со словами:       — Её имя — Грехопадение, — сплюнул Роше, похоже, вспоминая dh’oine и представляя её под ненавистным ему эльфом.       — Я буду звать её Роше, — в глазах Иорвета вспыхнул злорадный огонёк, — и представлять, как своей arse езжу на тебе.       — Только попробуй… — пригрозил Вернон с той самой интонацией, с какой допрашивал своих жертв.       Гретту искали недолго. Стоило ей нелепо умчаться в лес, как через пару минут вдогонку за беглянкой отправилась целительница Марелет. Которая и нашла трясущуюся девушку, захлёбывающуюся слезами. Она сидела на земле, прижавшись спиной к стволу дерева. Но эльфку не тронули дрожащий подбородок и опущенные голова и плечи Гретты. Целительница, едва завидев её, на ходу принялась отчитывать ту за легкомысленность. Ведь в лесу могло встретиться что угодно! Над этим можно было бы и посмеяться — до того заботливым показалось Гретте бурчание женщины. Но стоящий в горле ком и текущие слёзы не давали насладиться маленькими радостями.       Как он мог?       Гретта крепко сжала зубы, чтобы Марелет не заметила, как они дрожат.       Вежливость и учтивость Роше вернули Гретту в те времена, когда с ней ещё обращались по-человечески. Почему-то вспомнились Вацлав и папа, о которых она всеми силами старалась не думать. Впадать в жалость к себе — это путь в никуда или даже в ещё большую бездну отчаяния. Но желание Гретты провалиться под землю нарастало с каждой новой мыслью о словах Вернона. С командиром «синих полосок» она на мгновение почувствовала себя как прежде: молодой жизнерадостной девушкой. Роше внушал доверие. Тогда ей казалось: скажи она что-то невпопад или наперекор, надерзи — наказания, которого у «белок» нельзя было избежать, не последует. Галантность Роше придавала ему сходство с Вацлавом, а суровый внешний вид и зрелый возраст, еле заметная проседь в волосах — с отцом.       Словно поддавшись необъяснимому чувству сострадания, Марелет коротко обняла Гретту, заставив её в мгновенье притихнуть. Ощущение тепла, исходящего от целительницы, привело Гретту в небывалое смятение, всё это казалось таким непривычным, почти забытым, словно сон из детства! Она нашла в себе силы обвить Марелет руками в ответ и тотчас разрыдалась. Но столь необходимый контакт быстро прервался, и Гретта почувствовала себя выброшенной на берег рыбой, задыхаясь, отчаянно желая снова вернуться в тихую гавань доброты и нежности.       — Не стоит тратить слёзы на глупую ревность мужчин, weddien, — успокаивающе сказала Марелет, рукавом утирая Гретте слёзы.       Гретта уставилась на неё долгим непонимающим взглядом неподвижно влажных глаз, полным горечи. И тут же про себя решила, что Марелет ничего не понимает и просто хочет утешить её. Гретта рассеянно закивала, размазывая по лицу остатки слёз:       — Спасибо, Марелет. Ты единственная, кто проявил ко мне здесь доброту. Я никогда этого не забуду, — шмыгая носом, запинаясь и проглатывая слова, тихо проговорила она.       В ответ ей молча протянули баночку с мазью, которой ещё утром обрабатывали её раны. Превозмогая слабость в мышцах, она приняла подарок и одарила Марелет искренней улыбкой.       Помогать другим — это нормально, ведь сострадание к чужой беде, похоже, есть у всех. Эльфы никогда не испытывали и не проявляли жалости и милосердия к людям, но Марелет первая ступила на путь изменений. Гретта поняла, что та доверилась её чувствам и сделала это втайне от сородичей. Возможно, пройдёт немало времени, прежде чем она осмелится прямо озвучить им свои мысли. Но одного поспешного, скрытного объятия хватило, чтобы лёд неприязни ко всему иноземному треснул.       Когда они вернулись, Роше и «синих полосок» уже не было.       Часть эльфов отправилась вслед за людьми. Иорвет смотрел им вслед с небольшого возвышения, пока оставшиеся «белки» готовились к ночлегу. Было в его лице что-то мрачное, но у Гретты, наблюдавшей за ним неподалёку, возникли свои догадки на этот счёт. Она поравнялась с Иорветом, провожая взглядом уезжающих. На мгновение ей показалось, что человек в синем мундире, сидящий на белом жеребце, обернулся и вгляделся в них, стоящих на холме. Гретта поспешно отвернулась:       — Вам грустно, что они уезжают?       Иорвет лениво перевёл отстранённый взгляд на Гретту, которую, казалось, до этого не замечал.       — А, это ты… — прозвучало безразличное и меланхоличное, — я просто представил, что… — он осёкся, похоже, внезапно осознав, кто перед ним стоит и с кем он едва не поделился переживаниями. — Ты дура, beanna? — с обыкновенной неприязнью набросился на девушку Иорвет. И продолжил с издёвкой: — Что за цирк ты здесь устроила? Хочешь остаться? Говоришь, со мной безопасно?!       — Вы бросили на меня такой взгляд, когда беседовали с Роше, что я как-то не задумалась, о чём говорю, — иронично подметила Гретта.       В ответ Иорвет криво усмехнулся, прижав ладонь к целой половине лица. Но Гретта снова заговорила, заставляя его ошеломленно отнять руку от головы:       — Я вдруг поняла, что создаю много проблем, — самокритично начала она, со всей строгостью к себе. — Где бы ни была, что бы ни делала — приношу одни неприятности. Мне бы хотелось исправить это. Надеюсь, я смогла бы быть полезной… Когда мы вернёмся к нашим занятиям? — Гретта подняла полный решимости взгляд на Иорвета.       — Ты должна всего лишь быть на виду. Никуда от меня не уходи. Наблюдай со стороны, молча, как ты всегда это и делала, beanna. Когда я решу, что твой птичий мозг способен запомнить урок, скажу.       — Почему? — проигнорировала издёвку Гретта, опрометчиво решив, что шутка будет уместной: — Вы держите меня при себе, чтобы принести в жертву какому-нибудь местному божеству?       — Для тебя есть только один бог, dh’oine, — раздавшийся за спиной презрительный голос заставил Гретту обернуться, — и имя ему Иорвет.       Её прожигала ненавистью пара карих глаз Велиар. Всем видом обещавшей превратить жизнь Гретты в ещё больший ад.       В тот же вечер Гретта разожгла свой первый костёр, правда, провозившись с ним непозволительно долго. Как же было приятно стянуть с себя сапоги после изнурительного дня и согреть ступни около огня. С постоянными походами это превратилось в несомненно любимую привычку. Вместе с такими изменениями в жизнь вошли и другие, не менее важные, а порой и обескураживающие. Например, каждый поход в туалет без бумаги больше не превращался в пытку. Спустя время, конечно, Гретта свыклась с тем, что листья теперь её верные помощники. Ей казалось, она будет бродить по лесам до скончания веков. А потому мысли о том, что придётся делать зимой, когда деревья скинут одежды, порой ужасали. Но эта проблема меркла, стоило подумать о наступлении женских дней. Они уже который месяц отсутствовали. Может, это было связано с попаданием в другой мир, где всё живое подчинялось иным законам? Нет, вряд ли… Скорее всего, так проявлялись последствия нескончаемого стресса. Хотя пару дней назад низ живота характерно тянуло…       Рядом на камень упала тушка зайца, и события недавней ночи ярко вспыхнули в воспоминаниях Гретты. Едва затянувшиеся раны, напомнив о себе, принялись неприятно ныть, обжигая нежную кожу болью. Следует держать рот на замке.       Иорвет с видимым довольством подметил эти перемены.       — Ты говорила, что готова учиться, — назидательно начал он, — я хочу, чтобы ты освежевала мне зайца, — продолжил с усмешкой, похоже, полагая, что у Гретты кишка тонка.       Та потянулась к подстреленному зайцу и принялась нервно дрожащими пальцами перебирать мокрую от крови шерсть.       — Я сделаю это. Только… не знаю как… — в её голосе раздалось прежнее смирение.       Иорвет закатил глаза, безнадёжно вздыхая. От чего зависит его настроение? Как у неё получается выводить его из себя за считанные секунды? Как разглядеть эту тонкую грань и в следующий раз не оступиться? Что именно заставляет его успокоиться?       — Забудь, — обречённо произнёс Иорвет, — сейчас просто замолчи и слушай. Я покажу всего один раз, а в наказание ты до конца похода будешь свежевать мне зайцев. Усекла?       Гретте оставалось только кивнуть.       — Перед разделкой нужно освободить кишечник зайца от всякой дряни, — чтобы проделать это, он перевернул тушку головой вверх и, надавливая на живот мёртвого зверька, принялся двигать рукой по направлению к его лапам. Гретта едва сдержала рвотный позыв. Иорвет же со знающим видом продолжал говорить, не забывая подкреплять слова действиями:       — Зайца свежуют, подвесив на ветке за задние лапы. Чтобы спустить кровь, делают надрез на шее или на перегородке между ноздрями. Кровь стекает на землю или собирается в посуду. Ее можно сварить, но сейчас нам это ни к чему. Дальше надо снять шкуру. Это можно сделать следующими способами…       Иорвет подвесил зайца и сделал пару круговых надрезов возле скакательных суставов. Лапы надрезал вдоль длинных мышц по направлению к хвосту, который одним движением удалил. После чего прорезал шкурку вокруг заячьего зада и стянул ее с задних лап. А потом и с передних, перерубив последние сочленения конечностей. Для освобождения головы перерезал хрящи у основания ушей, глаз и носа. И вот, шкурка уже была в его руках.       — Чтобы выпотрошить зверя, следует сделать надрез от таза до грудины. Вскрыть живот, вытащить потроха: кишечник с анальным каналом, легкие с гортанью, а также сердце, почки и печень. Из печени надо удалить желчный пузырь. Когда будешь отрезать мочевой пузырь, пережми пальцами то место, которым он крепится к тазу, чтобы оставшееся содержимое не вылилось. Перед тем, как удалить кишечник, нужно отдавить помет на пару дюймов от анального прохода. Иначе мясо будет испорчено. Дальше потроха промываются от крови. Из них можно сделать жаркое, но посуды у нас сейчас нет, — пожал плечами Иорвет, явно увлечённый делом.       Лицо Гретты сперва побледнело, стоило ей увидеть содранную кожу, а потом позеленело, когда до неё донёсся запах нечистот, выдавленных из кишечника зайца. Позже они вместе отправились к ручью, который протекал поблизости, и Иорвет проследил за тем, чтобы Гретта тщательно отмыла мясо. Когда они вернулись, он соорудил что-то наподобие разделочной доски и, усадив за неё Гретту, продолжил урок:       — Мясо нужно выжать и разделать, — он осторожно вложил в её маленькую руку свой нож, косо поглядывая, — отдели мышцы брюшины от почек. Вот та-ак, теперь вырежи лопатки. Dana, неужели это так сложно? Хорошо. Сейчас отрежь переднюю часть с брюшиной и лапки по линии крестца. Ты вообще знаешь, где крестец?!       Гретта всё время терялась под пристальным взглядом строгого наставника. Но получалось почти неплохо, если бы не…       — Сколько мяса ты загубила, оставив на костях! Дай сюда, bloede dh’oine, или я эти кости тебе же и скормлю! — пригрозил он, отобрав у Гретты нож с мясом.       К счастью, костями Гретту никто так и не накормил. Она с аппетитом накинулась на жареные заячьи бёдра. С походной жизнью было связано и ещё одно неудобство: «белки» будто не знали, что такое соль, а её очень не хватало. Но, привыкнув брать что дают, Гретта не осмеливалась просить большего.       Расправившись с едой, Иорвет оставил Гретту одну и направился к соседнему костру оставшихся «белок». Эльфы оживлённо обсуждали очередь дозора, дальнейший путь и планы.       Тепло огня и вкус жареного зайца напомнили Гретте о том времени, когда они с семьёй собирались вместе и выезжали на природу на шашлыки. Подобные традиции помогали родным сближаться, а не воспринимать друг друга как должное. За столом обсуждали повседневные проблемы, делились новостями, вспоминали хорошее. Возможно, именно эти семейные застолья и научили Гретту слушать и не перебивать говорящего. Поэтому при знакомстве люди в считанные минуты проникались к ней симпатией.       — Вставай, — раздался холодный голос Иорвета, не терпящий возражений, — пора спать.       Гретта послушно поднялась, оглянулась и, вдруг спохватившись, села обратно, обхватив колени руками. Бровь Иорвета потянулась вверх.       — Что ещё? — он начал терять терпение. — Вот чего стоят лживые слова dh’oine! Без году неделя, как ты поклялась делать всё, что я говорю, а теперь снова начинаешь показывать характер? — его раздражение набирало обороты, а голос повышался с каждым словом.       Но Гретта так и замерла на месте, бросая быстрые взгляды на вещи, окружавшие её. Иорвет не стал терпеть. Рывком он схватил её за локоть.       Гретта как могла оказывала сопротивление, всеми силами упираясь, стараясь не покидать насиженного места. Но битва быстро оказалась проиграна: Иорвет очевидно был сильнее. Теперь, когда она стояла, нахмурив брови и раскрасневшись как рак, Иорвет окидывал взглядом камень, на котором она только что сидела. С его поверхности на него смотрело тёмное пятно крови, размазанное от резких движений минувшего столкновения.       Хуже месячных, о наступлении которых не подозреваешь, может быть только неподходящий мужчина, узнающий о них. Именно об этом Гретта и думала, в ужасе стоя перед Иорветом.       Лицо его не выказало ни удивления, ни сожаления — с него лишь ушла злость. Круто развернувшись, он в молчании направился в темноту, оставив Гретту наедине с её позором.       Отдалившись на небольшое расстояние и убедившись, что на него не попадает свет, Иорвет смог расслабиться и всё обдумать. Ему было удивительно неловко из-за увиденного. Он стал свидетелем нечто сокровенного для каждой женщины, что, как ни странно, подавило отвращение. В народе aen seidhe женский цикл почитался и был уважаем. Раз в месяц эльфки окружались удвоенным вниманием и заботой, потому как менструальная кровь считалась священной.       Девочки-эльфки, достигнув детородного возраста, переставали носить детские платья. Теперь, будучи девушками, они должны были носить взрослую одежду и надевать украшения. Также разрешалось наносить косметику и участвовать в особенных праздниках. Девушек и женщин не подпускали к оружию, запрещали охотиться. Не только потому, что запах менструальной крови отпугивал дичь, но и из благородной заботы. Не желая перетруждать эти «нездоровые» создания. Им старались всячески угодить, ни в коем случае нельзя было повышать на них голос: каждый мужчина знал, что от переживаний женщина будет испытывать ещё большую боль. С исчезновением эльфской цивилизации способность женщин рожать и вовсе превратилась в чудо. Малышей на свет появлялось всё меньше и меньше, а менструальная кровь становилась более значимой.       Иорвет, прожив большую часть жизни среди эльфов, обладал лишь одной моделью поведения в такие моменты. Но, столкнувшись с менструацией человеческой женщины, не знал, как себя вести. Кругом обойдя поляну и навестив оставшихся «белок», он подозвал Велиар.       И, отведя её в сторону, вызвал у неё тем самым бурю эмоций. Велиар чуть ли не пританцовывала, бездумно улыбаясь. Похоже, она решила, что Иорвет решил разделить с ней постель. Но каково же было её разочарование, когда с его стороны не прозвучало никаких предложений. Велиар прикусила губу и обхватила себя руками, будто защищаясь. Поглядев на это представление, Иорвет закатил глаза и развернулся, зашагав прочь. Он хотел поговорить о возникшей проблеме с понимающей женщиной. Не с идиоткой.       Гретта сидела на голой земле и, плача, тёрла пятно крови на камне лоскутом зелёной ткани. Внутри разгоралась нещадная боль, низ живота тянуло. Вокруг валялись в спешке вытряхнутые из сумки предметы: мазь, которую ей дала Марелет, мех с водой, сухари и еще один обрывок окровавленной ткани, который Гретта оторвала от рубашки.       Внезапно она почувствовала, как кто-то легко коснулся её плеча, и подскочила от неожиданности:       — Beanna, стыдиться нужно того, что ты человек, а не того, что ты женщина, — произнёс Иорвет рассудительным, успокаивающим голосом. И потянулся к поясу, расстёгивая ремень, чтобы высвободить из-под него синий кушак и протянуть его Гретте.       — Спустимся к воде, тебе нужно… — он замялся, — да ты и сама прекрасно знаешь, что тебе нужно, bloede! — вспыхнул Иорвет, бросая в неё одеждой.       У Гретты перехватило дыхание. Она на автомате поднялась, не зная, что сказать. Челюсть её отвисла. И в немом изумлении Гретта уставилась на брошенную ткань. Однако, как бы паршиво ни было на душе, как бы остро её не обуревал стыд, оставаться на месте было нельзя. Ей вдруг захотелось сделать хоть что-то, чтобы закончить этот позор.       — С-спасибо, — нашлась с ответом Гретта, больше пропищав, чем нормально сказав.       Иорвет демонстративно отвернулся, показывая, как ему безразлична Гретта. Она осторожно стянула с себя штаны и впервые пожалела, что раньше не брала, хоть и сомнительного, но любезно предложенного нижнего белья. На тёмной ткани отчётливо виднелось пятно крови в области паха, различимое даже в темноте. Гретта выудила из сумки подаренное Роше мыло, и принялась усердно тереть место конфуза. Почему-то выбросить гостинец она так и не смогла, хотя он остро напоминал о недавно случившемся недоразумении.       — Я задам тебе несколько вопросов, — подал надменный голос Иорвет, по-прежнему сидевший к ней спиной, — и не вздумай мне врать, иначе я утоплю тебя в этом ручье.       Гретта напряглась, так и застыв с намыленными штанами.       — Я готова.       — Чтобы ты знала, — начал Иорвет, — я плевать хотел на то, что ты думаешь и чувствуешь. Но обязан знать прошлое всех, кто меня окружает. И раз уж зашёл разговор, избавляйся от пустых мечтаний, не думай, что твои мелкие заботы меня как-то волнуют.       — Я и не думала, — подала голос Гретта, полоща в воде штаны.       — Во-первых, — начал он после длительной паузы, — как уже выяснилось, ты считаешь, что твои родители живы. И кто же они? То, что видишь, порой бывает обманчивым. И я не верю, что такая изнеженная особа, как ты, может быть дочерью каких-то грязных крестьян. Когда я тебя увидел, было непохоже, что ты тяжело работала: ни синяков, ни ссадин, руки чистые. Зубы в порядке, кожа… — он осёкся. — Иными словами, откуда ты?       Гретта облегчённо вздохнула, заставив Иорвета поморщиться. Задумалась, принявшись смывать с одежды мыльные пузыри. И резко начала:       — Мой папа работал в суде, он честный и справедливый человек. А мама шила на заказ в ателье, ну, то есть оно было у нас прямо дома. Она добрая и заботливая, всегда и во всём меня поддерживала. Моя маленькая сестрёнка… Ей было… — Гретта застыла, не понимая, откуда взялась эта ноющая боль внутри? Так давали знать о себе месячные или всколыхнулись старые воспоминания?       — Язык проглотила, beanna? — съязвил Иорвет, повернувшись к ней, но, завидев обнажённые худые ноги, тут же отвернулся обратно.       — Нет, всё нормально, — неуверенно промямлила она и продолжила уже бодрее: — Родилась я в Польше. Это такая страна у нас на Земле. Есть и другие, но…       — Польша? — в голосе Иорвета раздалось удивление. — Никогда не слышал о таком месте.       — Вернон тоже так сказал, — с грустью ответила Гретта, но её тут же прервали:       — Никогда не произноси это имя при мне, dh’oine! И не вздумай разговаривать об этом с кем-то ещё! — молниеносно взбесился он, вскочив с места.       В злости Иорвет принялся шагать из стороны в сторону, сжимая кулаки. Но вскоре пыл его угас. Остановившись у дерева, Иорвет облокотился о него и притих, показывая, что готов слушать дальше. Напуганная Гретта осела в холодный ручей и непонимающе захлопала глазами.       — Хорошо, больше не буду, — пообещала она. И, услышав в ответ лишь тишину, продолжила: — Это звучит безумно, но думаю, что я попала в другой мир или, быть может, даже на другую планету. Или в прошлое, — осторожно проговорила Гретта. — Место, откуда я родом… У нас нет магии, волшебных существ, ужасных чудовищ. Нет эльфов, гномов… то есть краснолюдов. Есть только люди разных народностей, животные — хищные и травоядные, — растения, деревья, грибы… У наших миров достаточно схожего, но вместе с тем и много различий. Например, у нас очень развиты медицина, наука, машиностроение. Люди создали множество изобретений, построили технику, которая облегчает им жизнь.       — Захватили целую планету, ну конечно, — съязвил Иорвет. — И что, прямо в таком идеальном мире живут эти твои dh’oine?       — К сожалению, нет… — Гретту охватила радость: её не обзывают ополоумевшей и даже верят тому, что она говорит. Потому она смело продолжила: — Было много войн. Некоторые шли даже в тот момент, пока я была с родителями. Большинство людей об этом даже не подозревает, потому что правительство тщательно скрывает правду. В новостях говорят только то, что выгодно стране, — горестно заключила она.       — Оно и неудивительно, — усмехнулся Иорвет, едва ли понимая незнакомые слова, — люди не могут жить в мире. Они алчны и жадны до власти. Им только протяни палец — откусят руку по локоть, — довольный собой, он продолжал: — И как же ты попала сюда? Как это произошло?       Опасливо оборачиваясь, Гретта поднялась из воды и принялась натягивать мокрые штаны. Раздался треск разрываемого кушака.       — У меня был день рождения. Собралась моя семья, пришёл друг, чтобы поздравить меня. После завтрака я ушла гулять к озеру. Вернулась к вечеру, ещё немного поиграла с сестрой и позже легла спать. Чувствовала себя хорошо… Я же каждый день принимала лекарства, у меня не было приступов целых пять лет! А потом очнулась от того, что задыхаюсь. И поняла, что лежу на полу. Вокруг были люди в белых халатах, и родители плакали, глядя на меня. Кажется, я тогда уже не дышала… Ну, а потом наступила тьма.       — И как ты оказалась здесь? — задумавшись, снова спросил Иорвет.       — Я просто снова проснулась, и надо мной уже стояли те крестьяне…       Гретта свернула оторванный лоскут и сунула его в штаны. Собрав вещи в сумку, подошла к Иорвету и произнесла, поёжившись:       — Мне холодно, одежда мокрая и… живот болит, — устало пожаловалась она.       — Пойдём, — отстранённо ответил Иорвет, всё ещё пребывающий в задумчивости.       По возвращении Гретта ощущала блаженство, отогревая замёрзшие конечности у огня. И уже не беспокоилась о возникшей неловкой ситуации. Но благодаря чему, боже? Тактичности Иорвета! Вот только как долго у него продлится это непривычное состояние? Заслужить его расположение было всё равно что вытянуть счастливый билет или выиграть в лотерею. Как же сделать так, чтобы не растратить, не растерять удачу? Гретта впервые ощущала некую умиротворённость, находясь возле Иорвета. И по привычке расчёсывала медные волосы рукой, готовясь ко сну.       Сидя спиной к Иорвету, она не замечала того пытливого взгляда, которым тот её одаривал. Лес смолк, слышались лишь потрескивание поленьев в костре и пение ночных птиц. Вдруг рядом раздался шорох, и в следующее мгновение кто-то сильными руками схватил её под мышками, с легкостью приподнял и усадил на колени.       Гретта отшатнулась, внезапно ощутив холод от соприкосновения с чужим телом, и в ужасе, смешанном со смятением, попыталась встать. Но Иорвет крепкой рукой усадил её обратно, не позволив сбежать. Сердце заколотилось как сумасшедшее, конечности наполнились вязким холодом. Гретта испуганно обернулась к Иорвету. Так медленно, что ощутила скрежет в шейных позвонках. Растерянный взгляд её заметался по его лицу. Едва освещённая пламенем кожа которого казалась бледной как мел. В единственном глазе отражался кровожадно-красный блеск огня. Губы расплылись в хищной ухмылке. Иорвет что-то говорил, но Гретта не могла разобрать слов. В висках её стучала кровь, заглушая внешние звуки. И вдруг Гретта ощутила, как её оголённых плеч легко коснулись огрубевшие пальцы. Тело охватил озноб, душу сковал леденящий ужас, и Гретту передёрнуло. Она изо всех сил упёрлась в грудь Иорвета, пытаясь отпрянуть, избавиться от невольной близости, но не смогла. Не было слышно ни звука, тишину нарушало лишь прерывистое дыхание Гретты. Иорвет сильнее сжал её плечо, и она негромко пропищала от боли. Потом опасливо сглотнула. В воображении её пронеслись самые ужасные и потрясающие сознание картины. Она ожидала от Иорвета чего угодно, но не этого. И поняла, что не сдастся без боя.       — Прошу, не надо… Только не это… — только и смогла выдавить она, пытаясь придать своему голосу твёрдости. Но с губ сорвался лишь предательский отчаянный шёпот.       Иорвет сильнее стиснул её в объятиях, склонившись к шее. И кожу её тут же обдало леденящим дыханием. Гретта задрожала.       — Тише, dh’oine, не нервничай, спокойней. Я не сделаю ничего плохого, дай мне просто… — он по-звериному улыбнулся, обнажив острые клыки, и склонился к плечу Гретты, проводя зубами по нежной коже, расцарапывая её. Тоненькая струйка крови стекла в приоткрытый ворот рубашки, пропитав ткань.       Нет! О боги! Гретта из последних сил отчаянно дёрнулась, вырвавшись из стянувших её пут. Резко вскочила, испугавшись, и в ужасе побежала к другому костру, на мгновение выбив Иорвета из равновесия. Он явно не ожидал, что прежде покорная добыча так внезапно окажет сопротивление. Но скоя’таэли, завидевшие загнанную Гретту, бросились на неё с ещё большим голодным пылом, принявшись хищно шипеть. И она, не разбирая дороги, помчалась уже в другую сторону, к краю поляны. Погоня не заставила себя ждать. Гретта неудержимо бежала вперёд, крича лишь одно имя, оглушая преследователей, распугивая обитателей ночного леса:       — Верно-о-он!       — Dh’oine, да очнись ты уже наконец! Что ты несёшь?! — бесился Иорвет, тряся ту за плечи, разбуженный её леденящими кровь криками.       Гретта распахнула глаза, проснувшись. И, завидев Иорвета, отпрянула в ещё большем ужасе с криком:       — Нет, отпусти! Не трогай меня! Вампир! — и попыталась вскочить, чтобы убежать, но Иорвет с силой вдавил её в спальник.       — Единственный вампир здесь — это ты, ополоумевшая beanna! Всю кровь мою выпила, спокойно отдохнуть уже нельзя! — прошипел он, в брезгливости отряхивая руки. Будто прикоснувшись к чему-то грязному.       Встреча с накерами, похожими на вампиров, равнодушное свежевание подстреленного зайца и вид собственной крови сплелись воедино, обрушившись на Гретту волной леденящего ужаса. Так её настиг первый в новом мире кошмар.