Проклятые

      Иорвет поднял тяжёлого серого кота, на вытянутых руках выставил его перед собой, глядя в отливающие оранжевым, как расплавленный янтарь, глаза. Тот принюхался, дёргая длинными усами вверх-вниз, и, потянувшись к лицу передними лапами, обхватил его мягкими подушечками за подбородок. Пользуясь секундной растерянностью эльфа, ткнулся мокрым носом прямо в губы. В комнате разлился смех, похожий на звон серебряных колокольчиков, и раздались хлопки.       — Ах, ты ему понравился, Иорвет! Это хороший знак, — сказала Трисс, всплеснув руками.       Тот отбросил кота и, отряхнув шерсть, в пренебрежении отёр губы тыльной стороной ладони. Этот гад чем-то напоминал ему Гретту. Обманщицу, вертихвостку и…       — А на меня они всегда шипят. Количество шрамов на моём теле можно приравнять к числу плохих знаков. Или это относится к другому, к несчастью в любви, например? — Геральт, входя в комнату, плотно притворил за собой дверь.       — Ну, говорят, что кошки…       Их прервал громкий стук. Неожиданный (трактирщика они успели предупредить, чтобы не беспокоил) и опасный (их не должны были видеть вместе).       Геральт потянулся к мечу, но в последний момент передумал. Выставил руку в готовящемся жесте применить оглушающий знак. Иорвет, схватив одну из тряпок Трисс, встал за дверным косяком. Они одновременно кивнули ей — побледневшей, с широко распахнутыми глазами.       Стук повторился настойчивей.       Меригольд, набрав побольше воздуха, двинулась к двери, принимая озабоченный вид.       — Роше? — в непритворном удивлении её брови взмыли вверх.       — Ошибочка. Зубная, мать её, фея, — выплюнул тот, тяжёлыми шагами сотрясая стены. И, развернувшись, обнаружил Иорвета, который собирался устроить ему тёмную. — Та-а-ак. Что, сукины дети, решили списать меня со счетов? Я здесь, по-вашему, самый лысый, что ли? Даже эльфа взяли!       Какого d'yaebl он тут забыл?       — Может, объяснишь? — посмурнел Геральт. — Зачем ты пришёл? Как нас выследил?       — Он ищейка, Гвинблейд. Вынюхивает по следу, как охотничий пёс, — Иорвет тут же принял на себя испепеляющий взгляд.       — Ничего я не вынюхивал, придурок. Я шёл за Трисс. А встретил ваше трио в полном составе. Оно и к лучшему.       — Что значит «шёл за Трисс»? За моей головой или что?       — Предполагалось, что так. Но больше это не имеет значения.       — Ещё как имеет. Говори, Роше, — Геральт приблизился к нему, опасно блеснув узкими зрачками.       — Заглушающее на комнате стоит? — доверительно обратился Роше к Трисс. Она кивнула с пониманием дела.       В котором из-за не вовремя повисшего молчания становилось всё труднее разобраться. Иорвета начинали нервировать попытки Роше привести мысли в порядок. То, что ему предстояло сказать, по-видимому, было нелёгким. Но, так или иначе, когда Иорвет уже хотел разразиться нетерпеливой бранью, армейский шпик заговорил:       — Послушайте, — он потёр переносицу, хмурясь. — Я прекрасно знаю, как это сейчас прозвучит, но отнеситесь серьёзно. Вы, так понимаю, не в кости играть собрались.       От звука его голоса все напряглись, ещё больше — от смысла самих слов.       — Это заговор.       — Да что ты!..       — Спокойнее, Иорвет. — Геральт сделал к нему шаг, чтобы, как пить дать, «проконтролировать ситуацию», bloede.       — Я пришёл, считайте, с повинной, — продолжал Роше, не теряя бдительности. — Есть момент, в котором я проебался. Вы должны его знать. Хоть я и мог, блядь, догадаться, думал, что учёл все случаи, но эта сука меня провела. Теперь вы должны услышать.       Иорвет всплеснул руками.       — Вот оно! Ну конечно. Я же говорил вам, что он провернёт что-то в этом духе.       — Не перебивай меня, чтобы я не казался ещё большим лохом, — прорычал Роше, сжимая трясущиеся — да неужели? — ладони в кулаки. — Я говорю вам это только потому... — и вдруг ударил рукой по столу. — Сука! Говорю всю эту херню и пришёл сюда — вы поймёте почему. Плата слишком высока.       — О чём он? — изумилась Трисс.       Cо скрытым раздражением, с затаённым содроганием Иорвет ждал, что же он скажет следом. Потому что сердцем уже знал правду, но умом — ради сохранения здравого рассудка — позволял себе только догадываться.       Роше по очереди оглядел всех лихорадочно блестящими тёмными глазами.       — Не вы одни плели за спиной Саскии интриги. Я сам участвовал в этом. С какими намерениями — думаю, объяснять не нужно.       «Подстраховать свою bloede arse», — Иорвет без труда всё считывал по его лицу.       — Вопрос в том, с какой целью этим занимаетесь вы.       От того, как резко Роше перешёл от покаяния к нападению, у эльфа свело челюсти. Не было и мысли о том, чтобы начать препираться или переубеждать его, их выдала реакция вкупе с местоположением, в которых он их уличил. Более того, нюх на такие дела у Роше был первоклассный.       — Геральт? — в голосе Трисс прозвучало нечто большее, чем просто вопрос. В нём слышалась невысказанная просьба о разрешении. Чародейка спрашивала, можно ли ей рассказать правду.       Гвинблейд кисло ухмыльнулся — его улыбки, даже искренние, всегда выглядели как-то отталкивающе и малопривлекательно. И в этот момент лицо его прекрасно иллюстрировало отнюдь не радужные для всех перспективы.       — Думаю, сейчас, стоя здесь, ты рискуешь жизнью. Верно, Роше?       — Если бы я остался на месте, рисковал бы куда большим.       Поединок их взглядов можно было отнести к чему угодно. Но Иорвет отлично знал по себе: это откровение, искренность — признание за верность и дружбу. Киаран смотрел на него точно так же, как эти двое друг на друга.       И Трисс всё рассказала. О разговоре Шеалы и Филиппы, услышанном в мегаскопе ещё во Флотзаме. В нём говорилось об убийстве королей, планах Ложи, Саскии, Стеннисе, Хенсельте и о уже разорванном в клочья Детмольде. Под конец Геральт поведал, каких трудов ему стоило не прикончить Эйльхарт прямо на месте.       — Жаль, что не прикончил, — подытожил Роше, выглядевший ничуть не изумлённым. Всё это время он, гад, крутился возле чародейки и знал, на что та была способна. — Теперь это невозможно.       — Мы и не хотели, — ответила вымотанная рассказом Трисс, падая в кресло. — В наших планах было заковать её в двимерит и представить на суд королей в обмен на спасение тех чародеев, которые не участвовали в её заговорах.       — Меня интересует другое, — протянул Иорвет, — ты так уверенно говоришь о невозможности убийства этой стервы. Почему?       Роше окинул его довольным взглядом. Только они могли вести разговоры на равных. Только они слышали в словах друг друга скрытые намёки и ловко вылавливали суть из потока мусора.       — По двум причинам. Первая — эта сука, Эйльхарт, только что известила меня о том, что связала свою жизнь с жизнью Саскии. В самом прямом смысле. Умрёт одна, умрёт другая.       На Иорвета это подействовало как пощёчина: он порывисто отвернулся, чувствуя, как внутри всё начинает дрожать. Не от ужаса из-за того, насколько далеко всё зашло и в какой опасности оказался близкий ему человек — или дракон, пребывающий в человеческом обличье. Не из-за того, что сам находился в схожем положении и был проклят. В нём отозвалась мысль о том, как по-настоящему страшно это будет. Когда умрёт не он или она — Гретта, — а оба. С полной отчётливостью он осознал, что не хотел смерти ни одной из девушек. И то, что в его системе ценностей две переменные сошлись, теперь двигаясь параллельно, привело Иорвета в смятение. Почему это происходило с ним? Bloede…       Потом, он подумает об этом потом. Главное — в нём зародились сомнение и тревога — знает ли Филиппа о том, что он проклят схожим образом? И не специально ли её сволочная натура выбрала такой метод? Нутро подсказывало, что Саскию с ведьмой объединяла магия другого рода. Подобного пируэта следовало ожидать в любой момент — отравления, превращения в марионетку и так далее. Значит, просто стечение обстоятельств, иначе Эйльхарт не преминула бы избавиться от него через уничтожение Гретты. Злосчастные совпадения преследовали Иорвета уже на протяжении полугода, как же достало! Такое чувство, что жрица, наложившая проклятье, приговорила его к прохождению всех кругов ада, не иначе. Каждый виток очередного конца света для Иорвета начинался с такого вот совпадения. В самый первый раз — с появления Гретты. И создавалось ощущение, что вместе с ней всё и закончится.       Иорвет уже подумал о том, что жалеет о своём поступке? Нет? О том, что сжёг храм, в слепой ненависти поспособствовал смерти невинных людей? Он мог их спасти, но не стал помогать. Устроил им ловушку и разве что издалека не любовался, щёлкая орешки. О да, Иорвет, самое время и место вспоминать об этом. И о чувстве вины, которое снедало его каждый раз, когда он сталкивался с обвиняющим взглядом Гретты. Что она хотела найти в его глазах, эта ненормальная? Серьёзно думала, что имеет какую-то власть над его душой?       Хватит. О ней. Думать!       — Вторая причина, — продолжил Роше, не замечая реакции Иорвета, — в том, что у нас кровный договор, я не могу разжигать войны, — последнее слово он как сплюнул. — Если обращу кого-нибудь против неё, сдохну.       — Как ты вообще на такое подписался? — Геральт, что странно, выдал искреннее изумление.       Роше сощурился, криво усмехнулся:       — Я оставил для себя лазейку. В договоре говорится: «Не разжигать войны с целью убийства одной из сторон». — Он вскинул руки: — А я, а что я? Для меня существует множество способов её нейтрализовать. Достаточно хотя бы изолировать.       — Ты отдаёшь себе отчёт в том, что, если мы схватим Филиппу, суд, скорее всего, признает её виновной и приговорит к смерти, Роше? Я к тому, что связывающему вас заклятию всё равно, как она умрёт, — в голосе Трисс звенело беспокойство, она знала, о чём говорит. — Будет считаться, что ты поспособствовал её смерти, пусть и косвенно, через третьих или даже четвёртых лиц.       Роше развёл руками и с видом приговорённого вяло улыбнулся:       — А я никогда не участвовал в играх с мелкими ставками.       — Что заставило тебя переменить решение? — его сарказм и самоирония не произвели на Иорвета ни малейшего впечатления.       — Она потребовала, — Роше стиснул зубы, с ненавистью цедя слова, — всего ничего. Убить каждого из вас. Поодиночке, — он поднял руку, не зная, что добавить. Покрутил ей в воздухе, будто говоря: «И прочая, прочая». — В вольной интерпретации с выбором места, времени и обстоятельств.       Иорвет присвистнул.       — Не сомневаюсь, я был бы первым в списке.       — Ошибаешься, — оскалился Роше, — ты был бы последним.       — Так это и есть та высокая цена, о которой ты говорил? — Трисс порывисто поднялась. Послышались шорох и шелест её платья. В следующий миг она обвила руками шею обалдевшего Роше, не готового к проявлению таких телячьих нежностей. — У меня нет слов. Но... Я не ошибалась в тебе. Спасибо.       — Я бы не спешил делать выводы, — не вставить шпильку, Иорвет, конечно же, не мог.       Его раздражал вид растроганной Трисс. Не потому, что та проявляла заботу о Роше. И не потому, что именно она — оба были ему безразличны. А потому, что… A d’yeabl aep arse знала почему.       Роше оказался не способен принести смерть друзьям в собственной руке, по своей вине, хотя идти по головам ради достижения цели ему было не в новинку. Что закономерно поставило этого человека на ступеньку выше. Иорвет не мог, да и не пытался скрыть внезапно возникших чувств уважения и одобрения, выразившихся во взгляде. Роше был верным, такие качества Иорвет ценил, не отворачивался от них, даже если принадлежали они заклятым — в прошлом, как же иначе? — врагам.       Ни Роше, ни Иорвет за длинный срок вражды не успели проредить отряды друг друга в общих сражениях, зато смогли обоюдно повставлять палки в колёса, о чём, конечно, не забывали. Столкновение Синих Полосок со скоя'таэлями было вопросом времени, которое в их случае не наступило. Хотя в прошлом всё и шло к противостоянию, сейчас они смотрели в одном направлении. И вряд ли члены их отрядов когда-либо смогут открыто выступить друг против друга. Точно не после пройденных рука об руку битв. Да, товарищами они не станут, взаимная неприязнь всегда будет разделять их на тысячи вёрст, заставлять шипеть и плеваться, но и врагами им быть уже не суждено.       А что насчёт самих командиров? У обоих скопилось достаточное количество претензий, и список их, увы, разрастался стремительными темпами. Но не из-за застарелой вражды и взаимных обид — о нет, песня была стара как мир. Причина всему — женщина. Даже не одна, как ни прозаично. Роше пытался воспользоваться Саскией, но, передумав, всё ещё надеялся на то, что она ему поможет. Спасало его в глазах Иорвета лишь то, что он шёл практически на смерть, обменяв жизнь на благополучие страны и близких. Другим источником раздражения была бесцеремонность, с которой Роше ворвался на тайный совет, сунув свой длинный нос во всё что только можно.       И он до сих пор околачивался у порога дома Гретты. Этот факт заставлял кровь в жилах Иорвета кипеть. Но он не настолько смешной и неуравновешенный идиот, чтобы кидаться выяснять отношения. Это было бы просто нелепо. Не то чтобы у Гретты имелся выбор или Иорвет давал ей свободу. Нет, он оставлял ей время и ждал, когда она оступится. В конце концов, кто сказал, что Иорвет не знал, как оступался с Греттой Роше? И пусть эта осведомлённость изрядно трепала нервы, одновременно она грела душу и позволяла почти что злорадствовать. Ему больше ничего и не оставалось, он сам связал себе руки своим планом. И в то же время с ужасом понимал, что, не в пример Роше, не стал бы давить на Гретту, склоняя к выбору, угрожая. Голова взрывалась от самоанализа, потому что обнаруживалась несостыковка. Иорвет наговорил Киарану много вещей, а сам ходил и довольствовался неудачей другого, не предпринимая никаких попыток, чтобы поторопить девушку, которую… Что? Желал. Да, так он говорил. А о том, как наблюдал за ней издалека, любуясь, или посмеивался, постоянно подтрунивая при встрече, Иорвет предпочитал не напоминать даже самому себе.       — Я солидарен с ним, — согласился Геральт. — Уж очень много тёмных пятен в твоём рассказе, Роше, хоть мы и знаем мотивы. Нужны детали.       — И надо решить, что мы теперь будем делать, — настаивал Иорвет, окончательно отстраняясь от мыслей.       Роше панибратски хлопнул Трисс по плечу, успокаивая, когда она со слезами на глазах отвернулась, смутившись своего порыва. Обращаться с женщинами он, по-видимому, не умел. Только флиртовать и отрываться в постели, пока кто-то надеющийся на него, брошенный им, отбивался в темноте от разъярённых, ослеплённых ненавистью и желанием отомстить эльфов. Скоя'таэлей, которых Иорвет натаскивал, как охотничьих гончих, чтобы травить людей. Если бы он не делал этого раньше, Гретта не оказалась бы в опасности. Вот и спрашивалось: кто из них двоих лучше, нет, хуже?       Хотелось зарычать и удариться головой об стену. В какой момент он стал оценивать Роше не только как противника, а как мужчину в целом? Судить по поступкам, по отношению к женщинам… Нет, это всё какой-то сюрреалистичный бред.       Внутри занималось раздражение, потому что Иорвет понимал: временная отметка, на которой он стоит, ситуация, в которой они все оказались, — это последний момент, когда нужно думать о личном. И как же его достала эта нескончаемая канитель, казалось, будто он вечно бежал по кругу, возвращаясь к одному и тому же.       И все молчали как громом поражённые. Решать нужно было здесь и сейчас, а в реальности никто даже не знал, с чего начать. Новости, принесённые Роше, ошеломили их. Изначальный план, который они втроём вынашивали со дня празднования победы, катился к чёрту. Иорвет помнил, как, вернувшись в замок Трёх Отцов, Трисс позвала его «пройтись». Результатом такой прогулки в последующие недели служили: растяжение запястья после встречи с гарпиями, ожоги, царапины, ушиб лёгкого — от столкновения с отрядом дезертиров, потому что «мальчики, без вон того камушка ну ничего не получится!». Больше всего не повезло — смертельно, конечно же, — тем, кто умудрился свить гнёзда в месте, где росли нужные Трисс травы. И тем, кто разбил лагерь у магического каменного обелиска. Ранения не обошли Иорвета с Геральтом стороной, но в роли целителя у них всегда была Меригольд. Втроём они пережили немало приключений, казалось бы, всего за месяц. Проделали огромный объём работы только для того, чтобы пришёл вечно неугомонный брюзжащий недошпион и разрушил весь труд напропалую.       Филиппу хотели погрузить в летаргический сон. Чтобы была ни жива ни мертва, а главное — недееспособна. И проснулась лишь тогда, когда им понадобится.       Им пришлось пойти на риск, потому что никто из них не обманывался насчёт магической одарённости чародейки. Выступи они поодиночке — им определённо не повезло бы, вместе — шанс на победу был, но невеликий. Филиппа как-то обмолвилась, что после переливания крови Иорвету от Киарана заимела над последним власть. Сказала, что ненадолго, на пару дней, но кто бы ей поверил? Ко всему прочему, ведьма успела промыть мозги Саскии, и, хоть все трое очень издалека и ненавязчиво пытались сообщить последней о подлинной сущности Эйльхарт, та оставалась невосприимчива. Что-то вроде магического приворота — так объясняла состояние Саскии Трисс. Но точно понять не могла, воительница вела себя как обычно. Разговаривать с ней об этом прямо было бессмысленно.       Отчего же, спрашивается, Филиппе не убедить её изгнать их всех из города, чтобы не мешали? Да потому что с каждым у неё имелись личные счёты. Эта зловредная и злопамятная сука не позволит им ходить на свободе, чинить препятствия и дальше. Более того, все трое были её должниками и до этого момента, по-видимому, не успели реализовать свой потенциал, который она хотела использовать. Теперь, когда их заказали Роше, они прекрасно понимали, какими желанными гостями стали бы в её доме, если бы вздумали вступить с ней в открытый бой. Не было и речи о том, чтобы пойти в лобовую. Их ждали, на них точили зуб. Ими воспользовались — как минимум, чтобы победить в битве за Верген. А вот теперь хотели избавиться.       — Лично я, — голос Иорвета заставил всех молчавших поднять головы, — не вижу иного выхода, кроме как дать ей то, что она хочет.       — Ты сбрендил, ушастый?       — Пошевели извилинами, Роше. Это битва на опережение. Мы судорожно искали выход, и нам казалось, что его нет, когда заявился ты и всё рассказал.       — Ты же не хочешь… — Трисс осеклась. Но Иорвет всё равно прервал:       — Хочу. И мне видится это единственным, что мы можем сделать. Каждый из нас когда-то перешёл стерве дорогу и теперь находится в списке смертников. Но нам это на руку. Её ненависть обратится против неё. Месть, которую она надеется совершить, будет удовлетворена. И только мы будем знать, что для вида.       — Ну, в таком случае, Роше, — заговорил Геральт, — отделай меня хорошенько. Для виду. Потому что, чувствую, с моим и так четырёхкратно замедленным сердцебиением вкупе со сном летаргии мне вообще всё будет по херу. А доказательства ты должен предъявить существенные.       — Это может быть опасно…       — А с ней, — Геральт кивнул в сторону взволновавшейся Трисс, — никаких травм и увечий, понял? Скажи, что пристукнул. Удушил.       — Вашу ж мать! Вы о чём вообще?!       — Что, не нравится чувствовать себя тупым?       Роше озлобленно покосился на него.       — У вас есть что на грудь принять? Это какой-то пиздец. И давайте рассказывайте.       Трисс, не раздумывая, слегка покачиваясь, заглянула за спинку кровати и выудила оттуда бутылку самогонки. Наполнила три чарки и вернулась с ними к товарищам. Они только вернулись из последней вылазки и в ближайшее время планировали отдыхать перед последним рывком. Теперь, правда, рывок предстоял не финальный, а очередной, и все единогласно решили, что для этого требуется восполнить душевные силы. Роше махом прикончил одну из чарок. Подлил себе ещё и на второй уже чокнулся с остальными.       — Кыс-кыс, — грубо подозвал он кота. Тот помял лапами колени севшей в кресло чародейки и улёгся, развернувшись к нему жопой. — Ой, да иди на хуй.       — Роше, — сказал Иорвет, — заебал. Это мой кот, он признал меня. Повежливей.       — Ко-отик, ко-оти-и-ик, — елейным голосом отозвался Роше. Кот лениво поднял морду. — Ну и уродец же ты.       Иорвет со стоном закрыл лицо ладонями.       — Когда я говорил, что это мой кот, я выражался фигурально. Он живёт в комнате Трисс, ты в глаза долбишься или как? Идиот.       — Падла ты, Иорвет. А котик хороший, Трисс, ты не думай.       Она и правда не думала:       — То, как Иорвет ругается на всеобщем, завораживает, не находишь? — обратилась Трисс к Геральту, откидываясь на спинку кресла.       — Ага, почти что пение Лютика. Вроде не должно получаться, а все слушают, разинув рты.       — Ладно, — Иорвет потёр лицо, отставляя стакан, — вернёмся к нашим ба…       — О-о-о! Что я слышу! Ассимиляция эльфского языка прямо на глазах! Охуеть просто.       Иорвет сжал зубы. Чёрт бы побрал Киарана с его идиотскими людскими пословицами.       Если что-то часто повторяется, в это начинаешь верить.       — Будет вам, мужики, — Геральт, как всегда, взял на себя роль судьи, — зачтём эту несанкционированную попойку за празднование успеха. Мы так могли долго дымить. Я обычно принимаю быстрые решения только в бою. В остальном…       — В остальном за него решает случай, — хитро улыбнулась Трисс. — Я люблю надеяться на случай.       — А я вообще не вкурил, что вы там нарешали, — пожал плечами Роше. — Выглядите бодро — ну и хуй с ним. Так что там придумал наш гениальный очеловеченный эльф?       Иорвет не знал, скривиться ему или улыбнуться. Роше разил сарказмом, но при этом в открытую замечал его сильные стороны. Что ещё он в нём видел? Что было бы в действительности, схлестнись они в бою?       Трисс быстро рассказала ему о свойствах той отравы, которую готовила для Филиппы.       — Есть только одно «но», друзья. — На лице каждого «друга» застыло страдальческое выражение. — Теперь нас четверо, а я не доделала даже первую порцию.       Геральт с Иорветом обернулись друг к другу и молча вяло чокнулись. Звон металла показался безрадостным. Воздух вокруг резонировал, будто напевая: «Будьте уверены, вас ждут новые круги ада».       И Иорвет рассмеялся от своих мыслей:       — Я думал, что всё закончилось.       — Увы, — натянуто весело улыбнулся Геральт.       — Простите меня, мальчики, — сказала Трисс. «Мальчики» о-очень нехотя обернулись. — Есть ещё кое-что. Летаргическое зелье погружает любого в сон смертника. Таких несчастливцев обычно хоронят заживо, не нащупав пульса. Но дело в том, что… Да, от нашей кожи отольёт кровь, и мы будем казаться бледнее обычного. И если для тебя, Геральт, это не проблема, — она обернулась, и все посмотрели на бело-серого, как снег, ведьмака, — то для нас с Иорветом — да. Но самое важное — наши тела, как можно догадаться, не будут разлагаться. Это вызовет ненужные вопросы и подозрения.       — Твой труп, Трисс, — ткнул пальцем в воздух Роше, — Филиппа хочет увидеть воочию.       — И неизвестно сколько им любоваться, мы допускаем такой вариант? — заинтересованно подался вперёд Иорвет.       Трисс, позеленевшая, вдруг вскочила с места. Стрелой улетела в нужник.       — Что это с ней? — задумчиво уставился вслед Роше.       — Да так, вспомнила, видимо, что-то, — неопределённо отозвался Геральт.       Внезапно Роше подорвался с места, бросаясь к двери:       — Трисс, ты меня слышишь? Ты с ума не сходи раньше времени. Я что-нибудь придумаю.       — Ч-что ты сделаешь? — раздался её тихий, приглушённый голос из другой комнаты.       Осознание происходящего заставило Иорвета испытать одно из самых глубоких отвращений в его жизни. Он и Роше знали о пристрастии Филиппы к женщинам. Если у Трисс оказалась такая бурная реакция, значит, между ними что-то было. Неважно как и зачем — Иорвет не станет смущать чародейку подобными вопросами. Было и было. Рассказы Трисс о любви Филиппы ко всевозможным экспериментам и экзекуциям над мёртвой плотью, существование между двумя чародейками сексуальной связи, пусть и в прошлом, навевали мысли о самом низком и отвратительном. Надругательстве над мёртвой. Возможно ли это в системе ценностей Филиппы? Упавший и ослабший голос Трисс говорил, что да. А Иорвет не верил, что ради достижения цели она не отдала бы себя просто «приласкать» бывшей любовнице. За осквернением последует… вскрытие? Или Трисс было банально мерзко от того, что её будут трогать?       — Не знаю, как-нибудь разукрасим тебя пострашней. Изуродуем, — ворвался в поток его мыслей голос Роше.       Иорвет подошёл к нему:       — Ты вправду думаешь, что она…       Роше нахмурился и посмотрел прямо на него:       — Да я, блядь, уверен.       Тут дверь наконец распахнулась.       — Мальчики, я уже поняла, что вы знаете. Не придумывайте лишнего. После общения с ней любая мысль, воспоминание о том, как она касается меня, вызывает нервный тик. Не спрашивайте почему.       — Пустое, Трисс, не думай об этом, — Иорвет приоткрыл дверь, поторапливая всех вернуться к столу.       Когда они сели, снова затянулось молчание. Даже совместная попытка отдохнуть не могла избавить от тяжёлых мыслей и раздумий. Никто не мог полноценно расслабиться, каждый погрузился в себя, так и застыв с зажатой в руке чаркой или просто глядя в стену.       Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, Роше, который сидел напротив Иорвета, не издал какой-то нечленораздельный звук. Все обратили на это внимание и подняли головы. В глубокой задумчивости шпион смотрел на зазубрины на столе. Разглядывал их пронзительно и серьёзно, будто кто-то невидимый выводил перед ним ответ чернилами. Нахмурившись, он с громким стуком отставил чарку и объявил:       — У меня две идеи. Во-первых, — Роше поднял палец, — здесь нужна закусь. — И, поймав одобрительное хмыканье Геральта, оттопырил ещё один. — Во-вторых, для выполнения обеих идей нужна ты, Трисс, — он встал, разминая шею. — Пойдём. Ну-ну, поднимайся. Думаешь, я шутки шучу?       — Куда вы? — двинулся за ними Геральт.       — Скоро вернёмся. Одна нога тут, другая там.       Иорвет откинулся на спинку стула, глядя в потолок. Внезапные озарения и идеи Роше неимоверно бесили, потому что постоянно приходилось ждать какого-то подвоха. Чего только стоила его идиотская изобретательность с дурацкой детской книжкой, которая чуть не встала им боком. Ещё и Гретту во всю эту канитель вплёл… Просто феерический долбоёб.       А эти двое были даже в чём-то схожи. Проворачивали за его спиной мелкие пакостные делишки. Разница заключалась лишь в том, что поймать Роше за руку было затруднительно, а Гретта палилась как меченая. У людей была поговорка «на воре шапка горит», очень подходящая ей. О, святая наивность. Устроить такой переполох, испугавшись, что Иорвет пропал из поля зрения… Он не ожидал обнаружить среди списка характеристик Гретты жадность, это стало настоящим открытием. А ещё девчонка, по-видимому, бесилась, так же, как и он, когда не могла что-то контролировать. Последний припадок бессильной злости случился с ней, когда она не смогла его удержать. Как же он злорадствовал тогда… До момента с Роше, разумеется.       Иорвет с Геральтом не успели обменяться и словом, как «скоро», обещанное Роше, наступило. Он вернулся, но, что странно, один. Придвинул к себе стул, опёрся предплечьями на спинку и навис коршуном.       — Так, я сейчас рассказываю, вы слушаете. И не перебиваете.       — Говно вопрос, — Иорвет развёл руками и закинул ноги на стул Роше.       Донимать его — как смысл жизни.       Сначала Иорвету молча продемонстрировали средний палец. Затем, не дожидаясь бурной реакции, показали знак «я слежу за тобой», после чего раздражённо продолжили:       — План такой: делаем, как он говорит, — Роше снова ткнул в него пальцем, — убираем вас по одному, дальше работа за мной. При мне будет неоспоримое преимущество — по итогу я к этой суке в такое доверие вотрусь, что стану её второй кожей.       Ведьмак подался вперёд, уже открыл было рот, но его остановили жестом:       — Да, Геральт. Как остроухий говорит, мы инсценируем ваши смерти в мельчайших подробностях. Я придумал, как обставить это так, чтобы не вызвало подозрений. На заметку… ну, не знаю, может, для тупых, есть такие? — он обвёл их многозначительным взглядом, задержав его на Иорвете. — Мы никому об этом не говорим, потому что реакция окружающих, всех наших знакомых должна быть правдоподобной. Никому — ни одной живой душе, я предупредил.       Он наконец перестал мельтешить и сел. Сделал это с лёгкостью, поскольку Иорвет предвосхитил его порыв: сам убрал ноги, не дожидаясь возмущений. Роше только дай повод.       — Вопросы?       — Как и в каком порядке ты заставишь нас подохнуть? — поинтересовался Иорвет.       — Я слышал, что многие хотели бы умереть не взаправду, только чтобы посмотреть, кто придёт на их похороны, — вставил Геральт, гипнотизируя бутылку с самогоном.       Роше сощурился и покачал головой, дав ему понять, что продолжать пить — плохая идея. Иорвет был согласен. На голодный желудок они не доведут план до ума, скорее бухло доведёт их до белочки.       — Не имею привычки пиздаболить, — Роше обернулся к Иорвету, который скривился — о, этот болван и не подозревал, насколько сильно обманывается. — Тебя, как самую горячую шлюшку, оставим напоследок.       И, конечно, они сцепились, благо, в присутствии Геральта, только языками. Позже Роше вплоть до мелочей рассказал им пошаговый план: кто что сделал за день до своей смерти, сколько шагов куда прошёл, как себя вёл, что с собой взял, что сказал остальным. Всё было продумано от и до в отношении каждого и казалось рабочим, правдоподобным. Не учёл он лишь одного обстоятельства: вопрос разложения тел всё ещё стоял ребром. Не успел Иорвет упрекнуть в этом Роше, как случилось непредвиденное.       Дверь распахнулась, и в образовавшийся проём по воздуху вплыли медные подносы, заставленные едой. Остановившись, они затряслись, словно в ожидании. Следом вошла Трисс, а за ней кометой влетело что-то взлохмаченное, громкое и встревоженное. Имя этому недоразумению было Гретта, которую Иорвет успел окрестить клубком несчастий. По-видимому, она очень спешила оказаться здесь побыстрей.       От одного её присутствия в этом месте и в это время возник новый, закономерный вопрос, который чуть было не перешёл в крик, мольбу, стон отчаяния. Но Иорвет сдержался, только с расстановкой процедил сквозь плотно сжатые зубы:       — Какого она здесь... Роше?       Ему никто не ответил, потому что все слишком увлеклись наблюдением за этим комнатным ураганом. Гретта закрутилась, здороваясь. Плюхнулась в предложенное Трисс кресло, с мученическим выражением на лице принялась снимать миниатюрные туфельки, отдуваясь, пока подружка старалась напоить её водой. Едва она сказала новое слово, как разговор тут же подхватили, и всё превратилось в настоящий балаган, в котором никто, кроме Гретты и Иорвета, не знал, что началась очередная игра. Оба делали вид, что в глаза друг друга не видели и вообще не были знакомы.       — Так что случилось? — тревожилась она. — Вы можете по порядку ввести меня в курс дела? А то я ничего не понимаю, когда вы говорите одновременно.       Роше сиял ярче только что отчеканенной монеты. В приступе самодовольства он всем объявил следующее:       — Трисс, ты сказала, что у нас проблемы с разложением тканей, — проклятая усмешка не сползала с его рта, — вот тебе человек, который может свести в могилу в прямом и переносном смысле.       — Эй, — послышалось обидчивое от Гретты.       Это слово предваряло очередной экскурс, в котором Иорвет попросту не участвовал. В нежелании и раздражении, которое не отпускало его с самого её прихода и подогревалось наблюдением за тем, как Роше с Греттой обменивались многозначительными взглядами, которых он, bloede, не понимал. Как это бесило! Трисс, попутно накрывая на стол, пересказала всё то, что поведала Роше, а Геральт дополнил.       — Эм, я всё ещё не понимаю, почему вы меня позвали, но вы только скажите, что делать, я помогу, — растерянная, сбитая с толку тонной вылившейся на её голову информации, она сидела ни жива ни мертва, словно позабыв, как дышать. Только хлопала невыносимо пушистыми длинными ресницами, глядя в сторону то одного человека, то другого. Не забывая при этом нервно ерошить шерсть предприимчивого кота. Вот кто был рад ей больше всех.       — Давай, сокол мой ясный, — съязвил Иорвет, толкнув Роше в плечо, — объясни нам всем, что ты задумал.       Сообразительному соколу было невдомёк, что говорил ему Иорвет, он был слишком занят игрой в гляделки с Греттой, в глазах которой читалось обвинение.       — Я, пожалуй, повторю вопрос в третий раз, — прозвучало неожиданное от неё, — что ты задумал, Роше?       Казалось, будто она оговорилась, вторя Иорвету. В третий раз? Точно не во второй? Но потемневшее лицо Роше лишь подтверждало сказанное ею. Как много пропустил Иорвет, гоняясь с Геральтом за ингредиентами для отравы? И как много, bloede, ему не передал Киаран?       Роше прервал их странное общение, сосредоточившись на других присутствующих. Банально отвернувшись от неё. Спокойным голосом начал объяснять:       — Как ты уже знаешь, летаргический сон не позволяет телам разлагаться. Я хочу, чтобы ты, Гретта, нарисовала на их лицах, — он покрутил рукой над головой, указывая на присутствующих, — «выражение смерти».       — Прости, что? С чего ты взял, что мне такое по силам?       — Ты умеешь рисовать, все видели, а ещё к тебе бегают эти страшные бабы, которые после встречи с тобой уходят, мать их, с другой личиной, — от одного воспоминания об этом его перекосило.       Гретта, конечно же, оскорбилась и не преминула огрызнуться:       — А-а, ты про то, что я парой мазков подчёркиваю достоинства, которые есть у каждой женщины, делая их ещё привлекательнее? Да, я умею указать на их подлинную прелесть.       — Да нет, я бы сказал, что они просто становятся более трахабельными. До утра.       — Роше! — как ни странно, это прошипела Трисс, притопнув. Гретта, поди, уже привыкла к таким разговорам.       Ужас и дикость. Туше.       — Ну, или пока фей, извиняюсь, фея-крёстная не взмахнёт палочкой, — не унимался он, — и — пуф! — карета не превратится в тыкву. Сначала просто краска подтекает, потом уже видно природный рельеф. То, чем мать наградила, так сказать.       Геральт натурально заржал, будто находился в одной упряжи с лошадьми. А брови Иорвета давно уползли вверх, за платок и волосы. Роше сейчас на серьёзных щах заливал о том, как смывались все эти штуки с лица женщины, когда он на него кончал? Иорвет скептически покосился на Гретту, стараясь понять, догадалась ли она обо всей этой чуши.       А, нет. Не догадалась. Хоть какие-то вещи остаются неизменными, и то радует.       Иорвет спрятал улыбку за ленивым зевком, прикрываясь рукой.       — Всё равно, Роше, — рассердилась Гретта, легко поднимаясь с места и ступая босыми, подтянутыми ножками по ворсистому ковру к столу.       Иорвет с усилием отвернулся.       И краем глаза заметил, как она подошла и с невозмутимым видом откупорила бутылку самогонки. С поразительной лёгкостью наполнила чарку Роше, махом её опрокинула и даже не пошатнулась. Только поморщилась.       Верный поклонник тут же сунул ей под нос солёный огурец, и она послушно съела его с рук. От увиденного у Иорвета что-то замкнуло — то ли в сердце, то ли в голове. Склонялся он к последнему, потому что желание убивать становилось нестерпимым.       — Всё равно, — повторила Гретта, дожёвывая и проглатывая, — ты не понимаешь, о чём говоришь. Макияж — это одно, а грим — другое. Пользоваться тушью и помадой умеют все, а делать полноценный мейк, в твоём случае — накладывать настоящий грим, — может не каждый. Это искусство, ему учатся. У меня такого опыта нет, — заверила она, наконец садясь возле Роше.       — В таком случае мы полностью в твоём распоряжении, — начал Геральт. Взял протянутую Трисс пятую чарку и поставил на стол перед Греттой. — Ты нам очень нужна.       — Можешь учиться на нас, — закивала чародейка. — Пожалуйста, ты ведь понимаешь, что стоит на кону.       Гретта сдула со лба непослушную прядь и упёрлась подбородком на сложенные в замок руки.       — Трисс, ну ты чего? Я не отказываюсь, говорю же, помогу чем смогу, сделаю всё от меня зависящее. Но нельзя просто так сказать «давайте» и всё испортить. Поэтому и напоминаю, что опыта у меня нет. Чтобы вы осознавали риски. Вы уверены, что у вас нет никого более подходящего? Кого-то, кто лучше меня подошёл бы на эту роль?       Иорвет фыркнул, закатив глаза:       — Я задаюсь этим вопросом с самого начала, — он перевёл нахальный, скептичный взгляд на Роше. — Серьёзно? Почему именно она? Что, больше никто рисовать не умеет? С тем же успехом можно было позвать Бьянку, швею от бога — она там такого навышивала, может, и нас бы перекроила. Как ваш задрипанный герб, его уже не узнать.       — О-о! Чудовище соизволило проснуться! — оскалился Роше. — А ты знаешь кого-то, кто умеет рисовать и кому одновременно можно доверять? Или у тебя есть идеи получше? Может быть, пойдёшь поспрашиваешь? Конечно, всегда есть выход, могу измордовать — тебя в особенности — так, что мать родная не узнает. Тебе не привыкать, а вот Трисс, думаешь, потерпит? А в твоей альтернативной параллельной вселенной есть шанс того, что Геральт после такого меня каким-то магическим образом не кончит?       — Ни в одном из миров, Роше, — поддакнул ведьмак.       — Видал? — тот подался в сторону Иорвета, тыча в Геральта ножом. — О чём я и говорил, — гаденько передразнил Роше, — только ты вечно всем недоволен.       Иорвет вскинул бровь, решая, поддаться ли порыву рассмеяться ему в лицо или нет.       — Неправда, Роше. Ты сам постоянно брюзжишь, — вмешалась Гретта.       — Ничем не лучше, ха. Вы друг друга стоите, — поддержала Трисс.       Обвиняемый, видимо, такого удара под дых не ожидал. Особенно когда девушки, дав друг другу «пять», начали смеяться, довольные собой. Весь мужской состав переглянулся и, негласно решив, что с ними, такими красивыми, никто не будет спорить, выпил. Вопрос был снят, а обиды сглажены.       Гретта, нечаянно задев под столом Иорвета — он сидел прямо напротив, — вдруг спросила:       — А Филиппа и вправду такая сильная?       Все единодушно подтвердили.       — Насколько, — она усиленно прятала от него взгляд, — по десятибалльной шкале?       Должно быть, она казалась себе собранной, ни капли не волнующейся. Следовала какому-то чёткому плану в своей голове. А на деле натурально шаталась, вела себя так, будто долго кружилась, а теперь пыталась идти по прямой.       — Бери сто, плюс-минус, — пожал плечами Роше.       — Даже сильнее тебя, Трисс?       Чародейка лишь кивнула, а Иорвету пришлось наблюдать за тем, как такой, казалось бы, простой факт не укладывается в голове Гретты.       — В день битвы она уложила пол-армии, — заверили её.       — Да не преувеличивайте.       — Ну хорошо, хищные птички Иорвета тоже внесли вклад, но и они следовали за ней. Понимаешь, что она им в бошки залезла? К птицам. Ага. Не угу.       — Пол-армии, говорю тебе, подкосила.       — Время замедлилось в один момент, вы помните? Я тогда знатно прихуел.       — Даже я такого не ожидала, — сокрушалась Трисс, будто была виновата в том, что недоглядела за врагом и случилось что-то плохое. — Я и раньше никогда не могла сравниться с ней по силе. А теперь… У Филиппы высочайший уровень чародейства — был, есть и будет всегда. Это аксиома.       Гретта выдохнула, сложила руки на груди и обвела всех полным неверия взглядом.       — Вы так говорите, будто она может целый город на воздух поднять, — и голос её тоже был полон скепсиса.       Роше передал ей хлеб, снисходительно улыбаясь:       — Может.       — Да ты брешешь, — неуверенно улыбнулась она в ответ. — Хочешь меня запугать.       — Не-а, — Роше, довольный собой, съехал на стуле, принявшись забивать трубку.       Гретта посмотрела на хлеб, который держала в руке, а потом перевела взгляд на Трисс. Её ждало разочарование.       — Да ладно! — воскликнула она. — Серьёзно? Вот это да.       — Что, трусишки внезапно намокли? А я тебя предупреждал.       — Ты сказал остерегаться…       — Забудь, что я сказал. Это всё в прошлом, — Роше задумчиво поглядел на неё сквозь кружевной дым.       В ответ Гретта показала ему язык.       Не видеть, не слышать, не замечать, думал Иорвет. Шум-шум, это просто фоновый шум. А почему бы и не закурить, давно не курил, а?       Но маленьким радостям не суждено было сбыться. Гретта снова открыла пухленький глупый рот, и он просто не смог это проигнорировать.       — А вы, — она осеклась, махнув в сторону, — нет, Трисс, тебя не считаем. Вы, — обратилась она к остальным, — скольких тогда победили?       — Ты хотела сказать, убили? — пробасил Геральт, потирая недельную щетину.       — Нет, победили. Убийство — это преступление. Вы защищались.       Иорвет закатил-таки глаза к потолку, но говорить ничего не стал.       — Убийство есть убийство, Гретта.       — Господи, какие вы придирчивые.       — Издержки профессий, надо полагать.       — Хорошо, — сдалась она, — скольких вы убили, спасаясь?       — Человек десять, не знаю, — Роше задумчиво покрутил в воздухе мундштуком, — так это с учётом того, что подстрелил нескольких с расстояния.       — Может, немного больше, я не считал, — отмахнулся Геральт.       Повисла какая-то странная тишина. Иорвет не понимал, почему все замолчали, он сосредоточенно забивал трубку. Ровно до тех пор, пока не ощутил отчётливый пинок в голень. Маленькая тёплая и босая ножка ткнулась прямо под колено. Иорвет медленно поднял глаза, одним взглядом жёстко припечатывая недовольную, сложившую руки на груди Гретту к стулу. Молча — глазами, за которыми она следила, — спросил: «Ты серьёзно только что пнула меня? Крыша поехала? Тебе не жить».       — Иорвет! Иорвет, ау! — ладонь Трисс, которой она размахивала перед ним, закрыла ему обзор. — Ты с нами?       Эта невыносимая девчонка, которая уже больше часа действовала ему на нервы, испытывая терпение, нагло и подло пнула его под столом. А теперь сидела с невозмутимым видом, строя из себя идиотку, будто не понимала, какую судьбу себе пророчит.       Просто. Какого. Дьявола?       Хлопок прямо перед носом привёл Иорвета в чувство. Он, не задумываясь, выпалил:       — Всех, — и сделал вид, будто поднимает что-то обронённое со стола, — кто подворачивался под руку, — пространно и лениво ответил он, чтобы избавиться от ненужного внимания. Но довольства в голосе прятать не стал.       Иорвет почувствовал, как от его лёгкого касания Гретта дёрнула ногой. Как задрожала, стоило ему обхватить её голень и ощутить головокружительную нежность и бархатистость девичьей кожи.       Но он не собирался доставлять удовольствия никому, кроме себя. Потому сжал посильнее.       — Ай-пчхи! — со своими актёрскими талантами Гретта далеко могла бы пойти. Сохранить покорность, не дёрнуться и не шелохнуться, замаскировать болезненный вскрик чиханием — это нужно уметь.       За всю жизнь Иорвет не ощущал мести слаще.       — Та-ак, Гретта, сейчас не время болеть, — отвлёкся от разговора с Геральтом Роше. — Кто подворачивался? Ха! Ты мог пройти мимо сотни людей, — вдруг вспомнил он, упрекая, не удостоив эльфа взглядом.       — Но не прошёл же, — тот повертел в руках трубку. — Иначе они все пали бы от моей руки. — Теперь пришёл черёд Роше закатывать глаза. Вдобавок он изобразил приступ тошноты. — Пятнадцать ублюдков, — Иорвет невозмутимо пожал плечами, — с учётом того, что большую часть я успел снять с лука с наблюдательной вышки. В ближнем бою в тот день я был ни о чём, но везло дико, — и наконец постучал указательным пальцем по виску. — Я привык считать людей. У меня это здорово получается. Один труп, второй труп... Оу, ну надо же, кому-то сильно не повезло — полтрупа.       — Ты такой придурок, как тебя вообще земля носит? Вот знаешь, когда по делу говоришь, ну, в тему там и иже с ним — я тебя практически люблю. Начинаешь выёбываться — мне хочется тебя придушить.       Иорвет подпёр щёку рукой и нежно проворковал:       — У нас с тобой любовь-ненависть, так получается? Как романтично, Роше. Я просто таю.       — Парни, вы психи. Ставлю свой серебряный меч — а я с ним ни за что бы не расстался, — вы специально изводите друг друга.       — Я? Нет, — отрицал Роше.       — Он — нет, не притворяется, — подтвердил Иорвет. — Потому что сам по себе идиот, ему не нужно входить в роль. Где мой новый серебряный меч, Геральт? Он так же хорош и против людей?       — Зараза. Отдам тебе его, когда раздобуду новый.       — По рукам. Видишь, Роше, с некоторыми людьми даже мне приятно иметь дело. С теми, в число которых ты никогда не войдёшь.       — Да я сейчас войду тебе в…       — Господи! — взмолилась Гретта, сокрушённо роняя голову на руки. — Ну кто додумался посадить этих двоих за один стол? — благодаря её возгласу никто так и не услышал грязных фантазий Роше.       — Случай, — ответила ей Трисс, лучезарно улыбаясь, — не передашь ещё мяса, пожалуйста?       Гретта поднялась с места, поднимая над столом блюдо. Придирчиво высмотрела самый аппетитный кусок, подцепила его вилкой и протянула к подставленной тарелке Трисс.       Да так и застыла, смотря в одну точку.       — Погодите-ка… — пробормотала она. — Подождите, вы хотите сказать… — и задержала руку с зажатой в ней вилкой, поочерёдно указала на каждого сидящего мужчину. — Один, два, три, помножить на… — Гретта широко распахнула глаза и опустилась обратно, обнимая мясное блюдо. — Как же так? Вы же тут втроём.       Это было выше сил Иорвета, на сей раз он не выдержал:       — Как приятно быть в компании образованного человека! Ты умеешь считать, молодец. Но лучше сбавь обороты, а то ещё задавишь нас интеллектом.       Роше то ли поперхнулся от его наглости, то ли прыснул от смеха — Иорвет не обратил внимания. Интереснее всего была реакция Гретты. Её лицо сделалось каменным, она всё ещё витала в мыслях, а потому, ничего не замечая, продолжала выставлять себя посмешищем:       — Я просто не могу поверить, — не унималась она. И Иорвет всерьёз задумался о том, что больше двух чарок ей наливать не нужно. — Вы же местные супергерои, эм… Прям как в филь…       — Филь… чего?! — Роше заинтересованно подался вперёд.       Едва расслышав, Иорвет резко занёс руку, перехватил испуганный девичий взгляд и в хищном предупреждающем жесте склонил голову. Гретта поспешила исправиться, затараторила:       — Я имею в виду, как бы мегаубийцы — такие, самые большие рыбы в пруду, — в запале она развела руками, пытаясь очертить масштабы, — ну, которые поели всю остальную рыбу.       Все молчали, находясь под впечатлением. Иорвету казалось, что он мог слышать, как крутились шестерёнки в их головах, но надеяться на понимание не имело смысла. Единственным, кто мог догадаться, была Трисс, но она не проронила ни звука. Тогда Иорвет фыркнул, поправляя на голове платок. И, убедив себя в том, что откроет рот лишь для того, чтобы внести ясность, ответил:       — Ты совсем запуталась, — прозвучало вполне миролюбиво и дружелюбно, вот только внутри Иорвет успел тысячу раз казнить себя за несоблюдение своих же планов. — Начиталась книжек, примеряешь на нас образы супергероев, которые, как тебе внушил нерадивый автор, штабелями укладывают врагов на лопатки.       Он понимал, что вытаскивал её, спасал от разоблачения. И в то же время ругал, журил, как непослушного ребёнка, сморозившего ересь старшему. Понимала ли это Гретта — сложный вопрос. Зато Трисс сидела порозовевшая, с ехидным выражением на лице — вот кто всё же сложил дважды два и наблюдал за развернувшимся представлением. Гретту же как заклинило. Иорвет не мог не поддеть:       — Неужели у тебя культурный шок? — изобразил он удивление. — Как своевременно. Сдаётся мне, тебе надо поменьше читать своих кни-жек, — протянул он, подразумевая её пустоголовые «филь», — и впредь поменьше болтать об этом, верно? Оглянись вокруг хорошенько и вспомни, где ты. Это жизнь, в ней ведутся реальные бои, а не сказочные. Мы никакие не супергерои, мы простые…       — Удобно было бы сейчас сказать «люди», а? — Роше прервал его, подъёбывая, и Иорвет поморщился, как от головной боли, потирая виски, тяжело выпуская воздух из раскалённых лёгких. — Но как-то не по-людски это, не по-нашему. А, извиняй. Я случайно не оскорбил твои чувства? Ты же знаешь, я против расизма.       На последних словах Иорвет уже смеялся в голос. А за такую качественную иронию был готов поднять тост. Не стыдясь признаться, что иногда в словесных баталиях Роше всё-таки удавалось раскатывать его под орех. Да и кто сказал, что восхищаться своим оппонентом — это преступление?       — Здесь все поголовно расисты. В каком мире мы живём, Роше? — они чокнулись под недоумевающими взглядами окружающих, выпили, после чего закурили, устраивая театр двух актёров. — Просто страшно выходить на улицу, — Иорвет поёжился как от холода, подливая ещё.       — Сам в толк не возьму, как можно не любить низко посаженные задницы краснолюдов, вонючие мохнолапы низушков и эти ваши эльфские лощёные наглые морды с заострёнными кверху ушами?       — А как же люди? Разве можно остаться равнодушным к этому жалкому, бесцветному и паразитическому образу жизни? Каждый раз, когда прохожу мимо, у меня просто сердце замирает, как же…       — Вы затрахали уже, — вмешался Геральт. — Если вы ещё соображаете, то должны понимать, что зачморили всех подряд.       — В наше время уже нельзя быть полностью уверенным в том, что твоя кровь чиста, — продолжила Трисс. — Такое наследие.       — Правда? — оживилась Гретта.       — Говорят, прямых потомков людей и эльфов практически не осталось. Некоторые смешанные союзы скрепились так давно, что уже и не узнаешь правду, — ответил Геральт.       — Мне доводилось читать научные труды, которые подтверждают эту мысль, — кивнула Трисс.       — Пиздёж. Я чист, — вскинулся Роше.       Иорвет усмехнулся:       — Да? А почему так смердит?       — То же самое хотел спросить и у тебя. А ну-ка быстро, не задумываясь, зачитай по памяти свою родословную старше третьего поколения.       Иорвет скрипнул зубами. Он не знал наверняка.       — Мои предки…       — Я не хочу слушать, как ты преуспел в географии, Иорвет. Мне нужны имена.       — А ты, конечно, подготовился и принёс список всех членов своей семьи?       Гретта, во время их перепалки каким-то образом успевшая сыграть с Трисс в карты, вдруг поднялась, разливая самогонку по кругу:       — Прекрасно, — она подняла чарку. — Благодаря вам я только укрепилась во мнении, что ваше противостояние бессмысленно.       — Думаешь они не в курсе? — спросил Геральт.       — Тогда это вдвойне бред, — просто ответила она и выпила в одиночестве.       Роше потянулся, чтобы схватить её за руку:       — Да что с тобой?       Но она ловко увернулась, заняв своё место.       — Ничего. И вообще, я по половинке наливаю.       — Не трогайте девочку, она адаптируется, — заступилась за неё Трисс.       — Я бы показала тебе, как делать автоматы, Роше.       — Авто… что?       — Пушка твоей мечты, — она закатила глаза. — Оружие массового поражения из моего ми…       — Иорвет, ты куда?       Если бы Трисс вовремя не вмешалась, обратив её внимание на Иорвета, он бы не поверил, что Гретта, побледнев, заткнётся, поспешит исправиться:       — Но я думаю, что это не очень хорошая идея. Ты бы всех бедных белок перестрелял.       Иорвет подавился. Ощутил, как у него задёргался глаз. Бедных белок? Серьёзно? Нужно прекращать этот цирк.       — Этому столику больше не наливать, — смекнул Роше.       Он посмотрел на неё уж больно пристально. Затем перевёл взгляд на Иорвета. В осоловелых глазах блеснуло что-то такое, из-за чего внутренности стянуло тревогой. И, похоже, не зря:       — Вот ты сейчас сидишь такой и думаешь: какой я продуманный, ай, что за красавчик! — Неужели догадался? Иорвет напрягся, а Роше вдруг отвлёкся: — Блядь! Пропалил весь табак впустую, — он раздосадованно стряхнул пепел в свою тарелку. А затем медленно обернулся, паскудно улыбаясь: — А ты ведь мне так и не ответил, что ты делал в ту ночь, когда Бьянка тебя спалила.       — Хм, какая-то интересная история? — спросил Геральт, уничтожая жареного окуня.       — Ты не поверишь, дружище.       Иорвет спешно соображал: что могло навести Роше на подобные мысли? Почему он решил поднять тему именно сейчас? Казалось, ему хотелось бросить в глаза соперника пыль, это чувство нарывало всё сильнее, как загноившаяся рана. Было решено подыграть:       — Не смеши меня, Роше. Даже ты не опустишься до такого.       — О-о! Ну если даже я, то молчу как рыба! Надо же, меня наконец-то определили в какой-то там список «тех самых людей». Хоть один из вас! — после этих слов Иорвет точно убедился: болтовня Гретты не прошла бесследно. Роше всё понял, но по какой-то причине не стал вымещать злобу на ней. — Ну что, чувствуешь, как твои яйца сжимаются в моей руке? Или я недостаточно напиздел? Внести что-то для ясности окружающих? Место, там, не знаю, время? Ты мне не подскажешь?       Если Роше хотел обозначить свою позицию, то выбрал неправильную тактику. Коснувшись этой темы, он только глубже закопал себя.       — Так не терпится увидеть, что я недавно съел? Ты отвратителен, когда выпьешь, — вспылил Иорвет. — Прежде чем делать эти жалкие попытки скомпрометировать меня, сначала убедись, что твои — место, время и люди — подходящие. Спроси в Вергене любую собаку, она не то что расскажет — даже проведёт. Не выводи меня.       Роше наконец-то заткнулся. И неудивительно. Ещё бы — в прошлом пользоваться услугами шлюх, жить в том самом бывшем борделе, в глаза долбиться, не замечая влюблённости своей приближённой, и одновременно нагло и вызывающе заигрывать с Греттой. Всё это и в подмётки не годилось «греху» Иорвета, когда ему всего раз случилось поинтересоваться её самочувствием лично. И Роше посмел поставить это ему в укор?       Казалось, он с головой вывалился в грязи, так мерзко было вести диалог. Как никогда прежде. Хотя, может, подобные встряски и к лучшему. Будут служить напоминанием не расслабляться перед этим человеком, всегда быть наготове и не обольщаться его обманчивой аурой обаяния и очарования. Иорвет поднялся, чтобы выйти, подымить на свежем воздухе, открыв окно в другой комнате.       — Спасай свою честь, Вернон Роше. У вас, людей, говорят, что человека надо судить не по словам, а по поступкам. Нахожу это дельной мыслью. Втайне надеюсь, что ты не подкрепишь свой трёп действием, потому что я о тебе лучшего мнения. Тоже втайне. Все слышали? Я курить.       — Эй, Роше, ты куда? Я с тобой, подожди, — донёсся отдаляющийся голос Геральта, прежде чем Иорвет закрыл за собой дверь.       Bloede, после всего, что он наговорил, Роше, конечно, ничего не скажет. Зато сам Иорвет ощущал, насколько близко подошёл к пропасти. Весь день он стоял на краю, был на взводе с Греттой и Роше в придачу. Что она в нём нашла, неужели её дурацкое сердце принимает всех такими, какие они есть, и прощает все недостатки? Такой херни, которую сейчас учудил Роше, Иорвет бы не понял и не простил. Это, как ему довелось однажды ночью услышать от расстроенной Гретты, которая засиделась за шитьём в общем зале и, видимо, испортила ткань, — зашквар.       Иорвет затянулся табачным дымом и, ощутив жжение в лёгких, закашлявшись, ударил кулаком в оконную раму. Он злился, потому что так нелепо поперхнулся, потому что психовал и распылялся от всего этого ещё больше. Всё, круг снова замкнулся. Сука. А подавился он от того, что подумал: а если бы Киаран так сглупил, его получилось бы простить? Сука-сука-сука.       Да.       Роше теперь знал о происхождении Гретты? Ну и похуй. Иорвет слишком устал от всего этого дерьма, чтобы продолжать вариться в нём в одиночку.       Ситуация, конечно, случилась дерьмовая. Но всё-таки больше всего он злился на самого Роше. Раздражаясь из-за его взаимодействия с Греттой, от их близости, молчаливого взаимопонимания. От того, что этот ублюдок сидел с невозмутимым видом, полагая, что чист и вообще заслуживает её. От того, что она смотрела на него с уважением, подтрунивала и смеялась над его шутками, не осознавая, что этот чёрт творил и продолжал творить за её спиной. Понятия не имея, на какую грязь он готов пойти, чтобы не дай Dana потерять её внимание.       Ладно, Иорвет преувеличивал, потому что бесился. Надо идти отсюда, иначе можно ненароком написать философский труд в диалогах, разобрать по косточкам каждый шаг и действие окружающих, чтобы под конец ляпнуть что-то гениально умное, чем читатели по итогу никогда не воспользуются.       — Иорвет, — раздался голос.       И он замер.       — Ну Иорвет.       Прикрыл глаза, подставляя лицо ветру.       А потом расслышал тихое шлёпанье её ног по дощатому полу. Иорвету вдруг захотелось улыбнуться, потому что он помнил Гретту в двух ипостасях. Первая — та, которую она не замечала, притягательная и волнующая. Это выражалось в лёгком наклоне головы, свободно расправленных плечах, задумчивом покусывании губ. И обычно проявлялось, когда она была на чём-то сосредоточена, на работе, например. А при общении с ним на её веснушчатых щеках вспыхивала краска, алели кончики ушей. Она бросала выразительный взгляд из-под пушистых ресниц, хмурилась — само обаяние. Вторая ипостась — сонный милый кабанчик. Который просто не умел нормально ходить по лестнице, уверенный, что Иорвет не видит и не слышит. Этот «тыг-дык» в её исполнении был просто очарователен, будоражил его…       Да, ага. Пить меньше надо. Всё, пора сворачиваться. Философский труд с умными сентенциями — это херня. Страшнее всего те мысли, которые не осознаёшь.       — Специально делаешь вид, что меня здесь нет? Мы одни, и теперь не нужно ни перед кем притворяться, что мы общаемся, да? — он увидел боковым зрением, как она облизала губы и посмотрела вниз, бездумно сжав пальцами подол платья. — Отойди, я же сказала. Мне и Трисс холодно. Там такая щель под дверью, ты видел? По ногам дует.       Иорвет не сдвинулся с места, и она, разозлившись, протопала к окну, чтобы закрыть его. Какая жалость, что ей было не дотянуться. Его обуял трепет. Беззащитная, хрупкая, маленькая, Гретта встала к нему спиной — так близко, что можно было протянуть руку. Слепо убеждённая, что задуманное ей по силам.       Дует ей, конечно. Из-за огромной щели под дверью. Трисс действительно считала, что он идиот? Недокомандир разведки, который не подмечал все детали, как только оказывался в новом месте? Была бы ещё её гостинка в таверне новой для него…       Иорвет сделал шаг вперёд и одним простым движением притворил створку. Ему просто надоело смотреть на этот цирк. Гретта повела плечом, и он почувствовал, как в напряжении свелись её лопатки.       — Я не просила мне помогать. Я ещё на пороге сказала тебе закрыть окно. Ой, да о чём я говорю? Ты же как всегда!       О, ну как он мог забыть про третью ипостась? Ту, которой Гретта неимоверно бесила его и с поразительным упорством раз за разом доводила до белого каления. Таких моментов было больше всего, почему они сразу не всплыли в памяти?       — Похоже на то, чтобы я тебе помог? Сделал так, как ты сказала? — процедил он, склоняясь. — Думаешь, можешь отдавать мне приказы? Я делаю то, что считаю нужным. А кое-кто, не будем тыкать пальцем, слишком много на себя берёт.       Гретта порывисто развернулась, но не рассчитала расстояния — видимо, из-за количества выпитого. Стукнулась о плечо Иорвета, зашипела, хватаясь за многострадальный нос — такое часто с ней бывало, — и отшатнулась, бросив взгляд исподлобья. Который сама наверняка считала устрашающим.       В глазах её читался вызов. В них, охмелённых, не было страха. Лишь заявление о том, что она ничего не боится.       Они пили вместе. Да, её порция была меньше — то количество, которое принял на грудь Иорвет, попросту свалило бы Гретту с ног, — и, тем не менее, ей хватило. Рассеянное внимание, плохая координация движений — всё это было видно невооружённым глазом. Но алкоголя оказалось явно недостаточно, чтобы пошатнуть её самообладание. Иорвета против воли охватило восхищение. Поймав себя на этом чувстве, он едва не поморщился от досады. Сказать было нечего, но он и не думал уступать, сверля взглядом в ответ.       Поразительные чудеса силы духа и упрямства. Но надолго ли? Гретта, как ни крути, проявляла самонадеянность и наивность, как всегда, граничащие с глупостью. С её стороны было бы умно сложить оружие и капитулировать, но куда там. Построенная ею крепость, которая, по-видимому, олицетворяла саму Гретту, стояла до последнего. А на парадных воротах чёрным по белому было написано: «Сломай меня, разрушь и сожги. Если сможешь, конечно».       Гретта, похоже, сбрендила. Кому, как не ей, было знать, что устроить всё это — дело одной минуты? Иорвет уже приблизился к краю, особенно когда она решила открыть рот, говоря с высоты опыта укротителя диких зверей, волшебно мягким, примирительным голосом:       — Я не приказывала. Просто… сказала.       Ей не хватало только в успокаивающем жесте выставить руки и попятиться. Но загонять себя в угол клетки, упёршись в стену, она не захотела. Видимо, по доброй памяти оставила возможность для отступления.       — Сказать ты можешь любому, — жёстко ответил Иорвет. — Меня ты будешь только просить, — с этими словами он потянулся к ней. — А помогать тебе или нет, это решать уже мне, — и взял её за подбородок, приподнял ей голову.       Тут же с удовольствием про себя отметив, что в её глазах наконец вспыхнул, заискрившись, запоздалый испуг. Это было так прекрасно, что Иорвет не смог сдержать ироничной усмешки. И почти пропустил тот момент, когда брови Гретты сошлись на переносице, и она, набрав в лёгкие побольше воздуха, резко отвернулась.       Иорвет не знал, что оглушило его больше: предательский розовый румянец, выступивший на её нежной коже, или последовавший за этим звонкий шлепок — Гретта отбросила от себя его руку.       — Ой, да иди ты к чёрту со своими дикими порядками!       Сердце пропустило удар.       — Дикими порядками? — за увиденное он был готов её поцеловать. — Bloede, что-то вдруг вспомнилось, — он сделал вид, будто силится что-то найти в закоулках памяти, но это было лишь отвлекающим манёвром. Потому что за сказанное Гретте всё равно придётся заплатить. На губах заиграла плотоядная улыбка: — Что это такое было? Там, под столом?       Гретта несмело заглянула ему в глаза, и он был уверен, что смог разглядеть в её взгляде сомнение строптивого сердца. Неуверенность в том, что сегодня ей удастся уйти от него по-хорошему. То, как она притихла, болезненно сглотнув, Иорвет также не упустил из виду.       — Посмела пнуть меня. И теперь думаешь... — он сделал драматичную паузу. — Серьёзно думаешь, что сможешь выйти из воды сухой? — Иорвет покрутил пальцем у виска. Затем указал на себя, склонив голову к плечу, выражая сомнение в адекватности Гретты. — Куда ты там меня послала? Молчишь? Ну, в таком случае ты, должно быть, уже поняла, что шанс пожалеть об этом тебе представится незамед…       Не успел он закончить фразу, как Гретта сорвалась с места.       Усилием воли Иорвет подавил порыв на подлёте схватить её за волосы и притянуть к себе. Развернулся, сделал пару стремительных шагов на опережение, вытянутой рукой преградив путь к отступлению, с грохотом ударив кулаком в деревянную панель. Гретта глухо вскрикнула, осторожно попятилась, скользя пальцами по стене. И он стал оттеснять её в ту часть комнаты, где мебель в лунном свете можно было увидеть только по очертаниям.       Иорвет разочарованно поцокал языком, дразня Гретту. Он не планировал больше давать ей спуску. А она, по-видимому, и вправду преисполнилась слепой веры в свою неприкосновенность.       — Только ударь меня, — процедила она с ненавистью, — и я снова тебя возненавижу.       — Это очень серьёзное заявление, — Иорвет принял озадаченный вид, потирая подбородок. — Я просто не знаю…       Всё, что ему было нужно, — время, терпение и удобный момент.       И он их нашёл.       Всего один рывок потребовался ему для того, чтобы оказаться в непосредственной близости. Перехватить выставленную для защиты руку, завести её за спину и подтолкнуть Гретту к столу.       — Просто понятия не имею, как мне теперь жить, — он растянул эту фразу с ехидным намёком. Скалясь в приступе самодовольства.       Сам тон его голоса, должно быть, поверг Гретту в ужас, в темноте она не могла разглядеть лица Иорвета, только чёрную фигуру. А он, в свою очередь, также не видел ничего, кроме смазанных очертаний. Но их хватило, чтобы на корню обрубить очередную попытку бегства. Иорвет навис сверху, упёршись руками в столешницу. Почти не касаясь Гретты, которая вжалась в неё так, будто хотела стать её продолжением.       — Снова решила поделиться со мной своими идиотскими фантазиями? — он склонил голову, усмехнулся, специально растягивая слова, чтобы они жалили как можно сильнее: — Ничего другого на ум никогда не приходило?       Гретта ещё больше прогнулась, откинулась на руки, отстраняясь:       — Чего ты хочешь? — прошипела она, не повысив голоса.       Её тон, полный самомнительной безвиновности, казался пустым, но Иорвет точно знал, что всполошил её. И откуда, интересно, взялась эта предосторожность? Иорвет уже привык к бурным выступлениям Гретты, к шуму, который всегда раздавался с её появлением. Но сейчас что-то было не так. Иорвет мимолётно обернулся к плотно закрытой двери, из-под которой просматривалась толстая полоска света. И на него вдруг снизошло озарение. Он знал о том, что на комнату, в которой находилась Трисс, наложено заглушающее заклятье. Люди, находящиеся рядом с ней, могли слышать только друг друга. А Гретта — просто потрясающе! — даже не подозревала. Всё это время она была тише воды ниже травы лишь потому, что боялась привлечь ненужное внимание. Потому, что, bloede, понимала. Осознавала, что, если сюда кто-нибудь войдёт, их застанут в весьма двусмысленной ситуации.       Она думала об этом. Допускала мысль.       Выходило, что Иорвет получил ответ на вопрос, который Гретта проигнорировала.       И вдруг почувствовал, как она — о Danа, — встревоженная и дрожащая, прикоснулась к его груди, удерживая на расстоянии вытянутых рук.       Что только подтвердило его догадку. Чёрт возьми, она думала о нём как о мужчине.       — Я хочу… дай-ка подумать… Хм, ответов? Пожалуй, да. Но ещё, тебе не кажется — нужно как-то уравновесить всё это? — Сколько ещё раз дно, на которое она падала, будет оказываться очередным, перед уровнем ниже? — Добиться справедливости, в конце концов. Наказать виновных, как считаешь? Такой план укладывается в систему понятий добра и света в твоём вымышленном мирке?       — Он не выдуманный, — огрызнулась Гретта, в приступе бессильной злобы оцарапав кожу его доспеха.       — В таком случае я сейчас проверю его реальность.       Он, не раздумывая, взял её за запястье, заставив выпрямиться, перестать уже виснуть на нём и одновременно клониться назад.       — Ты… что? М!..       Гретта сумела подавить удивлённый, испуганный возглас, когда Иорвет, пользуясь этим промедлением, с лёгкостью подхватил её за талию, приподнял и жёстко усадил на стол.       — Что ты делаешь?! Отпусти меня немедленно!       Она стала колотить его по плечам и груди, судорожно задыхаясь от накатывающей паники. Неведомым образом изловчилась, ткнула Иорвета коленом в живот, отчего тот, шикнув, тут же осадил её, устроив бедро прямо между её разведённых ног. Прижал Гретту к столу, обездвижил каждую мышцу. Но, слегка подавшись назад, умышленно оставил ей клочок личного пространства, потому что не хотел довести её до ручки, не налегал слишком уж сильно, не пугал перспективой прочувствовать его всего. Хотя, видят боги, мысленно заряжал себе пощёчину каждый раз, когда желание содрать с Гретты одежду нарывало болезненней.       Он так глубоко погрузился в выполнение этих машинальных действий, чтобы не навредить ей, что не сразу ощутил её гневную, праведную дрожь.       — Если это шутка, Иорвет, то дебильная! — она пыталась свести колени, безуспешно одёргивая задравшуюся юбку. Снова попробовала отодвинуть его от себя, вцепившись в воротник. — Прекрати это, или…       — Или что? — подхватил Иорвет неожиданным для себя хриплым голосом. — Что, ты думаешь, я сделаю, если не шучу?       От шока она притихла. Её хватка на мгновение ослабла, но Гретта поторопилась вернуть в пальцы силу, и теперь они, оледеневшие, жгли ему горло. Она была так близко, что Иорвет не просто забывался — он терял себя. Запрет на травмирование её психики медленно, но верно катился в тартарары. Каждую секунду ему приходилось одёргивать себя, потому что тепло её прерывистого дыхания напрочь выбивало почву из-под ног. А ей приходилось вслушиваться в тембр его сорвавшегося голоса, стараться не задохнуться и сдержать всхлипы перед нарастающей панической атакой.       Однако такого исхода Иорвет допустить не мог. Догадки, которые всплыли в его сознании, он предпочёл отнести к самообману. Быть может, он выдавал желаемое за действительное? До зубного скрежета хотелось, чтобы с её стороны всё было взаправду и искренне. Он не собирался чувствовать себя идиотом, который поддавался на дешёвые провокации. По какой же причине Гретта ещё не грохнулась в обморок из-за своей боязни мужчин, почему не кричала, не кидалась расцарапывать ему лицо, даже не пыталась укусить, защищая свою честь? Картинка складывалась, и это злило. Да, Гретта продолжала бороться. Но её сопротивление сбавляло обороты, девичьи руки слабели и касались Иорвета так, что ему казалось: она пыталась привлечь его к себе. Это был настолько очевидный фарс, что хотелось взвыть в голос, встряхнуть её хорошенько и вскрикнуть: «Да определись, блядь, уже! Развяжи мне руки! Что ты тянешь? Я и так знаю, что ты задумала!»       Но Иорвет не мог нарушить данного себе обещания. Он хотел, чтобы Гретта сломалась, признала своё поражение, сорвала эту фальшивую, лживую маску.       Сделала хоть что-то, чтобы он мог считать виновной её, а не себя.       Этой игре в поддавки суждено было растянуться на неопределённое время.       — Какая-то ты испорченная девчонка, не находишь? Мысли всякие в голову лезут… Что, внимания не хватает?       — Да что ты несёшь! — взвилась она. — После того, что!..       — Действительно. После всего, что ты сделала, я уж слишком церемонюсь. А ведь я всего лишь хотел показать тебе, что будет, если я начну поступать с тобой так же, как ты со мной.       — Что за бред! Я никогда так не!..       — Никогда не дёргала меня, м? Не пинала за столом, не посылала на хер, не висла на мне на глазах у всех? У тебя, случаем, не началась течка? — Это было слишком чёрство и цинично. Как у него вообще язык поворачивался? — Потому что в последнее время ты демонстрируешь откровенный сучий гон.       Реакция подводила Иорвета в очень редких случаях — в тех, когда его можно было застать врасплох. Но не сейчас, когда на него так очевидно замахнулись. Он оказался готов, перехватил её руку.       — Ещё раз попытаешься ударить меня, и тебя отсюда вынесут, — прошипел он сквозь плотно сжатые зубы.       — Твои игры слишком далеко зашли на этот раз, Иорвет, — с трудом сказала она, пытаясь казаться уверенной. — Я хочу уйти! — она чуть повысила голос и, подавшись вперёд, в пылу недовольства едва не боднула его головой по подбородку. — Немедленно.       Игры… От этих слов ему захотелось рассмеяться ей в лицо. Как же точно она повторила его собственные мысли. Гретта злила Иорвета, но в то же время заставляла склонять голову и чувствовать это странное ощущение, восторг, покалывающий на кончиках пальцев.       — Если я встану, ты ляжешь, поверь. — И почему её руки слабели каждый раз, когда он говорил что-то в этом духе? Казалось, его голос обескураживал её, высасывал все силы. — Не можешь, bloede, даже ответить на мои вопросы.       Последнее, о чём Иорвет хотел думать, — о том, как испуганно бегал по нему взгляд слепых, потухших в темноте глаз, как дрожали её приоткрытые губы и спадали на лицо тонкие завитки рыжих волос — Гретта слишком боялась, чтобы осмелиться шелохнуться, убрать их.       Он не должен был этого замечать, но не мог ослушаться своего тела. Которое пропитывалось теплом почти полностью обнажённых женских бёдер, непрерывно касавшихся его собственных.       Dana, дайте сил.       — Всё, что я сделала, ты заслужил, — горделиво, но не особенно смело ответила Гретта. И объективно, насчёт остальных вещей, ему нечего было возразить. — Остальную дрянь я комментировать не собираюсь.       После последней реплики Иорвету захотелось только одно: заткнуть её очень интересным — особенно сейчас, когда обстановка накалялась, — способом. От злобы, раздражения, поднявшегося из глубин: изо рта Роше в её присутствии лилась настоящая грязь, но Гретта не обращала внимания. А он всего-то преувеличил для красного словца и получил такую реакцию? Откуда столько жестокости?       — То, что ты лезешь ко мне, когда я разговариваю с Верноссиэль, — какой-то извращённый вид шутки? — в голосе Иорвета прозвучала насмешка, а в ней — вызов. Захотелось взять верх во что бы то ни стало. — Чего я заслужил конкретно тогда? О, или, может быть, я чем-то заслужил твою благосклонность и ты решила проявить её, опозорить меня перед сотней зевак?       — Я не лезла. — Что это, обида? — Ты игнорировал меня, а мне нужно было сказать тебе. — Какие формулировки! Бесценные! — Но если у тебя после этого появились проблемы, то я рада. Я бы запрыгала от этой новости, честно, но сейчас сходишь с ума ты, а не я!       Вдох-выдох. Разве кто-то говорил, что будет легко?       — Знаешь... — От звука его издевающегося, холодного и жестокого голоса Гретту передёрнуло. Как будто одно это слово заставило её пожалеть о сказанном и понять, что огрызнулась она зря и дальше будет только хуже. — Я и раньше думал, что у тебя есть мазохистские наклонности. Но сейчас ты убедила меня в этом окончательно.       Дыхание Гретты оборвалось. Иорвет ощутил, как её руки снова дрогнули. И удары его сердца уже не просто отдавались биением в висках, они проламывали рёбра. Он точно знал, что следующую проверку на вшивость ей уже не пройти.       — Шастаешь в моей комнате, пока я сплю… — протянул он медовым голосом, — тоже потому что схожу с ума я, а не ты?       Его голос был тихим, но для неё прозвучал как удар колокола, потому что он обнажал всё то, что ей хотелось бы скрыть.       — Послушай, это…       Это было совершенно новое чувство. Гретта знала, как стоит бояться, знала, как ненавидеть, раздражаться. Но то, что они оба испытывали сейчас, нельзя было отнести ни к чему знакомому. И это только подстёгивало их нервы.       — Полное отсутствие инстинкта самосохранения? — любезно поинтересовался Иорвет, даря ей одну из своих обворожительнейших улыбок. Жаль, конечно, что она не могла этого видеть, но её воспалённое сознание, казалось ему, дорисует всё само. — Нравится вторгаться в моё личное пространство? — его рука стала медленно скользить вверх, и почувствовав это движение, Гретта зашептала одними губами:       — Нет, — выдавила из себя со вздохом, из-за чего едва ли можно было разобрать сказанное. — Нет, — волнуясь, прочистила горло. — Я клянусь. Я же могу всё объяснить… Только дай мне…       Ещё одна вещь, о которой она не догадывалась, была магия её голоса. Когда Гретта говорила, казалось, что лилось сладкое вино. Бархатное, нежное, с волнительной, будоражащей терпкостью. Эта прелестная музыка отчаянной мольбы отдалась в Иорвете волной дрожи. Он и не думал останавливаться, ощутив, как по позвоночнику прошлись разряды тока.       — Ты попробуй. Я ведь всегда готов выслушать, — продолжал язвить он. — Ну же, — и поторопил не только словами, но и действиями. Почти неощутимо коснулся её лица, проведя по коже костяшками пальцев. Плавно скользнул вниз, к шее. — И давно ты этим промышляешь?       Гретта резко пригнула голову, закрываясь. В безволии мягко опустила руки, отнимая их от его плеч. Слабая, беспомощная, она обняла себя и сжалась от этих невинных прикосновений, превратившись в маленький комочек оголённых нервов. Иорвет был вынужден остановиться.       — Что такое? Не понравилось?       Только посмотрите. Сегодня он определённо устроил себе сольный актёрский концерт.       — Мне тоже не нравится, когда меня лапают без спроса, а уж тем более на виду у всех… Сильно же ты отчаялась.       В то, что Гретта физически не могла ответить, он не верил. Дело было скорее в моральной составляющей, в её хвалёном бараньем упрямстве.       Чувство предвкушения от осознания того, что она в его руках, играло слишком ярко. Иорвету хотелось услышать, как Гретта говорит, как меняется её интонация, ломается голос. Вырвать наружу тщательно скрываемое настроение. Но казалось, что, если прямо сейчас потащить её к свету, чтобы считать всё по лицу, придётся ежесекундно поднимать это несчастное глупое создание с колен.       И Иорвет медлил. Вслушивался в то, как тяжело и загнанно она дышала. Ощущал, как вздымается и опускается её маленькая грудная клетка. Пусть эти движения были имитированными, они всё равно позволяли ощутить её тепло и присутствие, что делало близость слаще.       — Что ж… Похоже, не убедил. Хм, может, так?       Он заставил её ощутить, как покрывается мурашками шёлковая, гладкая кожа её ног. Как приятно скользит его большой палец по оголённому бедру. С тёмным, низменным удовольствием Иорвет показал, как можно очерчить её коленную чашечку мягким, круговым движением, чтобы Гретта не выдержала, судорожно вздохнула и вцепилась в его запястье, зашептав:       — Перестань… Что ты делаешь… Иорвет, пожалуйста…       В висках в бешеном ритме шумела кровь, и всё его естество тянулось к желанной, порочной истоме. Больше, больше и больше. Иорвет был готов продать душу дьяволу, чтобы вечно слышать её уговоры. Чтобы расстояние, которое разделяло их, исчезло навсегда.       — Да, — он болезненно сглотнул и медленно, давая ей время, повёл рукой вверх по внешней стороне бедра, лаская, — именно так ты будишь меня по ночам, выстанывая моё имя. — И, прежде чем Гретта переварила эту мысль, прежде чем договорить, он заставил голос звучать максимально удивлённо и легкомысленно, чтобы добить её: — Я чего-то не знаю? Кто же приходит в твои девичьи сны, м? Может быть, какой-то другой Иорвет, и я просто не в курсе?       — Это не то, что ты думаешь, — её заявление прозвучало уж больно слабо и обречённо.       — О чём же я думаю? Просвети меня.       — Мне снятся кошмары, — нехотя призналась она, снова сжимаясь, сводя колени вместе, готовясь, должно быть, к тому, что Иорвет не поверит.       А тот, чего таить, уже устал от хождения по кругу. Гретта попросту решила утянуть его на дно вместе с собой, и он чувствовал, что поддаётся. Ещё чуть-чуть, и она скажет: «Ну что, повёлся?» Иорвет обязательно припомнит ей это, когда она — не он — будет сгорать от желания и сделает пресловутый первый шаг. И пусть это случится не сегодня, так и быть. Ведь чем ты голоднее, тем слаще и вкуснее месть.       В конце концов, Гретта ответила что-то вразумительное. С большой натяжкой это можно было бы принять за правду, закрывая глаза на то, что в живом исполнении её стоны казались отнюдь не мольбами о помощи.       — Повторишь всё то же самое, глядя мне в лицо?       Гретта часто закивала, уже не поднимая головы, но он предпочёл сделать вид, что не заметил. Задержал руку на месте. Подавив мысленный стон разочарования, сказав себе: терпение вознаграждается. Правда, в его случае награда — спасшаяся от его домогательств Гретта.       — Качаешь головой? Нет, значит? Стой, я не понял, ты сейчас кивнула или… Давай-ка лучше выйдем на свет.       И он потащил её на середину комнаты, озарённую лунным сиянием.       — Ну-ну, зачем же прятать от меня лицо? В тебе наконец-то взыграл стыд? Покажись, — он ухватил её за подбородок, разворачивая к окну. Убрал мешающие волосы.       И прежде чем успел разглядеть её черты, Гретта зажмурилась и неожиданно ткнулась ему в плечо, закрываясь. Иорвет не ожидал. Он не понимал.       Её бездумный порыв выглядел жалким. Как последняя надежда на то, что всё ещё можно найти защиту и безопасность. Спастись от Иорвета, находясь рядом с ним. Это был настоящий бред. Такой, мать её, глупый манёвр! Но одновременно такой милый и трогательный, что Иорвет позволил себе ответную слабость. Представил, что это не ложь, не притворство, а чистая истина. И у него почти подкосились колени, дыхание спёрло — вид беспомощной доверчивой Гретты пронзил его. Лишь собственное неверие, трезвая связь с происходящим заставили Иорвета не привлекать её в объятия, говорить твёрдо:       — Будем надеяться, что ты запомнишь этот урок. Теперь ты знаешь, что будет, если ты продолжишь делать раздражающие меня вещи. Я сделаю тебе неприятно в той же мере, что и ты. А может, даже хуже, я не уверен.       Их вдруг прервали громким стуком. Что ж, окружающий мир всё ещё продолжал существовать, а Иорвет о нём забыл. Как всегда, когда был с ней.       — Нас уже ищут, но я знаю, что не войдут, пока мы сами не выйдем. Я хочу получить ответ. Ты же услышала меня?       В ответ раздалось неопределённое мычание.       — Не слышу.       — Поняла, — на выдохе произнесла Гретта.       Когда она отошла от него, понурив голову, и сделала пару шагов в направлении двери, то пошатнулась. Иорвет подхватил её за плечи, удерживая:       — Да, и постарайся больше не соревноваться с мужчинами в пьянстве. Ты не справляешься, нервишки сдают, для тебя стираются границы, и ты кажешься себе очень смелой. Но это не так, в будущем просто вспомни этот вечер. В конце концов для тебя всё может обернуться очень скверно, если рядом окажусь не я, верно?       — Да, Иорвет.       — Ну-ну, какой послушной ты бываешь, — цокнул он, приоткрывая ей дверь и пропуская вперёд.