Проклятые

      — Ты готов умереть, Gwynbleidd? — сидящий в седле Иорвет наклонился, заглянул Геральту в глаза.       День был серым и промозглым. Во влажном воздухе стоял эфемерный запах надвигающейся осени — прелой листвы, паутины, грибов и наступающих морозов.       Они ехали рядом, почти соприкасаясь стременами. Спустя несколько суток возвращались из тех же мест, где раньше добыли ингредиенты для зелья летаргического сна. Нужные Трисс травы, перья и прочие мелочи лежали в седельной сумке и ужасно воняли.       Геральт ответил на вопрос сухой улыбкой:       — Сдаётся, — усмехнулся невесело, — мне не привыкать.       Он говорил голосом смирившегося человека, осуждённого на казнь. Иорвет хотел спросить ведьмака о пережитых смертях, но тот неожиданно продолжил:       — Меня беспокоит другое, — он выделил последнее слово, многозначительно замолчав. Иорвет, догадавшись, о чём идёт речь, кивнул: редко когда в беседе с Геральтом поднимался вопрос о женщинах. — Думаю, ты меня понимаешь.       А вот последняя фраза ощутимо резанула слух, взбаламутила поверхность разума, и к ней, некогда чистой и спокойной, поднялись клубы ила и грязи. Иорвету вдруг захотелось сказать всё наперекор.       Но он только стегнул коня и выехал вперёд, уходя от ответа. Заметив:       — Мы подступаемся к Вергену.       Ведьмак тактично промолчал, натянул поводья, тем самым заставив Иорвета развернуться.       — Зачем ты остановился? — спросил он, щурясь от неприятной мороси, бившей прямо в лицо.       Они оказались на развилке. Правая дорога вела в город, левая — в ближайшую деревню.       — Поищу заказ. Думаю, перед смертью вполне естественно вести себя так, как раньше.       — И то верно, — одобрил Иорвет. — В таком случае перед своей смертью запытаю пару dhoine, — он повернул коня, вскинул руку. — До встречи, Vatt'ghern.       В непривычной тишине города цоканье копыт раздавалось набатом. Никто не объявлял минуту молчания, но общая давящая атмосфера Вергена заставила Иорвета напрячься. Сначала его встретили угрюмые стражники, но он не придал этому значения — сегодня была смена Полосок, никто ему не улыбался, кроме Бьянки. Однако стоило проехать дальше, как Иорвет нутром почувствовал: что-то не так.       Окна были слепыми — ни одного освещённого, все тёмные, наглухо запертые. Улицы — пустые. Странно… Куда все подевались? Слишком тихо, слишком непривычно. Иорвету вдруг показалось, что он совершенно один посреди вымершего города. Но бред же — стража на постах.       Он не стал спешиваться, его мучило невнятное чувство тревоги, и лошади пришлось ускориться, перепрыгивая через короткие лестницы. Через некоторое время Иорвет заметил какое-то оживление, но оно походило скорее на похоронную процессию. Внутри всё замерло, дыхание перехватило — будто кто-то невидимый вцепился ледяной рукой ему в горло.       Чего он ожидал? Разве мог чего-то по-настоящему бояться, кроме как подвести свой народ?       Иорвет чувствовал взгляды, и это нервировало. Десятки зевак вперились в него, замечая, как он въехал на замковую площадь, и тут же отвернулись. Но в толпе были и другие — те, кто наблюдал неотрывно, не сводя глаз. Например, Лютик. На ходу снимая шляпу, приближаясь, одним своим видом он заставил Иорвета почувствовать, как кровь холодеет в жилах.       Саския?! Сердце застучало неровно, слишком громко в этой ужасающей тишине.       — Трисс… — оглушающе тихо прошептал ему серый, как камень мостовой, бард. Задрав голову, он смотрел эльфу за спину, не решаясь взглянуть в лицо.       — Как это произошло? — в тоне не было ни намёка на спокойствие, от внезапной новости Иорвету показалось, что стук его сердца слышат все в округе.       — Несчастный случай, — Золтан, подошедший с другой стороны, застал его врасплох, вынуждая обернуться, — взорвалось что-то… Или приняла на себя удар какого-то заклинания. Там непонятно.       «Несчастный случай — маловероятно, но лучше бы это был он, — подумал Иорвет. — Куда лучше убийственного заклятия из руки Филиппы».       — А Геральт, он?.. — снова подал слабый голос Лютик, раздирая перо цапли на шляпе.       Геральт — это отдельная тема. Если бы он был здесь, случился бы пиздец. Хорошо, что его нет. Но что будет, когда он вернётся? Роше…       Bloede, Роше говорил, что первым умрёт Геральт. Как так вышло? Трисс мертва по-настоящему? Но ведь она сказала, что не успела доделать зелье. Или успела?       — Он взял заказ, — ответил Иорвет делано упавшим голосом. Потому что надеялся на счастливый исход, а показать этого было нельзя. — Скоро вернётся.       — Иорвет, — окликнули позади.       Если в мире и существовала надежда, то сейчас она говорила голосом Киарана. Обойдя друга, он с его позволения взял под уздцы коня, отвёл в сторону.       — Ты так и будешь в седле? — нервозно спросил Киаран, оглядываясь.       — Я изображаю шок, — рискнул злобно пошутить Иорвет.       Будет мерзко, если он прогадает.       — Да, да, — отмахнулся друг, — спускайся уже.       Иорвет спешился, отдав ему поводья, и они стали удаляться от толпы.       — Роше передал, что всё в порядке, — сказал Киаран украдкой. И эти слова ослабили невидимую удавку на шее Иорвета. — Но я не знаю, где Гретта. Она пропала, — а эти одномоментно стянули её плотнее.       — То есть как пропала? — прошипел он сквозь стиснутые зубы.       Гретта должна была выполнить свою часть договора. Если Филиппа увидит Трисс необработанной, это конец. А если уже увидела? Что, если ведьма вообще схватила Гретту?       — В конюшнях смотрел?       — Её кобыла на месте.       — Дом…       — Дома её нет. Её нигде нет.       — Даже?..       — Я не проверял. У меня не было времени — смотрел за Филиппой.       — Что с ней?       — Сейчас в замке. С Саскией и Роше — это последнее, что я видел. Тебе нужно поторопиться, пока тебя не хватились.       Они разминулись молча, каждый пошёл в свою сторону. Киаран отводил коня, Иорвет направлялся к Трисс. Он думал о том, что ни на кого нельзя положиться, никому нельзя доверять. Ему самому предстояло заметать следы, но в голове крутились слова Геральта, который просил пожалеть Меригольд. У Иорвета было мало времени. Он даже не знал, сколько примерно. И не представлял, что мог сделать в этой ситуации, кроме как изуродовать невинную женщину. Что за идиотскую смерть они придумали? Как обставить всё так, чтобы создалось впечатление, будто Трисс погибла от взрыва? Каким он был, этот взрыв? В таверне разнесло всю комнату или что? А если это случилось в другом месте?       Dana… Пусть Трисс простит его за то, на что он решится, на что будет вынужден пойти из-за… идиотизма, ненадёжности других.       Где носит Гретту? И как будет жить Роше после того, как Иорвет выдерет ему ноги?       Верген, как и ряд других краснолюдских селений у предгорья Махакама, был выстроен из камня. Покойницкая, высеченная в монолитной скале, снаружи ничем не выделялась. Однако располагалась таким образом, что возможность забрести туда случайно равнялась нулю.       Входные двери никогда не запирались на замки, только прикрывались каменными вертушками, защищавшими от ветра. Сейчас створки были распахнуты настежь, но этот факт не вызвал у Иорвета никакого удивления. Лишь заставил его поморщиться раньше времени от дохнувшей в лицо могильной сырости.       Практически от самого порога начиналась просторная длинная лестница, ведущая вниз, в главную залу мертвецкой. Иорвет быстро спустился по каменным ступеням, игнорируя освещённые ярким огнём резные настенные фрески, иллюстрирующие течение жизни гнома от рождения до самой смерти, за которой следовали омовение, бальзамирование и погребение.       Единственным, от чего Иорвет не мог отмахнуться, была сковывающая внутренности тревога. Он шёл быстро, в запале, не реагируя на резкую смену температуры воздуха из-за прохлады подземелий, но лестничные пролёты казались бесконечно длинными. На протяжении всего пути им руководило нетерпение.       Любой непременно застыл бы в изумлении, поражённый оригинальностью устройства главной залы, которая походила скорее на неожиданно размещённую под землёй беседку. Любой остановился бы перед ней, почтительно склонив голову. С благоговейным трепетом обратил бы взгляд на высокие столбы, поддерживающие круг под самым потолком. И на большое количество спиц вверху, образующих перголу, которую увили каменным плющом.       На Иорвета же, напряжённого, словно оголённый нерв, вид памятника действовал удручающе. Всё вокруг выглядело трагичным, а он не хотел увидеть подобные эмоции на лице покойницы. Не хотел застать чародейку одну, равно как не горел желанием разрываться между тем, что нужно сделать в первую очередь, и тем, что набатом било в голове.       Где Гретта? Где Гретта? Где Гретта?       Хватит.       Состояние Трисс — вот что важно.       О чём хотели сказать гномы, строя это помещение? Что бетонное солнце спустилось к земле так низко, что готовилось раздавить всё живое? Или это был извращённый образ надежды? Такое ощущение, будто они возвели храм для Гретты, и любому оказавшемся здесь живому существу предстояло почувствовать себя между молотом и наковальней.       По левую и правую стороны главной залы находились арки, ведущие в гробницу, и нечто вроде покойницкой кладовой, где хранили тела до погребения. Иорвет пошёл в последнюю, ориентируясь на более яркий свет — надежду на то, что внутри, помимо Меригольд, мог оказаться кто-то ещё.       Вопреки всему, его чаянию не суждено было сбыться. Он нашёл лишь Трисс. Она лежала посреди другой залы на каменном, укрытом красным бархатом алтаре, больше похожем на монолитный стол. У изголовья горели чёрные свечи, и из-за отсутствия других источников огня всё происходящее походило на мерзкий, богопротивный ритуал жертвоприношения.       Дыхание перехватило. Что у неё с лицом? Нужно проверить.       Иорвет стал подходить ближе, вглядываясь в серебристую ткань платья Трисс, надеясь заметить движение грудной клетки. Но напрасно. Это было ни к чему: во-первых, если чародейка и вправду спала летаргическим сном, Иорвет и не заметил бы признаков жизни, а во-вторых, он увидел нечто такое, что мгновенно ослабило невидимую удавку, сдавившую шею.       На алтаре творился настоящий хаос. В полнейшем диком беспорядке валялись скальпель, ножницы, нитки, оплавленные свечи, бутылочка чего-то красного (судя по запаху, это была кровь), стекло и маленькая миска с мелко нарезанными кусочками мясного филе и кожи.       Иорвет с облегчением выдохнул, с лёгкой ухмылкой вглядываясь в изуродованное лицо Меригольд. Не было никаких сомнений в том, что над чародейкой потрудился латентный мясник. Из её горла, глаз и щёк торчали окровавленные осколки, окрашенные бортики из воска воссоздавали края рваных ран, дополненных вывороченным красным мясом. Работа была сделана неаккуратно, видно, что на скорую руку, но при таком увечье — по версии «очевидцев», лицо раскурочило взрывом зелья — реалистично и достоверно, соответственно случаю.       Иорвет мог бы задохнуться от восхищения, с видом ценителя прекрасного исследовать каждый сантиметр представшего перед ним фарша. Вот только одно обстоятельство заглушало все оды в честь Гретты: где, блядь, её саму носит и почему она оставила всё в таком виде?       Он с шумом втянул воздух, двумя руками опираясь об алтарь. Спонтанная передышка при радости открытия закономерно подошла к концу. На спине сошлись лопатки, стянув мышцы, внезапно заставив почувствовать усталость, измотанность дорогой. Но он выдохнул, стал собирать вещи.       Какое к d'yaebl промедление? В любой момент сюда могла заявиться Филиппа. И что бы она увидела?       Спокойно.       Нет! Это какой-то an’badraigh aen cuach! Надо закончить здесь, выйти и найти Гретту — достать из-под земли, если потребуется, — и просто!..       Но ведь она в одиночку проделала такую сложную работу. Не струсила, среагировала быстрее всех, не растерялась…       — Роше, это ты?       Её мягкий, нежный голос можно было узнать из тысячи. Но сейчас он звучал неуверенно, в нём слышалась нотка неприкрытой надежды, казавшейся Иорвету омерзительной. И уже за одно это он был готов разорвать Гретту.       Явилась? Всё в порядке? Вот и отлично. Даже не пришлось тратить время на поиски.       Он медленно развернулся, абсолютно не контролируя выражение лица. Гретта ойкнула, прикрыв рот ладонью, и вышла из тени колонны, скрывающей, по всей видимости, вход в другое помещение. Прижав к груди кулак, словно боясь что-то уронить, она осторожно подошла ближе. В то время как Иорвет не сводил с неё взгляда, Гретта, бледная, как лежащая перед ней псевдопокойница, неожиданно разжала ладонь и сдула горку пыли чародейке на лицо.       Последний штрих, bloede.       — Иорвет, — вместо приветствия Гретта наконец выдохнула его имя, вытирая руки о рубашку, на странный манер заправленную в штаны, — ну что такое? Что ты так смотришь? — спросила она просто, невинно хлопая ресницами.       «Не забывать дышать ровно».       Иорвет сдерживался, но не понимал, зачем это нужно. С того момента, как она раскрыла рот, он стал чувствовать себя взрывчаткой, к фитилю которой поднесли огонь.       — Что за… — ему хотелось выматериться, эмоции переполняли, но грязные слова застряли в глотке. Он лишь бросил ей в лицо: — Какого d'yaebl ты творишь? Какой на… — и снова осёкся, вцепился в алтарь так, что костяшки пальцев побелели, — Роше? Ты серьёзно? Совсем мозги вытекли? Забыла, где находишься. Что делаешь, — Иорвет не спрашивал — упрекал. И, что самое противное, не чувствовал при этом ни капли удовлетворения. — Сдать нас решила? — прошипел он.       — Прости, — заполошно ответила Гретта с видом внезапного озарения и вины. Так резко до людей не доходит! — Я совсем не подумала, — она сокрушённо вздохнула, принявшись мучить рукав платья Меригольд. — Господи, это так глупо. Я правда виновата. — Иорвет стоял, молча выслушивая её. Внутри клокотала злость, занималось раздражение, но он ничего не мог сделать. — В следующий раз буду осмотрительней, — последней фразой Гретта будто вылила на его голову ведро ледяной воды, остудив пыл.       Ну и какой тварью нужно быть, чтобы на чистосердечное признание вины ответить новым гоном? Выучилась, приспособилась, блядь, называется… Что ещё она выкинет?       Безо всяких комментариев, во избежание дальнейших ссор, Иорвет вернулся к заметанию следов. Время поджимало.       — Что ты делаешь? — Гретта проследила за тем, как бутылёк с кровью отправился в карман на поясе эльфа.       — А ты? — огрызнулся он. — Где тебя вообще носит? Что за бардак ты здесь оставила?       Гретта сложила руки на груди и с видом оскорблённого достоинства возмутилась:       — Я отошла только на минуту, — буркнула она. — Собирала пыль по углам и с надгробий. Не видел, что ли?       Попытавшись представить это ходячее воплощение трусливого заячьего сердца, рыщущего в полутьме среди захоронений, Иорвет фыркнул.       — А если бы кто-то зашёл? Филиппа, например, этого ты предположить не могла? — не унимался он.       — Говорю же, всего минуту, — раздражалась Гретта, сдувая волосы с лица.       Да неужели? Кое-кто всё ещё был так зол с последней встречи и так переполнен, что злость выплёскивалась за края?       — У нас нет времени! — напомнил Иорвет. Совсем дурная? Где она вечно витала? В облаках? — Собирай манатки, — припечатал он, не понимая, как ещё с ней разговаривать, — ты закончила. Мы уходим. Поторапливайся, — он чуть было не отвесил ей горячий, полный раздражения шлепок, чтобы заставить шевелиться, но вовремя сдержался. — Живо.       — Да у нас вагон времени! — распалилась она, разводя руками и принимая такой бесящий вид высокомерной зазнайки, что у Иорвета заходили желваки. — Роше сказал, что...       Что сказал Роше, он не узнал, потому что от бешенства перед глазами всё поплыло.       — Иорвет?.. — только и успела боязно пискнуть Гретта.       Он протянул было руку, но девушка неловко подалась в сторону — видимо, под влиянием инстинкта самосохранения, — успешно прошмыгнув прямо под носом. Её маленькая победа отозвалась в груди Иорвета вспыхнувшим раздражением, смешанным с болезненным и разрушающим чувством азарта. Резко повернувшись, он пресёк её желание радоваться раньше времени — отошёл на то расстояние, которое жертва могла бы счесть безопасным. И, когда Гретта сделала круг, готовая сорваться с места, захлопнул ловушку, отрезая пути к отступлению.       Её подвели ноги, которые несли хозяйку подальше от проблем. С удивлением и испугом во взгляде она встретила возникшую перед собой преграду. Пока Гретта судорожно обдумывала свои шансы, перед глазами Иорвета пылали стены и колонны — всё горело, охваченное разрушающим огнём его ярости, причину которой он не понимал. Больше всего на свете ему хотелось придушить несносную девчонку. Достаточно было протянуть руку, чтобы сомкнуть пальцы на горле и вытрясти всю дурь.       В голове раздался звон, предупреждая о том, что кое-кто неуравновешенный заходит за край. Сообщая, что Иорвет никогда бы так не поступил. Внутренний голос говорил правду. Поэтому вместо казни решено было устроить пытку.       Заторможенная попытка к бегству с треском провалилась. Надежда Гретты на отступление оказалась вершиной идиотизма. В считанные секунды Иорвет очутился позади, а девушка попятилась в сторону Трисс. Он преградил путь левой рукой, с выражением несдерживаемой жажды убийства на лице.       Для сжавшейся Гретты это, несомненно, выглядело именно так. Ей было невдомёк, что он для неё уготовил. Поэтому она вдруг напряглась, как пружина, распрямив плечи и вскинув подбородок, бесстрашно заглядывая ему в глаза:       — Это не смешно. Я устала от этого, — дерзко и назидательно проговорила она, чуть повышая тон. — Ты сейчас же перестанешь.       Она не понимала, что звук её голоса действовал как адреналин, бегущий по венам.       — Я пропустила тот момент, когда давала право запугивать меня, нарушать моё…       Бравадная речь оборвалась, едва Гретта коснулась поясницей алтаря. Иорвет расположил руки по обеим сторонам от неё, заставив с ужасом наблюдать за тем, как он подступает ближе. Шаг за шагом, сверяясь с её реакцией, обжигая невыносимую девушку горящим агрессивным взглядом. Она отчаянно впилась пальцами в края каменного постамента, чуть не повалив вещи на пол.       И тут Иорвет неожиданно вспомнил, как меньше недели назад находился в ещё более близком положении. Совсем в другом настроении.       Вспомнил и мгновенно переключился. Чтобы не задумываясь сократить разделяющее их расстояние, полностью вжимая Гретту в алтарь.       — Иорвет! — вскрикнула она, но тут же прикрыла рот ладонью, растерянным взглядом блуждая по его лицу.       У судьбы определённо было чувство юмора: в очередной раз она сталкивала их в условиях, в которых им приходилось прятаться. Иорвет закусил нижнюю губу, застигнутый врасплох от того, что подобная обстановка действовала на него возбуждающе. Но, bloede, не вовремя, чертовски не вовремя.       Он ухмыльнулся, замечая её расширившиеся зрачки. Стараясь не думать о том, как выглядит сам, с удовольствием вслушался в сорванное, натужное дыхание. Иорвет сдавливал её так сильно, что дурел, в нём пробуждалась уснувшая любовь к садизму. Погоня утомила Гретту, он же ощущал, что полон сил. И что, если не выплеснет сексуальную энергию хотя бы отчасти, его пожрёт разъедающая бездна.       От такого тесного контакта Гретта натурально робела и заливалась нежной розовой краской. Этот раз был примечательнее предыдущего: теперь больше не нужно было играть в угадайку, пытаясь прочувствовать реакцию девушки в темноте. Всё лежало на поверхности, и, чтобы подтвердить свои мысли, Иорвет мягко отвёл руку Гретты назад, стиснул оба её запястья и прижал их к камню.       Столкновение лицом к лицу, без возможности спрятаться, укрыться руками, подействовало на Гретту довольно интересным образом. Она растерялась, словно угодившая в силки лисица. Продемонстрировала неловкость от собственной глупости, из-за которой так бездарно попалась. Смутилась, поняв, что её поймали. И правда заключалась в том, что ей стало немножко — насколько мог судить Иорвет, — ну самую капельку любопытно, кто же именно это сделал.       Однако волевой характер давал о себе знать, не спрашивая хозяйку, чего она хотела на самом деле. Поэтому даже в таком обездвиженном положении Гретта старалась что-то предпринять, высвободить руки. Она крутилась и злилась от своей беспомощности. Иорвет с досадой отметил, что из-за морального неудобства она тёрлась о него так, что против воли заставляла участвовать в торгах с совестью:       «Взять её прямо здесь. И сейчас. На алтаре».       «Успокойся. Она боится резких движений. Её пугает неизвестное. Возьми себя в руки».       «Но как же “пытка, а не казнь”?»       Иорвет, заворожённый лестью внутренних демонов, осторожно разжал одну руку, с предвкушением поворачивая Гретту к себе за подбородок. Почувствовав частичную свободу, она тут же перехватила его запястье, снова демонстрируя фарфоровую изящность рук, на которых он задержал взгляд. Ловя его, исследующего каждый сантиметр её мягкой, нежной кожи, Гретта нервно сглотнула.       — Я отвечу на твой вопрос, — обманчиво ласково проговорил Иорвет, подразумевая, что ответит на тот, который не был озвучен вслух. Не скажет, а покажет, кто же её поймал. — Но прежде чем я это сделаю, настоятельно рекомендую оставить попытки победить меня в красноречии. Прояви женскую мудрость, помолчи, когда нужно, и сделай то, что тебе велят.       Пришлось с неудовольствием пронаблюдать за тем, как, демонстрируя крутой, непримиримый нрав, Гретта свела брови на переносице. И как в следующий момент по слогам повторила слова заезженной песни:       — Я не давала тебе права потакать мной. Я не вещь.       Откуда ей было знать, что тем самым она подписала свой смертный приговор?       Иорвет склонился над ней и, сильно задрав её голову, угрожающе процедил:       — Замолчи, — дыша в приоткрытые губы. — Или я выдеру тебя, — что бы ни подразумевалось, он сплюнул это с затаённой злобой. — Понимаешь меня?       О Dana…       Она поняла. Да ещё как — тут же боднула головой, взбрыкнула, занося руку для удара.       Иорвет погасил её вспышку, скользнув взглядом по спящей мертвецким сном Трисс. «Интересно, — подумал он, с лёгкостью перехватывая предплечье Гретты, — слышит ли она?»       Пленённый переполошённым, испуганным и живым взглядом голубых глаз, он потянул руку Гретты к себе и невесомо коснулся губами запястья, наблюдая за тем, как меняется выражение её лица.       — Ремнём, к примеру, — успокаивал он, не прерывая зрительного контакта, взывая к доверию, — в другой раз. Даже несмотря на то, что ты снова попыталась ударить меня, хотя я предупреждал, чтобы ты не делала этого.       Гретта скривилась в непринятии и недоверчивости, пытаясь совладать с потоком новой, шокирующей для неё информации. Так, будто не могла выбрать, чему верить. Да и стоит ли вообще?       — Я о многом тебя предупреждал, — миролюбиво продолжил он, — а ты, как у нас заведено, сжигаешь мосты, забыв их перейти.       Должно быть, исходящий от него жар, контрастирующий с холодом подземелий, стал приносить ей чувство умиротворения и безопасности. Иначе отчего она немного успокоилась и расслабила кисть, которая безвольно повисла в его руке? Гретта попыталась что-то сказать, но Иорвет прервал её, приложив палец к губам, что заставило её легонько вздрогнуть.       — Тш-ш, — на самом деле было уже не совсем понятно, кого он успокаивал: Гретту или себя, пытаясь совладать с желанием бросить все эти игры и выйти из очередной партии проигравшим. — Я больше никогда не сделаю ничего из того, чего ты не захочешь сама, — Иорвет проговорил это низким, приглушённым голосом. Посылая на хер мысли о том, что слово «никогда» в их взаимоотношениях постоянно превращалось во «всегда». — Не лги мне, — нашёл он выход, — и ты сможешь мне довериться. Хорошо?       Bloede. Да когда он так спрашивал вообще? И, казалось бы, чего ей стоило просто кивнуть или сказать проверенное временем «да, Иорвет»? Этого не произошло. Взамен он получил неожиданный скачок гормонов и сбой собственного организма, когда увидел, как она невольно облизнула пересохшие губы и, слабея в его руках, смежила веки, слегка подаваясь вперёд. Неосознанно.       Так действовал на Гретту голос Иорвета? Или что?       Что это? Как это? Разве такое возможно?       Феерия, чёрт возьми. Оглушительный взрыв нелогичности повествования текущей главы из его жизни.       Ещё секунду назад он был уверен, что будет вынужден закрыть дверь, а сейчас смотрел, не в силах отвернуться от лица Гретты. Сломленная и податливая, она будто проиграла битву со страхом и теперь полностью отдавала себя воле Иорвета.       Её доверие в который раз унесло его похлеще, чем добрая доза алкоголя. И он сам не заметил, как стал склоняться к её губам, захваченный всеобъемлющей, неожиданно возникшей нежностью. Агрессивной и жадной, почти мучительной. Иорвет почувствовал, что вскричит от боли, если не поцелует её прямо здесь и сейчас.       Гретта, полностью свободная в движениях, на ощупь отыскала ворот его кожаной брони. Так и застыла, не зная, что делать, и в нерешительности восхитительной неопытности слегка огладила большим пальцем разгорячённую кожу его шеи.       Этот жест вызвал в теле Иорвета разряд тока, и, подстёгиваемый неведомым желанием идти до конца, он склонился ещё ниже, замечая, как Гретта приподнимается на носочках. Впервые тепло её дыхания чувствовалось так близко, на губах. Разве мог Иорвет причинить ей вред, когда при виде её опущенных длинных ресниц всё внутри замирало, сжимаясь и…       Он резко отпрянул, расслышав звук чужих шагов. Гретта, дезориентированная, сбитая с толку, не успела понять, что происходит, глядя на него растерянными глазами. Иорвет указал на сумку, быстрым движением стряхнул на пол остатки пепла. И Гретта без ненужных вопросов покорилась молчаливым требованиям, боясь лишний раз не то что издать шум — вдохнуть.       Звук шагов раздался отчётливее. Так, что можно было расслышать мурлыкающее женское пение. Несомненно, это была Филиппа. И прежде чем навязчивый запах нарда и корицы влетел в помещение, оповещая о непрошеном визите, Иорвет взял сумку, схватил Гретту, потащил её в противоположном направлении.       Поначалу послушная, она вдруг всполошилась, завертев головой. Указала на место под алтарём. На полу поблёскивало что-то металлическое. Должно быть, скальпель или ножницы, которые они сбросили в процессе борьбы.       Иорвет предметно объяснил бы Гретте, почему она дура и почему нельзя останавливаться на полпути, когда смерть наступает на пятки. Но у них не было времени. Не распыляясь на нравоучения, он вцепился в её плечо мёртвой хваткой, грубо дёрнул в сторону, уводя в тёмное помещение.       Он оттащил её за бетонную плиту, которая, скорее всего, была прислонённой к стене крышкой каменного гроба. Гретта не думала возмущаться, но Иорвет всё равно предупредительно прохрипел ей на ухо:       — Тихо.       И, опустив сумку на пол, одной рукой обхватил девушку за плечи, а другой зажал ей рот. Прислушался.       Из светящегося жёлтым дверного проёма доносился приглушённый голос Филиппы. С кем она говорила, если Иорвет слышал только её шаги? Он был так далеко, что не мог разобрать.       Ах да. Он не один.       Гретта прижималась спиной к его груди и, судя по всему, смотрела в том же направлении. Она не обращала никакого внимания на царящий в зале могильный холод. Пригрелась. И эта неуместно уютная мысль заставила Иорвета бесшумно усмехнуться. Он мог чувствовать тепло девичьей кожи, струящееся сквозь тонкий слой одежды. Ощущать свой до сих пор не спавший жар. И, что самое интересное, — напряжение тела Гретты. Чем дольше они теснились друг к другу в тишине, тем сильнее каменели её мышцы.       О чём она думала?       Вдруг в свете арки появился силуэт. Кто, кроме Роше, носил шаперон?       — Проверяю тут всё, дурная ты женщина, — досадливо пробубнил он в темноту. После чего, якобы довольный осмотром, объявил: — Чисто. Но я бы прибрался, — что с голосом? Роше их увидел?       Иорвет нахмурился, сильнее сжав Гретту в руках. Она повернула голову и легонько боднула его в подбородок, как бы говоря: «Больно, придурок». Захват тут же ослаб.       Вернон ушёл — бесшумно, гад. Сукин сын. Вот почему Иорвет не заметил его сразу, не подумал на него, привыкший к тому, что тот топал как мамонт. Оказывается, Роше можно было засечь, только когда он сам этого хотел. Что ж, чем больше узнаёшь о враге, тем лучше.       Теперь голоса звучали отчётливее, особенно выделялся мужской. Роше повышал тон специально, создавая помехи. Не хотел, застав Иорвета с Греттой, но повышал.       Не пропадать же его усилиям зря?       Сердце Гретты колотилось так сильно, что ударялось через рёбра ему в грудь. Она дрожала, борясь со страхом, и Иорвет, впервые задумавшись о том, каково ей было прятаться тогда в бочке, поджидая Детмольда, стал успокаивающе гладить её плечо.       Она без возражений подняла руки и мягко взялась за его предплечье. Намереваясь не отбросить Иорвета от себя, а скорее найти дополнительную опору, несмотря на то что и так уже перенесла весь вес на него, безвольно повиснув.       Иорвет прикрыл глаза, погружаясь в это прикосновение. Стоило ли ждать от Гретты решительных шагов навстречу, если он и без того с каждым разом всё больше убеждался в том, что её разум и тело полностью подчиняются ему? На кой чёрт нужны игры и торги с собственной совестью и желаниями, когда можно в любой момент сделать её своей? Достаточно будет только одного слова Гретты, одной инициативы вместо молчаливого ответа на ласку — и Иорвет с лёгкостью перейдёт границу, не боясь оступиться.       Если бы Филиппа с Роше сейчас исчезли, стала бы она вырываться, спеша поскорее убраться отсюда? Попыталась бы привлечь внимание Роше, если бы остался только он? А погибни всё живое на земле, кроме Иорвета и Гретты, как бы она действовала?       Слишком интригующие вопросы. Ответы на них вполне стоили того, чтобы перебить весь город.       Вместо этого Иорвет наклонился, с чувством сделал глубокий вдох. И лёгкий цветочный запах волос взбудоражил, защекотал обоняние.       Гретта заметила это, откинула голову ему на плечо, влекомая неизвестным ей порывом. Но, быстро сообразив, что к чему, снова выпрямилась.       Верно, девочка. Подобные реакции могли привести к нечто большему, чем похоть. Кому это нужно?       Угроза раскрытия их маленькой тайны — присутствия в том месте, где находиться не следовало, — делала момент острее и слаще. Адреналин прошибал насквозь бурным потоком, идя рука об руку с эндорфином. Отголоски внезапно охватившей Иорвета нежности при поцелуе — которого так и не случилось — совсем угасли, уступив место более актуальным, правильным чувствам.       Не убирая руки с лица Гретты, он расслабил пальцы, которыми сжимал её плечи, положил ладонь на живот, сминая тонкую ткань рубашки. В этот раз девушка не дала себя обмануть, распознала в его жесте отсутствие невинной ласки. Дёрнувшись, она поджала живот в глупой попытке избежать прикосновения. Обхватила руку Иорвета, придерживая её.       Он снова беззвучно хмыкнул. Можно подумать, ей хватит на это сил.       В отдалении всё так же звучали голоса и шаги, которые постепенно становились лишь фоном, казались чужими, неважными. На первом плане, заполняя сознание, крутились мысли о Гретте, которая стояла, прижав спину к его груди. Беззащитная и невероятно доступная.       Иорвет расслабил руку, скользя пальцами по мягкой тёплой ткани. Только затем, чтобы сжать её в кулак и собрать рубашку складками, стягивая под ней девичью кожу.       Гретта горячо выдохнула ему в ладонь. Замотала головой, и Иорвет, ощутив укол раздражения, в наказание надавил большим пальцем на её щёку, склонился к лицу:       — Не лги мне, — прошептал он с мучительной расстановкой. В тот же момент почувствовав, как Гретту прошибла дрожь.       Она облизнула губы, кончиком языка оставила влажный след на его пальцах. Как жаль… Какая жалость, что он не мог распорядиться её телом по собственному усмотрению. Кто же знал, что маленькая оплошность Гретты — неосторожное касание — вызовет у Иорвета приступ головокружения? Он смотрел на очертания тела девушки, представлял, каким будет её выражение лица, если… Если он легонько сожмёт её челюсть, медленно проведёт большим пальцем по нижней губе. Застынет, не в силах отвести руку. Не удержится и, развернув ладонь тыльной стороной, скользнёт по губам костяшками пальцев, очертит контур, срывая горячий вздох.       Yeah, Dana, он расслышал короткий чувственный стон. И ощутил, как Гретта выгибается в пояснице — если бы она только знала, что, подаваясь бёдрами назад, ещё сильнее возбуждала его мягкостью и податливостью губ. Они оказались точно такими, как Иорвет и предполагал.       Ему невыносимо хотелось проникнуть внутрь, его завлекала перспектива ощутить влажную тесноту её рта — с трудом он удержался от того, чтобы не погрузить пальцы глубже, не скользнуть по языку.       Гретта переступила на месте, невольно потеревшись ягодицами о пах, разжигая агрессивное желание. Вопреки напускному упрямству, не в силах уйти от этого прикосновения, она обмякла в его руках.       Bloede… Какой аромат. Так мог пахнуть только запретный плод.       Мир закручивался по спирали, Иорвета засасывало в образовавшуюся воронку, но он не сопротивлялся. Кто бы знал, каких усилий ему стоило удерживать Гретту, не позволяя себе лишнего, и одновременно следить за тем, чтобы с её губ не сорвалось ни звука. Но она была великолепной соучастницей тайного, разделённого на двоих греха. Иорвет мог дать руку на отсечение, что, если он отведёт ладонь от рта Гретты, выпустит её из своих пут, она продолжит молчать, не шелохнувшись.       Это потом его захлестнёт поток бессмысленных обвинений. Но её слова потеряют вес. Отсутствие на теле Иорвета синяков и царапин засвидетельствует против Гретты, ведь её руки были свободны. Как и белые остренькие зубы, которые она не торопилась пускать в ход.       Могло ли что-либо быть волнительнее, чем этот момент? Где пролегала та граница, перейдя которую, можно было насытить внутренних демонов, не выдав своего присутствия? Здесь, в холодной зале для хранения гробов, ярко играло волнительное чувство предвкушения, а в соседнем помещении до сих пор шёл разговор. Роше продолжал время от времени вставлять какие-то реплики, из которых по-прежнему невозможно было разобрать ни слова. Зато голос Филиппы, истинно птичий напев, слышался отчётливо, в нём звучал восторг. Она была невероятно довольна собой.       Иорвет всецело разделял её настроение. Благодаря случаю он получил Гретту в единоличное пользование, наслаждаясь звуком её сбившегося, сдавленного дыхания, шевелением маленькой грудной клетки, в которой истерично колотилось сердце.       Ей хватало того, чтобы просто почувствовать его горячую ладонь на животе, хриплое дыхание, опаляющее ухо. Иорвету же этого было мало. Он не слышал её голоса, срывающегося на стон. Хотя стоило бы.       Не теряя времени, он стал сминать её рубашку, медленно вытягивая подол из штанов. Что за мода такая? Иорвет уже успел мимолётом оценить вид Гретты сзади: плотно сидящие на бёдрах, призывно обтягивающие узкие брюки волновали кровь слабее, чем её летящие лёгкие платья, которые так и хотелось сорвать. А эти вещи даже не вызывали желания снимать их полностью.       Она поёжилась, завертелась на месте. Но, тем самым создав больше шума, чем обычно, притихла, смиренно принимая неотвратимость, с которой Иорвет нарочито медленно расстёгивал нижние пуговицы.       — Расслабься, — насмешливо шепнул он и мягко потёрся щекой о её висок.       Зря он это сказал — Гретта натянулась, словно струна. Придётся начать всё сначала? Ещё чего.       Теперь его пальцы могли беспрепятственно касаться оголённой кожи втянувшегося, и без того плоского, живота. Иорвет с улыбкой подтвердившего свои догадки искателя ощутил волну мурашек, пробежавших по её рёбрам, скользнул рукой выше.       Задержавшись, он дождался, когда напряжение Гретты спадёт. С обострённой чуткостью Иорвет следил за глубиной её дыхания, силой сжатия пальцев, которыми она обхватывала его руку. Как и всегда, в ней боролись желание отстраниться и неосознанная жажда сократить расстояние, прижавшись всем телом.       Когда он бережными движениями забрался выше, под застёгнутую часть рубашки, Гретта с горячим выдохом положила голову ему на плечо. Неужели?       Польщённый доверием, Иорвет не решился коснуться её груди, памятуя о том, как оно хрупко. Лишь провёл ребром ладони по ложбинке, раскрыл кисть у горла, неожиданно сжал его. Удивившись тому, как завёлся от этой мелочи. Он понял, что совершил ошибку уже по отношению к себе, ведь едва удержался от того, чтобы не толкнуться в Гретту.       Такая определённость могла развеять любые наивные сомнения девушки. Вряд ли она восприняла бы это спокойно, поняв, что он не играет, а практически трахает её в одежде.       Иорвет был уверен, что, если сейчас спросить, хочется ли Гретте этого, она резко закачает головой из стороны в сторону. Но если протиснуть руку ей в штаны, коснуться белья, то обнаружится самое надёжное доказательство лжи.       Ему не нужно было проверять. Он чувствовал запах её возбуждения, висящий в воздухе, слышал вздохи, ощущал тяжесть головы у себя на плече. Если бы сейчас зажёгся свет, можно было бы увидеть глаза Гретты, прикрытые в томной неге.       Иорвет ненавидел этот маскарад. До белой горячки ненавидел её ложь.       Поэтому в запале он произнёс:       — Отвратительно.       Это прозвучало тихо — так, что Гретта не могла бы услышать. Но она всё равно яростно дёрнулась, грозно повернув голову. К Иорвету с задержкой пришло осознание того, что он сейчас натворил. Он попытался удержать её, успокоить ласковым объятием, но она взбесилась, как фурия: наступила острым каблуком на ногу, толкнула локтем в бок.       И уже не было никакой возможности вернуть всё на круги своя.       Иорвет отступил к стене, не в силах справиться с этой агрессией сейчас, в столь неподходящих условиях. Опёрся спиной о холодный камень, вынужденно охлаждая пыл, и, запрокинув голову, восстанавливая дыхание, стал вглядываться в очертания Гретты.       Она упёрлась двумя руками в крышку гроба, застыла, спрятав лицо за волосами. Исходившие от неё волны невидимой клокочущей злости Иорвет ощущал каждой клеткой тела. Внутри прогрызал себе дорогу крошечный червячок вины. Давить его не было сил — Иорвет сболтнул не подумав. В самый неподходящий момент, когда Гретта раскрывалась и делала первые несмелые шаги навстречу, уходя от укоренившихся в сознании тревог. Когда ей показывали, что быть с мужчиной не страшно, а с умелым — даже приятно.       Но он просто взял и похерил всё к a d’yeabl aep arse! Закономерный исход: человек принимал услышанное на свой счёт, не умея читать мысли. В понимании Гретты слово «отвратительно» наверняка охарактеризовало её возбуждение, особенности внешности. Вдруг ему пришлась не по вкусу её реакция, она сама?       В первый раз за всю жизнь Иорвет пожалел, что был в доспехах. Будь он в обычной одежде, Гретта смогла бы почувствовать его «реакцию», и все мысли о том, что её высмеивали, исчезли бы.       Идиот.       Иорвет стукнулся затылком о стену. Ощутимо, со звуком. Прислушался.       Почему снаружи так тихо?       Он оторвался от стены, сделал пару осторожных шагов к выходу. И вдруг почувствовал проносящийся рядом, с левой стороны, поток воздуха — Гретта его опередила, схватила сумку и звонким, громким ударом каблуков огласила всю залу, оглушив Иорвета.       В её движениях сквозила невысказанная обида: плечи были приподняты, она казалась оскорблённой, злой и совершенно не беспокоилась о том, что её могут услышать. Значит, ещё раньше заметила, в какой момент Роше с Филиппой ушли, и всё равно осталась с Иорветом?       Лгунья! Мелкая психованная лгунья!       Но обиженная, и не просто так. Уходящая всё дальше.       Твою ж мать!..       Иорвет не стал бежать, пошёл ускоренным шагом. Ему удалось нагнать Гретту только у лестницы, когда она поднялась на две ступеньки выше.       В горячечной задумчивости он пытался понять, что натворил, как это теперь исправить. А мысли о том, что Гретта не ушла раньше не потому, что была наглой интриганкой, а потому, что в самом деле растерялась от новых чувств, добивали его с утроенной силой. Особенно когда ему удалось убедить себя в реалистичности этого сценария.       Гретта боялась, для неё всё было в новинку, но в итоге она доверилась ему. Она могла бы заявить о своём нежелании, если бы таковое было. Но поступила иначе, преодолела себя.       И точка, точка, точка.       — Эй, — Иорвет на подлёте схватил её за руку, остановил. Но она не повернулась. Что дальше? — Ты выиграла. — Хорошо, пусть он признает себя проигравшим. Смирится с необходимостью самому сделать первый шаг, наконец покончит с тем, чтобы ходить вокруг да около. — Я…       Сука, как больно. В глотку будто напихали осколков стекла. Язык не поворачивался.       Пусть Гретта скажет что-нибудь! Это просто невыносимо — по собственной воле наступать себе на горло и травиться своим же ядом.       Она ничего не ответила. Только медленно повернулась.       Увидев её лицо, он сразу же обратил внимание на поблёскивающие капельки слёз в уголках глаз. На дрожащие губы, которые разомкнулись, чтобы она могла что-то сказать. Иорвету вдруг стало мерзко от себя: внутренности стянуло, скрутило, а его самого по ощущениям подбросило и с силой вышвырнуло из тела.       Что это было? Душа?       Чужую руку на своём плече Иорвет скорее почувствовал, чем увидел. Как он мог пропустить это движение?       Что-то непривычное, неестественное было в том, что их глаза оказались на одном уровне.       Ещё больше смятения Иорвет испытал, когда Гретта подалась ближе. Это произошло слишком быстро.       И совсем неразличимым стал тот момент, в который она обхватила ладонями его лицо, на выдохе прижавшись к губам.       Иорвет замер на месте, перестав дышать. Казалось, сердце в этот миг остановилось. В глазах помутнело, руки сами стали медленно тянуться вверх.       Он мягко обхватил запястья Гретты, чувствуя её дрожь, вбирая девичье волнение, отводя тревоги. Прекрасно понимая, что этот невинный, лёгкий как пёрышко поцелуй — максимум из того, что она может себе позволить.       Словно в наваждении, он расслабил руки, осторожно привлекая её к себе. Одурманенный, на выдохе приоткрыл рот, думая только о том, как захватить в плен её губы.       И вдруг почувствовал резкий толчок в грудь. Это заставило его оступиться, по инерции сделать шаг назад. С трудом сквозь окутавший его туман Иорвет заметил полный презрения и ненависти взгляд — слишком поздно, чтобы суметь остановить Гретту, которая уже убегала вверх по лестнице.       Он протянул руку, глядя ей вслед, но она не заметила этого жеста.       Неожиданно Иорвета охватил восторг. Его с головой захлестнуло восхищение!       Терзающий лёгкие смех вырвался наружу, застав Гретту на пороге. Она обернулась, надменно посмотрела на эльфа с высоты. Слёз уже не было.       Он коснулся нижней губы большим пальцем. Опробовал на вкус. И, вернув ей насмешливый взгляд, сказал, чтобы она услышала наверняка:       — Забудь, что я сказал. Беру свои слова обратно.