Проклятые

      Гретта влетела в дом ураганом — не существовало других слов, чтобы описать тот шум, который она принесла с собой. Тревожащие мысли, осиным роем жалящие сознание, объединялись в чёрный смерч, бередя свеженанесённые раны, поднимая глубинные переживания из самых потайных подвалов души. Как, бывало, бушевала в природе непогода, сбрасывая с полей последние снега, с воем ломая деревья, так и Гретта сносила с поверхностей всё, что не приколочено, кричала, срывая голос, разбивала подвернувшиеся под руку вещи. Она зацепилась запястьем за настенный гвоздь, служивший крючком для полотенец, задела рукав, и рубашка разорвалась по всей длине руки, до самого плеча. Лоскутки белой ткани расползлись, уродливо свисая, из-за тонкой царапины на коже на них показались красные пятнышки. Вид собственной крови ещё больше распалил Гретту.       — Самовлюблённый! — прокричала она, бросая в стену тарелку.       Осколки посыпались к её ногам.       — Невыносимый! — перевернула — и не почувствовала — заставленный посудой стол.       — Лицемерный подонок! — надсадный крик взмыл ввысь, к самому потолку, и был такой силы, что, прозвучи он в храме, ему вторило бы многократное эхо.       Внезапный стук в дверь — хотя отчего же внезапный, если Гретта перекрыла вход лавкой? — не заставил долго гадать, кого принесло на порог, только подкрепил намерение взяться за чугунную сковородку. Какая бы отменная реакция ни была у Иорвета, удар, резко прилетевший в голову, успокоил бы даже его.       — Милочка, а нельзя ли поти… — обронила соседка, стоило Гретте распахнуть дверь.       — Да пошла ты к чёрту! — обрушилась та на неё, ударяя сковородкой по дверному косяку так, что в ушах раздался звон.       — Недотраханная! — вскрикнула Ирбет, вихрем летящая вниз по лестнице, спотыкаясь о собственные ноги.       — У кого что болит! — не осталась в долгу Гретта, с силой захлопывая дверь.       Не зная, куда деться от переполнявших её чувств, она с яростью пнула лежащий на полу мешок. И сразу же взвыла, запрыгав на одной ноге, хватаясь за мизинец. Шнурок на мешке распустился, из-за чего находившиеся внутри яблоки высыпались наружу. Одно глупое, слепое в своей злости движение — и Гретта, поскользнувшись на гладком блестящем яблоке, полетела на усеянный мусором пол. Тело пронзила боль.       — Ну почему я такая дура? — проскулила она, сложив руки на груди, глядя в потолок, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы.       От боли, обиды, злости — всего.       Гретта сжала кулаки, поднимаясь на одной силе воли, игнорируя стон ушибленных костей. Крупномасштабный конфликт с собственным «я» назревал интенсивнее, искал себе места, жаждал вырваться наружу. Правда пока что выражался лишь в виде разрушения всего и вся.       Поднявшись к себе в комнату, Гретта стала остервенело переворачивать полки и ящики шкафов. Уже не для того, чтобы выплеснуть внутреннее потрясение, а чтобы найти краску. Обнаружив её чуть ли не перед самым носом, она, выругавшись от досады и вооружившись кисточкой, спустилась на нижние ступеньки и неровными полосками окрасила последнюю в красный. Неудовлетворённая результатом, Гретта криво перекрыла её чёрным, так, что аляпистое пятно превратилось в ещё более отчаянное и кричащее. Но, главное, оно бесповоротно отделяло её личное пространство от общего.       Общее… Что, чёрт возьми, у них было общего?!       Гретта закашлялась от ядовитого запаха, выпрямилась, отбросила от себя кисточку, зашвырнув её подальше. Переступила через свежевыкрашенную ступеньку и влетела на второй этаж, настежь распахивая окна. Задержавшись у одного из них, она стала прерывисто глотать прохладный воздух. И вдруг на контрасте ощутила, до чего же горячей была её кожа. Пришлось дышать глубже, выравнивая дыхание, вынужденно усмиряя себя. Спокойно-спокойно-спокойно. Если у алкоголиков бывала белая горячка, то Иорвет довёл Гретту до красной. Руки тряслись как у припадочной, она заметила это, только когда попыталась забраться в постель.       Сбив тяжёлое покрывало к ногам, она улеглась прямо в одежде на чистые простыни, надеясь остыть. Свежевыстиранная подушка пахла какими-то травами, и в других случаях этот аромат действовал расслабляюще, располагая ко сну. Сейчас же он был сродни вони от насильно приставленной к носу бутылочки нашатыря. Только не приводил в чувство, а воспалял и без того разбережённое сознание.       «Как можно было быть настолько узколобой идиоткой?» — снова и снова возникал в голове вопрос.       Сколько времени она потратила на принятие чувств к мужчине, не догадываясь, не предполагая, что он раскроет это и выставит её на посмешище? Станет играть, как кот с мышью, самоутверждаясь за счёт чужой слабости. Воспользуется малейшей возможностью, чтобы уколоть побольнее, нащупав незащищённые места. Гретта была наивной, когда лелеяла надежду на то, что её тайна никогда не выплывет наружу, что он никогда не заметит. Единственное, в чём она оказалась права, — в догадке о том, что это открытие вызовет у него отвращение.       Возможно, в тот день, когда она чуть не упала в колодец, Иорвет и начал понимать её реакции. Тогда мысль промелькнула на мгновение, но Гретта отогнала её от себя. Результатом этой неосторожности стал его неожиданный срыв. Должно быть, будучи не до конца уверенным в своих догадках, он хотел найти им подтверждение, вытрясти из неё признание своей злостью и раздражением. Однако ему помешал шок девушки, которая от страха не могла связать и пары слов. Потерпев неудачу, Иорвет решил вывернуть всё наизнанку, с искусством прирождённого манипулятора заставив Гретту бегать за ним и совершать необдуманные поступки. Наблюдая свысока, он позволил ей собственноручно закапывать себя ещё глубже, чтобы в конце добить её едкими умозаключениями.       Игра. Для него чувства были забавой, а Гретта — куклой, которую он дёргал за ниточки. Ей потребовалось пережить этот позор вселенских масштабов только затем, чтобы картинка из разрозненных кусочков сложилась воедино. Хотя бы ради того, чтобы раскрыть глаза на правду.       Переносясь назад, в самое начало, в то время, когда она допускала возможность того, что Иорвет заинтересуется ей как мужчина, и боялась этого, Гретта в красках вспоминала, как ей живо доказали: ни один эльф не тронет человеческую женщину — в том самом смысле, — побрезгует. Иорвет тогда сказал, что не подложил бы своим скоя'таэлям такую свинью.       Мысленно возвращаясь в день с колодцем, когда Иорвет оттаскал её за волосы и едва не убил, Гретта отчётливо видела в памяти его, поражённого догадкой. Сейчас сомнений не оставалось: именно тогда она и погорела, уж слишком открыто и глупо пялясь на него, испытывая. Иорвет разглядел её симпатию и разозлился. Так всё и было, и таким образом Гретта получила закономерную, чуть ли не эталонную реакцию.       «Я никогда не паду так низко, скорее заставлю упасть тебя», — теперь его слова приобретали новый смысл. Вот они — те злость и отвращение, которых Гретта так боялась, что даже не сразу распознала. В тот раз в порыве бешенства Иорвет отбросил от себя её руку. Получается, не успела Гретта и заикнуться о своих чувствах, как её уже отвергли.       Какой же сволочью нужно быть, чтобы намеренно задаться целью повергнуть человека в ещё больший стыд? И какой дурой — Гретта в который раз хлопнула ладонью по лбу, — чтобы повестись на это? Иорвет расположил её к себе, пригрел обманчивыми ласками и напускной нежностью, смутил непоколебимым напором лишь с одной целью: вынудить Гретту сдаться и признаться ему во всём вслух. Он хотел, чтобы она выдала себя реакцией тела, сделала первый шаг, подняла на поверхность всё то, что скрывала. Ему не терпелось унизить её и растоптать. Этого он и добился, когда в отместку за «отвратительно» Гретта, надеясь сделать ему неприятно, заставить почувствовать брезгливость, поцеловала его. Подонок забавлялся с ней, вёл игру в поддавки, какой-то сумасбродный счёт поражений и побед обеих сторон. Сказал «ты выиграла», чтобы спровоцировать, а потом взял свои слова обратно, вернув себе пальму первенства. Его план сработал. И теперь Иорвет упивался триумфом, наверняка списывая Гретту со счетов. Думал, она будет прятаться? Смущаться своих ошибочных порывов, боясь смотреть ему в глаза? А он продолжит манипулировать, беспрестанно напоминая о случившемся позоре? Да чёрта с два! Большое спасибо ему за то, что вернул её с небес на землю, сорвал розовые очки и подтвердил, каким мудаком был на самом деле.       Гретта заворочалась на постели, сминая простыни. Тяжело выдохнула и как бы стряхнула с себя наружный слой злости, камнем сдавившей сердце. За тем, что лежало на поверхности, чёрным дымом клубилось внутреннее, сокровенное, с таким усилием заталкиваемое поглубже, подальше. Как же больно было на самом деле осознавать предательство и жестокую насмешку. Какой потерянной чувствовала себя Гретта, когда Иорвет в одну секунду перечеркнул всё хорошее. До чего невыносимыми казались его смех и издёвки, когда она осмелилась довериться, открыться. Обнажиться, показывая слабость и мягкость, чтобы столкнуться с его чёрствостью и холодным расчётом.       Как выяснилось, сводить девушек с ума Иорвет умел легко и играючи. А Гретта так глупо попалась, лелея мысль о том, что, пока для него это было каким-то извращённым видом «наказания», она могла радоваться его вниманию и близости. Смущающей, умопомрачающей близости, которую Гретта так неуклюже и, должно быть, смешно приняла, на которую решилась с горячей головой, не думая, идя на поводу тела-предателя, следуя зову обманутого сердца. Впервые оказавшись так близко к предмету своих воздыханий, ощутив себя в его руках и поддавшись чувствам, она трепетала и замирала на месте. То, что Иорвет с ней творил, как он её касался — так не делал никто и никогда, даже она сама.       Это было так волнительно, так приятно и одновременно рискованно, что Гретта не нашла другого выхода, кроме как выключить мысли. Зря, очень зря. Может быть, сохранив трезвый рассудок, она быстро догадалась бы, что ластилась к тому, кто теми же руками умел делать больно. Что принимала ласку от того, кто никогда не поймёт ценности и значимости самих этих прикосновений для неё. И вроде бы, насколько она могла судить с высоты своего опыта, Иорвет не сделал ничего крамольного, но по завершении, особенно когда они рассорились и всё снова пошло прахом, осталось какое-то неловкое чувство испачканности, которое хотелось если не смыть, то хотя бы стряхнуть. Посмотрев на произошедшее со стороны, Гретта увидела Иорвета в другой ипостаси — порой он вёл себя дерзко, вызывающе и вульгарно. Это настолько царапало душу и совесть, что хотелось кусать локти.       И вот ему — нахальному, грубому и невыносимому мужчине — она позволила трогать себя? Какой же стыд, какой позор, ей никогда не отмыться. Это было несопоставимо с той грязью, в которой Гретта завязла после того, как её пытались изнасиловать бутылкой. Эти помои она вылила себе на голову самостоятельно. Радуясь чему-то, едва не виляя хвостом, словно собака.       И в то же время она не могла забыть тот момент, когда Иорвет внезапно проявил щемящую сердце нежность — этот контраст, безумные качели «вверх-вниз», «из стороны в сторону», и заставил Гретту ослабить бдительность. Да пределом её личных мечтаний было обнять его и получить объятие в ответ! Какие поцелуи? Иорвет что, сбрендил? На что он надеялся, когда она, отстраняясь, заметила его намерение продолжить? Что Гретта выстоит и не грохнется в обморок? Сохранит злость и самообладание? Господи! Да он же облапал её всю под рубашкой! Это просто невыносимо! Как она могла позволить этому случиться?       Гретта всегда была зажата в клетке собственной сдержанности. Иорвет разогнул прутья, разорвал их и выпустил наружу самое плохое, что было внутри. Конюх однажды сказал, что у Гретты доброе сердце. Видел бы он её сейчас, готовую убить — если не намеренно, то хотя бы случайно, не рассчитав силы. Разве могло таиться в ком-то хорошем столько злобы и агрессии? Иорвет бесчисленное количество раз говорил не выводить его из себя, но, видимо, он не учёл, что правила поведения распространялись на обоих. Ему стоило быть осмотрительнее, испытывая чужие нервы. Теперь же пусть пожинает плоды своих трудов. Гретта будет безжалостна, как море, и неприступна, как скала. Хотел показать её слабость и ведомость? Пусть посмотрит на то, как ведёт себя человек, честь которого оскорбили.       Наперекор устоявшемуся мнению о том, что сон после таких потрясений приходит быстро, Гретта бодрствовала в постели весь оставшийся вечер, ночь и утро. Без устали перемалывала бесконечные мысли в пыль. И если загнанное сердце прекратило попытки пробить себе путь наружу через рёбра, то костёр, оставшийся в нём после вчерашнего пожара, всё ещё тлел, а в голове звучал белый шум. Иорвет так и не пришёл — очевидно, после минувших событий его внимание целиком поглотили выпавшие на них всех проблемы. В принципе, его никто и не ждал, просто Гретта привыкла прислушиваться к его шагам. Встряхнув головой, сбрасывая неуместно налипшие мысли, она побрела в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок и сменить одежду.       Впервые ей было та-ак глубоко наплевать на то, что он там подумает. Но у неё всё ещё оставалась работа, заказчики, и стоило следить за собой и за состоянием дома — это была визитная карточка её дела. Если бы Иорвет застал Гретту за подметанием пола или переворачиванием мебели, она бы и бровью не повела, сохранив невозмутимый вид, красноречиво говорящий «пошёл ты на хер». Если бы он стал издеваться, проводить параллели между случившимся и хаосом, охватившим их дом, она бы не задумываясь показала ему средний палец. Вот насколько глубоко ей было наплевать, ага.       Гретта не думала о последствиях.       Совсем не думала, мысленно осуществляя план мести, представляя, как смело и независимо ответит, как взглянет, повернётся — в общем и целом, какой крутой она будет при встрече. И в конце концов возвращение Иорвета застало её врасплох. Как раз когда Гретта подметала пол — в том месте, где так неестественно смотрелись осколки посуды, которых ни при каком из возможных сценариев вселенной оказаться там не могло. Он, конечно же, обо всём догадался бы, если бы окинул зал привычно скептичным взглядом. Вот только в этот раз ему, цепкому, было не до мелочей. Из всей обстановки Иорвет выхватил лишь Гретту, нагнав её с убийственной целеустремлённостью.       Она покрепче сжала древко метлы, уговаривая себя не рубить с плеча, а хотя бы выслушать. Иорвет устало привалился к стене неподалёку, потирая переносицу. Брезгливо поморщился, наверняка ощутив запах свежей краски, но никак не прокомментировал это. Трудная ночка выдалась, гад? Но злорадство прекратилось ровно в тот момент, когда он заговорил. И услышанное повергло Гретту по меньшей мере в шок.       — Завтра уезжаем из города.       Она раскрыла было рот, чтобы сказать то, что думает, но Иорвет оторвался от стены, сделал шаг навстречу и не очень-то любезным движением заставил Гретту прикусить язык, хлопнув по подбородку.       — Помолчи. У меня раскалывается голова, — в привычной манере он закатил глаза.       Иорвет проделал это так вызывающе индифферентно, что Гретта задалась вопросом: она для него что, шутка какая-то? Пустое место? И всё же он продолжил раньше, чем из её рта вырвалось хоть слово.       — Я просто хочу, чтобы ты была готова — собери все нужные тебе вещи, избавь меня от своих стенаний в пути.       Сожми Гретта метлу ещё крепче, та бы наверняка переломилась. А вот терпение в прямом смысле лопнуло.       — А ты, часом, не при…       — Надеюсь, я как всегда вовремя, — неуместно весело объявил Киаран, врываясь без стука.       Гретта посмотрела в его сторону лишь для того, чтобы взять себя в руки. Но только сильнее стиснула зубы.       — Верно, Киаран, — ответил ему Иорвет, не отрывая раздражённого — да как он смеет так смотреть? — взгляда от Гретты. — Сейчас — особенно, — и с силой зажмурился, провёл по лицу, будто пытаясь стереть стоящий перед глазами образ взъярённой Гретты. — Объясни ей всё, — он махнул рукой в её сторону и пошёл к себе, — эта внеплановая головомойка выпила всю мою кровь. Я спать. Вечером разбудите.       — Стой где стоишь! — крикнула ему в спину Гретта, сжимая кулаки. И он, в очередной раз тяжело вздохнув, к её удивлению, остановился. — С чего ты взял, что можешь вот так вот заявиться и указывать мне, что делать, не спрашивая моего мнения?       — А если спрошу, то можно указывать? — в его голосе звучала насмешка, пока он скучающе разглядывал потолок.       Ей почему-то показалось, что его вопрос относился к чему-то другому, более личному. Она почувствовала, что краснеет, как мак, но решила не проигрывать:       — Ты знаешь, о чём я, — Гретта вскинула подбородок, отбросив метлу. — И мой ответ на твой незаданный вопрос — могу ли я поехать с тобой завтра — звучит как твёрдое «нет».       — Я не ослышался?       — Друзья, давайте не будем ссориться.       — Проверься у лора, Иорвет, может, с тобой ещё что-то не так. Но я проявлю милосердие и повторю специально для глухих…       — Иорвет, не надо! — как ни странно, это вскрикнул Киаран, действуя на опережение.       Стоило Иорвету развернуться к Гретте, сделать пару шагов, как она крутанулась на месте, стрелой влетела на лестницу, остановившись ровно за красно-чёрной чертой. Киаран в мгновение ока оказался между ними.       — Ты думаешь, меня это остановит? — спросил Иорвет, выглядывая из-за его плеча.       — Тебе сюда нельзя, — непоколебимо заявила она.       — Иорвет, лучше не заходи.       — В лесу не будет никаких идиотских границ. Ты ведёшь себя как ребёнок!       — Пф, — фыркнул Киаран, — а сам-то.       — Ты за кого вообще?       — Я за вас.       — Нет никаких…       — А я повторяю, — нажимала Гретта, — что никуда с тобой не поеду. Я несу ответственность перед людьми. И не могу просто так пропасть, не отдав заказы, никого не предупредив. Некоторые уже заплатили деньги. Как ты себе это представляешь?       — А меня волнует? Я сказал, завтра!       — Я сейчас оглохну, — поморщился Киаран, делая вид, будто от их криков у него из ушей потекла кровь.       — Весь зал провонял твоей краской! — решил-таки заметить вслух Иорвет. — Какая муха тебя укусила?       — Мне вот тоже интересно.       — Скипидар в руки, и вперёд.       — Это мой дом!       — Нет у тебя ничего своего. Только наше.       — Наше и наших будущих детей, ты хотел сказать? — сострил Киаран.       Но на него никто не обратил внимания. Снизу раздались удары, казалось, будто кто-то дубасит чем-то тяжёлым по потолку, — видимо, созданный шум пришёлся соседке не по душе.       — Я не могу завтра! — пыталась донести Гретта.       — Она не может завтра, — перевёл Киаран.       — Я услышал! — прорычал Иорвет. — И мне плевать! Объясни ей, почему это важно, почему, bloede, в таких поездках, как эта, не учитываются её хотелки!       — Говори сам.       — А я не хочу его слушать, — заартачилась Гретта, — пошёл ты, Иорвет… — Красноречивый взгляд из-под бровей заставил её закончить фразу по-другому: — Спать. Иди спать от греха подальше.       — Прекрасно! — вскинулся он, стремительным шагом направляясь в свою комнату.       — Чудесно!       — Изумительно, — вполголоса дополнил Киаран.       — Если до рассвета не будешь на конюшнях — шкуру с тебя спущу! — крикнул Иорвет в сердцах и с грохотом захлопнул дверь.       Гретта раскрыла рот, не мигая уставившись в то место, где он только что был. Хотелось также прокричать вдогонку и показать, что в любом случае упорства ей не занимать. Но Киаран, который до сих пор стоял перед ней и которого она не замечала, заставил её устыдиться своих порывов.       — Грет, — плутовато улыбнулся он, — а мне-то можно за эту черту?       — Да, заходи, — не думая ответила она, отодвигаясь и пропуская его вперёд.       В комнате Иорвета что-то вдребезги разбилось.       Похоже, ничего не поменялось. Он, кажется, делал вид, будто между ними по-прежнему была лишь взаимная неприязнь. Всё вернулось на круги своя. Наверное.       Вопреки ожиданиям, на следующий день ни свет ни заря за Греттой не пришли. А Киаран должен был, они обсудили это ещё до того, как он пошёл будить Иорвета. Из разговора стало понятно, что выезжать нужно срочно, всё обусловлено планом. Весь предыдущий день она судорожно доделывала заказы, отказывая в новых. Попросив помощи Киарана, умеющего писать, что у Гретты выходило, откровенно говоря, не слишком хорошо, готовила объяснительные и сопроводительные письма. У неё не было возможности рассказать Лютику, что делать, пока её не будет. Уверенный в том, что Трисс умерла по-настоящему, он топил горе в вине и был невменяем, своим поведением ещё больше угнетая вернувшегося Геральта, которому приходилось поддерживать роль разбитого и подавленного неожиданными новостями человека.       Отчётливо помня все тяготы пережитых путешествий, Гретта готовилась к отъезду с особенной тщательностью. Как назло, ей не хватало кое-каких вещей, которые можно было приобрести на рынке. Но площадь стала безлюдной. По негласному соглашению горожан, после смерти Трисс все торговые и увеселительные мероприятия приостановились. Самих торговцев с высокой долей вероятности можно было встретить в тавернах, улицы в то же время пустовали.       Не каждому живущему в Вергене было дело до Меригольд — героини войны, внёсшей неоценимый вклад в победу, — некоторые как ни в чём не бывало продолжали заниматься своими делами. Однако проделывалось всё это в воздухонепроницаемой тишине. Когда Гретта вышла за мылом, ей показалось, что она попала в вакуум. До чего же стыдно было ей, хорошей, по мнению большинства, подруге чародейки, обмениваться с соседями на мыло с зубным порошком. Некоторые бросали на неё такие взгляды, что казалось, этим людям удалось постичь загадку бытия. «А ты на самом деле та ещё бессердечная дрянь, так ведь? Что же ты не оплакиваешь свою подружку?» — читалось в их глазах.       Она успокаивала себя тем, что вскоре весь город узнает правду. Было бы неплохо, если бы удалось решить проблему с Филиппой побыстрее, пока это не навредило репутации Гретты. Вечером того же дня, заглянув к ведьме на непозволительно долгий, но условленный час, она ушла обслюнявленная с ног до головы и чертовски злая.       Утреннее промедление Киарана позволило Гретте доделать свой дорожный костюм. Точнее, поколдовать над уже имеющимся мужским малого размера. За всё время работы в Вергене ей в принципе не удалось пошить себе полноценный гардероб, разве что пополнить старый необходимыми мелочами вроде нижнего белья. Зачастую она сама пользовалась готовым платьем, купленным на рынке. Сапожник без сапог — вот кем она была. Ей банально не хватало времени на себя.       Солнце уже давно встало, когда, завершив последние приготовления, Гретта, утерев пот со лба, надела плащ, взяла сумку и вышла из дома. Сердце стучало как сумасшедшее, она спешила вниз по дороге к конюшням, боясь застать за поворотом готовых к отъезду попутчиков, ожидающих её с видимым нетерпением на лицах.       Каково же было её удивление, когда она не встретила никого, кроме Киарана, виновато протягивающего ей поводья Рагнеды.       — Нужно немного подождать, — в качестве извинения сказал он.       В тот же момент Гретта разозлилась на Иорвета с новой силой.       Спустя по меньшей мере полчаса на горизонте обозначились скоя'таэли. Она сердечно встретила Марелет, эльфку-целительницу, которая однажды помогла ей обработать раны, приплёв странный (в любой ситуации) совет. Демонстративно обошла по кривой дуге тех двоих, что загнали её в день пиршества в тёмный угол, угрожая расправой за брата. К своему удивлению, заметив под беличьим капюшоном блеск ярких, горящих в тени кошачьих глаз, поприветствовала Геральта. Вокруг было много эльфов и краснолюдов, которых Гретта не знала лично. Ей не удалось сосчитать их сразу — в конюшнях царило оживление, седлали лошадей, проверяли запасы, переговариваясь, — но она сделала мысленную зарубку развлечь себя этим в пути.       Гретта делала всё для того, чтобы игнорировать Иорвета, присоединившегося к ним верхом прямо из Вергена. Ей казалось, что если она посмотрит на него, то вскипит, как чайник, и обязательно вспылит.       Когда они тронулись в путь выверенной Киараном колонной, день ещё даже не начал разгораться, но положение солнца в который раз напомнило Гретте о том, что в запасе у неё были целые часы и никакой спешки не требовалось.       Они въехали в тень предлесья, куда прежде Гретте так отчаянно хотелось попасть. Раньше они с Рагнедой довольствовались лишь прогулками по выжженным армией полям. Кобыла оживилась, загарцевала на месте, почуяв запах свободы. Обернулась с недовольной мордой и фыркнула, мол, чего такая кислая?       Гретту окатило жаром, когда она увидела, как Иорвет, вернувшись из авангарда, дал знак всем продолжать путь, а сам поехал рядом с ней, на приличном отдалении от тех, кто был позади. На лице у него играла какая-то неподходящая её настроению ухмылочка, но он молчал, пока молчала и девушка, упрямо смотрящая вперёд.       Вдруг он подался влево, заставив их коней соприкоснуться стременами. Гретта сильнее сжала поводья и отъехала, мысленно осыпая его проклятьями. Иорвет проделал тот же трюк ещё раз, надеясь, по-видимому, вывести её из себя. И ему удалось, когда Рагнеда стала идти по самой обочине.       — Что?! — не выдержала Гретта.       — Чудесная погода, не правда ли?       Какой же он… Просто невыносимый гадёныш.       Серьёзно? Гретта закатила глаза, сдерживая раздражение. Мягко стегнула лошадь, прося её вернуться на дорогу.       — Даже не хочу комментировать весь этот бред, — она возмущённо всплеснула рукой. — На кой чёрт было делать столько шуму, если ты мог подождать?       — Просто так совпало, — невозмутимо пожал он плечами. — Ты же не думаешь, что я сделал это для тебя? — а вот это уже прозвучало с вызовом.       Совпадение, ну конечно. Такое неожиданное, что её никто не предупредил. Гретта ехала, смотря прямо перед собой, всеми силами игнорируя нависающего над ней эльфа, который в седле казался ещё выше, чем был. Она кожей ощущала его испытывающий взгляд. Из ушей едва не валил пар начинающегося бешенства — оно что, передалось воздушно-капельным путём? Как же он раздражал этим своим беззаботным, расслабленным видом, можно было подумать, будто Иорвет и впрямь захотел поболтать о погоде.       Вдруг что-то очень странное взбрело ей в голову. Она решила перегородить ему дорогу, застав его врасплох своей смелостью. Или глупостью. В любом случае Гретта намеревалась ответить на вопрос.       — Мне кажется, или ты смотришь мне в лоб? — Иорвет среагировал первым. Если он и был раздражён, то отчего-то умело скрывал гнев за издёвкой, бегло осматривая Гретту, впервые за сегодня обращённую к нему лицом. — А как же глаза в глаза?       Она и вправду не смогла выдержать его взгляда. Но и не засмущалась, ненадолго отворачиваясь — огонь негодования помогал держать марку и давал силы довести дело до конца.       — Я этого не говорила, — твёрдо припечатала Гретта, посылая предыдущее замечание в пешее эротическое. Для пущего эффекта она резко вскинула голову в горделивом порыве: — Ты сам заговорил об этом. Но да. — Казалось бы, от летящих в его сторону молний Иорвет должен был пошатнуться, но он не доставил Гретте такого удовольствия, так что она решилась говорить прямо. — Я считаю, что ты сделал это для меня, — это была ложь, но душа молила о мщении, уповая на свойственную ему сладость. Разве способно эго Иорвета выдержать обвинение в симпатии к людям? — Прислушался наконец. — Он слегка поморщился от этих слов, но Гретта продолжила напирать: — Услышал...       — Ты закончила? — хоть он и перебил её, но голос прозвучал беззлобно. Казалось, Иорвет давал ей шанс разрешить всё мирным путём, предостерегал от возможных ошибок.       Гретте не понравилось, что он ничего не отрицал и не подтверждал. «Где ты видела, чтобы он перед кем-то оправдывался?» — шепнул внутренний голос. Но она отмахнулась от него, желая довести блеф до конца.       — Может, ты сделал это мне назло? — делано невинно поинтересовалась Гретта. — Вернул должок в свойственной себе манере? Ты же ничего не прощаешь просто так. И тебе всегда мало. Вовремя остановиться? — она не успела удивиться тому, что в реальной жизни Иорвет и вправду остановился, взял за удила Рагнеду, вынудив замереть и её. — Нет, не слышал… Ах, извини! — Гретта в театральном жесте схватилась за сердце. — Зачем же я пускаюсь в рассуждения, если склоняюсь к первой версии? Нравится тебе это или нет…       — Не нравится, — обрубил он жёстко, наконец опалив её холодным взглядом, избежать которого было невозможно. От прежнего настроя не осталось и следа. Иорвет и так слушал невообразимо долго и терпеливо. И наконец в его голове будто щёлкнул переключатель. — С чего бы мне делать что-либо ради тебя? Почувствовала себя особенной?       Гретта ощутила невнятный укол в районе груди вкупе с неожиданной растерянностью — почему же ей так больно от того, что она единственная, кто придавал значение их недавней близости? Как сложно было признаться себе, что всё произошедшее — лишь плод воспалённой фантазии, а реальность оставалась удручающей.       — Или это потому что мы…       Что? Что? Что? Почему он так внезапно заговорил об этом?       Сердце замерло, словно повиснув на невидимых ниточках.       — Потому что мы что? — неизвестно как осмелилась уточнить Гретта.       — Ничего, — отрезал Иорвет. Он наклонился, заглянул ей в лицо, чтобы убедиться, что она не пропустит мимо ушей ни слова. С мучительной расстановкой, произведя контрольный выстрел в голову, сказал: — Это ничто.       И она ощутила, как сердце ухнуло вниз с большой высоты.       Гретта любила перелистывать страницы прошлого, смакуя причинённую ей моральную боль, которая была сродни физической, но эти слова, несмотря на их предсказуемость, не стали восприниматься менее остро. Наоборот, прозвучали как гром среди ясного неба. Создалось ощущение, словно во время пути до очередной станции кто-то неожиданно потянул за стоп-кран. Она упала и поняла, что для неё это конечная.       Окончательно заблудившись в закоулках собственных мыслей и чувств, Гретта не мигая смотрела уезжающему Иорвету вслед, не находя слов, чтобы ответить.       Она не разбирала дороги, Рагнеда сама понуро плелась за скоя'таэлями, будто почувствовав настроение хозяйки. Ветер нагнал её на последнем участке открытой местности, поднял плащ, неприятно укусив за спину. Они вошли в более тёмное пространство окружающих лесов, перед глазами впервые за долгое время оказалась не каменная кладка города, а вездесущая зелень, но радости от смены обстановки, вопреки ожиданиям, не было, лишь удручающая тоска. Напряжение последних недель долго копилось в Гретте, жаждало осмысленных действий и наступления обновления. Иорвет плевать на это хотел, он и не думал идти на контакт. Их разговор сам по себе был странным, начиная с того, что эльф подошёл первым (с какой-то извращённой миролюбивой миссией), заканчивая тем, что ответов, нападая, требовала она, а не он. В общем и целом складывалось впечатление, что зачинщицей ссоры была сама Гретта, а Иорвет лишь защищался.       Внезапно перед лицом появилась ветка. Прежде чем Гретта её заметила, она с силой хлестнула по щеке, оцарапав глаз. Рагнеда остановилась, чутко отреагировав на неосознанное натяжение поводьев. Прикоснувшись к веку, Гретта рассеянно рассматривала оставшуюся на пальцах кровь.       «Красный в природе — предупреждение об опасности», — подумалось ей.       «Вспомни, где ты находишься, и перестань зевать. Это не лёгкая прогулочка», — напомнил внутренний голос.       «Иногда с Иорветом ссоришься так, что всё теряет смысл. Жить не хочется. Ничего не радует. Почему?»       Долгой полемики не случилось. Гретта встрепенулась в решимости вытравить из себя чувство жалости и потерянности, не к месту и не ко времени выбившее её из равновесия.       — Опять поссорились? — зевнул и потянулся в седле Киаран, когда они поравнялись.       — Он перешёл черту, — пространно ответила Гретта.       «Или это сделала я? Подкралась, как умалишённая, к спящему тигру, стала дёргать за хвост и усы…»       Киаран молча подал знак остальной группе, намереваясь отстать и поехать позади, подальше от любопытных ушей. Гретта послушно последовала за ним.       — Только сейчас? — продолжил он заговорщически, когда они наконец могли слышать только друг друга.       — Не смешно, — девушка грозно зыркнула в его сторону.       — Я имею в виду… В смысле, приказ высечь тебя — прости меня, Гретта, — ерунда по сравнению с простым разговором? Не берём во внимание то, что на повышенных тонах.       Она вдруг задумалась, насколько это иронично — принимать сопереживания от того, кто был к Иорвету ближе всех. Ведь неспроста Киаран — его правая рука. Он тоже убивал и калечил людей, по сути, ничем не отличался от командира, кроме как добрым отношением к Гретте.       Хотя зачем об этом думать? Здесь, на Континенте, все живые существа стремились убить или покалечить друг друга, не особо разбирая, кто есть кто. Люди против нелюдей, нелюди против людей, и даже брат против брата. Бесконечный круговорот ненависти и насилия.       — Я поняла, о чём ты, — вздохнула Гретта и ощутила, как из-за разговора с Киараном окружающий мир стал наполняться красками, звуками и запахами. Она прожила в общей сложности двое суток, зациклившись на своих чувствах, и все её мысли, попадая в воронку, вращались вокруг Иорвета. — Я сказала «перешёл черту», это значит, что теперь у нас другой контекст отношений.       — Какой же?       — Раньше мы общались посредством причинения физического вреда, теперь морального, — фыркнула Гретта. — Исчерпывающе?       — Вполне, — понимающе кивнул Киаран. — Совет не принимать его слова близко к сердцу нужен? Я уже говорил, что в отношении тебя он любит разбрасываться громкими…       — Знаю, — выдохнула Гретта, прикрывая глаза.       — Что это у тебя? — Киаран обеспокоенно коснулся её лица.       — Смеяться будешь, — не очень-то весело улыбнулась она, — меня заборола простая ветка, — но ей было приятно почувствовать прохладу его рук. — Так вот, — Гретта встряхнула головой, сбрасывая с себя прикосновение, потому что решила вернуться к предыдущей теме, чтобы побороть желание продлить момент, — сейчас это не просто крики о том, что он меня убьёт.       — Обещает, что жизнь перед смертью покажется раем?       — У тебя не смешные шутки, — в её голосе прозвенело обвинение. — И вообще, это жестоко — так легкомысленно говорить о том, что я пережила.       — О, mine blath, я ни в коем случае не оправдываю его, — о нет, нет, именно это он и делал, — просто почти со стопроцентной уверенностью могу сказать…       Гретта остановила его жестом, пресыщенная речами о том, что все самые запоминающиеся срывы Иорвета происходили под воздействием проклятия. Но если Киаран начинал трещать, он был неумолим.       — Иорвет никогда не был добряком, но столько ненависти… — Гретта хмыкнула в ответ на его слова. И это ей говорил эльф-головорез, который следовал за своим командиром по пятам, как преданный пёс? Меньшее зло оправдывало большее — вот как его доводы выглядели со стороны, несмотря на то что Гретта полюбила Киарана всем сердцем. — Такое чувство, будто зло и обиды, которые копились в нём, выбрали целью тебя.       Ага. Конечно. Всё из-за неё. До встречи с ней Иорвет был паинькой, он не дошёл в своём безумстве до апогея, уничтожив целый храм. А так да, единственный камень преткновения, разумеется, Гретта.       — Воодушевляет, ты не поверишь как, — съязвила она. — Я вот прямо сейчас готова простить его за все шрамы, — и сама же поёжилась, словно от холодного ветра, заелозив в седле. — И за тот партак, — выплюнула, скривившись, — которым он заклеймил меня, как овцу.       — Довольно симпатичный «партак», как ты выражаешься. Я бы сказал, даже приличный.       О-о-о, играй, моя гармонь, играй.       — Зря я его тебе показала, — нарочито сокрушилась Гретта. — И вообще. Я не понимаю, ты сейчас пытаешься убедить меня в том, что те ужас и боль, которые я испытала, стоили того?       — Нет, я просто сказал, что татуировка вышла красивой и совсем не портит твоего тела, — Киаран попытался задержать её взгляд, заразить улыбкой. Но сегодня Гретта воспринимала все шутки в штыки, и он наконец это понял. — Чтобы ты из-за неё не переживала, — буркнул эльф, подытожив.       — Ты уж прости, но я как-то совсем позабыла восхититься чрезвычайно тонкой ручной работой, филигранностью выведенных линий, говорящих о непревзойдённом мастерстве художника.       — Сделала меня, — сдался Киаран, вздыхая. — Да, мне жаль, что эта отметина, как и все другие, вообще у тебя есть, — признался он, разоблачая свой замысел. — Хочешь, набью ему морду?       — Не стоит. Жизнь уже прошлась по нему асфальтоукладчиком, — со всей злобной мстительностью сказала Гретта, за глаза она могла говорить о нём что угодно.       — Конец не понял, но звучит угрожающе. Так что соглашусь.       То, как они вдвоём сплетничали о Иорвете и говорили о нём в третьем лице, позволяло обоим отвести душу. В действительности же не всегда всё работало в одну сторону. Бывало, у Киарана находились свои причины, чтобы посетовать. Досадно, что некому было пожаловаться на самого эльфа. Чаще всего он поддерживал Гретту, а иногда, как сейчас, вставал за командира горой, и ей приходилось отстреливаться уже от двоих. Однако лёгкий осадок раздражения, который присутствовал в теперешнем разговоре — усиленный не иначе как стараниями Иорвета, — был ничем по сравнению с теми чувствами свободы и принятия, которые дарил Киаран.       Гретта не уловила того момента, когда невидимая удавка на шее ослабила натяжение и стало легче дышать. Они, неспешно шагая, наслаждались звуками леса, полного жизнью. Вдыхали тянущийся эфемерными нитями смолистый запах деревьев, трав, прелых листьев и поздних цветов. Ещё совсем немного, самую чуточку — грибов. Или так пахло сыростью, предваряющей раннюю осень в гористой местности?       Вдруг неожиданно для себя и других Гретта громко воскликнула, указывая на деревья. Две белки — одна рыже-белая, другая полностью чёрная — играли в догонялки. Такую расцветку, как у второй, она никогда не видела. Тут эта белка нагнала рыжую. О нет! Она задумала что-то ужасное! Собиралась напасть на ту, что поменьше и наверняка послабее. Но… нет. Скорее, чёрная белочка просто была самцом.       Гретта не стала смотреть, что будет дальше. Она отвернулась, слыша раскатистый хохот скоя'таэлей, вызванный её неосторожным удивлением. Киаран тоже посмеивался, и девушка, подъехав ближе, не преминула ткнуть его в бок.       — Нет, ну правда. Что смешного? Разве они не должны озадачиваться этими проблемами, — так Гретта завуалировано назвала брачный период, — весной?       — Чтобы инстинкты срабатывали, необязательно быть весне, — Киаран старался говорить серьёзно, но его всё равно пробивало на «ха-ха». — Кому-то достаточно быть большой чёрной белкой… И увидеть перед собой маленькую рыжую…       — Почему у меня такое чувство… — покосилась в подозрении Гретта.       — Нет-нет, я не собирался проводить никаких параллелей и на что-то намекать.       Уж слишком поспешно он отрицал сказанное. Уж слишком заполошно размахивал руками, защищаясь. Впервые Киаран оступился так неосторожно, выдавая все тайные мысли. Осознав, что он понимал, что на самом деле происходило между ней и Иорветом, Гретта почувствовала, как её окатило жаром стыда. Знание Киарана вызвало неловкость и смущение. Их разговоры вмиг приобрели другой смысл.       Гретта опасливо посмотрела в его сторону — он продолжал путь как ни в чём не бывало, с самым располагающим видом на свете, будто говоря «не моё дело». Чуждые городскому жителю запахи дурманили её разум, заставляя щёки пылать. Она хотела найти привычную поддержку, но сейчас дорога к другу была заказана. Поэтому не оставалось ничего, кроме как задрать голову, вслушиваясь в трели птиц и в шум лёгкого ветерка в макушках деревьев.       — Грет? — послышалось со стороны Киарана спустя недолгое время.       — М?       — Я правда хорошо знаю своего лучшего друга, — от его осторожного, вкрадчивого тона сердце девушки начало отбивать чечётку. Паника-паника-паника. — И думаю, что ему хватило бы мозгов оберегать тебя от любых повреждений. В смысле... беречь как зеницу ока, если бы он не был невменяем. Это логично. — Теперь ей даже удалось перевести дух. Значит, разговор лился из пустого в порожнее. И Гретта понимала, как надо вести себя в подобных случаях. — Иорвет, которого я знал ещё полгода назад, был логичен. Да, он мог быть… хаотичным. Но сейчас он просто непредсказуем.       — Зачем ты говоришь это, Киаран? — спросила Гретта слабым, надломленным голосом. — Зачем сеешь во мне сомнения?       — Я не сею, а только поливаю взошедшие без моего участия ростки, если позволишь так выразиться. То, что в нём есть проблески адекватности, ты заметила и без меня.       Вопрос «и что с того?», должно быть, слишком явно отобразился на её лице.       — Хорошо, давай по-другому, ты же видишь, что со всеми остальными он общается и ведёт себя нормально.       — И поэтому не мудак? — начала горячиться Гретта, нервно отбивая дробь по луке седла. — Ты не ответил на мой вопрос.       — Возьмём и вспомним тот день, когда мы победили в войне. Люди, такие же, как ты, шли к нему на поклон…       — Мне поклониться? Может, припасть к земле? Лечь у его ног?       — Ты не слушаешь.       — Ты тоже, — язвительно заметила Гретта. — С твоей стороны будет очень любезно сначала ответить на мой вопрос, но когда отвечу я, — она сделала ударение на последнем слове, — попрошу закрыть тему. Я вообще не хочу говорить о нём. Ты постоянно втягиваешь меня в эти бессмысленные разговоры.       — Почему бессмысленные?       — Киаран.       — Ладно. Ты спросила, зачем я это делаю. Будь я Лютиком, я бы сказал, что верю в то, что добро победит. Если говорить простым всеобщим, я верю в то, что победа будет за тобой. Я верю в тебя.       — И каким же образом добро, как ты выразился, победит? Кого мне нужно победить? С кем сражаться? Ты меня видел? — она указала на оцарапанный глаз, как бы намекая на то, что проиграла схватку с никчёмной веткой.       — Видел всегда. Поэтому и уверен.       — И что это, чёрт возьми, значит?       — Комплимент, который ты оценишь в будущем.       — Заделался пророком?       — Что ты, — улыбнулся эльф, — я простой, наивный парень. Не смущай меня раньше времени.       — Эти твои шуточки… Непонятные.       — Ты хорошо на него влияешь. Он меняется. Я это вижу. Все видят.       Гретта снова его одёрнула:       — Киаран.       — Тебе за такой короткий срок удалось добиться того, чего не мог сделать никто другой.       — Ну пожалуйста.       — Я прошу тебя…       — Не-ет.       — …чтобы ты дала ему ещё один шанс.       — Ты не отстанешь, ведь так?       — Не-а.       — Если я пообещаю тебе, что дам ему ещё один крошечный шанс, мы сможем перевести тему?       — Клянусь.       — Он обидел меня. Сказал очень плохие вещи. И мы теперь не разговариваем. Я ни при каких условиях не буду делать первый шаг навстречу. Сам убедишься в том, что твои наполеоновские планы — пропащая идея.       Гретта не сразу уличила себя в смертном грехе — она недоговаривала, умалчивала, а это было равносильно лжи. Она плохо понимала, в чём её вина, но чувствовала, что кожа на шее, пылающая от жгучего стыда, становится красной. Сердце отчаянно заколотилось. Ей вдруг невыносимо захотелось спрятаться, залечь на дно увиденной реки или забраться на верхушку дерева. Но она ничего не могла поделать и продолжала сидеть, мысленно проклиная свою ложь. И обиднее всего было то, что Гретта обманывала не только Киарана, но и саму себя.       Беседа с Иорветом могла сложиться по-другому. Он вообще вёл себя иначе, и хотя бы это должно было указать ей на то, что не стоит горячиться. Сегодня — впервые — они поссорились исключительно по её вине.       — Он подойдёт первым, — одёрнул её Киаран.       Гретта в неверии покачала головой.       — Что, поедешь теперь ему мозги промывать?       — Нет, — сказал эльф уверенно, и краем заострённого уха не поведя в ответ на её критичную шутку. — Он всегда приходит к тебе сам.       — Как ночной кошмар, — закрылась руками Гретта.       — Заделалась рифмоплётом?       — Ты быстро учишься, — подавленно отозвалась она, и слабая, пропитанная горечью улыбка коснулась её губ.       Если по-честному, Иорвет заслужил такое отношение. Но Гретта не могла избавиться от чувства, будто упустила что-то важное из виду.