Проклятые

      Гретта была невыносимой взбалмошной девчонкой. Но в первую очередь, конечно, просто женщиной. Одной из тех, коим испокон веков предписано быть неадекватными и непостоянными, сея лишь проблемы и муки. Иорвет же извинился за «отвратительно»… Или нет? Ему казалось, он сделал максимум для того, чтобы выглядеть — насколько это возможно — виноватым. Догнал её сразу после произошедшего, схватил за руку и позвал. Да, наговорил лишнего, слова сами срывались с языка — в любом другом случае он бы никогда себе этого не позволил. Застыл как вкопанный, готовый стерпеть её неопытные притязания, вместо того чтобы взять инициативу в свои руки. А ей вдруг взбрело в голову устроить ему какие-то испытания и пытки поцелуями в надежде оттолкнуть Иорвета. Гретта не понимала, что, застав его врасплох (и как ей только удалось?), осуществила желаемое им.       Когда Иорвет в откате усталости, не чувствуя ног, вернулся к обеду домой и застал разруху — явные доказательства нервного срыва Гретты, он ничего не сказал. Не подтрунивая, никак не комментируя произошедшее, дал ей свободу самовыражения, время и возможность выпустить пар. Последние были нужны им обоим, он это отлично понимал. И где благодарность? Вместо молчаливого принятия и уступчивости он получил нападки со спины и непреклонное упрямство. Вздумалось же ей в тот день перечить и путаться под ногами. Почему с ней всегда было так сложно? Почему она не могла просто молча сделать то, что он говорил? Или, может быть, Иорвет так привык раздавать приказы, что совсем разучился просить? К невоенным нужен другой подход, это понятно. Но что делать, если, будучи командиром скоя'таэлей, ты десятилетиями не выходил из леса? И привык сначала убивать людей, а уж потом слушать их — и только в такой последовательности?       Dana, пусть кто-нибудь объяснит, что с ним происходило. Почему его вообще это волновало? Иорвет не мог избавиться от мысли о том, что с другими людьми в бытовом, вынужденном общении всё было нормально, а с Греттой нет. Почему она так реагировала? Привыкла к одному обращению, но, стоило Иорвету изменить тактику, проявить уступчивость, как вдруг выяснилось, что она не может под такое подстроиться. Так какой смысл ломать себя, если результат всё тот же?       И, о-о, как же бесил собственный друг! Как у него получалось взаимодействовать с Греттой так хорошо и почему она относилась к нему с такой симпатией? Это было просто… несправедливо? Что делал Киаран, служил жилеткой для слёз? А кто обеспечил Гретте безопасность и комфортные условия? Кто разбирался с её обидчиками и не подпускал таковых на расстояние выстрела?       Да, Иорвет сам неоднократно становился причиной её слёз. В прошлом, может, это и не особо его волновало. А в последнее время он вообще не замечал за Греттой подобного поведения, чтобы судить о том, что думает о нём. Недавние слёзы обиды, проявления женской мягкотелости можно было понять и даже стоически перетерпеть. Но в целом Гретта не плакала перед ним — во-первых, она стала крепче духовно, это чувствовалось, во-вторых, Иорвет осознанно и неосознанно щадил её, хотя мог бы по щелчку пальцев разрушить все её защитные форты и цитадели. Правда в том, что он позволял Гретте строить замки и жить в иллюзиях, руководствуясь соображениями о каком-то там благе. Уж не её ли? Она не плакала по его заслуге — Иорвет вложил столько усилий и труда, чтобы не убить её, не покалечить, уберечь от себя и других. Значит, он хорошо о ней заботился.       Так «заботился», что его воротило от самого себя. Например, вечером, перед поездкой, когда стало известно о том, что случились накладки — отряд, разленившийся от спокойной, мирной жизни, лишнего шага до этого не делавший, не успевал к условленному времени, — Иорвет не сказал ни-че-го. Он мог заставить всех поторопиться, мог очень действенно простимулировать, устроив разнос, но лишь промолчал. Решил, что было ему несвойственно, пустить эту мелочь на самотёк, с мыслями: «Значит, так нужно, значит, так должно было сложиться». Может, между делом подумалось ему тогда, имея в своём распоряжении чуть больше времени, Гретта успеет подготовиться лучше? Это избавило бы от многих хлопот. И пусть, закрывая глаза на леность соратников, Иорвет не планировал угождать Гретте, её образ всё равно вставал перед внутренним взором.       «Избавило бы от хлопот», — как глупо! Рассуждая в подобном ключе, Иорвет в итоге свернул не на ту дорожку и жестоко просчитался. Гретта — видите ли! — была недовольна тем, что её не предупредили о задержке. Сама пришла с опозданием, готовая строить виноватое выражение лица и сносить ругательства, лишь бы сделать по-своему. Ей дали время, хоть и не специально, — она им воспользовалась. Получила своё, но всё равно продолжила вести себя так, будто встала не с той ноги. Удобно же устроилась… Нет, погодите. Почему ему вообще постоянно приходилось видеть её вечно кислое лицо? Что нужно женщине, чтобы она была довольна? Что нужно Гретте, чтобы она перестала трепать ему нервы?       Судя по всему, Гретта относилась к тому самому типу девушек, которые «любят ушами». И, дабы получить благосклонность, Иорвет должен был раскрыть душу нараспашку, быть откровенным и делиться всеми мыслями. Как же ей хотелось подловить его на том, что задержку поездки он подстроил специально для неё. Это было так глупо — Иорвет ответственно подходил к своим обязанностям, как командующий, дела всегда стояли на первом месте. И так наивно — в духе женских любовных романов.       Он был слишком стар для подобного.       Но Гретта — нет. Она любила трагедию. Иорвет — драму. А Киаран брал всё это и превращал в комедию.       Гретте было словно предначертано, чтобы её спустили с небес на землю. Он не будет делать что-то специально для неё и танцевать под её свирель — это раз. Не будет что-либо объяснять и как-то оправдываться — это два. Три — ему плевать, что она там о нём думает. И в то же время Иорвет понимал, что, если ему хочется заполучить расположение девушки, следует идти на уступки.       Он и пошёл — сделал вид, будто забыл брошенные со злостью слова и тот цирк, который она устроила. Но Гретта не удовольствовалась услышанным и увиденным, не оценила его жертвы — ничем не обременённого, ровного общения. О нет! Вот кому действительно всегда было мало! Она решила, что может им управлять и вертеть по своему усмотрению. Будто Иорвет, раз за разом наступая себе на горло, позволит ей сделать это.       Гретта совершила ошибку, на которую он счёл необходимым указать. Выбрал, правда, не самый приятный метод, сказав в запале то, что не стоило. И теперь они снова стояли по обе стороны баррикад и снова вели военные действия друг против друга. Хотя когда это прекращалось?       После событий в покойницкой Иорвет был уверен, что все двери для него теперь открыты. Он хотел, она хотела — довольно изводить себя и трепать нервы. Но всё оказалось не таким простым и однозначным. В ровный ряд мыслей, где всё было разложено по полочкам и предопределено с полной уверенностью, вмешалось воспоминание о давнем разговоре с Саскией, когда она сказала «это сильнее тебя». «Что это значило?» — думал он раньше. А теперь понимал: Дева из Аэдирна оказалась права, Иорвет был связан по рукам и ногам. Более того, он сам поставил себя в такое положение.       Во-первых, его убеждения насчёт того, что Гретта действовала со злым умыслом, дали трещину. Он заглядывал в глубь её обвиняющих глаз, замечал краску, в которую её бросало от одного его появления или невинного касания. Слышал срывающийся, звенящий от волнения голос. И, наконец, видел зависимость — то, как Гретта цеплялась за него, словно тонула. Нечего скрывать, ему безмерно льстило такое отношение, купаться в лучах обожания красивой девушки — человека — это что-то новое. Но чем он заслужил его? Логика подсказывала, что не обошлось без воздействия игры в «горячо-холодно». Иорвету довелось поступать с Греттой лучшим и худшим образом. Зачастую он просто себя не контролировал. Но в итоге получил идеальную жертву. Как и ожидалось, безоглядно в него влюблённую.       Что он чувствовал по этому поводу? Было ощущение, будто он выиграл в заведомо неудачную лотерею и неожиданно озолотился. Богатство никогда не манило его, но капитуляция одного из самых злостных врагов опьяняла похлеще алкоголя. Так случилось, что участие в основании нейтрального государства вынудило Иорвета поумерить пыл в отношении людей, зарыть — неглубоко, с оглядкой на «временно» — топор войны. Однако Гретта, средоточие и живое воплощение всего, что он ненавидел, всегда была рядом, в одуряющей шаговой доступности. Сокрушённая, но не сломленная, упрямая, но безотчётно податливая.       Для такого, как Иорвет, Гретта — совершенный в своей обёртке и наполненности утешительный приз.       Прямой потомок человечества, она находилась полностью в его подчинении — лакомый кусочек, которым можно было пользоваться в своё усмотрение, отыгрываясь на нём, реализуя самые тёмные фантазии.       Так гладко всё и прошло бы, если бы на карту выпали игральные кости с ожидаемыми числами. Саския была вдвойне права. Вмешивалось пресловутое «во-вторых».       Во-вторых, Иорвет, не отдавая себе отчёта, пообещал Гретте, что она может ему довериться и он не сделает с ней ничего из того, что она не захотела бы сама. Кто потянул его за язык? Не иначе как d'yaebl, ведь внутри поселились чувства — неожиданный побочный эффект. Несмотря на все его холодные и циничные расчёты, Гретта сделалась чем-то большим, чем просто развлечение, чем просто игрушка. Почему-то Иорвет думал о ней и всегда оглядывался. Эту мерзость — беспокойство за неё, а не за себя, сопереживание и неконтролируемое любование самим её существованием — он пытался обосновать цепной реакцией. Гретта ему верила — Иорвет не мог позволить себе пошатнуть её доверие. По какой-то причине это было архиважно. Может, объяснение таилось в глубине её глаз, смотрящих на него как на божество? Или в извечно протянутой руке, просящей о помощи, защите, даже когда правильным выбором было бежать сломя голову? Иорвет подтолкнул Гретту к зависимому состоянию, думая исключительно о своей выгоде. Она же приняла его охотно, превратив в созависимое. Умно, хитро, ничего не скажешь. Вот только — теперь он знал наверняка — она бы до такого не додумалась. Это вышло само собой, и девушка ещё тогда, в самом начале, беспокоилась лишь о своём благополучии. Никто не рассчитывал на такой исход, и теперь они были не столько прокляты, сколько повязаны друг с другом. Исключительно и полностью по обоюдной вине, потому что, как оказалось, игнорировать больное, запретное притяжение между ними было невозможно.       Иорвет прекрасно осознавал, что влечение к женщине — более глубокое, чем плотское, — это слабость. Но Гретта изначально была его слабым местом, так что же может пойти не так? Им двоим просто нужно прийти к взаимовыгодным условиям, не нарушив границ обоюдного комфорта.       — Девушка скоро задымится, Иорвет, — голос Геральта, раздавшийся справа, внезапно вернул его в реальность. — Того и гляди, просверлишь в ней дырку. Она, кстати, уже заметила. — Поразительная наблюдательность! Заняться нечем? — Оборачивалась дважды. Сердце стучит как заведённое. Я слышу.       — Bloede, я задумался, — лгать было так же легко, как дышать в пропитанном свежестью лесу. Особенно хорошо это давалось, если Иорвет говорил полуправду.       — Оно и видно, — хмыкнул собеседник, — и о чём же?       Какой-то он сегодня не в меру разговорчивый. Хотя его можно было понять.       — Вспоминал, как ты ворвался вчера в Верген, — многозначительно начал Иорвет. — И какую сцену устроил. Не ожидал от тебя.       Геральт, угрюмо хмыкнув, нахмурил белёсые брови.       — Зато теперь мы точно знаем, сколько у Филиппы охраны.       — И можем забыть о её постах, добытых Роше ранее, потому что тебе взбрело в голову угрожать Эйльхарт у неё дома. Теперь нашему недошпиону придётся найти повод… — он хотел сказать «совершить обход её территории во второй раз», но Геральт перебил:       — Это было обусловлено планом. И это должна была сделать за меня Трисс, если бы умер я, а не она, — его голос звенел, как натянутая струна.       — Ты всё сделал правильно, — примирительно протянул Иорвет. — Я не обвиняю тебя.       Тем более что у Роше нарисовались сверхурочные — ну красота ведь.       Ведьмачье представление удалось на славу — Геральт, сразу по прибытии застигнутый неожиданными новостями врасплох, и вправду разъярился. Ему практически не пришлось играть, он как по сценарию считал все те угрозы, которые должна была обрушить на ведьму Меригольд. Сделано это было для реалистичности, по предложению Гретты — пф, можно подумать, они и сами бы не догадались! Понятное дело, что ни Геральт, ни Трисс не могли вести себя как обычно при внезапной потере друг друга. И у них был повод подозревать Филиппу, о чём та знала наверняка. Нельзя было давать ей причину для сомнений.       Иорвет следовал за Геральтом до дома Филиппы, чтобы тот «не натворил дел». И вошёл за ним, чтобы «остановить». Разнимая ведьмака и чародейку, бросил многообещающий взгляд на Эйльхарт, мол, он не в своём уме от горя, но я полностью поддерживаю его. В завершение Иорвет сказал ей: «У нас нет доказательств, но мы знаем, что это сделала ты. Не думай, что это сойдёт тебе с рук». Филиппа, ведьминское отродье, оскалившись, ответила, что желает им успехов, и, если они будут достигнуты, она лично заставит Иорвета простить её. С ядовитой оттяжкой напомнила, что у него не будет шансов, ведь он её должник на крови.       Премерзотнейшее воспоминание. А ведь они очень рисковали в тот день, несмотря на то что никто никого не мог убить публично. Филиппа «убивала» их исподтишка, с помощью чужих рук. А они себе такого позволить не могли. Её жизнь стоила слишком дорого.       — Филиппе стоит держаться подальше от Трисс, — раздался скрип перчаток — ведьмак с силой сжал поводья, — иначе я за себя не ручаюсь.       — Я был на церемонии погребения, — ответил Иорвет. — Вряд ли Эйльхарт решится ломать надгробные плиты. Тем более ничего из того, чего Трисс опасалась, не случилось, — он пожал плечами, — после того, как Гретта с ней поработала…       Вот d'yaebl, она обернулась. Неужели услышала? Нужно что-то сделать с её шейными позвонками, чтобы не могла вертеть головой.       — До самых похорон к ней никто не приходил. Если ты доверяешь Роше, значит, всё будет в порядке.       — А ты ему доверяешь?       Иорвет бросил взгляд на безоблачное пустынное небо, по которому лениво перекатывался раскалённый солнечный диск. Вспомнил бой спина к спине, смелость и самоотверженность, которые проявил Вернон. А ещё то, как позднее он же, тот самый человек, забыл про Гретту, оставил её одну. Как к такому относиться? Что думать? Сложно отделить боевого соратника от любовника. Но Иорвета вообще не должно было волновать обращение Роше с женщинами.       — Полностью я доверяю только себе, — сказал он и тут же подумал, что в последнее время полагаться на себя мог лишь с натяжкой. — Опыт и чутьё подсказывают мне, что этот hoel — надёжный вариант, — Иорвет осёкся. — Что смешного?       — Представил, что было бы, если бы он услышал от тебя такую похвалу. Учитывая, что ты назвал его хером.       — Раздулся бы, лопаясь сначала от гордости, потом от злобы. Темерский петух, bloede arse.       — У вас довольно сложные отношения, — заметил Геральт, скрывая смех за кашлем в кулак.       — Мягко выражаясь, — Иорвет раздражённо пронзил взглядом пространство перед собой. — Ты появился как раз тогда, когда всё должно было перейти в открытое столкновение, — он прикрыл глаза, мысленно возвращаясь к тому моменту. Но воспоминание оказалось болезненным, неразрывно связанным со смертельным ранением Киарана. И кровью, реками эльфской крови. Поэтому он поспешил открыть глаза и найти взглядом невредимого жизнерадостного друга. — Вам с Трисс каким-то образом удалось нас отговорить. Хотя до этого я запытал пару его шпиков, а он — моих рейнджеров.       — Ты подкосил кого-то из элитного, лично им отобранного отряда? Роше тебе этого не простит.       — Никогда. Как и я не прощу его за скоя'таэлей.       — Похоже, дружбы между вами не предвидится.       — А ты надеялся?       — Слишком много дерьма вокруг. Хочется больше… положительного, что ли… Понимания. Какой-то ясности.       — Память обязательно к тебе вернётся, Геральт. Возможно, ты об этом ещё пожалеешь. Знание — тяжкий груз.       — Ладно, думаю, ещё одна крупица знаний меня не убьёт. Если дружбе между вами не бывать, что тогда происходит?       Раньше Иорвет не находил времени, чтобы охарактеризовать взаимоотношения с Роше. Ведьмак был тем человеком, природу которого он не отвергал, разговоры с которым заставляли его задавать себе новые вопросы и искать на них ответы. Один из последних уже как будто сам собой появился внутри. Оставалось только озвучить его и позволить тому, что впервые произнесено вслух, ожить.       — Уважение.       Это откровение совсем его не удивило.       Однако удивил последующий за ним вопрос, точно так же возникший сам по себе:       — Ты правда можешь услышать сердцебиение человека на таком расстоянии?       — Иорвет-Иорвет.       Если бы он только мог краснеть…       — Забудь.       — Ты, как любила говорить тема нашего обсуждения, когда план в чём-то её не устраивал, палишься.       — Сказал же…       — Могу, — подтвердил Геральт. — Но только под некоторыми эликсирами. Сейчас, как видишь, я ничего не принимал, — и выдержав драматическую паузу, решил добить, подтрунивая: — Я специально.       — Я понял, — не разжимая зубов, прошипел Иорвет. — Киаран, — повысил он голос, пытаясь найти спасение, разглядывая положение солнца через плотные кроны деревьев.       — Привал? — предположил эльф.       — Neen, — покачал головой Иорвет, наконец решив, что вечереет, — пусть разбивают лагерь.       Он спешился, на ходу разминая затёкшую шею, с удовольствием ощутив твёрдую почву под ногами, а также возможность уйти от скользкой темы. Десять часов в седле без перерывов — ни много ни мало, а усталость чувствовалась. Кроме того, лошадей загонять не стоило, они хоть и привыкли к периодическим прогулкам, но не на такие расстояния. Всем предстоял долгий путь.       Геральт был поблизости, когда вся колонна, остановившись, стала следовать приказу. Вернулся и Киаран, молча выжидая за спиной Иорвета, пока тот осматривался.       — Я хочу быть уверен, — начал он, не отрывая взгляда от золотящейся полоски реки неподалёку, — что каждая наша стоянка не принесёт ненужных сюрпризов. Никаких эндриаг, — припечатал он, ударяя ладонью по дереву, — никаких утопцев и прочей дряни поблизости. Геральт, в этом я могу на тебя положиться? — обратился он к нему лично, оборачиваясь.       — Можешь быть спокоен, — ответил ведьмак, беря в руки медальон с ощерившейся пастью волка. — Сделаю всё, что в моих силах.       — Помимо чудовищ нас могут окружать… — продолжил он, смотря уже на Киарана.       — Всякие нежелательные элементы, — тут же подхватил тот. — Не столько враждебные по отношению к нам люди, сколько предавшие нас собратья, — он говорил, и Иорвет видел, как его карие глаза зажигаются огнём в предвкушении мести. Такой воинственный вид был командиру по душе. — Я организую разведку, — вызвался Киаран.       — Из кого?       — Вон те двое, — Киаран указал в сторону эльфов.       Хватило одного взгляда, чтобы отмести эту идею на корню:       — Исключено.       — Но Иорвет…       — Мы не можем им доверять.       Геральт присвистнул, поднял глаза, будто залюбовавшись природой, и предпочёл исследовать местность.       Киаран приблизился со скоростью выпущенной в упор стрелы.       — Ты уже наказал их со всей строгостью, — тут же налетел он.       — Потому что не мог изгнать.       — Но взял их в поход, — всплеснул руками друг, раздражаясь.       Иорвет прожёг его долгим взглядом, не торопясь отвечать.       — Ох, дружище, кажется, я начинаю понимать, — Киаран, дёрганым движением взлохматив волосы, привалился к дереву, вынудив Иорвета отвести руку. — Ты просто ждёшь, когда они в очередной раз оступятся. И уже наверняка, чтобы не быть голословным.       — Всё ещё хочешь послать их в разведку? — спросил Иорвет с ядовитой насмешкой.       — Я думал, ты даёшь им шанс!       — Шанс ещё раз приблизиться к ней и завершить дважды начатое?       — Шанс всё исправить. И у тебя нет никаких доказательств того, что они и вправду пытались её…       — Мне было достаточно одного её взгляда, — непримиримо отрезал Иорвет. — Такой, — выделил он это слово, — взгляд я знаю наверняка, поверь. И даже если я что-то неправильно понял, они вполне недвусмысленно угрожали ей и пытались навредить.       — Тогда будет логично держать их подальше.       — Вот опять ты…       — Беру под свою ответственность.       — И что, будешь сопровождать их, как конвоир?       — Почему нет?       — Всё просто, Киаран: мне не нравится эта затея, — чеканя каждое слово, ответил Иорвет.       — Может, ты ошибся, — друг стал увещевать его с удвоенной силой. — Может, они просто сдурили, когда до них дошла весть о смерти Дориата. И, может, ещё не всё потеряно?       Иорвет прищурился, внимательно вглядываясь в лицо напротив.       — Есть у вас двоих что-то общее… — начал он издалека, подразумевая Киарана и Гретту. — Только недавно меня посещали мысли: отчего же вы так спелись? Теперь я вижу ясно: два неисправимых дитя, в любом случае наивно надеющиеся на благополучный исход, нашли друг друга. Даже когда вокруг an’badraigh aen cuach — всё очевидно — вы почему-то рассчитываете на счастливый конец.       — Тебе бы тоже не помешало присоединиться к нашему клубу, — он поморщился от его слов. — Ты, Иорвет, слишком категоричен, любишь клеймить всех подряд и делать поспешные выводы.       — Хочешь поссориться или заговариваешь мне зубы?       — Поссориться? Из-за чего? Из-за того, что я хочу защитить своих близких? — записал Гретту в ряды «близких» наравне с Иорветом, ну надо же. Потрясающе.       — И для этого ты уговариваешь меня дать шанс предателям?       — Прошу дать шанс мне, — запальчиво указал он на себя. — Довериться мне. А я уже сам обо всём позабочусь.       — Ты не понимаешь, о чём просишь! — Иорвет ощутимо повысил голос.       И все на них оглянулись, на мгновение отрываясь от своих дел.       — Иорвет, — Киаран положил руку ему на плечо, но тот тут же стряхнул её.       — Отвали, — бросил он, — делай что хочешь, — и направился к лошади, чтобы расседлать её и выбрать, в конце концов, место на постой для всех коней.       Но Киаран тут же нагнал его, порывисто дёрнув, тем самым развернув к себе.       — Что, — взбеленился друг, — самый таинственный тут? Самый скрытный? Думаешь, не понимаю?       — Займись, наконец, чем-то стоящим.       — Тебе так сложно сказать это вслух?       — Всё, что хотел, я уже сказал.       — Ты забыл о главном.       — О чём же?       Bloede. Зря он на это повёлся. Глаза Киарана стали безумными. Такими же, если на него находило ребячество и он начинал сходить с ума, позоря Иорвета перед всеми вокруг.       — О! Киаран! — заорал он не своим голосом, пытаясь подражать Иорвету. — Я так дорожу тобой, дружище! Так люблю тебя! Что не могу позволить тебе!..       Иорвет развернулся, схватил его за голову, закрывая рот.       — А ну thaess aep [заткнись]!       Но Киаран ловко вывернулся, театрально упал на колени и, обхватив его за ноги, истошно завопил:       — Я тоже тебя люблю, брат! Я пойду за тобой на край света! Давай возьмём с собой Г...       — Thaess, folie hoel [замолчи, придурок]! — вскричал в сердцах Иорвет, обрушивая на голову Киарана седельную сумку. И, не расслышав больше ни звука, насторожился. Медленно отвёл руку в сторону.       Только для того, чтобы увидеть победоносный блеск в глазах, смотрящих на него снизу вверх. Иорвет слегка подопнул Киарана, сдерживая рвущееся наружу раздражение, заставляя того встать. А он как ни в чём не бывало, с этой своей пакостной улыбочкой довольного выходкой ребёнка стал отряхивать пыль с колен.       — Я мог предвидеть подобное, — мрачно сокрушился Иорвет.       — Но не предвидел, — поддел Киаран. — Ну так что?       Иорвет вздохнул, поднимая глаза к открытому кусочку неба, которое уже начало темнеть.       — Не ходи с ними один. Всегда бери с собой пару…       — Пару — это уже получается, что мы толпой ездим в разведку. В случае чего незамеченными уйти не получится.       — И что ты предлагаешь?       — Как насчёт того, чтобы просто разделить их? Буду ходить с ними в разведку один на один.       — Стоит ли мне повторять?..       — Что это плохая идея? Нет. Просто скажи мне этим своим многозначительным тоном: «Будь осторожен, Киаран». И не забудь тот взгляд из-под бровей.       Иорвет огляделся по сторонам, убедившись, что на них никто не смотрит. И отвесил Киарану душевный подзатыльник.       — Ай! За что?!       — Будь осторожен, Киаран.       И снова шлёпнул по затылку:       — Смотри в оба, Киаран.       — Да хватит! Понял я! Понял!       — Я ничего не забыл? Взгляд из-под бровей на месте?       — Нет… то есть да, Иорвет, ты очень убедителен.       Световой день стремительно клонился к вечеру. Лёгкие и перистые розовые облака медленно ползли по небосклону, наливаясь насыщенной краской, визуально становясь тяжелее. Гористая местность, освещённая прощальными лучами заходящего солнца, сначала вспыхнула фиолетовым, потом стала темнеть, приобретая синие оттенки. Тени в лесу сгустились, и на поляне, обустроенной для ночлега, тут и там начали подниматься белые столпы дыма. Огни костров выхватывали из темноты лица окружавших их путников. Расположившись небольшими группами, эльфы и краснолюды смеялись, переговариваясь между собой — скоя'таэли пробыли в пути меньше суток и пока зашли недалеко, поэтому чувствовали себя в относительной безопасности. Они обсуждали прошедший день, делились эмоциями. Героями историй неожиданно стали Гретта, уж очень карикатурно удивившаяся при виде того, как спариваются белки, а также командир и его правая рука, которые во всеуслышание клялись друг другу в вечной любви.       Преуспел и Геральт: исследуя берег реки, он исхитрился вытащить сома внушительных размеров, оглушив его знаком. Рыбина оказалась такой огромной, что ухи, получившейся из неё, хватило на весь отряд, хотя недостатка в провизии не было — с ними ехали две повозки еды. Геральт тёр лоб, постоянно вглядываясь в котелки и сидящих вокруг.       — Что-то мне это напоминает, — причитал он. — Не могу вспомнить что, хоть убей. И не могу понять, откуда знаю рецепт этого супа. Кажется, будто что-то важное ускользает от меня.       Иорвет, выпустив изо рта дым, ощутил, как по телу разливается тепло. Ведьмак вспомнит. Все вспомнят, кем были раньше, до лишений. Жизнь будет стабильной и спокойной.       Одно омрачало мысли: Киаран с блондинистым эльфом (использовать его имя Иорвет категорически отказывался) так и не вернулись с разведки. Задерживались. И это нервировало. Было ещё слишком рано для того, чтобы поднимать кого-то на ноги. Иорвет старался прислушиваться к Киарану, не хотел делать поспешных выводов.       Поэтому он курил, усевшись под деревом вдали от костров, с неудовольствием отмечая, как на небе загораются первые звёзды, и молча наблюдал за всеми. В особенности за другим эльфом, которого держал под неусыпным контролем. Из этих двоих второй был поспокойнее и в целом вёл себя доброжелательно. Но всё равно, bloede, Иорвет ловил его на том, как он изредка бросает на Гретту непонятные взгляды. Скорее всего, его внимание привлекал плащ Дориата, который девушка носила не снимая, хотя могла бы пошить себе десяток новых. Как будто специально, d'yaebl, провоцировала своих недоброжелателей. Неужели у неё была такая короткая память, что она не помнила, как те прицепились к ней из-за этой вещи?       Иорвет и сам не понимал, что она пыталась этим доказать. Что не боится, несмотря ни на что? Что не забывает тех двоих — Дориата и Ниврима, — первых из немногих эльфов, которые были к ней добры?       Прикипело-таки человеческое сердце к извечному врагу — нелюдю. Иорвет был не первым. А если учитывать её лояльное отношение, одинаковую терпимость к чёрному и белому, острому и округлому, он не будет и последним. Откуда на них свалилось это компромиссное, толерантное существо? Там, откуда она родом, все такие?       Его мир был бы намного лучше, если бы все люди были такими же, как Гретта.       Или Геральт.       Или Трисс.       Лучше продолжить этот список, иначе Иорвет начнёт терроризировать Гретту за то, что она не такая, как все. Не такая, какой он хотел её видеть.       Yeah, хорошо, что вспомнил. Иорвет терпеть не мог Гретту за то, что она ломала его стереотипы.       Не дракон, не ведьмак, не чародейка, а человек. Человек, который хорошо ладил со всеми.       Вот она шла, смеясь над чьей-то шуткой. Вот один из краснолюдов придержал её подол летящего платья — платья, bloede! В лесу! Когда она успела переодеться и какого лешего ей понадобилось платье? Захотела всех клещей собрать?       Гретта пригнулась, внимательно слушая озвученную просьбу. Странно, она сама по себе была невысокая, но, оказывается, всё ещё существовали более мелкие экземпляры — краснолюды. Как он мог забыть?       Конечно, не забыл. Просто всё вокруг меркло на фоне Гретты, и это откровение вызывало у Иорвета почти ощутимую головную боль. Как и её улыбки, рассылаемые всем подряд направо и налево. Выполняя чужую просьбу, она сходила к котлу — к ней не обернулся только ленивый, — а позже вернулась к краснолюдской братии уже с четырьмя мисками, полными ухи. Заделалась разносчицей?       Их дружная компания находилась в непосредственной близости от дерева Иорвета, потому он мог отлично слышать и видеть, что происходит.       Гретта присела к ним и стала слушать — как же это бесило — развесив уши.       — Ужалила его, паскуда, ну, в самое туда — причинное место! — раздался грохочущий бас рассказчика.       — Ты яснее говори: в жопу или в…       — Цыц! — обрушился краснолюд-рассказчик на своего собрата, отвесив тому удар ложкой по лбу. — В нашем обществе милая дама. Попрошу не выражаться.       — Мы всё поняли, Хохлуш, — отсмеялась Гретта, которая ублажала всех знанием имён — ну ещё бы. Все сорок запомнила? — Можешь продолжать. Что случилось дальше?       — А дальше, дорогая, перед его другом возникли муки совести: сосать или не сосать — вот в чём вопрос. С одной стороны, — рассуждал вслух Хохлуш, — Эдуард, то бишь друг Меркурио, помрёт. С другой — Меркурио всю жизнь, с изгаженных пелёнок, позифцр… Как там его?       — Позиционировал, — подсказала Гретта.       — Так точно, — тут же подхватил он, — Меркурио позиционировал себя баболюбом до мозга костей. А тут, значица, во всю длину, так сказать, встал вопрос. Меркурио задумался, ушёл, как говорят, в себя, в самую что ни на есть глубинную суть.       — И что он там нашёл? — заинтересованно подался вперёд третий, молчавший до этого краснолюд, который, вместо того чтобы болтать, активно работал ложкой.       — Сказка с подвохом, други мои. Попробуйте сначала поставить себя на его место, а потом дайте ответ.       — Хитро придумано! — взвился второй. — Если положительно-то ответить, все мозги потом проешь, тюкая. Ах вот ты какой-растакой, значит. Я с тобой на одном поле сра…       — Цыц! — Хохлуш во второй раз огрел его ложкой. — А ты подумай хорошенько, напряги извилины.       — Да нечего тут думать! Я…       — Конечно, нечего! — возмущённо поддержала Гретта. — Конечно, нужно сосать!       Иорвет поперхнулся воздухом, услышав эту фразу, сказанную полным праведного гнева голосом.       — Оно-то, деве сподручнее, — буркнул третий. — Девке стыдиться нечего, у них так положено. А нам…       — Ничего не сподручнее! Я считаю, что это осознанный выбор каждого — мужчины или женщины, без разницы, — распалилась она. Иорвет, хоть его никто и не видел, был готов провалиться сквозь землю. — Да и при чём здесь эти пошлости, когда речь идёт о чужой жизни?!       — Не горячись, дева, и подумай ещё раз. Я скажу тебе, всем вам, — Хохлуш назидательно провёл над их головами ложкой, — концовку.       — Ну так давай же, не томи.       — Меркурио рассудил по-петушиному: один раз, значица, не то самое, ну, вы меня поняли.       — Поняли, так что дальше? — поторопила Гретта.       — Ха! По своему разумению — взял Меркурио…       — Хохлуш! — грозно предостерёг Иорвет.       Все заозирались по сторонам, но источника звука так и не нашли. Гретта нахохлилась, как воробушек, запахнула плащ поплотнее. Может, им послышалось?       — Палёная водка, что ли?       — Тише ты.       — Я не пила. И тоже слышала.       — Ваше пойло, — Иорвет неожиданно вышел на свет, протягивая руку, — изымается. Я разрешения не давал.       — Простите, командир.       — Простите.       — Мы самую малость.       Иорвет окинул их строгим взглядом, взвешивая на ладони наполовину осушённую бутылку. Подумать только — бородатые мужики, едва доходившие ему до пояса, и были самой неуправляемой частью отряда. Краснолюдский народ находил способ напиться всегда и везде где только можно.       — Вставай, пора спать, — Иорвет ткнул носком сапога в подошву сидящей с поникшей головой Гретты.       Пойманные с поличным и пристыженные краснолюды, казалось, замерли в ожидании.       И вдруг Гретта вскинула подбородок, сложила руки в замок и с молящим жестом обратилась к Иорвету:       — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. — Что за лицо? Кого она хотела этим зацепить? — Иорвет, — она надула губы. Это должно было сработать, или как? — Всего одну минуточку.       — Да-да, одну минуточку, командир, — подхватил Хохлуш. — Я почти кончил свой рассказ.       — Должна же быть мораль, — протянул второй.       — Точно, мораль должна быть, — вторил третий.       Всё наводило на мысли о том, что Гретта разыгрывала перед ним спектакль. И ни о какой паранойе и речи не могло быть — вот, она улыбалась краешком губ, а глаза стали похожими на лисьи. Хитрая чертовка загнала его в угол — Иорвет уже ни при ком не мог позволить себе показать плохое отношение к ней. Во-первых, он подавал отряду пример и, чтобы избежать проблем, пытался быть терпимым к Гретте. Во-вторых, некоторые из эльфов — да зачем далеко ходить, взять тех же краснолюдов — похоже, души в ней не чаяли. Когда она успела так глубоко забраться всем под кожу?       — Одну можно, — оскалился в улыбке Иорвет.       И посмотрел на неё украдкой — так, чтобы Гретта слушала рассказ Хохлуша и понимала: чем дольше она будет заставлять Иорвета ждать, тем сильнее на её шее затянется удавка.       — Экхм! — Хохлуш прочистил горло, ёжась в неуверенности от присутствия командира. — Так, значица, Меркурио выбрал друга спасти. Отринул, стал быть, мужскую честь и склонился…       — Здесь можно пропустить, — напомнил Иорвет.       — И высосал яд из его раны! — воскликнула Гретта, всплеснув руками. И, в нетерпении опёршись подбородком на руку, поторопила: — Так и что дальше? Время — роз… Деньги, господа.       — Ха! Да вот что — и умерли они в один день!       — Да ладно?! — изумилась Гретта. — Как же так?       — Время, beanna, — Иорвет мягко потянул её за плащ, вынуждая подняться. — Мне показалось, или ты что-то говорила про розги?       — Хохлуш! Ты нас надурил!       — Так в чём мораль-то? Не сосите, что ли, мужики?       Гретта подняла на него горящий взгляд:       — Моё предложение показать тебя врачу всё ещё в силе, — мило улыбнулась она.       Тогда Иорвет бесцеремонно вцепился в её руку, сжал так сильно, что Гретта чуть не пискнула. Пока краснолюды выясняли отношения, она успела перехватить Иорвета за предплечье, делая вид, будто шла добровольно.       — Если я пойду ко дну, ты пойдёшь вместе со мной, — обворожительное выражение её лица не вязалось с тем тоном, которым она вздумала ему угрожать.       Она намекала на то, что он при всех уведёт её под ручку и покроет свою эльфскую голову позором?       Губы Иорвета сковала ядовитая ухмылка, когда он нагнулся и прошептал ей на ухо, чтобы услышала лишь она одна:       — Думаю, не открою тебе секрет, если скажу, что все считают, что мы спим?       Иорвет ощутил, как Гретта с силой впилась ногтями в его рукав. Но прежде чем она успела сказать хоть слово, он дёрнул её в сторону, вынудив отойти от костра, и потащил за собой.       — Dearme, братья, — сказал на прощание Иорвет.       — Dearme, старший.       — Прекрасная ночь.       — Спокойная.       — Хохлуш! — Гретта яростно дёрнулась в руках Иорвета, когда краснолюды могли видеть только их очертания. Он её удержал.       — Что, милая? — отозвался краснолюд, щурясь у огня в попытках разглядеть её лицо.       — Почему же Меркурио умер на самом деле?       — А-а! Это! Всё просто, sor’ca, ни при каких условиях нельзя высасывать яд — у тебя во рту могут быть царапины, маленькие ранки. Как с этим придурком, Меркурио, и получилось.       До Иорвета донёсся её поражённый вдох. Он не сдержался и закатил глаза. В толковом словаре рядом со словами «наивность» и «глупость» определённо должны быть размещены изображения Гретты.       Не в силах терпеть её выходки ни минуты дольше, он потащил девушку в место, где был обустроен ночлег. Весь день Иорвет пытался наблюдать за правильностью исполнения отданных им приказов, пытался думать о предстоящих делах, сосредоточиться. Но фундамент разумности раз за разом разбивался нелогичными мыслями.       Он думал о Гретте. Задавал себе вопрос «почему?» и не находил ответа.       Гретта создавала иллюзию добровольного послушания в то время, пока их с Иорветом кто-то мог видеть. Её приходилось тащить — похоже, в отместку, из чувства злорадства она повисла на его руке, перенеся на эльфа весь вес. Ей казалось, что она чинила ему препятствия? Или что могла замедлить его никчёмной массой своего тела? Хотелось встряхнуть её и заставить идти нормально, но Иорвет лопатками чувствовал, что на них смотрят. Кроме того, если бы он отпустил девушку, она сразу бы сбежала.       Стоило углубиться в лес, куда не дотягивался свет костров, где сумеречные тени надёжно скрыли обоих от чужих глаз, как её маска стала давать трещины. Гретта громко зафыркала, кипятясь то ли от темпа ходьбы, то ли от злости, заупрямилась, специально задерживая Иорвета так, что ему постоянно приходилось дёргать её на себя.       Какая-то грёбаная насмешка судьбы. В этот раз он сделал всё правильно — мирно и дипломатично, но ей обязательно нужно было выесть ему мозг, воскрешая в уме все утренние обиды. Или не только их? Ладно, неважно. Но неужели на свете не было ни одного способа заставить её спокойно и молча идти рядом? Покорно двигаться в одном с ним направлении — это уже давно должно было стать привычкой. Похоже, вместе с поцелуем Иорвет пробудил не только скрытые чувства, но и девичью дурость. Страшно было представить, что творилось в её голове.       В голове обиженной, оскорблённой маленькой женщины.       Это нужно как-то исправлять? Наверное, да, потому что это невыносимо. А если так плохо стало уже в самом начале их «новых» отношений, то, если их запустить, в будущем могут быть огромные проблемы.       Что, если сорвать с неё всю одежду, поставить у дерева и вбиваться в неё до тех пор, пока от перспективы трахать ему мозги её не начнёт выворачивать наизнанку? Иорвет не думал об этом в последние два дня, потому как был слишком занят. Но теперь они снова оказались вместе, и Гретта, по всей видимости, хотела вовсю отыграться на нём.       Он мог бы наглядно показать последствия таких ошибочных суждений.       Тем более когда нереализованное сексуальное желание, которое Иорвет подавлял огромное количество времени, скручивало внутренности и мутило рассудок.       Но ему нужно было держать свою волю в узде. Не этого он хотел. Не так.       То, к чему лежали внутренние интенции, исключало поспешные решения. У эльфов на этот счёт была любопытная поговорка: «Я иду медленно, потому что спешу». Можно было загнать лошадей и выполнить двойную норму пути в один день. А потом потерять неделю из-за травм животных, получить закономерный откат — и всё из-за спешки. Поэтому, если Иорвет хотел «успеть», бежать не стоило.       Как бы Гретта временами его ни бесила. Как бы его мысли ни разнились с тем, что он озвучивал вслух.       Она, убедившись, что никто не слышит, выла раздражающей морской сиреной над ухом, казалось, целую вечность:       — Отпусти меня! Куда ты меня тащишь?       Хотелось ударить ладонью по лицу, тем самым выражая своё отношение к этому глупому вопросу. Ей уже было сказано, да и разве не очевидно, куда они направляются? Но, с другой стороны, что она могла разобрать в темноте?       — Не поздновато ли ты опомнилась? Или, быть может, уже вошла в роль?       Эффективнее всего на Гретту действовала грубая сила, и неважно, физической она была или словесной. «Пока что, — думал Иорвет, — у меня есть запасы терпения».       — Какую, к чёрту лысому, роль?! — последнее слово вылетело из неё после удара — так стремительно Иорвет прижал её к дереву.       Немного ошибся в расчётах. С кем не бывает?       — Мне осточертели твои ругательства, — закипая, максимально членораздельно произнёс он, сжимая женские плечи.       — Мне осточертел ты! — Гретте подогрев был не нужен, она уже пылала разрушающим огнём злости. В подтверждение своих чувств она с силой упёрлась руками ему в грудь.       — Я давно заметил: слоняешься в сомнительных компаниях, набираешься у них всякого, что, к слову, тебя как девушку совсем не красит.       — Сомнительных компаниях?! Эти мужчины — члены твоего отряда! — с непоколебимой уверенностью заявила она.       — Какое это имеет значение? У тебя совершенно нет вкуса.       — Прости, что? Вкуса к чему? К обществу?       — К собеседникам. Ты совсем себя не уважаешь?       Гретта, казалось, готова была задохнуться от возмущения:       — Теперь ты будешь читать мне морали? Ты? Это ты меня испортил! Из-за тебя я начала материться!       — Я тебя, — Иорвет склонился так, что почти коснулся её лица, — ещё не портил. Когда начну, ты узнаешь разницу и будешь осторожнее со словами. Ты сама по себе испорченная девчонка. Твой язык стал гадким из-за Роше, вот в нём и ищи причину. А на меня чужую вину не взваливай. Если ты не заметила, в твоём присутствии я сдержан в выражениях, как никто другой.       — Ты, Иорвет? Сдержан в выражениях? Думаешь, я не разбираю старшей речи?       — К твоему сведению… — он хотел сказать, что сорвался всего один-единственный раз, когда собирался вытрясти из неё неожиданно возникшую симпатию, но прикусил язык. Ответил только: — Какая разница? Что было, то прошло. Живи настоящим.       Идеальная тактика поведения. Удобно и выгодно для обеих сторон.       Жаль, что Гретта годилась только на то, чтобы разделять его постель, а не мысли.       Бред какой-то. Почему жаль?       — Вот как? И это говоришь мне ты, застрявший в прошлом? — Несмотря на то что Иорвет был уверен в том, что его никто не сможет понять, это всё равно резануло слух. Её реплика относилась к чему-то другому, постороннему. Не могла ведь Гретта смотреть так глубоко. — Ну хорошо. В таком случае… Пошёл к чёрту, Иорвет!       Она порывисто дёрнулась и выкрикнула ему прямо в лицо:       — Wynoś się stąd i pieprz się! — что смахивало ни много ни мало на настоящее проклятье. Иорвет в удивлении распахнул глаза. Где она такому выучилась? Что это значило? — А теперь — живи настоящим! Я сказала всё, что хотела, и больше ты от меня мата не услышишь.       — Что ты сказала?       Неужели она неожиданно вспомнила родную речь? Да нет же, звучало иначе.       — Прости! Мы живём настоящим! Что было, то прошло, — несмотря на то что её голос звучал дерзко, Иорвету отчётливо передавалась дрожь. — Я не могу повернуть время вспять — стала другим человеком. Культурным. И воспитанным!       — Ты что, пила? — он всерьёз заподозрил её в нетрезвости. — Что за бред ты несёшь?        — Я говорю то, что ты хочешь и как ты хочешь.       Стоило признать, мысли, одолевающие её сознание, и впрямь были интригующими.       — А ну открой рот.       Но она отвернулась, стоило коснуться края её рта кончиками пальцев.       — Катись на небеса, и пусть тебе сопутствует удача и успех.       Ну надо же, какая изобретательная.       — Мне надоело, — прошипел Иорвет, двумя руками обхватив её голову, задрав подбородок.       Гретта, используя дерево как опору, попыталась оттолкнуть его с новой силой. У неё, конечно же, не получилось. Но она не растерялась, выставила локоть чуть ниже горла, удерживая, и для надёжности накрыла губы Иорвета тёплой ладонью.       — Не смей!       Но всё, что он хотел, он уже узнал. Приблизившись к ней, Иорвет не ощутил никакого алкогольного запаха. Без труда сбросив её руку, он озвучил вердикт:       — Ты не пьяная, ты просто дура. — И, взяв её за плечо, заставил оторваться от дерева — нужно было всё же дойти до шатра, благо до того оставалось немного. — А то, что я хочу услышать и как я хочу это услышать, ты не говоришь.       Должно быть, девушка стушевалась из-за своей поспешной реакции. Неужели ожидала поцелуя?       — Так мы теперь разговариваем? — послышался неуверенный голос.       Они вышли на свет, к шатру, и Гретта закрылась от яркого огня.       — Yeah, — Иорвет, пользуясь случаем, втолкнул её внутрь. Хоть это и было неожиданно, ей всё же удалось устоять на ногах. Поэтому он достал нож и провёл тупой стороной под её коленями. Этого хватило, чтобы те подкосились и от мнительного испуга Гретта с криком упала на спальник. Не толкать же её, в самом-то деле. — Теперь мы разговариваем. Тогда, когда я захочу, и о том, о чём я захочу.       — Ты просто…       Она смотрелась невероятно привлекательно: в платье, растрёпанная и распластанная на коже и мехах, глядящая на него бешено сверкающими глазами. От этой непрошеной картины у Иорвета на мгновение помутился рассудок. Одновременно от желания и злости.       Нельзя позволить ей управлять им.       — Ты не придумаешь ничего нового, — притворно сочувственно сказал Иорвет, возвышаясь над ней, — не скажешь мне ничего из того, что я не ожидаю от тебя услышать. Но для экономии сил советую выбирать выражения.       — Ясно, — процедила Гретта, и в нарастающих от ветра всполохах огня он различил, как она сжимает кулаки от досады. — Будем спать здесь? — Как… Очаровательно. Значит, она уже приняла этот факт и была готова? Может, ждала? — Не боишься, что после всего, что ты сделал, я убью тебя ночью?       — Убить ты можешь только себя, и то по неосторожности.       «Или глупости», — подумал он, но говорить вслух не стал.       — И угрожать мне тоже не стоит — это может для тебя плохо кончиться. — Как бы между прочим, отвернувшись в сторону, Иорвет бросил: — Теперь я займусь твоим воспитанием вплотную.       — Ты никогда не думал, — Гретта подалась вперёд, — что слишком много на себя берёшь?       — У каждого своё место. Пора напомнить тебе о твоём.       — Да что ты? Что… Это что, верёвка? Что ты… Не подходи! Эй! Ты не будешь меня связывать!       Она быстро приподнялась на коленях, собираясь бежать. Но Иорвет пресёк эту попытку на корню, ловким движением набросив Гретте на голову петлю. Небрежно спустил её вниз и, затянув удавку, заставил девушку зашипеть, когда верёвка немилосердно зажевала волосы.       — Роше не научил тебя вязать и развязывать морские узлы? Какое бесполезное… времяпровождение.       — Вопрос в том, откуда их знаешь ты, лесное чудовище, — Гретта яростно дёрнулась в его руках, но Иорвету было неинтересно её удерживать — он отошёл и стал обвязывать другой конец верёвки вокруг дерева, которое служило опорой для шатра. — Он научил меня курить, материться и кое-чему другому, — с вызовом заявила Гретта, из-за чего Иорвет на мгновение потерял концентрацию. — Но об этом я тебе не скажу. Будет сюрпризом.       — Как же мне теперь уснуть? — делано издевательски сокрушился он, мысленно четвертуя вездесущего шпиона.       Зачем, ну зачем он сам думал о Роше? Неужели недостаточно постоянных упоминаний от посторонних?       — И что? Бросишь меня прямо здесь? В лесу? Привязанную к дереву за шею на всю ночь?       Вид крыши над головой не очень-то её обнадёживал, да? Спальная лежанка тоже, по-видимому, служила декорацией.       — Вечно ты думаешь обо мне самое худшее. А ведь я просто хочу убедиться в твоей сохранности на какое-то время. — Иорвет подошёл к Гретте, присел на корточки и протянул руку к её лицу. — Посиди пока так, — со злорадным удовольствием он похлопал её по щеке, — я приду, когда закончу. И тебе сразу станет легче.       — С твоим присутствием мне становится только хуже, — мстительно прошипела девушка. — Сделай одолжение, потеряйся где-то на пути отсюда и избавь меня от лицезрения твоей бесчеловечной физиономии!       Сколько экспрессии, сколько злобы и страсти в этом голосе — Иорвет не переставал восхищаться. Вот только… Если он послушает Гретту… Кто же тогда её развяжет?       — Сегодня день открытий, beanna. Я не человек.       Продолжавшаяся склока с Греттой хоть и помогала отвлечься, но не могла полностью избавить от чувства тревоги за друга.       На счастье Киарана, он вернулся в самый последний момент. Когда Иорвет вышел на опушку леса, уже готовый допрашивать всех и вся, а то и собирать поисковый отряд вместе с Геральтом, друг беззаботно болтал с тем самым белоголовым эльфом, не забывая попутно подкрепляться остывшей ухой. Кажется, они ладили.       Иорвет не стал привлекать к себе внимания. Остановился неподалёку так, чтобы оставаться незамеченным, и прислушался.       — Нам правда не стоило… — будто бы сокрушался блондин.       Да, конечно.       — Главное, что вы поняли свою ошибку. Можно начать теперь… с чистого пергамента.       — Мы уважаем командира и его решения. Тот инцидент… Это было личное. Мы не ведали, что творим.       Дальше Иорвет слушать не стал, уверенный, что Киарану льют в уши самозабвенную ложь. Предавший однажды предаст и во второй раз. Оставалось только подставить спину и дождаться удобного момента.       Возвращаясь к шатру, Иорвет ступал осторожно, чутко прислушиваясь к любым подозрительным звукам. Готовый к тому, что на него обрушатся проклятья (его не было всего немного, Гретта вряд ли успела бы успокоиться), он удивился, когда его встретила лишь звенящая тишина.       Гретта покорно сидела у дерева, опершись на него спиной, отвернувшись от входа в шатёр. Подбородок не был опущен — видимо, она не спала. Когда Иорвет, приблизившись, стал развязывать узлы, девушка даже не вздрогнула. Очевидно, она провела с ним так много времени, что научилась различать звук его шагов. Окажись это умение в чьих-то других руках, Иорвет воспринимал бы такого противника всерьёз.       — Эй, — закончив с узлами, он пригнулся и мягко взял её за подбородок.       Гретта ушла от касания, отвернувшись.       Ну что такое? Что за обиды? Сама была виновата в том, что Иорвет не мог ей доверять. Да и что поделать — бросать слова на ветер тоже не стоило, — Гретта должна была заплатить за выходку у костра.       Она молча поднялась, сделала пару шагов и улеглась на спальник. Иорвет, неслышно вздохнув, приглушил свет и, прихватив верёвку, последовал за ней. Гретта не сопротивлялась, когда он, взяв её за руку, стал обвязывать их запястья между собой, с допуском на небольшое расстояние. Девушка была подозрительно притихшая, и Иорвета это настораживало.       Когда он закончил, Гретта отползла на самый край, где свернулась в клубок, повернувшись к Иорвету спиной. «Опять дуется», — подумал он, на этот раз решив дать ей послабление.       — А если я захочу по нужде? Об этом ты, как всегда, не подумал?       Иорвет приподнялся на локте, смотря ей в спину.       — Что за голос? — поморщился он. — Ты умираешь?       — Умерла уже. Почти, — сказала Гретта удивительно неподдельным жалобным голосом и шмыгнула носом. — Ты знаешь, как страшно ночью в лесу? — И стала сыпать вопросами: — А если бы кто-то пришёл? А если бы меня кто-то съел?       Иорвет не смог сдержать улыбки и беззвучно рассмеялся.       Какая же она впечатлительная.       — Таких вредных девчонок никто не захочет есть. И ты знаешь, кто здесь единственный, кого тебе следует бояться.       Иорвет не угрожал, он старался… пошутить?       — Много чести, — буркнула Гретта, заворочавшись.       Dana… Неужели она думала, что Иорвет бросит её одну, посреди леса и без охраны? Да вокруг этого места столько сторожевых точек, что незамеченным останется только муравей.       Вдоволь нажаловавшись, Гретта снова притихла. А Иорвет, которому до её плеча было рукой подать, вдруг нащупал мягкий и пушистый хвостик её волос, заплетённых в косу. Огненно-рыжие на свету, они так красиво переливались на солнце. Особенно когда были распущены. Не желая отказывать себе в удовольствии, Иорвет захотел развязать сдерживающую косу тесёмку. Но Гретта почувствовала — перекинула волосы через плечо.       Иорвет фыркнул, отворачиваясь от неё и вытягиваясь во весь рост. При этом не прекращая улыбаться — он не мог перестать её доставать, потому что реакции Гретты всегда были очень милыми. Как человека, как личность Иорвет находил её раздражающей. Как девушку — очаровательной.       Он не заметил, как его сморил сон. И понял, что уснул, когда его разбудила Гретта. Сперва им овладело раздражение — вокруг по-прежнему было темно, а до подъёма оставалось как минимум несколько часов.       — Иорвет… — еле слышно позвала она.       — Que? — нетерпеливо ответил он. И тут же получил по лицу.       Вспышка злости не заставила себя ждать. Иорвет порывисто поднялся, хватаясь за пострадавший нос, готовясь удушить Гретту её же косой за проявленную дерзость. Но так и замер перед ней истуканом с вытянутой рукой — девушке снилось что-то тревожное, оттого она и металась во сне.       — Иорвет, пожалуйста…       Ох. Ему уже доводилось это слышать. Причём довольно часто, из-за чего обычно, возвращаясь домой поздно, было трудно пройти мимо и не прислушаться. Конечно, такие звуки сложно было назвать стонами удовольствия. Иорвет понял это давно, но не стал упускать возможности поддеть Гретту, выставить всё неоднозначным и заставить её смущаться.       Да. Правда заключалась в том, что Иорвет знал, что Гретте снятся кошмары с его участием. Чем именно он занимался в её снах, было неизвестно. Судя по всему, наверняка пытал. Что ж, в глубине души это немного царапало.       Уйти, оставив её наедине с надуманными ужасами? Это будет своеобразной платой за трёпку нервов. Пусть помучается, сегодня он и так проявил чудеса выдержки.       Или разбудить?       До ушей донёсся всхлип, за которым последовали слова:       — Прошу… Не умирай…       Это его остановило.       Её голос был неотличим от шелеста ветра в траве, но у Иорвета тут же возникло такое чувство, будто кто-то всадил ему стрелу прямо в голову или наотмашь ударил по лицу — так оглушительно громко это прозвучало для него.       Он постарался сохранить самообладание и не думать об этом хотя бы сейчас. Отложить ненужные мысли и чувства как можно дальше. Иорвет растормошил Гретту за плечо, насильно вырывая её из сновидений. И увидел, как она заполошно вскакивает в слепых поисках неизвестно чего. А потом снова услышал, как его зовут по имени.       Иорвет был сбит с толку — да, ей снова это удалось, — поэтому, наверное, мало чем отличался от Гретты, которая встала, но забыла проснуться. Она была, казалось, на грани истерики. Он видел её, вздрагивающую в потёмках, слышал сбитое дыхание, словно ей пришлось от кого-то бежать.       Совершенно неосознанно, возможно, под влиянием каких-то инстинктов он обхватил Гретту за плечи, притягивая к себе. Заставил её лечь рядом с ним. Она тут же ухватилась за него, а затем закрыла лицо руками и уткнулась ему в грудь, сдавленно всхлипывая.       В этот момент Иорвету почему-то показалось, что он умер.       Гретта лежала не на нём, а на его могиле.       Человек оплакивал эльфа.       С чего-то вдруг.       Он потянулся и стал успокаивающе гладить её по волосам. Было так тихо… Над их головами шумели только кроны деревьев.       Над их совместной могилой.       От этой мысли Иорвета слегка передёрнуло. Он замер, прислушиваясь, пытаясь понять, не побеспокоил ли Гретту. Но та уже спала.       Какого d'yaebl только что произошло?       Забыть. Выбросить из головы.       Немедленно.       Он чувствовал, как маленькая грудная клетка спокойно поднимается и неспешно опускается. Было в этом нечто медитативное, и, снова нащупав кончик косы Гретты, Иорвет рассудил, что с него станется: он осторожно потянул за край бархатной тесёмки, придерживая, и с лёгкостью развязал узелок одной рукой. Стал подниматься выше, расплетая волосы, с удовольствием пропуская шелковистые локоны сквозь пальцы. Цветочный запах усилился, щекоча обоняние, погружая в лёгкое и мягкое невесомое облако нежности.       Но сон не шёл. В голове всё равно крутились мысли о том, что было в кошмаре Гретты. И Иорвет понимал, что чем отчаяннее будет пытаться от них избавиться, тем навязчивее они начнут преследовать. Ей снилось, как оказалось, что он умирал. А он всё это время полагал, что она убегала от него, мучилась от пыток. За всю жизнь ему редко приходилось прибегать к пыткам женщин. Возможно, на его сомнительную удачу, в рядах людей доставало мужчин, и они не испытывали нехватку в воинах. Он избегал издевательств над слабым полом как мог, если только ему не попадалась какая-нибудь озверевшая, дикая тварь. И почти что радовался, когда такие, как они, слишком быстро сдавались, вместо того чтобы принять пытку, достойную мужчины. Иорвет в принципе был лоялен к женщинам, если те не кидались на него с ножом.       Был лоялен. До тех пор, пока в голове что-то не перемкнуло, глаза не застило туманом и он, обезумев, не перерезал торговцев в своих лесных владениях, а после не задушил юных послушниц храма и шлюх дымом от огня. Иорвет не переходил черты раньше, не перешёл и после. Но сделанного не воротишь. Что подтолкнуло его к этому решению? Может… отчаяние? Тогда он ещё не встретил Саскию и полагал, что полное уничтожение людей — выход.       Выход — как смешно. Ненависти не было ни конца ни края. Это никогда бы не закончилось. Иорвет умер бы в бессмысленных попытках одолеть то полчище саранчи, что обрушилось на его народ.       Саския была тем человеком, который принял его проступок. Принял и понял, подарил прощение, потому что, будучи драконом, Саския не всегда себя контролировала. Она единолично положила конец множеству невинных жизней. Так что да, Саския понимала Иорвета. Должно быть, увидела в нём что-то от себя прошлой, протянула руку помощи. И он, ослеплённый её светом, без сомнений протянул свою в ответ.       До того, как Филиппа забралась в подкорку её головного мозга, Саския уверенно говорила ему: «Неважно, кем мы были, важно то, кто мы есть сейчас».       Кем же был Иорвет, если помешался и зациклился на одном человеке, настойчиво и планомерно пытаясь свести его с ума? Существование Гретты, казалось, было насмешкой над ним. Прощальным подарком старухи-жрицы — проклятьем, которое постоянно портило Иорвету кровь. Едва он встал на путь истинный, как сказал бы кто-нибудь шибко набожный, Гретта потащила его вниз. А она это делала, лишь потому что просто была рядом с ним. В силу ограничений, оговорённых Саскией, Иорвету следовало забыть о прошлом. А как забыть, если оно всё ещё тлело в нём и просилось наружу, если он жил с этим целый век? Как не поддаться искушению и не выместить злость на той, что всецело ему принадлежала? Гретта — вечное напоминание о том, что от людей никуда не скрыться, а также неиссякаемый источник злорадного удовольствия. Он мог делать с ней всё, что бы ни захотел. Похоже, бедняжка отстреливалась за всех людей разом. И — о, какая ирония! — тех, кто причинил эльфам вред, она и в глаза не видела. А Иорвету что? Ему хватало того, что она повисла на его шее мёртвым грузом.       Сейчас же, когда Иорвет смирился и свыкся со своим положением, соль на рану сыпало понимание того, что он возжелал женщину. Не эльфку с заострёнными ушами, а человека с округлыми. Вот до чего он докатился.       Кроме того, по всей видимости, это было ещё и взаимно. Вот только Гретта не корчилась в муках выбора, для неё раса избранника не имела значения. В то время как для Иорвета это было одним из самых главных конфликтов в жизни, чуть ли не концом света.       Его желания не состыковывались с идеями идеологии, с которыми он жил столько, сколько себя знал. Но он смиренно проглотил эту отраву, здраво рассудив, что редкий мужчина, проводя с женщиной так много времени, останется к ней безучастен. Особенно к созданию, словно сошедшему с полотен, иллюстрирующих прекрасных божеств. Гретте стоило быть подурнее, чтобы у Иорвета нашлись хоть какие-то шансы к сопротивлению. Но всё это не возымело бы эффекта, если бы не…       Иорвет прервался — Гретта заворочалась во сне и уткнулась щекой ему в плечо. Он невесомо огладил костяшками пальцами её открывшуюся шею.       Так вот, красота — мало ли привлекательных женщин он видел на своём веку? — не возымела бы на него никакого эффекта, если бы не сочеталась с характером. И, рассуждая о личности Гретты, Иорвет вспоминал не об упрямстве и непримиримости, а исключительно о тех чертах, которые делали девушку желанной в его глазах. Она обладала гибкой психикой, и, если с ней работать правильно, можно было получить просто идеальную пару для такого, как он, — кроткую, податливую и послушную. Для того, что Иорвет любил, что он делал в постели, требовалась подготовка. Речь шла не о физической силе или развитии гибкости — оставьте эти фантазии любителям цирковых гимнасток, — а об умении слушаться, подчиняться, доверять и быть ведомой.       Гретта идеально подходила на эту роль. И, более того, уже лично была знакома с методом кнута и пряника. А её эмоциональная завязка на Иорвете — настоящий подарок небес, девушка сама шла к нему в руки.       Чтобы разглядеть в ней это, потребовалось время, огромный шматок нервов и ведро крови Иорвета. И за тот период, в который он приближался к пониманию, было сделано много неправильного, сказано много лишнего. Что вселилось в него, когда он пространно, но всё же вполне однозначно заявил Киарану, что, если потребуется, возьмёт Гретту силой? Неужели он был так зол, что опустился до столь низких угроз? Неужели их совместное прошлое не научило его тому, что крики мучимой таким образом женщины нестерпимы и режут ножом по сердцу? В тот день, когда Гретта кричала от ужаса и боли, Иорвет впервые ощутил, как из-за неё его бросает то в жар, то в холод, сотрясая в нещадной дрожи. Он знал уже наверняка, что трясся не только из-за потери крови. И вообще… Чтобы его бросило в дрожь, нужно было изрядно постараться, но он и не думал, что найдётся кто-нибудь, способный на это.       Гретта нашлась на его голову, Гретта постаралась — причём сама того не осознавая. Иорвет сначала нехотя, а затем вполне естественно, будто следуя закону природы, взял ответственность за девушку, счёл своим долгом оберегать её. И так в этом преуспел, что единственным, кого ей следовало бояться, оказался он сам. У него находились причины вести себя таким образом. Но Иорвет интерпретировал их неправильно. Действовал, сживая со свету врага, слишком поздно заметив, что в их отношениях проснулось, разевая зубастую пасть, чудовище — «мужское и женское».       Чтобы он разглядел в Гретте женщину, а не противника с набившими оскомину округлыми ушами, ей пришлось пережить ужаснейшее из потрясений — попытку враждебно настроенных мужчин овладеть ею без какого-либо согласия. Став свидетелем того, как кто-то, помимо него самого, причиняет Гретте боль, Иорвет навсегда изменил к ней отношение. Должно быть, слова о том, что не ценишь чего-то, пока не потеряешь, оказались правдивы. Иорвет чуть было не потерял её. И этого «чуть» ему хватило.       Почему сначала он вспомнил о своём отношении к женщинам в прошлом? Как пришёл к рассуждениям о том дне, когда был готов убить себя собственными руками? Наверное, сказались влияние Саскии и близость Гретты, потому что к нему начали возвращаться былые принципы.       Глубоко внутри Иорвет был против эльфок в армии, в чём признавался Киарану. Он вообще был против женщин в зоне боевых действий. Но в случае скоя'таэлей приходилось идти на вынужденные меры.       Смотря на Гретту, держа её, такую хрупкую и беззащитную, он понимал, что не позволил бы ей взять в руки оружие. Эта девушка была создана для любви — плотской или возвышенной — и созерцания прекрасного. Может, она предназначалась кому-то другому, задуманная мирозданием для того, чтобы принести кому-то счастье. И если это не про Иорвета, то он всё равно её сбережёт. Пусть в нём и жили мысли, о которых она, наивная, неискушённая, и не подозревала, он решил, что осуществит их, только получив согласие. Иорвет, с трудом признаваясь в этом самому себе, не хотел лишиться привязанности и суррогата любви Гретты — уж точно не ценой разового удовлетворения потребностей. В её ласке и нежности, которую ему иногда удавалось урывать украдкой, было много больше, чем от простого секса. Может, Иорвет впервые в жизни ощутил, что значит быть важным для кого-то. Он и не надеялся, не мечтал о таком. Однако всё случилось, пусть неестественно, пусть нездорово, ещё и с человеком, но он ценил пришедшее к нему чувство и не хотел его терять.       Чувство собственной значимости для Гретты сводило его с ума.       Он слушал её дыхание и осторожно гладил распущенные волосы, пока, наконец, его не сморил сон.       Внезапно Иорвет проснулся, дёрнувшись, с таким ощущением, будто только прикрыл глаза и сразу же распахнул. Рядом раздавалось яростное пыхтение — он повернул голову и увидел, как Гретта пытается разрезать связывающую их запястья верёвку. Его же ножом.       — Так ты ещё и воровка, — сказал он хриплым ото сна голосом.       Гретта вздрогнула, будто её и вправду только что поймали за руку, нырнувшую в чужой кошелёк. Растерянное выражение лица в одно мгновение сменилось враждебным — брови сошлись на переносице, а губы сжались в тонкую полоску. Медленным, нетвёрдым и неопытным движением она направила лезвие в сторону Иорвета и приставила кончик ножа к его подбородку.       — Страшно? — ядовито поинтересовалась девушка.       Иорвет смерил её скептическим взглядом, но говорить вслух о том, что в любой момент мог выбить нож из рук, не стал.       — Ты этого не сделаешь, — с насмешкой произнёс он.       — А ты и вправду так считаешь? — Гретта наклонилась, заглядывая ему в глаза. Кончик ножа невесомо коснулся кожи. Иорвет ощутил лёгкое жжение, будто заигрался с кошкой и не сразу заметил, как она выпустила когти. — Скажешь ещё, быть может, что кишка тонка?       — Neen, — на губах нарисовалась ухмылка, когда он понял, что рука Гретты дрогнула, стоило ему заговорить. Она испугалась, что Иорвет напорется на нож, и чуть отклонилась. — Ты воровка, но не убийца.       Гретта фыркнула, сдувая прядку со лба. Повернулась лицом к выходу, со всей силы замахнулась и забросила нож в кусты.       — Может, я и воровка, но ты и вправду убийца, — она поднялась, больше не рискуя находиться вблизи Иорвета. — Не думай, что мне когда-нибудь удастся это забыть.       Хах. Вот как. Должно быть, пробуждение в объятиях своего палача было не из приятных. Или на неё давили совесть и стыд, что более вероятно.       Интересно, помнила ли она себя в тот момент, когда бросилась ему на шею, или это было бессознательно?       — Всё сказала? — Иорвет закинул руки за голову, устраиваясь поудобнее. Гретта сложила руки на груди, не смотря в его сторону. — А теперь иди за ножом. И помни: чем дольше будешь его искать, тем больше этой ночью просидишь на привязи.       — Ты больной, да? Только тебе это может приносить удовольствие.       — Или за ним пойду я, — припечатал Иорвет, — и тогда неудовольствие познаешь ты.       Он мог поклясться, что она рыкнула на него. Но прежде чем он взглянул на неё в желании запечатлеть в памяти этот исторический момент, Гретта гордо вскинула подбородок и пошла искать нож. Иорвет словил себя на том, что его снова разобрал смех. Кусты, окружавшие их, были ежевичными. Гретта шипела и бормотала ругательства себе под нос. Должно быть, здраво рассудив, что исцарапанные руки — меньшая плата за то, что она посмела приставить к горлу эльфа лезвие.       Определённо, нужно было постараться, чтобы так довести человека. Иорвета не особо удивил результат — его незаурядных способностей с лихвой могло хватить, чтобы свести с ума кого угодно. Дело было в другом. Как назло, в то время, когда он в качестве жеста доброй воли приготовился сложить оружие, накопившиеся обиды и злость Гретты не позволили ей сделать то же в ответ. Враждебно-агрессивная политика велась неустанно — настал период односторонней холодной войны, которую Иорвет допускал. Она была неизбежной, её следовало пережить, а ещё немного забавной — по отношению к нему.       Выражение лица Гретты с самого первого дня поездки было бесценным: она не могла остановить поток раздражения, рвущийся наружу от каждого её столкновения с Иорветом. И в то же время — это легко просматривалось — ломала голову над тем, где эльф, обычно такой вспыльчивый и нетерпеливый, набрался сил, чтобы смотреть на её выходки сквозь пальцы.       Они словно поменялись местами. Гретта нападала — Иорвет терпел. Что ему девичьи закидоны? Он прекрасно понимал, что нынешние эмоции девушки — это фасад, оборонительная тактика. В молчаливом негодовании или пропитанной язвительностью и саркастичностью речи отчётливо прослеживалась внутренняя борьба. С кем Гретта сражалась? Иорвет мог поставить свой драгоценный лук на то, что она даже не понимала, что её главный оппонент — она сама.       Он знал это, потому что Гретта заставила пережить его то же самое. Иорвет видел в ней себя. Как бессмысленно и нелепо — отрицать очевидное. Они раздражались: он на неё, она на него, — потому что обоюдоострые слова задевали их, ранили. Потому что Гретта и Иорвет с самого начала были друг другу небезразличны. Он это понял. Пришёл её черёд. Вопрос, как всегда, заключался во времени. Интерес, конечно же, тоже присутствовал. Иорвету было любопытно, какое представление Гретта устроит в следующий раз.       Когда он искал ответы, когда ломал голову над своими реакциями и чувствами, в желании оправдать себя выдумывая полнейшую чушь о том, что во всём виновата Гретта, он рушил, сжигал мосты, оставлял за собой пепелище. Теперь этим же занималась она, но выражала эмоции по-другому. Ей казалось, что её воинственный вид произведёт на него какое бы то ни было впечатление. Иорвет смеялся ей в лицо. Она думала, что, разговаривая грубо и вворачивая в речь ругательства, сможет его устрашить. Иорвет насмехался над её попытками, журя за некрасивые слова, как ребёнка (хотя на самом деле «чёрт» и иже с ним были безобидными). Гретта демонстративно игнорировала его и изо всех сил делала вид, будто не замечает, — он всегда был рядом, чтобы с самодовольной ухмылкой поймать её неосторожный взгляд и подловить девушку на том, что она оборачивалась.       Во время одного из привалов он сказал Киарану, что Гретте было бы нелишним разучить пару приёмов, чтобы уметь пользоваться ножом. Иорвета не покидало эфемерное чувство опасности — он, как обычно, помнил, что её источники могут быть где угодно, а чутьё никогда не обманывало. Да, он не даст Гретте сражаться, но и защитить её, увы, сможет не всегда. Пережитый опыт не позволял ему считать себя всесильным и вездесущим, а любимцем удачи — и подавно. Если выпадет случай, она должна суметь за себя постоять. Если ей не поможет бегство, надо иметь запасной план. Нельзя повторять ошибки прошлого. Они должны учить и делать тебя сильнее, иначе ты просто идиот.       Иорвет передал Киарану один из своих ножей — лёгкий и небольшой, как раз для её руки, обоюдоострый, который позволит избежать роковой ошибки, в случае если Гретта растеряется и возьмётся резать тупой стороной. С двумя заточенными серебряными лезвиями её шансы возрастут.       После обеденного перерыва, когда оставалось немного времени — как раз для уроков Киарана — и Иорвет разговаривал со скоя'таэлями, случилось то, что он ожидал. Подошла Гретта, с натянутой улыбкой притворного расположения и дружелюбия (а как иначе на публике?), и отвлекла его:       — Спасибо, но у меня есть свой, — она твёрдой рукой вернула ему нож. И в этом жесте он увидел нетерпение, желание поскорее избавиться от подозрительного подарка.       Иорвет не обратил внимания на протянутую к нему руку, заставляя Гретту чувствовать себя неудобно.       — Покажи свой, — ровно предложил он, кивком указывая на её пояс, где висели маленькие кожаные ножны, не очень-то удобные и практичные. Иорвет уже знал, что увидит, поэтому фырканье Гретты в ответ на его благосклонность и снисходительность не произвело на него никакого впечатления.       Он взял предложенный нож прямо за лезвие, чуть улыбнувшись, заметив, как Гретта вздрогнула. Будто случайно касаясь её руки, ощущая прикосновение мягкого, необжигающего огня, который не спешил покидать его, теплея под кожей, Иорвет покрутил, взвесил на ладони нож, проверяя пальцем остроту. Как и ожидалось, лезвие было тупым.       — О том, что нож принято подавать рукояткой вперёд, ты, конечно же, знаешь, — Иорвет иронично прищурился, рассматривая из-под ресниц лукавое выражение лица Гретты.       Она вмиг приняла испуганный вид, округляя в притворном шоке глаза, прикрывая рот ладонью.       — Как можно было… Я вовсе не хотела.       — Ну разумеется, — подыграл он. — Стой прямо.       — Что?! — вопросительная интонация тут же сменилась испуганной, когда над головой Гретты просвистел, пролетая, нож.       Он ударился о дерево, тут же отлетев в сторону, не удержавшись — кто бы сомневался — в коре закруглённым остриём.       — Послушай… — начала было Гретта, стоило ей отойти от шока.       — Против кого ты хотела наставить это оружие? — Иорвет сложил руки на груди, с издёвкой выделяя последнее слово. Он посмотрел на Гретту сверху вниз, с непонятным удовольствием отмечая, как его тень полностью закрывает её от солнца. — Против… масла? — предположил он, скалясь в приступе самодовольства от произведённого на неё эффекта — она, точно так же сцепив руки, нахмурилась. — Таким ножом я не рискнул бы вскрыть даже сургучную печать на письме.       — Его можно наточить, — возразила она неуверенно и еле слышно.       — Некоторые вещи невозможно изменить, — Иорвет привлёк её внимание неоднозначностью слов. Одним взглядом заставляя засомневаться, что речь всё ещё шла о ноже. — Ты до сих пор не поняла?       — Пусть остаются, — Гретта указала на валяющийся у дерева нож, — такими, какие они есть. Хорошо, что человек может меняться, в отличие от вещей.       — В отличие от вещей, человек обладает разве что развитой фантазией, — произнёс он c чётко различимым снисхождением, — которая позволяет ему думать, что он, вопреки своей природе, может быть кем-то ещё.       Иорвет понимающе ухмыльнулся, почти физически ощущая исходящие от Гретты волны ярости.       — Все мы ошибаемся, — ответила она, растягивая губы так, что, должно быть, у неё заболела челюсть. Улыбка так и не тронула глаз.       И всё же нехотя, будто по большому одолжению, она с недовольным видом взяла подарок Иорвета.       — Ты что-нибудь понял? — рядом послышался голос одного из скоя'таэлей.       — Нет, а ты?       Это был первый и единственный раз за два дня, когда Гретта сама подошла к Иорвету на публике. Продемонстрировав верх терпения, теперь она уходила обратно на занятия к Киарану — с таким видом, что Иорвет был уверен: ночь выдастся бессонной. На другое он и не рассчитывал, постоянно подливая масла в огонь. Гретта злилась — Иорвет был спокоен. Она делала вид, что владеет собой, — он показывал, что прекрасно осведомлён, сколько сил ей на это требовалось. Слишком много непонятного и подозрительного в одночасье свалилось на её хрупкие плечи. Становилось ясно: на исходе дня где-то обязательно должен прогреметь взрыв.       Расположенное в котловине озеро собирало воду из окружающих его ручейков и рек. И, что интересно, из него вытекал правый рукав Дыфны — верный спутник отряда Иорвета на протяжении всей поездки. Здесь, в живописной долине, в которой они остановились на ночлег, река выпрямила русло, старый его участок обособился, и образовалось озеро-старица, имеющее форму подковы.       Водная гладь была глубокая и насыщенная, прохладно-бирюзовая, словно подсвеченная изнутри загадочным сиянием. Над ней колебались беспокойные блики начавшего заход солнца. От их дрожания тени растекались, а срывающийся ветерок заставлял воду подёргиваться серебристой рябью. В разгар дня выдалась жара — один из последних обжигающих поцелуев уходящего лета, и освежающий, бодрящий воздух на берегу был для Иорвета избавлением.       Облокотившись о могучий белый ствол дерева, он беспечно поднял голову, прислушиваясь к журчанию воды. Ресницы тяжелели под натиском уходящего зноя, и губы дрожали от приятного щекочущего чувства внутри. Тут с поверхности озера сорвался ветерок, который обдал лицо и шею живительной прохладой, отчего по затылку пробежали мурашки. Стоило только прикрыть глаза и позволить себе провалиться в сон, чтобы ощутить сладкую негу.       Иорвет смежил веки, разжал пальцы, и покоившаяся на ладони флейта укатилась в траву.       Он не занимался музыкой по меньшей мере больше полугода. И каждый раз, когда хотел сделать это, что-то останавливало его, ловило за руку. На восстановление старого навыка потребовалось бы всего несколько часов, но всё осложняло неясное внутреннее препятствие, которое мешало посвятить себя делу. Иорвет знал все необходимые элементы, нужно было лишь сосредоточиться на амбушюре и восстановить в памяти соответствующее положение пальцев.       Кто бы объяснил ему, как образовалась эта ноющая, нарывающаяся, словно гнойник, пустота и как от неё избавиться.       На лицо вдруг упала тень, и это явление нисколько не смутило его. Земля была укрыта плотным зелёным ковром, приглушавшим звук шагов. Чужаков здесь быть не могло — по всему периметру стояли караулы. Иорвет лениво поднял взгляд и увидел искрящееся на свету серебро голубых глаз. Тёмные длинные ресницы, чувственно вздрагивающие при осмотре. Губы его дёрнулись в усмешке.       Скажет, почему пришла, как есть, или выберет надуманную причину?       Но Гретта ничего не говорила. Лишь опустилась рядом на траву, у самых его ног, принявшись разбирать свою сумку. Под внимательным надзором стала бряцать кисточками, звенеть стеклом и шуршать ситцевыми мешочками. Между бровей залегла напряжённая морщинка — хотелось разгладить её, но Иорвет знал, что именно Гретта подавляла в себе. В тонкой полоске сжатых губ читался укор, и всё вместе демонстрировало холодную пассивную агрессию. Казалось, дотронься до неё — и она заискрится.       Гретта ожесточилась против Иорвета, и было… забавно за этим наблюдать.       Она нахмурилась, придвинулась ближе и грубым движением взяла его за подбородок, заставляя поднять голову и повертеть ей из стороны в сторону под щепетильным осмотром.       Иорвет заглянул прямо в беспристрастные, холодные в своём профессионализме глаза:       — Что-то новенькое, — сказал он, слегка растягивая слова.       И внутренне возликовал при виде того, как её взгляд вспыхнул недобрым огнём.       Очень хорошо. Просто замечательно.       Иорвет завёл руку за голову и, сняв повязку, положил её на согнутую в колене ногу. Гретта восприняла это как призыв к действию и медленно погрузила пальцы в его волосы, оттягивая их у корней, с силой зачёсывая назад, чтобы не мешались. Внутри заклокотало чувство неудобства и отчуждения от того, как близко она подобралась к его неприкрытому шраму и пустой глазнице, но Иорвет сидел неподвижно. Он ожидал, что Гретте это принесёт не меньший дискомфорт, но она стала откровенно разглядывать его. Иррационально и совершенно необоснованно отсутствие в её интересе брезгливости заставили Иорвета испытать удовлетворение.       Откуда столько силы, безбашенной уверенности, чтобы так хладнокровно касаться его лица? Откуда этот коктейль из храбрости и дерзости, чтобы смотреть прямо, не отвлекаясь и не дрожа? Гретта пыталась имитировать ненависть, а Иорвет видел, как расширялись, заливая радужку чёрным, зрачки.       Он мог только догадываться, какая буря эмоций бушевала у неё в груди, несмотря на то что маска оставалась непроницаемой.       Ему безумно, сумасшедше и исступлённо нравилось подставляться жестоким и — он знал это — жадным рукам. Гретта в отместку за все причинённые страдания работала небрежно, абсолютно не церемонясь с ним, не догадываясь о том, что в его воображении её прикосновения разрывали кожу на куски, а ногти впивались, расцарапывая до крови.       Иорвет мог дать руку на отсечение, что в глубине души Гретта хотела этого. Но по каким-то неведомым ему причинам находила в себе силы сопротивляться злому желанию, сохраняла контроль.       Он заметил, что жестокосердие ей не к лицу. И что он, изголодавшись по чужой ласке, был готов счесть любую грубость за нежность.       Пробное гримирование было оговорено с каждым заранее. Нежданно-негаданно пришла очередь Иорвета, и у него не потрудились спросить разрешения, даже не поставили в известность.       Ему было так плевать на это.       Он позволял Гретте вольность. Ослаблял ошейник, чтобы посадить её на цепь.       В тайне млея от касаний мягкой кисти по шее, Иорвет опустил голову, чтобы найти лежащие рядом персики и нож. Едва ему удалось сделать это, как Гретта предупредительно зашипела и лишённым всякой заботливости движением вернула его в прежнее положение.       Иорвет назидательно хмыкнул, прощая ей очередной приступ опьянения свободой, прекрасно понимая, что взамен возьмёт больше. Гораздо больше.       Он разрезал персик на две безупречные половины и, выбросив косточку, неторопливо погрузил палец в сочную мякоть, а затем в рот, слизывая сок. Не мигая глядя в лицо напротив, с удовлетворением отмечая, как щёки Гретты покрываются пунцовой краской.       И так он с безошибочной уверенностью понял, что разыгрывавшееся перед ним представление не более чем очередной обман.       Он не таясь оглядел Гретту с ног до головы, понимая, что она ненавидела это, отчётливо осознавала, что Иорвет использовал её слабость против неё самой, заставляя чувствовать себя незначительной и по-детски неловкой. Знал о своей привлекательности в её глазах. Кисточка дрогнула в руках Гретты, она резко вдохнула и от досады прикусила нижнюю губу.       — Какая жалость. Опять неверный мазок? — иронично поинтересовался он.       Взгляд её блеснул сталью — Гретта снова нахмурилась, протянула незанятую руку и решительно накрыла его глаз. Но красить лицо таким образом, что-то вырисовывать — по ощущениям, она продолжала линию его шрама — оказалось проблематично. Поэтому следующее её движение немного озадачило Иорвета. Чуть отодвинувшись, она положила маленькую ладонь ему на плечо, удерживая, и встала перед ним на колени. Так, будто могла контролировать происходящее, сдержать искры, летящие между ними.       — Тебе стоит запомнить эту позу, — вырвалось из него.       Гретта закатила глаза, с силой выдохнув. И Иорвет, прежде чем она смогла продолжить рисовать, срезал кусочек персика, положил его в её приоткрытый рот. Удивлению не было предела — девушка чуть не подавилась. Он невозмутимо пожал плечами, взял ещё один кусок и снова втолкнул его в приоткрывшиеся в изумлении губы.       Настороженно жующего человека он видел перед собой впервые. И это развеселило его, заставив рассмеяться. Гретта, вне всяких сомнений, застряла на перепутье, замерев на месте, не зная, что делать и как реагировать. Но, должно быть, по-настоящему расслабленный вид Иорвета подтолкнул её к тому, чтобы заразиться тем же настроением. Немного успокоиться, перенять долю невозмутимости.       Принять неизбежное?       Однако когда он протянул ей третий кусок, Гретта вдруг предприняла глупую попытку сохранить неприступность и отказаться:       — Нет, — неуверенно проговорила она, — не буду.       — Тихо, — безапелляционно пресёк Иорвет.       И что-то в его голосе заставило её подчиниться. Вкрадчивая, граничащая с дружелюбием угроза? Гретта снова послушно съела персик с его рук, стараясь спрятать взгляд. Наученная горьким опытом, она не хотела лишний раз провоцировать Иорвета, и, если уж он терпел её выходки, наверное, стоило отблагодарить его повиновением?       Такова была логика зависимой от палача жертвы — Гретта, сбитая с толку, не замечала за собой этого. Иорвет же хотел указать на это по возможности щадяще. Максимально мягко введя в курс дела.       Он решил дать ей передышку, отвлечь разговором:       — Ты и ведьма, — кивнул, не считая необходимым упоминать имя Филиппы, — о чём вы шептались?       Гретта моргнула и посмотрела на Иорвета осоловевшим взглядом, словно ей с трудом удалось выпасть из состояния гипноза.       — Только сейчас вспомнил?       Голос оказался неожиданно севшим, она поспешила деликатно прочистить горло и вернуться к работе.       — Если бы было что-то важное, ты бы сказала. Ведь так?       Она в подозрении покосилась на него.       — А ты так уверен в своей важности для меня, что думаешь, будто я бы от тебя ничего не скрыла?       — Вне всяких сомнений.       — Ты просто…       — Это мы уже проходили. Но ты можешь рискнуть.       Гретта в задумчивости пожевала губу, будто решая, стоит ли ругаться. И всё-таки промолчала.       — Хорошая девочка.       — Не называй меня так. Это звучит… М-мпф! — Иорвет прервал её, скормив очередной кусочек персика.       — Зачем ты это делаешь? — быстро прожевав, возмутилась она.       — Разве моё угощение пришлось тебе не по вкусу?       Гретта хотела ответить что-то язвительное, но оборвала себя на полуслове.       Она злилась на него, но противопоставить ему ничего не могла. Что бы она сказала? В который раз Гретта предприняла попытку вернуться к работе. Растворившись в ней, она видела перед собой уже не врага, а только полотно и, увлечённая процессом, наконец нашла в себе силы не отвлекаться. Иорвет ничтоже сумняшеся отдался её «издевательствам» — Гретта красила, тёрла, смывала, снова рисовала. Но посреди хаоса, дьявольской экзекуции, нацеленной на то, чтобы ещё больше изуродовать его, он ухитрялся урывать свою порцию удовольствия — ощущение исходящего от девичей кожи тепла и уже отчего-то бережные и осторожные прикосновения нежных рук. Её раздражение сбавило обороты, она поняла, что была единственной, кто проявлял агрессию. Зачем же тогда бесить Иорвета, если он не реагировал? Ведь вполне реально было сосуществовать в мире.       «Хочет так — ну и пусть. Лучше молча принимать то, что дают, если это помогает избегать конфликтов», — должно быть, именно с такими мыслями она и продолжила есть с его рук, пока незаметно для себя не прикончила персик целиком.       К чему борьба и протесты?       Когда он в очередной раз протянул руку, Гретта на автомате послушно раскрыла рот. Его ладонь — влажная и липкая от сока — легла на её щёку, а большой палец скользнул в рот. Иорвет успел сдавить язык, прежде чем Гретта, испугавшись, отшатнулась.       Её сердце наверняка ускорило бег, ведь к щекам прилила кровь, окрасив скулы в нежно-розовый цвет, выдавая смущение. Она опустила подбородок, и до Иорвета донеслись неуверенные, нетвёрдые слова:       — Я… Мне… Мне это не нравится.       Ну и что с того, если он, восхищённый её очарованием и скромностью в этот момент, почувствовал непреодолимое желание снова ощутить пальцами тесноту рта, привлекающую не меньше, чем невинные дрожащие губы?       — Не понимаю, о чём ты.       И с этими словами, не давая передышки, одной рукой взял девушку за подбородок, притягивая к себе, и требовательно приставил пальцы к губам, тут же с лёгкостью погружаясь глубже, пользуясь её растерянностью. Неискушённая в вопросах подчинения Гретта позволила себе вольность — продемонстрировала полыхнувшую в глазах злость.       Это было ошибкой.       Но она ещё не знала правил, поэтому Иорвет был милостив.       Тем более что её гнев быстро сменился неуверенным смирением. Справедливости ради, вернее было сказать, что для Гретты всё происходило так стремительно, что она не успевала определиться с эмоциями. И потому не могла сопротивляться.       Он надавил подушечками пальцев на её нижнюю губу и скользнул по языку, вставляя их в рот сначала поочерёдно, а потом вместе.       У неё был идеальный рот и восхитительно нежные пухлые губы.       Как он мог так долго отказывать себе в подобном наслаждении? Иорвет полностью отдался ощущениям, массируя пальцами внутреннюю сторону щеки, как вдруг почувствовал пронзившую их боль — Гретта резко и зло сомкнула зубы.       — Ты… — едва откашлявшись, она со слезами на глазах осеклась, содрогнувшись всем телом — Иорвет не удержался и погладил её одним долгим движением, от волос к талии. Гретта встрепенулась, будто сбрасывая с себя прикосновение, и её взгляд застыл в жёсткой непреклонности. Голубые глаза стали ледяными копьями, которые она пыталась обратить против его совести. Где это видано, чтобы невинных девушек совращали средь бела дня? — Я же сказала тебе! — она ударила его ладонями по груди, вызвав тем самым очередную насмешку. — Думаешь, я буду делать всё это с тобой?       «Но ты уже делаешь», — подумал Иорвет.       — Что «это»? — глумливо поинтересовался он, замечая, как Гретта заливается краской.       — Все эти вещи! — выкрикнула она ему в лицо, практически навалившись сверху.       — Какие? Давай же, скажи. Весь мир слушает тебя, затаив дыхание.       — Не буду! Не вижу необходимости, ты и так всё понимаешь!       — Вот видишь…       С ироничной улыбкой Иорвет посмотрел на Гретту так, словно мог прочесть её мысли. Он знал, что она ждёт продолжения его слов.       — Ты даже вслух не можешь сказать об этом, не то что сделать.       Иорвет положил руку на сгиб её локтя и потянул на себя, заставив сесть сверху. Неужели он так заворожил её, что она не подумала о бегстве?       — Именно поэтому «делать эти вещи», — передразнил он, — с тобой буду я.       Такая внезапная смена обстановки вызвала закономерную реакцию — Гретта тут же попыталась вырваться, но Иорвет завёл её руки за спину и зажал бедро коленями, не давая шелохнуться. Послышался жалобный треск платья. Она дёрнулась, бешено сверкая глазами, почувствовался сумасшедший перестук женского сердца, которое оглушительно колотилось. Расстояние между их лицами сократилось до непозволительности, и, заметив это, Гретта продемонстрировала стыд и смущение. Сидя у Иорвета на коленях, она не переставала заливаться предательской краской.       — Как же ты меня бесишь, — еле слышно пожаловалось она в пустоту, глядя в сторону, лишь бы уйти от прямого контакта глаз.       — Так бешу, что в который раз бросаешься мне на шею?       — Я не… — и тут, видимо, Гретта вспомнила, что неоднократно нарушила его личное пространство. — Это для того, чтобы придушить тебя!       Но Иорвет и не думал слушать:       — Облизала… Ах, точно, поцеловала меня тоже в целях удушения?       Казалось, Гретта была готова сгореть от стыда и возмущения. Однако таинственным образом эта фраза выбила из неё воинский дух.       — Разве… — сказала она поникшим голосом. — Разве я не отвратительна?       — Ну что ты... Я правда так сказал?       С этими словами Иорвет отпустил её.       Осторожно, не разрывая зрительного контакта, положил руки на бёдра и, не встретив сопротивления, притянул девушку ближе — она смотрела на него как заворожённая, это не составило труда. Гретта упёрлась ладонями ему в плечи, но он почувствовал, как её тело налилось слабостью. Ей было не сдвинуться не потому, что он держал её, а потому, что у неё не возникало такого желания.       — Я уже говорил тебе, что не сделаю ничего из того, чего бы ты не хотела?       — Я-а ничего не х-хочу, — её голос звенел от волнения, а мышцы тем временем наливались свинцовой тяжестью — Гретта не понимала, но Иорвет отчётливо различил, как в надежде уйти от сближения она попыталась свести колени.       — Дай мне минуту, — уговаривал он, склонившись и дыша ей в шею, сжимая разгорячённую кожу её бёдер под лёгким платьем, — и я докажу тебе обратное.       — Ты будешь делать мне больно?       — Тебе будет больно, если ты не будешь делать так, как я говорю.       — Это…       — Принуждение? Нет. И ты прекрасно знаешь об этом.       Пришлось приподнять её голову за подбородок — Гретта боялась самой себя. Она так опасалась принять неверное решение, что не принимала никакого. И поэтому, как слепой котёнок, доверчиво льнула к нему.       — Открой глаза.       Гретта зажмурилась.       — Не вынуждай меня, — скомандовал Иорвет, шлёпнув по бедру.       Она повиновалась, и её губы задрожали, когда девушка столкнулась с ним лицом к лицу:       — Бойся меня, — повелевал он, словно произнося слова заклятья. — Люби меня. — Её глаза расширились от ужаса. — Делай, как я скажу.       И прежде чем Гретта успела сказать хоть слово, Иорвет, зарывшись одной рукой в её волосы, второй крепко притянул за талию и накрыл её губы своими.       Кончиком языка скользнул в её рот, входя и снова выходя из него. Коснулся зубов, как будто уговаривая разжать их и впустить его внутрь. Гретта, всё ещё находящаяся под неизгладимым впечатлением от слов Иорвета, не знала, что делать и как отвечать, поэтому он надавил на её челюсти, вынуждая шире раскрыть рот. Она вдохнула, и Иорвет обхватил её язык, самозабвенно терзая его, едва не причиняя боль. Её губы были словно молоко с сахаром, но, прикасаясь к ним, он ощущал вкус плоти, и в скольжении, в котором уже нельзя было разобрать, где чей язык, явственно проглядывал намёк на секс.       — М-мпф! — и несмотря на всё, Гретта запротестовала.       Неужели увлёкся?       Словно снежинка, она таяла под его усилившимся напором и пыталась удержаться на дрожащих руках, всё ещё упирающихся Иорвету в плечи.       — Я н-не мо-гу… Для меня это слишком, — пробормотала она в безуспешных попытках отдышаться.       — Слишком? Не разочаровывай меня.       Иорвет потянулся к руке Гретты, но та убрала её. Тогда он накрыл её колено ладонью, и Гретта положила сверху свою, но тут же отдёрнула, будто обжёгшись. Завязалась странная борьба, в ходе которой девушка пыталась отвоевать личное пространство. А потом — это заняло всего секунду — откинулась спиной назад и упала на мягкую траву, понимая, что по-другому от Иорвета не сбежать. Однако не учла, что её бедро всё ещё было зажато между его ног. Он же, резко ослабив хватку — чтобы ненормальная не сломала свои птичьи косточки, — дал Гретте пару секунд форы. За которые она успела только развернуться и встать на колени.       Иорвет перехватил её за руку, потянул на себя и уложил спиной обратно на траву.       — Я не могу понять, постоянные пикировки и схватки со мной возбуждают тебя? Ты только скажи.       Гретта закрылась от него локтем и поджала губы. Её маленькая грудная клетка тяжело вздымалась, волосы в полнейшем беспорядке разметались по траве.       У него что-то с глазами, или она как бы подсвечивалась изнутри?       — Разве ты не видишь, что так распаляешь мой гнев? — продолжал Иорвет усталым голосом, нависая над ней.       — Хватит…       — Что?       — Хватит уже говорить со мной свысока.       — А как иначе, если ты подо мной?       На этот раз Гретта закусила губу, явно нервничая, и Иорвет попытался сбавить градус пошлости, успокаивающе огладив её голое бедро в образовавшемся разрезе платья. Он не хотел, чтобы его неправильно поняли, но именно это и произошло:       — Убери, — дрогнувшим голосом не то попросила, не то потребовала Гретта.       Это окончательно вывело Иорвета из себя. Почему она не понимала его?       Не считаясь с моральным комфортом девушки, он оторвал её руку от лица и впечатал в землю.       — Я же сказал… — зло прошипел он, ставя колено на подол платья, заставляя ткань трещать по швам.       — Ты не понимаешь, — всхлипнула Гретта, закрываясь свободной рукой.       Иорвет с рыком убрал и вторую, низко нависнув:       — Объясни, — выплюнул он, чувствуя, как язык еле ворочается — Гретта заставляла говорить с ней… О её самочувствии?       Её прекрасное, изящное в очертаниях лицо было в слезах. Прежняя самоуверенность растаяла, сменившись потерянностью и взволнованностью. Почему?       — Что здесь объяснять? — прохныкала она, отворачиваясь. И зло бросила в сторону: — Ну почему? Почему такие простые вещи так долго до тебя доходят? — обрушилась она на него, с силой зажмурившись. — Тебе пора в Изумрудный город за сердцем, а мне — за мозгами! Ты не умеешь ничего делать плавно! От тебя постоянно слышно «я хочу это прямо сейчас». Да ты дверь — и ту открываешь с ноги, вот сколько в тебе терпения! Ты просто дикий!       Иорвет медленно втянул воздух, поднимая глаза к небу. Объяснять, что перед ней «светило терпения», было бессмысленно, так? В красках расписывать, что он мог и хотел сделать, возможно, будет огромным шагом назад, ведь она испугается. Попытка обелить себя в её глазах сотрёт все его труды в порошок.       Он брал так мало. Меньше, чем рассчитывал. И, похоже, ошибался в том, что приручить её окажется легко.       Немного поразмыслив, Иорвет поднялся и взял на руки Гретту, которая тут же стала пищать и цепляться за его плечи длинными острыми ногтями.       — Так лучше? — спросил он, чуть не шикнув от боли.       — О боже, не-ет! Иорвет! — Гретта взвыла морской сиреной и стала брыкаться, дёргать ногами. — Поставь меня на землю! Это всё ещё ужасно смущающе!       Бросить бы её в воду… Отчего же так сложно? Раньше с женщинами было легче.       Иорвет наконец исполнил просьбу и опустился на траву.       — Ты сядешь и будешь слушать, — он каблуком указал на место возле себя.       Всё ещё пунцовая от стыда девушка не думала противиться. Она села, уставившись на свои руки, продолжая теребить подол платья.       — Почему?..       — Поцеловал тебя? — вопросы Гретты лежали как на ладони, и он с лёгкостью мог предвосхищать их. — Разве не очевидно?       Потому что, bloede, хотел.       — Но зачем?..       — Зачем? Серьёзно? — Иорвет закатил глаза и сложил руки на груди, скрещивая вытянутые ноги. — Ты когда-нибудь пробовала не задавать глупых вопросов?       Гретта потупилась ещё больше, не в силах поднять взгляд, беспрестанно мучая несчастное, измявшееся, порванное Иорветом платье.       Он тяжело вздохнул, оглядывая её с ног до головы. Как бы оценивая, насколько адекватно она могла воспринять правду.       — Я делаю это, потому что хочу. И потому что хочешь ты.       Гретта резко вдохнула, будто ей стало не хватать воздуха.       — И не надо отрицать, — сказал он. — Не строй из себя…       Вдруг она его перебила:       — Неправда! Я не хочу! Это неправильно!       — Ты говоришь это, лишь бы противоречить, — Иорвет раздражённо отмахнулся.       — Я сама себе противоречу, — шёпотом призналась она.       И он услышал. Потому что предвидел. Знал ответ.       Гретта подняла на него покрасневшие глаза, сжала кулаки.       — Что ты можешь знать?       — Думаешь, ты единственная, кто стоял перед выбором?       Девушка недоверительно прищурилась и замерла на пару секунд, тщательно обдумывая ответ.       — Что повлияло на принятое тобой решение? — она спросила по-деловому, но всё равно неловко повела плечом, отворачиваясь. Ведь «принятое решение» до сих пор горело поцелуем на её губах.       — Твоё очарование? — прикинул Иорвет насмешливо.       По Гретте было видно, что она злилась на себя за то, что не могла совладать с ситуацией: она с трудом подбирала слова, испытывала стыд за собственную беспомощность, боялась ошибки, а ещё больше — последствий.       Поэтому в ответ только дёрнула коленом. «Как понять, Иорвет издевается или говорит правду?» — вот что читалось на её лице.       — Я не выбирала тебя, — она собралась с силами, заявила твёрдо. Но тут же стала мямлить: — Я бы никогда… Это не в моей…       — Как и я тебя, — перебил Иорвет. — Это данность, с которой следует смириться.       — И ты просто взял и смирился? — удивилась Гретта.       Процесс был болезненным и небыстрым, но признаваться Иорвет не собирался.       — А какие у тебя проблемы с этим? — он фыркнул, поднимая с травы склянку с каким-то песком. — Просто…       — Помимо того, что ты живодёр, который травил меня столько, сколько дышал, а теперь вдруг добрым стал? — сыронизировала Гретта. — Ну, не знаю, наверное, после некоторых, — сделала она акцент, — событий, каким бы ты красавчиком ни был, страхи сами собой никуда не испарятся?       — Красавчиком?       — Это всё, что ты сейчас услышал, да?       — Мне нравится смотреть, как ты краснеешь, — без обиняков сказал Иорвет с невозмутимым видом. — Что касается твоей проблемы, я думал об этом.       — Какая честь, — фыркнула Гретта.       По-видимому, если они не соприкасались, к ней возвращался дар речи.       — Я бы порадовалась тому, что ты подумал за меня, если бы ты не рассуждал об этом с таким хладнокровным видом.       А чего она ожидала? Сопливых признаний в любви? Ну не настолько же она глупа.       — Если что-то не устраивает, можешь пересесть ко мне на колени, и всё изменится.       Гретта вспыхнула как спичка, отворачиваясь и закрываясь руками.       К сожалению, это был не тот случай, когда Иорвет мог, как прежде, спустить всё на самотёк и промолчать. Если он хотел добиться расположения этой девушки, следовало слушать её и говорить с ней.       — Как много, ты думаешь, я знаю о страхе?       Гретта заинтересованно обернулась, будто говоря: «это ты у меня, своей недавней жертвы, спрашиваешь?»       — Думаю, достаточно.       — В таком случае не иронизируй над моими словами о том, что я учёл твои проблемы.       — Каким же образом?       Иорвет вздохнул, перекладывая ноги.       — И это ты обвиняла меня в том, что я не слушаю? — вскинулся он. — В третий раз повторяю: я не буду делать того, чего ты не захочешь.       — Но…       — Тебе достаточно просто попросить меня остановиться.       — Я боюсь…       — Сама решай, что для тебя допустимо, а что нет. Но не думай, что так продлится вечно. Считай это адаптивным периодом, скажем, на...       — Я стесняюсь спросить…       — Не стесняйся.       — У тебя ручка нигде не завалялась?       — Что?       — Ну, у нас же тут договор, — всплеснула она руками. — Где-то ведь нужна будет моя подпись, нет?       — Не зарывайся.       — Ты такой…       Что за обидчивые нотки в голосе? Иорвет нахмурился и протянул руку.       — Иди сюда.       Он мог поклясться, что где-то уже это видел. Ощущение дежавю прошибло его насквозь, ослепив на мгновение.       Однако Гретта не спешила.       — Если я откажусь, ты заставишь меня?       Весьма сомнительно, что вопрос касался принятия руки.       — Нет.       — Но в таком случае снова станешь прежним, заставив меня страдать?       — Нет.       — Ты уж больно сговорчив, — настороженно заметила она.       — Какая разница, что я скажу, если и так понятно, что ты не откажешься? — он шевельнул пальцами, как бы поторапливая её.       — Я вспомнила ещё кое-что, — Гретта возмутилась с таким видом, будто то, что она готовилась сказать, должно было сразить его наповал: — Ты наглый до невозможности.       Дерзкие слова придали ей храбрости, и она решительно вложила ладонь в его руку. Он сжал пальцы, тут же дёрнув Гретту, заставив её встать на колени и припасть на свободную руку. Если бы взгляд мог обжигать, Иорвет бы уже сгорел.       — Но тебе это во мне нравится, не так ли?       — Пф, не говори ерунды.       Он притянул её ближе — Гретта ойкнула, поелозила голой коленкой по траве и, похоже, чтобы избежать дальнейших травм, наконец решила сделать то, что он хотел. Села на его ноги, выставив одну руку в качестве опоры, пытаясь сохранять дистанцию.       — Ты сама сказала, — продолжил подначивать Иорвет, — дикий и… наглый красавчик?       Гретта зарделась при виде его обескураживающей улыбки, беззащитно толкнула в плечо.       — Если бы ты видел, во что я превратила твоё лицо, ты бы так не говорил.       — Разве можно сделать хуже?       Она нахмурилась, приняв серьёзный вид.       — А что-то испорчено?       — Ну, раз ты такая смелая, — Иорвет огладил её скользящим движением от щеки к шее, заставив зажмуриться — ей было приятно или страшно? — Давай сделаем с тобой то же самое.       — Не думаю, что в здравом уме соглашусь на это, лишь бы что-то тебе доказать, — огрызнулась Гретта. — Но одно знаю точно: если бы подобное случилось со мной, хуже я бы не стала.       — Так говорят все, кто никогда с этим не сталкивался.       Интересно, как на самом деле Гретта оценивала себя? Понимала ли, что красива? Или там, где она родилась, все были такими же, а то и ещё более…       Куда уж более?       — Думай что хочешь, — она обняла себя руками, неловко балансируя на его ногах, — тебя всё равно не переубедить. А я останусь при своём.       При чём «при своём»? При том, что её больное сознание выдумало про него?       Иорвет не успел и моргнуть, как Гретта неожиданно приблизилась, поцеловала его в кончик носа и тут же поспешила спрятаться, уткнувшись лицом ему в грудь.       Он почувствовал, что сердце застучало быстрее, чем обычно.       — Не делай так больше, — предостерегающе процедил он.       — Что? — Гретта вздрогнула, реагируя на холодную интонацию, но тут же справилась с собой. — Это просто смешно. Хочешь сказать, что у тебя тоже может быть стоп-слово? От каких же нежелательных воспоминаний оно защищает тебя?       — Меня больше интересует, откуда ты знаешь про стоп-слово, — он обнял её за спину, прижимая плотнее. — Опять начиталась своих романов?       Гретта оскорблённо задрала голову и посмотрела на него снизу вверх:       — Ничего я не читала!       — Да ну? И в этом меня убеждает человек, имеющий знания в сфере, в которой никогда не имел практического опыта?       — Много ты понимаешь, — буркнула Гретта и, сражённая его аргументами, поспешила спрятаться обратно, стесняясь показать лицо. — Я правда не читала, — донёсся приглушённый голос, — но нечаянно видела.       — Подглядывать неприлично, ты знала? — он щёлкнул её по оголённому плечу.       — Я не!.. Иорвет!       — Тебе понравилось то, что ты увидела?       — Я ушла с сеанса.       Сеа… Что? Слишком много неизвестного за один день.       — Я не ожидала такого, а когда всё началось, мне стало стыдно сидеть и смотреть вместе с другими, и я ушла.       Получается, мир, в котором выросла Гретта, загнивал так же, как и этот? Люди толпами собирались вместе, чтобы посмотреть, как кто-то совокупляется? Ну и мерзость.       — Если бы там не было никого, кроме тебя, — Иорвет круговым движением огладил беззащитно выставленное плечо, — ты бы осталась смотреть?       — Н-нет, я… Как-то не интересовалась этим особенно, но… Если никто не увидит… Ради интереса… Может быть.       — И тебя не волнует, что те, на кого бы ты смотрела, видели бы тебя?       — Невозможно, Иорвет. Это фильм. И только я могла бы видеть.       — Я уже слышал это слово прежде.       Что он пропустил из новшеств в своём мире? О них знал даже свалившийся с неба человек.       — От меня, конечно же. Это понятие из моего мира.       Он вдруг почувствовал, как дыхание перехватило. Как много человеческого успела влить в его жизнь Гретта, если он уже путал происхождение слов? Она говорила, и сказанное ею становилось для него реальностью, подменяя старые понятия. Это же просто…       — D'yaebl.       — Что случилось? — взволновалась она.       — Перестань уже болтать и займись чем-то полезным.       Гретта приподнялась, выглядя мрачнее тучи:       — Как грубо.       — Я тоже кое-что вспомнил. — Она попыталась отшатнуться, когда он протянул руку к её лицу, но его пальцы молниеносно сжали девичий затылок, не позволяя Гретте сбежать, — что ты, ко всему прочему, безумно меня раздражаешь.       — Взаимно, Иорвет, — прошипела она, нисколько не уступая в той ненависти, которая лилась из него бурным потоком.       Смертоносная злость и непреодолимое желание — худшее сочетание из всех возможных. Только оно могло вызывать жар и пульсации в плоти. Стараясь рассудить здраво, Гретта немедленно накрыла губы Иорвета ладонью. Он раздражённо сощурился, давая ей понять, что это бесполезно. В последнем жесте терпения осторожно убрал её руку и притянул девушку ближе, уничтожив оставшееся расстояние, смотря в глаза:       — Подчинись, и легко отделаешься.       — Ты обещал, — её брови сошлись на переносице.       — Не делать тебе больно, если будешь меня слушаться.       — Нет, — сухо отрезала она, — не делать того, чего я не хочу.       — Ещё не поняла? Условия дополняемые.       Она смерила его тяжёлым взглядом:       — Лжец.       Гретта была так близко, что он мог ощутить её дыхание на своих губах. Злая и напуганная перспективой потерять с таким трудом вернувшийся контроль. Адреналин в груди разжёг внутри адское пламя — словно сорвавшись с цепи, Иорвет впился в Гретту с поцелуем, желая раствориться, забыться в нём.       Она не отстранилась, потому что не могла. Сдавленно замычав, зацепилась за его воротник, в знак протеста царапая шею. Из-под полуопущенных ресниц Иорвет видел, что Гретта не справлялась с его напором, её глаза распахнулись и тут же прикрылись — в знак капитуляции.       Вкус её губ, их тёплая мягкость начисто уничтожали сказанное и сделанное в прошлом, освобождая место для самого важного момента — того, что происходило здесь и сейчас, когда в груди горел восторг, а в голове было так пусто, будто никаких проблем не существовало вовсе. Но всё же что-то не давало покоя. Казалось, Иорвет умер и попал в полыхающую бездну, где ему позволяли упиваться теплом другого живого существа сквозь лёгкую и тонкую ткань платья, зарываться руками в шёлк волос и понимать, что это всего лишь иллюзия, обман.       Он мог повелевать её телом, разумом, но не душой.       Поцелуй увлекал их всё дальше, и Гретта едва успевала урывать глотки воздуха, отстраняясь лишь на расстояние фаланги пальца. Иорвет тут же возвращал её обратно. Она старалась подстроиться, копируя его действия, но он, сжимая её плечи, становился всё настойчивей и нетерпимей.       И без того тихие звуки окружающей среды окончательно затерялись в шуме дыхания и мыслей, кричащих в голове. Звук влажного поцелуя и недвусмысленность позы заставляли кожу Гретты пылать, а скулы и кончик носа — окрашиваться розовым. Стоило Иорвету прижать её плотнее, как из груди девушки вырвался сдавленный стон. Она испугалась своей реакции, снова попыталась отстраниться.       — С тобой всё нормально, — успокаивающе шепнул ей в волосы Иорвет, давая короткую передышку, поглаживая спину. — Я тоже это чувствую. Не сдерживайся.       — Но ты не…       Не издавал подобных этим, очаровательным, или других стонов? Конечно, в её мировосприятии наслаждение процессом — ужасно постыдный поступок.       — Моя выдержка будет получше твоей, — хмыкнул Иорвет, увлекая её в новый поцелуй.       Но Гретту, похоже, задели его слова. Судя по тому, что привлечь её обратно оказалось проблематично: она перехватила инициативу, зажмурившись, села ближе, забросила руки ему за шею, крепко обнимая.       Иорвета такой расклад вещей одновременно и забавлял, и напрягал. Сохранять девушку нетронутой, когда она сама запрыгивала на него, усаживаясь сверху, и игнорировать нарастание давления в паху? Гретта довольно сильно переоценивала самообладание Иорвета, если вообще об этом думала. Хотя о чём речь? Конечно, как всегда, она ни о чём не думала!       Он стиснул её талию, углубил поцелуй, играя языком так, как не делал этого раньше, настойчиво требуя больше. Сердце бешено заколотилось в груди, Иорвету с трудом удавалось удерживаться от поспешных решений. Таких, к примеру, как опрокинуть её на траву, подминая под себя, и полностью вернуть контроль, потому что…       Потому что это невыносимо. Dana… Что она делала? Изящными, тонкими пальчиками зарывалась в его волосы, оттягивая тёмные локоны.       Гретта добилась своего — она заставила Иорвета издать какой-то звук, а именно зарычать. Вряд ли она ожидала этого, учитывая, что он одновременно прикусил её нижнюю губу, проткнул зубами кусочек тонкой и нежной кожи. Гретта вскрикнула и поднесла руку к ранке, разглядывая красное пятнышко, оставшееся на пальце. Иорвет склонился над ним и, не разрывая зрительного контакта, провокационно коснулся языком, сделал круговое движение, облизывая и прикусывая напоследок. От увиденного и прочувствованного девушка сухо сглотнула и, закатив глаза, чуть не завалилась набок, но Иорвет по-прежнему держал её.       Мир переставал для них существовать, и лишь всполохи заката, огненно-рыжие, как волосы целуемой Гретты, пробивались под прикрытые от удовольствия веки. Случайные вспышки боли, которые она испытывала от чрезмерного сжатия или укуса, компенсировались жалобными стонами наслаждения. Она льнула к нему, теряясь от переполнявших её чувств, совсем не думая о том, что не только елозила по его паху, но и тёрлась грудью, призывно выглядывающей из нетипично открытого платья.       Долгое время Гретта носила максимально закрытые платья, постепенно её манера одеваться становилась всё более и более свободной, пока не превратилась в ещё одну причину свести его с ума.       Иорвет скользнул рукой по спине, схватился за поясок и немного оттянул Гретту от себя, чтобы исследовать расслабленными губами её ключицы, чувствуя, что это действие дурманит, как вино. Лёгкими касаниями он стал опалять её шею горячим дыханием и оставлять влажные дорожки, краем сознания отмечая, что Гретта безвольно подставляет всё новые участки, запрокидывая голову и покорно обнажая кожу.       Её нежный аромат, раскрывшийся на природе более явственно, вскружил ему голову, ведь то, что Иорвет ощущал раньше, было лишь блёклой вуалью. Хотелось сжать Гретту так сильно, чтобы кости захрустели, хотелось закрыть глаза на все запреты и сделать её своей.       Хотелось заниматься любовью, а не войной.       Было жарко, безумно жарко — снаружи или внутри? Казалось, они вот-вот расплавятся, всё сильнее сливаясь друг с другом. Воздух вокруг них раскалился до предела. Затуманенные глаза Гретты будто не различали ничего. Ни скользящий по её лицу и телу взгляд, ни жадные руки, не желающие её отпускать, ни губы и язык, которые оставляли на ней бесчисленное количество меток.       Метка в виде лиса, оставленная Иорветом гораздо раньше, которая была видна невооружённым взглядом — Гретта отважилась носить её напоказ? — дразнила внимание, постоянно притягивая к себе. В конце концов тёмная бездна искушений взяла верх, вынудив его очертить край татуировки языком.       — И-иорвет! — Гретта с силой оттянула его за волосы, заставив приподнять голову.       — Что? — он не узнал собственный голос, таким хриплым он был.       — Перестань, пожалуйста.       Как могло существовать что-то настолько очаровательное и милое? За молящий и уязвлённый взгляд Гретты он был готов отдать многое. Именно ради таких моментов стоило столько ругаться с ней в пух и прах. Наконец лишения Иорвета были вознаграждены. И раз она доставила ему столько удовольствия, будучи послушной и покладистой, значит, её стоило вознаградить в ответ, прислушавшись к просьбе?       Только посмотрите на это — круговорот взаимных уступок. А ведь с них всё и начиналось.       Он слишком на неё давил. И сейчас чуть ли не начал целовать её грудь. Должно быть, это и вправду было чересчур для первого раза? Ему следовало…       — Мне остановиться?       Гретта активно закивала, а потом, опомнившись, закачала головой из стороны в сторону. Сумерки уже давно начали сгущаться вокруг них, и вряд ли она могла заметить насмешливый взгляд Иорвета.       — Это да или нет? — поторапливал он её.       — Поцелуй… Поцелуй меня ещё раз, — нерешительно попросила она, трогательно-требовательно кладя ладони ему на грудь.       — Если это просьба, то в ней не хватает главного.       Гретте не пришлось долго думать, похоже, впервые в своей жизни она была безоглядно влюблена, и ей не нужно было скрываться, ей позволяли это проявлять:       — Пожалуйста, поцелуй меня.       — Всего один раз, и мы идём в лагерь, — предостерёг её Иорвет.       — А…       — И ничего больше. Сегодня ты спишь в палатке, а я снаружи.       Иначе он не выдержит.       Гретта была жадная и ненасытная, как он и предполагал по её поведению раньше. Эмоциональная и такая чувственная в любых мелочах. Иорвет не удивился бы, если бы увидел на её лице тень расстройства, разочарования и обиды. По ней всё было видно, её мысли и желания лежали для него на поверхности. Зависимая, едва получив возможность, она тут же ухватилась за шанс быть ближе к нему, временно позабыв про обиды. В будущем он наверняка получит мощный откат, когда в голове у неё прояснится. Но сейчас не стоило забывать, что это точно так же работало и в его сторону. Наверное, он окончательно слетел с катушек, позволив кому-то капризничать и крутить им. Однако Иорвет утешал себя мыслью, что это не навсегда, лишь на короткий период, пока он окончательно не завоюет её доверие лаской и нежностью.       Проблема была в том, что ласка и нежность Гретты день за днём становилась всё упоительнее, и сегодня он прочувствовал это особенно остро. Не окажется ли он сам впоследствии приручённым?       В глубине души Иорвет хотел этого.       Но это значило вверить ей сердце и душу.       Он не настолько идиот, чтобы доверять такие важные вещи человеку.       Устремив затуманенный взгляд на Гретту, Иорвет снова напомнил себе, что это всего лишь взаимовыгодная сделка. И, укрепившись в этом мнении, склонился к её губам.