Attraction

      За всю свою недолгую жизнь я переезжал всего дважды. Первый раз был в далёком детстве. Мне тогда было всего семь. Мы жили в маленьком городке на берегу моря, где круглый год тепло, а персиков вырастает столько, что рыночные торговцы под конец дня раздают их бесплатно, лишь бы не валялись и не портились. Там, куда слетались жители крупных мегаполисов каждое лето и начало осени. Я любил смотреть на них и откровенно не понимал, что они нашли в этом море и в этих тошнотворный персиках. Бетонные джунгли привлекали меня своей неизвестностью. Когда мне исполнилось семь, умер мой отец. Это случилось совершенно неожиданно, насколько вообще возможно. Я возвращался со школы, с радостной новостью о том, что нас везут на экскурсию в столицу. Открыв дверь отцовского кабинета, я обнаружил его, повешенным на люстре. Испугавшись, я побежал к соседям за помощью. Но было поздно. Что именно произошло, я так и не понял. Кто-то говорил, что у него были серьезные проблемы на работе, а другие утверждали, что он ввязался в какой-то криминал. Но для меня подробности были не так важны. Важна была только суть. А суть в том, что я остался сиротой. Маму я не помнил. Конечно, у меня были ее фотографии. Большая книжка из плотного картона, в которую она вклеивала снимки себя, своей собаки, отца, новорожденного меня. Украшала бантиками, подписывала даты. Это единственное, что мне от нее осталось. И я берег его, как самую дорогую вещь, из тех что может унаследовать человек. У мамы были серьезные проблемы с сердцем. И случилось так, что орган дал сбой именно тогда, когда мы с отцом гостили у бабушки. Отец рассказывал, как утром следующего дня, он радостно открыл дверь, крича маме, что привез ее любимую клубнику. А мама лежала на полу, протянув руку в сторону телефона. Холодная и уже слегка посиневшая. Отец растил меня в одиночку. Бабуля вскоре тоже умерла, и мы остались вдвоем. Я так и не знаю, почему он не попытался жениться снова. Я даже не помню, чтобы к нам заходили какие-либо женщины. Наверное, моя мать настолько сильно засела в его сердце, что места для кого-то другого не осталось. Я до сих пор не понимаю такого, но лишь потому, что к своим тридцати трем годам так и не смог ни разу влюбиться. После похорон отца меня забрали в соседний город и поместили в детский дом. Я не плакал, я вообще в принципе редко проявлял яркие эмоции. Но спал плохо, постоянно просыпаясь в страхе, обливаясь холодным потом. Потом садился на подоконник, прижимался лбом к холодному стеклу и смотрел на улицу. Не на что-то конкретное, а просто в никуда. Обычно говорят, что в такие моменты в душе человека образуется ураган, который сносит все напрочь, оставляя после себя тягостную пустоту. У меня все прошло по короткому пути, без урагана. Я буквально физически ощущал чёрное нечто внутри себя, высасывающее всю радость, все мои эмоции и чувства. Но при всем при этом, нахождение в приюте меня не тяготило. Несмотря на всю внутреннюю опустошенность, я смог абстрагироваться и даже обзавелся друзьями. Обито и Рин стали моим лучиком света во тьме, моим маяком для потерявшегося в бухте рыбака. Такие разные, но такие родные. Такие нужные. Обито был полной моей противоположностью. Весёлый, активный, слишком шумный. Рин напротив, была ласкова и спокойна. Она напоминала мне о матери, которой у меня толком не было. Они оба вытащили меня из удушающей тьмы. И я бесконечно благодарен им за все то счастье, что мы прожили вместе.

***

Выпустившим из приюта, мы поступили в один колледж. Медицинский. На самом деле, туда хотела поступать Рин. Обито пошел за ней, потому что любил ее и желал всегда быть рядом. Ну а я просто не знал, чем именно хотел бы заниматься. Да и, по правде говоря, настолько привык, что друзья всегда рядом, что неосознанно пошел за ними. Правда, Рин и Обито выбрали для себя педиатрию. Я же предпочел хирургию. Студенческие годы пролетели как день. За это время многое произошло. Обито наконец-то признался Рин. И она ответила взаимностью. Признаю, первое время я подозревал, что она влюблена в меня. Но я никогда не рассматривал себя как человека, которому нужен кто-то, с кем можно разделить постель и утренний кофе. Мне вполне хватало друзей. Они смеялись, Обито и вовсе в шутку называл меня "замороженным". Они поженились. Я был свидетелем на их свадьбе. Глядя на них, таких счастливых, я вдруг почувствовал страх. Страх того, что теперь стану им не нужен. Когда есть двое, третий всегда лишний, каким бы ценным не был. И я понимал это и, ради них, принял. Спустя некоторое время, они захотели отдохнуть. И меня потащили с собой, хотя я и сопротивлялся до последнего. — Какаши, нельзя быть таким трудоголиком! — ворчал Обито. — У тебя кожа под цвет волос уже, ты в курсе вообще? Так что давай, собирай чемодан и тащи свою задницу в машину! Рин хотела к морю. Обито соглашался с ней, ну а мне было все равно. Детская травма полностью не прошла, но море больше не вызывало в моей голове страшных ассоциаций. Мы ехали в новой машине молодоженов, слушали на полную громкость Linkin park, подпевая некоторым трекам. Я жадно вдыхал прохладный воздух, испытывая непонятное ощущение тревоги. Тогда я не предал ему значение, списав все на отголоски старых травм. Теперь я себя за это ненавижу. В нашу машину въехала фура. Водитель уснул за рулём — довольно стандартная ситуация. Основной удар пришелся именно на переднюю часть. Обито умер сразу. Рин же успели доставить в больницу. Возможно, она бы и выжила,но без любимого просто не захотела. Утром, во время обхода, врачи обнаружили ее, лежащую на полу возле кровати. Остановка сердца. Реанимировать уже не удалось. После этих событий моя жизнь разделилась на "до" и "после". И я бы с удовольствием отдал все, что у меня было, лишь бы остаться за пределами "до". Я не хочу в "после". Там очень темно и страшно.

***

Первый год я существовал. Да, именно существовал, потому что жизнью подобное состояние не назовешь. Я практически не выходил из дома, нигде не работал, а пособие по безработице спускал на сигареты и алкоголь. Сам не замечая того, я настолько прочно прирос к бутылке, что стал пить не просто ежедневно: я пил целыми сутками. Беспрерывно. Во мне ничего не осталось. Все мечты, амбиции - все осталось там, на заднем сидении машины. И я вновь возненавидел море, хотя оно не может быть виноватым. Но все равно ненавижу. Хотелось отмотать время назад и всеми силами отговорить их ехать в этот чертов отпуск! Вернуть все то, что у меня отняли. Жизнь вообще любит меня, от слова "нет". Все люди, что рядом со мной, рано или поздно умирают, а я остаюсь. Словно в прошлой жизни я в чём-то очень сильно провинился, что теперь вынужден наблюдать, как дорогие мне люди покидают наш мир. А меня с собой не берут. После в моей жизни появился новый персонаж: Майто Гай. Высокий, темноволосый, с неимоверно толстыми бровями. В своем спортивном зеленом костюме, он выглядел как звезда клипов восьмидесятых. Мы познакомились в одной пивнушке, когда я в очередной раз решил пополнить свои алкогольные запасы. Будучи пьяным, он пристал ко мне, предлагая посоревноваться с ним в метании дартса. Я согласился лишь потому, что желал скорее от него избавиться. Тем более, что я всегда был очень меткий. Даже Обито никогда не удавалось обыграть меня, а он был чемпионом колледжа. Просто я мало интересовался спортом в целом. Не мое это занятие. Только книги и учеба. Неожиданно для меня, пьяный чудик победил. Кое-как стоя на ногах, он прокричал на весь бар, что вызывает меня на повторную дуэль завтра, в это же время. Я лишь усмехнулся и молча ушел. А следующим вечером пришел к назначенному времени. Зачем? Я и сам не знаю. Возможно, остатки моего инстинкта самосохранения таким образом сопротивлялись моему медленному и не осознанному суициду. Так мы и сблизились. Гай всегда говорил, что мы с ним соперники. Я был не против. Временами от его общества мне и правда было намного легче. Хотя, иногда он слишком чудил. Например, когда придумал устроить соревнование по поеданию хот догов. Я сразу сказал, что отказываюсь от участия в этом бреде. Поучаствовал. Победил. Потом неделю не мог смотреть на хлеб и сосиски. Спустя полтора года, после смерти друзей, я вдруг начал ощущать, что стены моей квартиры сильно давят на меня. Алкоголь надоел, надоела пивнушка, надоел этот город. Надоело сидеть дома. Диплом хирурга валялся на столе, я использовал его как подставку под горячее. Удобно. И хоть какая-то от него польза. Не долго думая, я позвонил в столицу, в местный медицинский университет по поводу вакансии педагога по общей хирургии. Директрису Цунаде Сенджу полностью устроила моя кандидатура. Более того, добродушная женщина была готова предоставить мне жильё. — Я как раз хотела сдать свою старую однушку, — сказала женщина. — Ремонт не требуется, даже мебель есть. Давайте договоримся на выходные, если Вам удобно. За недельку освоитесь в городе, а там уже и учебный год. Я согласился. И вот, упаковав все свое небольшое имущество, состоящее в основном из книг, я ехал в грузовике в те самые каменные джунгли, о которых мечтал с детства. Водитель попался на редкость молчаливый, за что я был благодарен и ему, и судьбе. Ненавижу пустые разговоры и расспросы. И не вижу смысла общаться с тем, с кем, вероятнее всего, больше никогда не пересекусь.

***

Столица встретила меня удушающим зноем. По первости даже дышалось непривычно: не ощущалось той влажности, соленого привкуса. Воздух в городе сухой, обжигающий нутро, пыльный. Смесь металла и бензина — вот чем пахла Коноха. И здесь я намерен провести остаток жизни. Конечно, если меня снова не занесет, и я не захочу чего-то другого. Госпожа Цунаде в свои пятьдесят выглядела максимум на тридцать. И я не заметил никаких явных признаков хирургического вмешательства. Значит, все свое, настоящее. Сейчас это ценится, поскольку в мире, где так много искусственности, почти не осталось места для настоящей, природной красоты. Пусть не такой притягательной, но зато живой. — Оплату буду вычитать из зарплаты автоматом, — госпожа Сенджу вручила мне связку ключей с брелком в виде зеленого листочка. — Надеюсь, сработаемся. В наше время так сложно найти достойных педагогов. — Буду стараться, — честно ответил я. Она усмехнулась. Квартирка небольшая, но довольно уютная. Большой раскладывающийся диван, телевизор на тумбочке, шкаф. Светлая кухня, санузел, небольшая прихожая. Ничего примечательного. Все просто, чисто и довольно уютно. То что нужно. Открываю коробки, расставляю книги на шкафу. Их очень много. Я всегда любил читать — это было то единственное, что скрасило мое детство, а сейчас сдерживало в этом мире. В основном, все книги старые, прочитанные не по одному разу. Сейчас я редко покупаю что-то новое. Литературный мир обмельчал, годных произведений по пальцам посчитать можно. Обидно конечно, но видимо это и есть то, что зовется прогрессом. Рано или поздно книги и вовсе исчезнут. Их заменят фильмы, игры, сериалы. Но не для меня. В одной из коробок сверху лежат фотоснимки в рамках. На одном отец и мать: счастливые, влюбленные, держаться за руки. Позади них море, красивый закат, волны. Я очень любил именно эту фотографию. Мне нравилось то, какими глазами эти двое смотрят друг на друга. На втором снимке я, Обито, Рин и наш воспитатель Минато-сан. Ещё мелкие, это был наш самый первый совместный снимок. Обито косится на меня с явным раздражением. Мы тогда часто дрались между собой. Не серьезно, но дух соперничества всегда витал между нами. Все углы сгладила именно Рин. Она на снимке самая счастливая. Широкая улыбка, глаза буквально светятся. Минато-сенсей тоже улыбается. Добрый был мужчина. Что с ним стало, после того как я ушел из приюта, я не знал. Может он до сих пор там, а может давно ушел. Не интересовался. Знаю, с точки зрения морали это не совсем правильно. Но после того, что случилось с ребятами, я откровенно боялся сталкиваться с теми, кто хоть как-то был связан с ними. Третий снимок мой самый любимый и самый ненавистный одновременно. На нем мы трое, уже взрослые. За два дня до отъезда на отдых. В глазах безмятежность и безграничное счастье. Все улыбаются, даже я. Стекло на ней давно треснуло, как раз в той половине, где были Рин и Обито. Мое изображение трещины обошли стороной. Как и в жизни. Стекло разбил я в моменты пьянства, когда брал снимок в руки и сжимал крепко-крепко, словно от этого станет легче. Надо бы заменить его наконец, пока окончательно не раскрошилось. Когда с вещами было покончено, я сложил коробки в дальний угол шкафа, предварительно разобрав их, и вышел на улицу. Хотелось пройтись по району, осмотреться, понять, что и где. В нос ударил приятный аромат свежего разливного пива. Пока шел по улице, насчитал штук пять разных пивнушек. Зашёл в самую последнюю, купил пару стаканов и сел за самый отдаленный от людей столик. Достаю из кармана смартфон, открываю Твиттер. Никогда раньше не сидел в соцсетях; я все же старой гвардии и не привык к подобным вещам. Но психолог, к которому я ходил в течение месяца, посоветовала вести блог. — Выплескивайте негатив наружу, Какаши-сан. Чаша внутренних запасов не бездонна. Если вовремя не сливать — затопит. И я установил себе два самых популярных приложения: Твиттер и Инстаграмм. Первый был тем самым блогом. Простой интерфейс, минимум функций и писать можно не более 140 символов на один пост. Идеально. Ну а Инстаграмм… Не знаю, зачем я его установил. Публиковал туда всякую ерунду, вроде снимков заката, стакана пива, собак, бегающих по улице. Люди подписывались, ставили лайки и писали в комментариях всякую ерунду. Я никогда их не читал. В моей твиттерской ленте зияла такая же пустота, как и в моей душе. Я никого не читал и не собирался целиком и полностью вливаться в эту социальную сеть. Просто писал короткие твиты. Меня даже читало несколько человек. Бывало, оставляли комментарии под записями. Что-то вроде: "блин, чел, жиза конкретная!". Я не отвечал. Нажав на голубой значок с перышком, я поднес большой палец к клавиатуре и быстро напечатал: "Когда переезжаешь в новый город, хочется чтобы обновилось все, в том числе и ты сам. Но это процесс медленный и трудный. А я хочу прямо сейчас…" Написал, опубликовал, закрыл, выпил первый стакан практически залпом. Первые нотки алкоголя ударили в голову, подарив небольшую легкость. Второй стакан подкрепляет состояние. А больше нельзя — становится хуже. Не от того, что пьянеешь в край, а от того, что алкоголь перестает дарить легкость. Он становится тяжелее и норовит вскрыть все старые раны. И ты продолжаешь пить, все больше и больше, пока твой организм не решает, что с тебя хватит и не отключает твое сознание. Оставив немного чаевых, выхожу на улицу и просто иду вперед без конкретной цели. Загораются фонари, люди возвращаются домой с работы. Уставшие, с печатью бессилия на лице, они спешат туда, где их ждут. Не важно кто: супруг, дети, кошки. Хоть паук, живущий под раковиной. Главное, что ждут. Меня ждать некому. Вдоволь нагулявшись и надышавшись непривычным городским смогом, возвращаюсь в квартиру. Вспоминаю, что так ничего и не ел сегодня. Пофиг, ничего не хочу. Снимаю одежду, беру в руки книгу и забираюсь под одеяло. Сегодня мне повествуют о женщине, чья счастливая жизнь рухнула в один момент. Смертельный диагноз как приговор, и все, что ранее казалось вечным, рассыпалось в момент. Любимый мужчина ушел, друзья отвернулись. Потому что не хотели провожать в последний путь. Она понимала их и никого не винила. Собрала вещи и уехала к морю, доживать там остатки своих дней*. Невольно сравнивал с ней себя. У меня нет такого диагноза, хотя я бы не отказался. Было бы гораздо проще проживать всю боль и одиночество зная, что совсем скоро все закончится. Читая, совершенно не обратил внимание, как на улице стемнело. Три часа ночи. Откладываю книгу, загибая верхний уголок страницы, выключаю свет и закрываю глаза. Быть может хотя бы сегодня я смогу поспать нормально. Без кошмаров. * Эльчин Сафарли "Если бы ты знал"