***
Правая рука Тэхёна повисает плетью вдоль тела, сжимая письмо. Он чувствует каждой клеточкой кожи эту боль, исходящую от него. Это то чувство, когда летишь с отвесной скалы со скоростью света вниз, в пропасть… Бездна. А вокруг — только осколки сердца Чонгука, которые острыми краями вспарывают Тэхёну кожу, и эта тёмная дыра пожирает его. «Сожги…» — шепчет вкрадчиво внутренний голос. «Если сожжёшь это письмо… забудешь — заживёшь с Чимином нормальной жизнью». Господи, какая изящная усмешка судьбы… Чонгук его друг детства. Но голос продолжает шептать: «Но это не низко и не подло. Это естественно. Ведь нет ничего более естественного, чем борьба за свою любовь, а на ней, как на войне, все способы хороши». Мысли роятся в голове Тэхёна, выныривая на поверхность один за другим, как пузырьки кока колы в стакане. «Нет, Чимин не должен это прочитать…» Тэхен не должен этого допустить. Он так долго к этому шел, и только все прояснилось… Этот крик израненной души Чонгука… Он не должен услышать его, пропустить через себя. Это было всё не по-настоящему. И Тэхён докажет это Чимину. То, что у них — это и есть реальность… то, что было с Чонгуком — сценка, поставленная бездарным режиссёром. Да, может быть он совершает огромную ошибку в своей жизни, но Чимину так будет лучше. И вместе с этой бумагой сгорят их проблемы. Дочитав письмо, Тэхён комкает его и чиркает спичкой. Письмо воспламеняется и сгорает в одно мгновение, а зола разлетается по поверхности стола. Так догорает чужая любовь. Быстро и почти без дыма. Тэхён отворачивается, не желая видеть, как вместе с ним за секунду сгорают чужие надежды. Да… и пусть потому, что это пустые надежды, совсем пустые. И это не трусость, это благоразумие, то самое благоразумие, которого ему так не хватало раньше. Тэхён наливает в бокал вина и, прищурившись, рассматривает его на свет. Отблески вина в бокале ложатся на руки алыми искрами. Красивые длинные пальцы крепко сжимают хрупкое стекло. Его разум всё ещё мечется между чувством вины и бешеной ревностью, и этот маятник чаще всего замирает посередине… Но голос продолжал нашёптывать: Я сделал всё правильно. Мне себя не за что винить. Но почему-то ощущение грызущей пустоты то ли в животе, то ли в груди тревожно начинало свой путь по его телу к сердцу.***
— Я дома… Чимин скидывает с себя верхнюю одежду и, проходя в гостиную, останавливается посередине и смотрит по сторонам. Тишина в доме бьёт по нервам, оглушая бешеным стуком собственного сердца. Перед глазами всё не так, что-то очень сильно изменилось. Что-то безвозвратно ушло. Всё как-то странно и непривычно, на кухне никто не разговаривает и не гремит посудой, как это было раньше, когда он возвращался домой из академии. В горле вдруг образовывается ком, внутри вдруг становится холодно и зябко; тишина давит своей тяжестью воспоминаний ему на плечи. Никто не говорит, не кричит, не включает телевизор, не играет музыка. На часах половина четвёртого, но в квартире как будто беспросветная ночь. Чимин устало опускается на стул и уныло смотрит вокруг. Чонгук. Его смешливый дурашка Чонгук. Он не встречает его как обычно на пороге, всегда готовый обработать свежие душевные раны или рассказать забавную историю, чтобы развеселить его. Чимин так редко говорил ему это, но… он любил его… Как-то иначе что ли, но любил. Ему нравились все его недостатки и достоинства, его ямочки на щеках и шрамик на щеке. Лукавые искорки в тёмных глазах и немного хитрая, до боли родная, улыбка. Чимин не успел ему сказать, какое наслаждение он получал от утренних минут, когда он, приоткрыв глаза, видел, как Чонгук вставал с постели и задвигал шторы, чтобы солнечные лучи не разбудили его. Потом он садился на край кровати и смотрел, а потом гладил его волосы. Его здесь больше нет. Нет его вещей, беспорядка на столе, из-за которого Чимин постоянно ворчал, но всё же убирал всё сам. На стульях не валяются его футболки, в раковине не стоят кружки из-под кофе, которые он не успел помыть ещё с утра. Чонгук. Он звонит ему сегодня утром и сообщает, что приедет. И он приезжает, но только для того, чтобы забрать свои вещи, и именно тогда, когда Чимин тренируется в Академии. Его голос по телефону не выражает абсолютно ничего.… Я всё понимаю, — он говорит. Это больно слышать Чимину, и он знает, как больно произносить это Чонгуку, ведь они мечтали о том, как они будут вместе путешествовать на машине. Он — за рулем, а Чимин рядом. Как убегут посмотреть на рассвет на самый высокий холм на острове Чеджу. Как полетят вместе в Америку на концерт Арианы Гранде, так любимой Чонгуком. А теперь в одно мгновение эти несколько дней меняют их жизни до неузнаваемости. Сердце Чимина стучит от странных ощущений, словно он теряет что-то безумно дорогое, нужное ему, и на его глазах выступают слезы. Ему становится безумно обидно за то, что он так жестоко крадёт у их обоих — мечту. Чимин опускает голову вниз пряча лицо в ладонях. «Как это больно, ощутив любовь, смотреть, как она уходит… Но ещё больнее — держа её за руку, отпустить самому».***
— Чимин… Я не слышал, как ты пришел, смотрел кино наверху и заснул. Негромкий голос вырывает парня из тяжелых воспоминаний. Он поднимает глаза и встречается с тёплым взглядом карамельных глаз Тэхена, и на его душе сразу становиться теплее. Он такой по-домашнему уютный, в его пижаме смотрится настолько мило, что Чимин невольно улыбается. Какое-то мгновение они молча смотрят друг на друга. Тэхён присаживается напротив за стол и, дотянувшись до вазы с фруктами, кладёт виноградину в рот. — Ты знаешь, Чим-и, Чонгук заходил забрать свои вещи… Чимин вздрагивает и, прикусывая щёку изнутри, пытается скрыть слёзы, почти сорвавшиеся с ресниц. — Я знаю, он мне позвонил. Тэ, он тебе случайно не сказал, когда уезжает? — Нет… Ложь. Тэхен лжёт, и что делать, если слова сами слетают с губ, а мозговые центры не в состоянии их тормозить. Чимину, ему не хочется лгать даже в мелочах, а это уже гораздо большее, чем просто мелочи. И он осознанно понимает, на что сейчас идёт. Тэхён поднимается и обнимает Чимина за шею, прижимаясь щекой к тёплой и гладкой коже. Он целует его растрёпанные светлые волосы, а потом укладывает голову ему на плечо — туда, в тёплую ямку, поближе к шее. Он гладит его по спине, чувствуя под рукой, как спадает напряжение и Чимин спокойно начинает дышать. — Тссс… тише, Чим-и, я с тобой, теперь всегда буду с тобой. Погрусти этот день, а завтра мы начнем всё сначала, хорошо? Чимин обнимает его за талию и прижимается, крепко собирая себя внутри по кусочкам. — Ты никуда не уйдешь? Ты больше никогда не оставишь меня, Тэ? В его словах звучит неприкрытая тоска. Тэхен смотрит в его глаза, а затем мягко приподнимает его подбородок — Никогда… Никогда больше, — шепчет он, чувствуя солёный привкус слез Чимина на своих губах.***
— Я до сих пор не могу понять, как я подписался на все это? Одежда Чонгука немного странно смотрится на худощавом теле Мин Юнги. Но другой пока нет и быть не может. Потому что он успел взять из дома, так это документы, рюкзак со своими записями и сборник стихов. Юнги оттягивает рукава джемпера, пряча в них прохладные руки, и смотрит на парня, который с тоской осматривает полупустой перрон вокзала. — Всё в порядке, Чонгук? Ты меня слушаешь? Чонгук поворачивается и сталкивается с взглядом темных, по-лисьи прищуренных глаз. — Да, хён, слушаю. Просто не вижу смысла что-то говорить — ты едешь со мной, и это уже не обсуждается. Я родителей предупредил. Они совсем не против, потому что знают, что плохого человека я бы не привёз к ним. Я буду жить, как и раньше, дома, а ты в квартире бабушки, так как она переехала в загородный дом из-за здоровья. Пока там поживёшь, а после поступления в университет мы с тобой вместе вернёмся сюда, в Сеул. Не пугайся, я тебя больше не отпущу в этот ад, мы что-нибудь придумаем с твоими талантами, а со связями моих родителей, поверь, ты станешь лучшим рэпером Кореи. Юнги кутается в джемпер Чонгука, до сих пор не понимает, чем он мог заслужить всё это. Наверное, в прошлой жизни он работал в доме престарелых или спасал от гибели редких животных. «Разве бывает в жизни такое чудо?». Он скользит глазами по лицу Чонгука и чувствует, как сердце начинает отчаянно колотится в груди, и от волнения внутри всё сжимается. Чонгук такой красивый, с правильными чертами лица, черноволосый, знающий себе цену, честный прежде всего с самим собой и глубоко чувствующий других людей. И этот парень просто вот так берёт и увозит Юнги из его персонального ада… И боль, что разъедает его до этого, которая сжигает плоть, ломает кости и отравляет его кровь, она начинает постепенно отступать. И это даёт ему надежду на хоть какое-то будущее, ту надежду, которую он потерял уже очень давно. И сейчас Юнги первый раз в жизни очень хочется стать ЖАДНЫМ. Он хочет Чонгука всего полностью себе, и его не пугают эти чувства, Юнги испробовал за свою недолгую жизнь все отношения, и однополая любовь для него не в новинку. Это только сначала это предположение казалось нелепым. Но сейчас это ясно, как белый день, что он хочет его. Всего целиком и сразу. Действительность ошеломляет Юнги. Но ему от этого становится легче. И сейчас боль не ломает больше рёбра и не выскакивает на лице в виде синяков под глазами. Они не знали друг друга раньше, с детства, не играли вместе, не дружили. Но случайностей не бывает… На всё есть свои причины. Иногда очень сложно понять, почему происходит именно «это». Именно «это», которое, как кажется, не должно было случится. Но проходит время, и на все вопросы даются ответы… Главное суметь понять. Суметь понять и принять. Светящийся вагон поезда весьма соблазнительно и уютно выглядит на фоне почти пустующего перрона. Чонгук явно нервничает, прикусывает губу, теребит пальцами ремешки рюкзака. — Ты кого-то ждешь? Чимин? Он должен приехать? Юнги произносит это, а в его сердце всё сжимается. Ревность… Да, это она, она идёт рядышком с его жадностью. Но он разве имеет право ревновать его к кому бы то ни было? Он для него пока что никто… Но почему же тогда Юнги обидно и больно? Чонгук вздрагивает от его слов и переводит взгляд обеспокоенных глаз на светловолосого юношу. — Нет… Наверное, уже нет. И только сейчас Чонгук начинает понимать, что это ещё только первые дни, когда по настоящему ещё не осознать свою потерю. Это придёт потом, позже, когда с беспощадной ясностью он поймёт, как ему не хватает его, как он нужен, его улыбка, взгляд, объятья. И его не будет ни завтра, ни послезавтра, ни потом. И как бы он его не звал, он не придёт к нему обратно, никогда. Чонгук кидает прощальный взгляд в сторону выхода. Горячая волна, родившаяся в груди, спиралью поднимается вверх и накрывает его с головой. Он проглатывает комок, который подкатывает к горлу и, крепко обхватывая руку Юнги, заходит в полупустой вагон поезда. Парень в ответ чуть сжимает тёплые пальцы и, смотря на растерянные глаза младшего, подбадривающе кивает головой. — Всё хорошо. Поверь, теперь всё будет хорошо, Гуки… Это только начало, дальше всё будет проще. Чонгук смотрит в глаза Юнги и хочет ему поверить, что всё именно так и будет. В любом деле самое главное — Начать! И самое главное — Верить!***
— Чимин-а… — в своей манере тянет Чон Хосок. — Передай Чонгуку, что он оставил у меня коробку с дисками от приставки. Я ему звоню, но телефон вне зоны и так всё утро. Скажи, что я привезу ему в следующем месяце или вышлю почтой. Чимин, запихивая в рот тёплую булочку, удивленно поднимает брови. — Если он вне зоны, думаешь, у меня есть волшебная кнопка, и я дозвонюсь? — А ты разве сейчас не с ним? — А почему должен быть с ним? Чимин наливает себе кофе и, обхватывая горячую чашку руками, вдыхает его аромат. Напиток горчит и обжигает губы. — Но я думал, ты придешь попрощаться… Кофе идёт не в то горло, и Чимин, поперхнувшись, начинает надрывно кашлять. — Что прости? Когда? Когда я должен с ним попрощаться? Он что уезжает? Сегодня? — Ну, у него поезд через двадцать минут. Я думал, ты знал. А Тэхён. Чимин вскакивает на ноги, с грохотом роняя стул. — Как через двадцать минут? Но он должен уезжать только завтра, он сказал… Хотя, что он сказал? Он же ничего мне не говорил… Что Тэхён? Юноша уже не слушает друга, а и несётся в коридор, на ходу натягивая джинсовую куртку и кеды. — О, Господи, что за спешка, ты куда собрался с утра? Чимин поворачивается так быстро, что Тэхён отступает немного назад. — Ты знал? Ты знал, что Чонгук уезжает сегодня? — Чимин… — Я спрашиваю: ты знал об этом? — Чимин, я хотел… Тэхён взъерошивает на затылке волосы и делает несколько шагов, но протянутая вперед рука упирается в ему в грудь. Чимин смотрит в лицо и, разочарованно качая головой, пятится к двери. — Не смей… Не подходи, Ким Тэхен… Стой, где стоишь.***
Поезд отъезжает, медленно покачиваясь и стуча колёсами на стыках рельс. Он направляется на юг, к солнцу и морю родного Пусана. Он увозит с собой тысячи воспоминаний, разбившиеся в дребезги надежды, боль первой любви. Здесь, на перроне, смотря вслед уходящего поезда заканчивался целый этап его жизни. Чимин останавливается и от быстрого бега у него перехватывает дыхание. Прижав руку к груди, он опускается на корточки, второй опираясь на асфальт. Вокруг никого, и кажется, что одиночество распространяется от этого перрона на всё его тело. Оно, как наркотик, расходится по кругам кровообращения, гася его последние нервные импульсы. Его душа сейчас рассечена рельсами, и удаляющийся по ним поезд забирает все цвета, движения, и последнее тепло из его сердца… Вокруг — пустыня реальности, в окнах вагонов — отражения его боли, и перед ним призрачная пелена, в один миг ставшего холодным бесцветного мира. Их любовь закончилась в июне. Точнее — десятого июня в двенадцать часов дня. Просто конец… Как банально и как ужасно это звучит Конец их с Чонгуком страсти, конец их долгим прощаниям и разлукам, после которых они, словно изголодавшиеся, накидывались друг на друга и не могли насытиться поцелуями и ласками до изнеможения. Это был конец любви, которая вдохнула надежду в одного и наградила муками совести другого. Это был июньский полдень, с которым ушло всё то, что ещё несколько дней назад было таким значимым и дорогим. Гуки. Его нет рядом, и всё уже неважно… Обрывки фраз, бегущие мимо люди, сказанные вслух и застрявшие навсегда в голове слова, неозвученные фразы, простые картинки из жизни, цветные или чёрно-белые, осколки снов и реальность, сообщения, напоминания, слёзы, стоны, крики боли и обиды… Вдребезги разлетевшаяся любовь впивается в сердце тысячей мелких осколков, которые царапали и больно впивались в его тело. ПРОСТИ МЕНЯ Это просто слова… Они — никакие. Они — ни о ком. Они — ни о чём. Небо вдруг становится однотонным и мир перестаёт быть таким, каким был всего несколько мгновений назад. По лицу пробегает крупная слеза и, сорвавшись с ресницы, капает. Потом другая… Третья… Однажды вот так уходит любовь. Тихо и молча… Больно… Плохо… Пусто. И Безвозвратно! Продолжение следует.