***
Мин Юнги медленно, немного прихрамывая, подходит к окну. Старая травма даёт о себе знать именно в ненастную сырую погоду… Судя по отсутствию звёзд и противному моросящему дождю, небо сплошь затянуто тяжёлыми, низкими тучами. Наступивший вечер самым странным образом отличается от всех предыдущих за последние годы. На коже выступает липкий пот, когда он вспоминает вчерашний, как-то пережитый им, день. Эта встреча с Чонгуком… Повлияет ли она как-то на всю его жизнь? Изменится ли всё, или, привыкнув жить по-старому и продолжая чувствовать по-прежнему, Юнги не сможет ничего сделать, и опять «утонет» в этом водовороте его никчёмного существования? Юноша медленно, словно под слышимую только ему музыку, ведёт по стеклу длинным указательным пальцем… и останавливает на точке луны, неярко светящей сквозь плотную завесу туч. Он наклоняет голову набок и смыкает пальцы в кольцо так, чтобы луна оказалась в этом круге света, потому что со всех сторон его давно уже обступает тьма. — Я не хочу больше двигаться по инерции, я не хочу больше совершать ошибок, Я ХОЧУ изменить свою жизнь!***
Юнги смотрит на, свернувшегося калачиком и так по-детски положившего ладони под щёку, Чонгука. Он заснул какое-то время назад, и юноша не может сказать, видел ли он когда-нибудь в своей жизни столько горя и отчаяния от простого расставания. Он никогда не плакал… его безумие было лишено слез. Но сейчас ему хочется рыдать и биться головой о бетонную стену несбывшихся надежд этого мальчишки. Юнги для себя чётко осознаёт, что теперь всё будет иначе. И теперь именно у них с Чонгуком вдруг появляются общие воспоминания… пусть даже не очень приятные но… у Юнги не было раньше даже таких. Его били, унижали, презирали, потом снова били… постоянный страх стал неотъемлемой частью его жизни, постоянная борьба за выживание… В его сердце нет места для любви, в его сердце нет места для тепла, и это уже для него привычное дело. И только постоянный изнуряющий, сжигающий изнутри голод… голод в теле… голод в душе. Он не понимает, как можно любить и от этого страдать. Нет в его жизни нет места таким пустякам, вернее не было до этого момента . Юнги поднимает руку и накрывает ладонь Чонгука своей, невзначай коснувшись мягкой кожи между большим и указательным пальцами. До этого момента… Глухие удары в сердце, и он чертит линии на ладони юноши, под его немного грубым пальцами его кажется такой нежной, почти детской… — Я не знаю как, что… почему… но я безумно хочу, чтобы ты был счастлив… — собственный голос кажется ему низким и чужим, он, как хриплый шёпот. — Я хочу тебя…себе…я хочу испытать всё то, что испытываешь ты… и пусть моё сердце разорвется в любовной агонии на тысячу кусочков, но оно хоть не будет пустым и холодным как сейчас… Чонгук во сне сильно сжимает губы, так сжимают губы маленькие дети, когда им подносят ложку протёртого шпината. Потом его брови хмурятся, и на переносице появляется маленькая складка. Глаза Юнги блестят… В порыве сумасшедшего и ранее неведомого желание, он наклоняется и прикасается губами к этой складке. И теперь мир Юнги перестает существовать… это как космос, просто вы теряете доступ к нему. Нежность разливается в груди, горячей волной захлестывая его разум. Она одновременно сметает все тревоги и оставляет лишь чувство восторга и тепла. Он сгребает Чонгука в охапку и, ложась рядом, крепко прижимается грудью к его спине. Он зарывается носом в шелковистые чуть вьющиеся волосы и чувствует губами вкус клубники со сливками и корицы. Вероятно, так пахнет счастье! Юнги прижимается щекой и тихо шепчет в окружающей его тишине: — Пусть будет так… ты только не исчезай никуда из моей жизни, ладно?!***
Рассеянные сквозь занавески лучики солнца играют на тёмных волосах, иногда попадая на лицо, и тогда ресницы на его глазах начинают трепетать и вздрагивать. Чонгук чуть приоткрывает тяжелые веки и жмурится… Глаза скользят по голубым стенам, и парень как не странно, но сразу вспоминает, где находится. События вчерашнего дня правда немного размыты, но в целом, учитывая, что ему пришлось пережить, он чувствует себя физически довольно неплохо. Чонгук горько усмехается, восстановив в памяти картину вчерашнего вечера, и снова чувствует пустоту в груди. Нет его не отпустило. Наоборот, чем дальше от него это удалялось, тем острее ощущалась тянущая боль в груди. «Чимин…его Чимин, его личный…любимый, нежный, теплый Чимин…» Чонгук сжимает кулаки, и впивается зубами в подушку. Он пытается сопротивляться этой боли, удержать сознание, но тщетно… она поглощает его с головой. Все эти два года их жизнь — всё было ложью: и мысли, и чувства, и лицо — фальшивое, всегда изображающее любовь… ВСЁ БЫЛО ЛОЖЬЮ? Я — всего лишь замена. Никто и ничей! Я — всего лишь дешевая копия! Слёзы катятся по его щекам, глухие рыдания вырываются из горла. Как Чонгуку теперь жить? Это была его первая любовь, глубоко запустившая в него свои корни, вырвать эту любовь из сердца так просто по щелчку пальцев — невозможно. Он ещё никогда в жизни не чувствовал себя таким ненужным… брошенным… нелюбимым… Чонгук лежит долго, почти не дыша и не двигаясь, глядя в одну точку. В его душе, где всё сломано, изъедено ржавчиной, опустошенно, безжизненно затворы сняты и везде гуляет ветер… сильный, порывистый… Юноша с детства выдерживал все нагрузки, так как был очень физически развит, а вот в психологическом плане он не был готов к этому… — Я смогу… — шепчет юноша в тишину. — Я должен… Чонгук, собираясь с силами, переворачивается с затекшего бока на спину, но его как будто что-то удерживает… Он опускает глаза и видит на своей талии руку, а у основании шеи он чувствует кожей теплое дыхание. — Юнги? Хён? — Он поворачивает голову и оказываться совсем рядом с мраморной, почти прозрачной кожей, щеки. На чуть потресканных губах глубокие ранки… на левой скуле кровоподтек. Светлые, почти белые волосы, испачканы кровью, и явно давно не знавшие, что такое горячий душ. Юноша в одно мгновение забывает все свои переживания и уходит с головой в чужие, ему даже немного становится стыдно, потому что он все это время был сыт, одет, был любим, был счастлив, в то время, когда Юнги должен был бороться за жизнь, за свет, отнимаемый другими, — как дикий зверь в клетке. Чонгук слушает мерное дыхание и чувствует его своей кожей, испытывая при этом очень странные и противоречивые ощущения. Ему хочется обнять этого парнишку и защитить от всей этой грязи и мерзости, быть ему стеной, защищая от жестоких реалий его жизни. От медсестёр он узнаёт, что тело Юнги полностью покрыто синяками и кровоточащими ссадинами… как новыми, так и старыми. Его кто-то бьет, и, по словам тех же медсестер, Чонгук понимает, что это скорее всего домашнее насилие. Еще вчера Чонгук решает для себя, что поговорит с Юнги и всё выяснит. И если его избивает отец или отчим, он самолично потащит парня в полицейский участок, предварительно сняв побои. А там уж пусть власти привлекут нерадивого родителя к ответственности. Чонгук, выращенный отцом, мамой и братом, в любви и домашнем уюте, не понимает как можно своего ребенка доводить до того, чтобы тот шел топиться на реку… нет так не должно быть в современном и цивилизованном обществе. Юнги во сне вдруг сжимается, как от удара, и сердце Чонгка опять накрывает волна жалости. Видимо, даже во сне этого юношу не оставляют мучащие его демоны. Парень аккуратно снимает с себя руку и поднимается с кровати, потягиваясь и разминая затекшую спину. Сейчас он пойдёт домой… к Чимину… нужно забрать вещи и документы. А потом Чонгук обязательно прогуляется по адресу, где проживает Мин Юнги. Он должен сам, своими глазами увидеть, что происходит в жизни этого странного хёна, который как вихрь ворвался не только в его мысли, но, похоже, и в его сердце. Чонгук берёт со стула свою одежду и скрывается за дверью душевой.***
Яркие лучи утреннего солнца будят Тэхёна, и тот, приоткрывая глаза, пропускает свет через ресницы… привыкая к нему. Он несколько секунд смотрит в потолок и мучительно трёт пульсирующие виски, вспоминая, где он. Голова трещит от выпитого вчера алкоголя. Чимина уже не было, рядом лежит записка, на которой аккуратным почерком написана фраза: " Убежал в Академию, буду к трем, завтрак на столе». Тэхён улыбается, и воспоминания о ночи накрывают его горячей волной. Он как маленький ребёнок, сжимает крепко подушку и, вереща от счастья, стучит ногами под одеялом… «Это произошло… это случилось… боже, как хорошо!!!» Техён натягивает на себя домашние шорты Чимина и безразмерную чёрную футболку. Он вдыхает её запах, понимая, как он много упустил, и даже аромат парфюма Чимина стал немного другой, не такой сладкий, как раньше… Всё ещё улыбаясь, он обводит маленькую комнату взглядом. Сделав шаг, он замирает. Вещи… вещи Чонгука. Они везде, на стуле, в шкафу, полках в душе, зубная щетка, бритвенный станок… любимая зубная паста Гуки со вкусом мяты и банана… Он в ужасе делает шаг назад и прижимает руки к груди. Взгляд становится совершенно разбитым, и, взглянув в зеркало, он понимает, что вот она, их реальность. Глаза полные тоски… от понимания, что сделанного уже не исправить. Ещё пару дней назад здесь кипела совсем другая, чуждая Тэхёну, жизнь. И не его руки, не его губы целовал Чимин… не ему готовил завтрак… не ему улыбался… не его имя выстанывал в порыве страсти… Внутри Тэхёна всё загорается от непоправимости и бессилия что-либо изменить из того, что произошло с ними. Пальцы скользят по перилам, ноги еле переступают пересчитывая ступеньки… — Сколько раз Чонгук касался перил своими руками? Сколько раз он встречал Чимина на этой лестнице? Сколько раз она говорил ему, что любит? Новый вздох… Всё еще тяжело… Всё еще пожар внутри… Все еще стук в голове… На стеллаже в гостиной несколько совместных фото, на них Чонгук с Чимином… здесь в квартире… дома в Пусане… в академии… Кружка с кроликом, она у него ещё со школы, её подарил Хосок… на день рождения. Что случилось, то уже не исправить, не вернуть, как было… что ж, разве научится привыкать… Слишком углубляясь в свои переживания, Тэхён выпадает из реальности и возвращается лишь тогда, когда слышит негромкий стук входной двери. Сердце сжимается в груди, пропуская удар и словно опомнившись, пускается вскачь догонять утраченный ритм. «Это он…он пришёл…» И внезапно перед глазами воспоминания рисуют спящее лицо Чимина, бледное и прекрасное, его полузакрытые глаза и разбросанные по подушке светлые волосы. Потом Чимин в душе с каплями воды на теле… его губы они мягкие и такие сладкие на вкус… Тэхен улыбается, но от улыбки не остается и следа, когда он видит в дверном проёме высокую фигуру. Темноволосый парень абсолютно с непробиваемым выражением лица стоит, облокотившись плечом о стену и скрестив руки на груди. Он словно сканирует его мозг пронзительным взглядом чёрных глаз, и при этом взгляде очень тяжело сохранять былую безмятежность. — Привет, Тэхен… — знакомый голос с оттенками хрипловатого баска. Чон Чонгук… Чонгук… Он красив… опасно красив… Высок, отлично сложен… он смотрит внимательно и холодно. Тэхён улыбается, чувствуя себя неловко под оценивающим взглядом чёрных глаз. — Привет, мелкий, — Тэхён старается придать своему голосу беззаботность, которой давно уже не пахло, но голос немного дрожит от волнения. — Не думал тебя здесь встретить, — Чонгук холодно улыбается, не спуская с Тэхёна пристального взгляда. — Хотя, когда-то это должно было случится… ты же как жвачка, которую не отодрать сколько не пытайся. Чонгук по-хозяйски проходит на кухню и включает кофемашину. Он всё делает молча, как будто собирается с мыслями. И от этого Тэхён чувствует себя как рыба, вытащенная из воды. — Присаживайся, хён. Мы давно не виделись, и я думаю у нас есть о чём поговорить… Тэхен немного сконфуженно садится на придвинутый Чонгуком стул… и прячет взгляд в чёрных ресницах. — Между прочим, это моя футболка, — Тэхен вздрагивает, осматривая свой утренний наряд. — Но правильно, что надел… Чимин… — Чонгук чуть осекается пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу, и стараясь держать себя в руках. — Вещи Чимина тебе будут малы… Он протягивает чашку с дымящимся кофе Тэхену и садится напротив. — Чонгук… — Тэхён хочет что-то сказать, но слова не идут с его языка, и атмосфера кухни накаляется до критической отметки. — Давай я начну, ХЁН ? И я надеюсь, ты хоть раз в жизни выслушаешь меня, не перебивая, — Чонгук обхватывает длинными пальцами горячую кружку и поднимает на парня сухой и тяжёлый взгляд. — Знаешь Тэхён мне всегда непонятно было, почему ТЫ? Что есть в тебе такого, чего нет во мне? Скажи, что за чудо зелье, что взорвало мозг Чимина и его сердце, что за убийственную смесь ты хранишь под секретом? Ведь я… да, Тэхён… я… красивый, умный, сильный, надежный… я практически носил Чимина на руках… я отдавал себя ему полностью, без страхов, сомнений или колебаний. А ты? Что сделал ты? Ты уехал, оставив его с разбитым сердцем, а я был тем, кто терпеливо, день за днем, ювелирно, кусочек за кусочком, склеивал его. Я вытирал его слезы, я обнимал, когда ему снились кошмары, я кормил его, когда он отказывался есть, прикрываясь тупыми диетами, только я и ещё Хосок знали, что в его голове и на его душе… Он стал оттаивать, стал жить, отчаянно пытался любить меня… Но ты! Ты, как клещ, впился в его нутро! Ты всегда присутствовал рядом! Ты не давал Чимину двигаться дальше! Ты его не держал… но и не отпускал… И только недавно я стал замечать перемены. Чимин стал больше расслабляться… стал совсем другим… Да, он полюбил меня… Слушай, Ким Тэхён, и не отворачивай голову! А я любил его!!! Любил его в этой гребанной кровати, с которой ты утром встал… в этом душе, в котором ты только что мылся, на этой софе, на кухонном стойке, в прихожей. Везде Я ЕГО ЛЮБИЛ ! И теперь живи с пониманием этого, Ким Тэхён! И пусть каждый сантиметр этой квартиры напоминает тебе об этом… пусть так же крутит коловоротом сердце… пусть осознание от того, как нам было хорошо вместе, грызет тебя, хён-ним… Ибо нельзя вот так ворваться в чужую жизнь… и отобрать у другого человека все, чем он дорожит и кого так сильно любит… Пусть это будет твоим проклятьем, внутренней виной, потому что ты тот, кто обрекает другого человека на страдание и одиночество! Чонгук замолкает. Руки крепко, до белых костяшек, сжимают кружку. Тэхён поднимает глаза на макнэ и вдруг чувствует всем своим сердцем масштабы боли, исходящей от слов темноволосого юноши. Сделав несколько шагов, он останавливается напротив него: — Гуки…боже я не знал… — Не называй меня так больше никогда, Тэхён! Я Гуки для друзей… но ты не в их числе. Ты оставил это место, когда решил предать меня… Собравшись с силами и говоря себе, что «другой возможности не будет», Тэхён решительно поддаётся вперёд: — Чонгук…посмотри на меня и послушай… Я тебя выслушал, так что теперь моя очередь. Знаешь, Гуки… не всегда всё происходит по сценарию, который ты сам пишешь… иногда все идёт не по плану, что мы задумали. Я влюбился в Чимина с первых минут, как увидел его, стоящим рядом с учителем Каном. Именно с той минуты он занял прочное место в моем сердце. Но принять я это не смог… а потом уже струсил окончательно… после того первого поцелуя с ним… Я пытался понять что со мной, мне казалось, что я неправильный, что Чимин не такой… и не сможет принять никогда мои чувства… Поэтому я отступил… Я закрылся в своем собственном мире, чтобы не причинить Чимину вреда… Но с каждым прожитым днем я любил его сильнее и сильнее… тоска сжигала меня изнутри… он был у меня в сердце… под моей кожей… тёк в моих венах… никто не мог заменить его… Я встречался с девушкой и прожил с ней год… я гулял, напивался в барах… сходил сума от праздной жизни… я забывался в объятьях других… Но это было ненадолго, потом боль возвращалась с новой силой, и иногда она была совсем нестерпимой, я сбегал на берег реки и кричал в пустоту… кричал так громко, пока не срывал окончательно голос… Поверь, я никому бы не пожелал такого… Я никогда никому не хотел причинить такую же боль, а особенно тебе. Приехав назад в Корею, я готов уже был отступить… но жизнь видимо решила распорядиться иначе… Прости меня, Чонгук… прости меня… Ты вряд ли сейчас хочешь что-то слышать, и твоё сердце не захочет это воспринимать… но что бы то ни было, я не отдам Чимина никогда и никому, потому что я услышал от него то, что хотел… И бог тому свидетель… я никогда больше его от себя не отпущу… Чонгук срывается с места и, схватив за грудки, сильно прикладывает Тэхёна к стене. Он тяжело дышит, и лицо его идёт пятнами от ярости, которую он испытывает, глядя в глаза парня напротив. — Да что в тебе есть такого, Ким Тэхен, чего нет во мне?! — выкрикивает он в лицо. — Из какого ты особенного теста сделан, что Чимин не может до сих пор отпустить тебя?! Тэхен медленно обхватывает запястья Чонгука руками и убирает их со своей груди: — Я не особенный, Чонгук-и… просто я тот, кого выбрало его сердце. Тэхён кидает взгляд на опущенную голову и плечи Чонгука, и от его вида сердце стучит ещё быстрее, хотя, казалось бы, быстрее и невозможно. Парень опускает руку ему на плечо и не сильно сжимает пальцы: — Не нужно ненавидеть меня, Гук-и… пройдёт время, и ты поймёшь…***
Чонгук дрожащими руками берёт со столика лист бумаги и присаживается на край стула. Он долго сидит, сжав руками волосы, не в силах двинуться с места, смотря в пространство прямо перед собой невидящими глазами. Первые строчки даются с большим трудом, потому что ему так больно, что сердце разрывается на части, однако он отчего-то не может плакать, словно слёзы навсегда застывают в его глазах. — Чимин… Он отодвигает лист и прячет лицо в ладонях… Он стонет, пронзённый болью воспоминаний… Сильно зажатая в пальцах ручка трескает под напором. Сердце разбивается на миллионы осколков стеклянным дождём, посыпавшихся ему под ноги. Голова падает на руки, а тело начинает содрогаться в беззвучных рыданиях. Всё кружится перед глазами пятнами разноцветных вспышек… Он знает, что придёт время и боль уйдёт, уйдёт, чтобы никогда не вернуться, и он отпустит его без тени сожаления, без глупых упрёков, без осуждения… но сейчас… в эту минуту… Чимин…***
Выйдя из дома Чимина, Чонгук первым делом отвозит вещи Чон Хосоку. Хоби хоть и бывает чрезмерно болтливый, но в таких ситуациях он выдержанный и никогда не лез в душу с расспросами. Он просто показывает на комнату, в которой будет ночевать Чонгук, и предлагает вечером выпить и поболтать по душам.***
Такси останавливается у небольшой калитки, ведущей во внутренний двор маленького захудалого домишки на окраине Сеула. Во дворе стоит старый сломанный велосипед, разбросаны предметы посуды, ведра и разный ненужный хлам. Везде паутина и грязь вперемешку с затхлым запахом чего-то гниющего. Чонгук переминается с ноги на ногу, не решаясь зайти потому, что всё это ему напоминает кадры из фильма ужасов, еще мгновенье, и из двери напротив вылетит или выползет какая-нибудь нечисть и затащит парня прямо в преисподнюю. Дверь со скрипом открывается, и Чонгук с ужасом шарахается в сторону. Из неё выходит фигура худой женщины с большой миской в руках. Она видит Чонгука и инстинктивно сжимается, как от удара. — Здравствуйте, аджума. Скажите, это дом Мин Юнги? Он здесь проживает? Женщина вздрагивает и прикладывает палец к губам: — Тише… тише… прошу вас… Не говорите так громко… сейчас он проснется, и нам всем будет несдобровать. Женщина ставит миску на каменный выступ у лестнице и, покачиваясь, подходит к Чонгуку. Она молча смотрит, и это минутное молчание как будто бы даёт ей какую-то слабую надежду на что-то. — Вы знаете Юна? Где он? Его уже вторые сутки нет… Чонгук всматривается в лицо женщины, и юношу озаряет страшная догадка: — Вы мать Юнги? Женщина опять прикладывает палец к губам, призывая вести себя тише. — Если вы знаете, где Юн передайте ему, чтобы в ближайшее время он не приходил домой… — женщина опять вздрагивает и, озираясь вокруг, опускает руку в засаленный карман изношенного платья. — Вот передайте ему… это я скопила… Тут немного, но ему должно хватит на первое время… Скажите, пусть он не возращается… — она хватает Чонгука за ладонь обеими руками и почти падает на колени. — Умоляю… он просто убьет его… Чонгук подхватывает почти невесомое щуплое тело за локти, а она инстинктивно цепляется за его руку. — Кто убьёт? Женщина заглядывает в глаза юноши и, содрогаясь от беззвучных рыданий, показывает на дверь. — Это чудовище… оно убьет его… убьет мой нежный цветочек… растопчет его… Юн еще такой маленький… такой беззащитный… — женщина бессильно опускается на ступеньку и, раскачивая из стороны в сторону, словно укачивая ребенка, улыбается. — Минхёк и Юн, они такие крошки… забери их отсюда… ты хороший… я вижу… Забери и убегай, потому что он и тебя убьет… он монстр… он всех нас раздавит и сожрет… Её безумный взгляд в полумраке двора кажется душещипательным. Подняв голову, она продолжает смотреть в одну точку с жутковатой улыбкой на сухих, безжизненных губах и продолжает расскачиваться, что-то напевая себе под нос. Чонгуку становилось всё страшнее и страшнее, от сдавившей со всех сторон реальности, от груза ответственности, которая именно сейчас ложилась на его плечи. В голове роились сотни мыслей… Хотелось убежать из этого места. Здесь нет воздуха…совершенно нет воздуха, и от этого его грудь сдавливает невидимый стальной обруч. Он медленно идет по асфальтированной дорожке и от увиденного у него подгибаются колени. Дойдя до небольшой забегаловки на берегу реки, он устало присаживается на скамейку, всё так же сжимая грязный пакет, который ему передала мать Юнги. Все свои личные страдания уходят на второй план. Чонгук никогда ещё не видел такую сторону жизни. Он вырос в любящей семье, с любящими родителями. А эти два парнишки, Минхёк и Юнги… Что они видели? Юноша дрожащими руками открывает пакет и видит несколько сложённых и завязанных ниткой желтеньких купюр и фото. Фото двух мальчиков. Они улыбаются, глядя в объектив камеры… и там они выглядят счастливыми и беззаботными. Чонгук поворачивает голову и обводит взглядом придорожную забегаловку. Замечая редкого клиента, ему на встречу бежит пожилой мужчина: — Что будет заказывать молодой господин? У нас очень вкусная лапша с морепродуктами, горячие пирожки с бобовой пастой, ким-баб. Чонгук протягивает фотографию мужчине: — Аджосси, вы случайно не знаете этих мальчиков? Мужчина натягивает очки и, прищуриваясь, рассматривает протянутое фото. — Ну как же… Это братья Мин. Их дом на горке в слева. Бедный, бедный Минхёк. Господи, какое горе… Чонгук подвигается ближе: — Горе? Вы что-то знаете о них? Расскажите пожалуйста. Мужчина присаживается рядом и тяжело вздыхает: — Айгу… Айгу… Это долгая история, господин, но до банальности частая в этих краях. Красивая девушка Юри вышла замуж за перспективного юриста Мин Джуна. У них родился сначала Минхёк, затем, через четыре года, Юнги. Это была хорошая, добрая и обеспеченная семья. Юнги обожал брата, а тот таскал малыша везде с собой. В тот день, я помню, был сильный ливень… Мальчишки копошились на берегу реки, собирая дождевых червяков для рыбалки, по дороге обратно домой они забежали ко мне погреться и выпить по чашке чая. Юнги тогда много смеялся… Я как сейчас помню его счастливый смех… Потом, через пару минут как они ушли, я услышал визг тормозов и громкий детский крик. До сих пор вопли рыданий безутешных родителей стоят у меня в ушах. Машина, которой управлял пьяный водитель, она на полном ходу сбила Минхёка, а тот успел только оттолкнуть брата в сторону. Мальчик скончался еще до приезда скорой. Мин Джун тогда много боролся с системой правосудия… но парень, что был за рулем оказался сынком банкира, и всё дело перевернули как несчастный случай, и мальчик, якобы, сам выбежал на проезжую часть… Джун запил… Сначала не много, потом все больше и больше. Он лишился работы, стал продавать вещи. Потом, в пьяном угаре, он впервые избил Юри… потом второй раз… Юнги пытался защитить мать, но стало доставаться и ему. Он вышвыривал младшего сына на улицу голодным и избитым… Мы подкармливали Юнги, но парень был слишком горд и часто отказывался. Знаю, что он писал песни и по моему их продавал… талантливый мальчик был, он с детства рифмовал все что видел вокруг, последнее время я не видел Юнги… Надеюсь, с ним все в порядке… Чонгук начинает знобить, и он не может прийти в себя от услышанного. — Да вы замерзли, молодой господин! Сейчас я принесу вам горячего чая. — Нет… нет, спасибо… Я лучше пойду. Мне что-то не хорошо… Он достаёт купюру и протягивает изумленному мужчине. — Тогда за что это? — Просто, потому что отнял ваше время. — Да что уж там! Сейчас еще не вечер и посетителей мало… Я не возьму деньги просто так. Подожди… — Он скрывается за дверью, а потом выносит не большой бумажный пакет. — Вот, здесь рисовые пирожки… я знаю, что ты не просто так спрашивал про семью Мин… Если знаешь, где Юнги, передай ему это… Они его любимые. Скажи, что старый аджосси помнит его и всегда будет рад его видеть. Чонгук поднимается и, сделав поклон, провожает удаляющуюся фигуру мужчины учтивым «до свидания». Он медленно бредёт по узкой улочке, погрузившись в себя и не замечая ничего вокруг. Пирожки приятно греют замёрзшее тело парня. В голове мечутся сотни мыслей, одна другой ужаснее. Они сталкиваются друг с другом, оглушают и не дают сосредоточиться. Остаётся один большой вопрос, и решить его нужно здесь и сейчас. Чонгук останавливается и берёт в руки телефон: — Алло… извините, могу я отменить билет на поезд в Пусан… на завтра… — Да конечно, вы хотите заказать на другое число или полностью снять бронь? — Нет… Я завтра хочу уехать, но мне нужно два… — секундная пауза. — Мне нужно на завтра два билета в Пусан.