«К несчастью, нам снова приходится говорить о несостоятельности полицейского бюро Токио. На сегодняшний день силовые службы города не могут обеспечить достойное и безопасное проживание граждан».
— Вы опять смотрите этот бред? Проклятые журналюги, чёрт бы их побрал, вечно всё из пальца высасывают, — неожиданно произносит помощник следователя, подошедший со спины, — вечно налетают, словно мухи на кхм… сладкое, людей пугают, — Инудзука наигранно тяжело вздыхает, кажется, собираясь сказать что-то ещё, но не решается продолжить под тяжелым взглядом начальника. — Ты по делу? — спрашивает следователь-криминалист Нара Шикамару, выключая пресловутый ящик. В последнее время дела идут действительно паршиво. — Да, Шикамару-сан, вас вызывает Учиха-сама, — Киба деловито кланяется, отдавая честь старшему по званию, — кажется, нас ждет новое дело. Должно быть, это что-то интересное, раз Фугаку-сама решил лично вам сообщить. Хитрая улыбка на лице Инудзуки по непонятным причинам вызывает напряжение, и Шикамару с минуту смотрит на него в упор немигающим взглядом. Светодиодная лампа над его головой мигает и, издав громкий треск, тухнет, заставляя Нара тряхнуть головой и наконец-то очнуться. — Что-то подсказывает, что ничего хорошего нас не ждет.***
— Множество ножевых ранений, думаю, с причиной смерти ясно… — Шикамару задумчиво оглядывает тело женщины и склонившуюся на коленях над ней Сакуру — судмедэксперта. Ее большие сосредоточенные зеленые глаза слезятся, а все остальное лицо скрыто за медицинской маской. Честно говоря, следователь ей в этом завидует — трупная вонь стоит страшная. — Трупные пятна, разложение, тело пролежало не меньше недели, — Харуно перечисляет видимые на первый взгляд повреждения почти высокомерно, встает с пола, стягивая маску и подходя к Шикамару ближе, — из интересного — только явная жестокость. Боюсь, в этот раз по вашу душу снова маньяк с извращенной психикой. Такие смерти часто встречаются. В последнее время. — Звучит обнадеживающе, — следователь тяжело вздыхает, обреченно улыбаясь, и тут же начинает кашлять, подавившись противным кислым воздухом. Сакура из кармана белого халата достает еще одну маску и, неопределенно покачивая головой, протягивает коллеге, подавляя желание засмеяться. Нара жест доброты игнорирует. Спустя секунду продолжается начатый разговор уже при всей профессиональной этике. — Женщина, тридцати двух — тридцати шести лет, причина смерти — множественные колотые раны, точнее только после вскрытия, — она вытирает белым рукавом глаза и движется к выходу, оставляя за собой шлейф сладких цветочных духов и противных ментоловых сигарет, пачка которых всегда валяется где-то в ближайшем кармане и запах которых Шикамару, как и за собой, собственно, не чует. — Ребята, будьте готовы паковать её, — Нара отдает распоряжение и идет вслед за коллегой, случайно обнаруживая среди хлама в развороченной прихожей документы в кожаной обложке, — тридцать лет, Юи Ватанабэ — что-то знакомое, — позволяя себе победоносную ухмылку, вслед девушке бросает Шикамару. В этот раз он ее сделал. Такие у них игры, у людей, живущих со смертью и жестокостью бок о бок. — Хм… — Прихвати с собой конвой, если не хочешь стать звездой желтой прессы, — Нара слышит еще одно надменное «хм». Сакура почти злобно сверкает зелеными глазами вполоборота головы назад. Ладно, его дело — предупредить. Едва дверь приоткрывается, слышится гул голосов и звуки затворов фотоаппаратов. Чертовы писаки — лишь бы нагадить под коврик расследованию. Вечно напишут всякие бредни, спугнут, а потом гоняйся за преступниками, которые все равно чуть ли не раньше тебя все узнают. Шикамару тихо фыркает на двух совсем дохленьких модных парнишек, что с камерами наперевес пытаются прорваться мимо бедолаги Кибы и, не удержавшись, «случайно» падают с крыльца. Делать им здесь все равно нечего, даже если очень хочется, даже если у них удостоверения журналистов. — Молодец, Инудзука, — Шикамару, стягивая белые перчатки, достает из кармана пачку сигарет и на крыльце закуривает, медленно спускаясь и оглядывая территорию коттеджа. В кармане звякает мелочь — раздражает. Солнце слишком сильно припекает к его черным волосам и слепит глаза, но, к несчастью, почему-то нисколько не умаляет аппетиты чертовых лазутчиков-журналистов, выстроившихся вдоль забора. Он осмотрел обстановку внутри дома, собрал улики ещё до прихода Сакуры, сделал уйму снимков, осталось лишь снять отпечатки пальцев и понадеяться, что полицейские не наследили больше преступников. И сейчас Нара окидывает придирчивым взглядом огромный дом, где нашли убитую, и заостряет взгляд на окне, к которому отчетливо припечатана женская попа. Что за на…? Сигарета незаметно выпадает из пальцев в ту же секунду, когда Шикамару, вздыхая и возводя слезящиеся от дыма глаза к небу, медленно плетется к заднему входу, который, как оказалось, существует. «У тебя отвратное чувство юмора», — как-то совсем невесело он обращается к чему-то высшему. Инудзука смотрит на начальника, как на умалишенного. Впрочем, так он делает частенько — не всегда помощник понимает, что делает этот обезумевший двадцатисемилетний следователь с извечным желанием вздремнуть часок другой или скурить полпачки за раз. — Шикамару-сан? Нара заворачивает за угол и обнаруживает приподнятую гаражную дверь. Ну нет, туда бы она точно не полезла.***
— Отличный кадр. Звук затвора сменяется щелчком зажигалки. Нара подпалил очередную сигарету. Девушка-репортер, неловко чертыхнувшись, отпускает фотоаппарат (благо, висящий у нее на шее) и удивленно разглядывает стоящего напротив нее парня в обычной гражданской одежде, лишь значок, криво прицепленный к шлейке на брюках, выдает его профессию. — Мертвые женщины неплохие фотомодели, — Шикамару достает руку из кармана и стряхивает пепел в стоящую неподалеку пепельницу потерпевшей — ей самой она теперь навряд ли пригодится, — куришь? Девушка в шаге перед ним как-то совсем глупо хлопает глазами — блондинка, что с нее взять — отступает назад, к тому самому окну, желая схватиться руками за подоконник и обрести хоть какую-то уверенность. Шикамару цыкает. — Не советую оставлять отпечатки пальцев на месте преступления, — девушка тут же резко шагает вперед, едва не сбивая полицейского с ног, шарахаясь от любой поверхности, как от дурно пахнущих непонятных субстанций. — Раз уж вы здесь, что вы можете сказать о смерти известной тележурналистки Юи Ватанабэ? Это было преднамеренное убийство? — журналистка бросает беглый взгляд на труп и тут же отворачивается, шумно глотая. Зрелище и без того не самое приятное, так еще и завтрак просится обратно, — я стажер «Токио ньюз», Темари. Как вы считаете, это убийство связано с «делом №12»? Есть ли улики, указывающие на это? Протянутая рука девушки смешит Шикамару. Вокруг море грязи, бардак и гниющий труп, который почему-то все еще не вынесли (не подчиненные, а черти!), так в придачу она еще и под дверью гаража пролезла. Не испачкалась, кстати говоря, в отличие от самого следователя. И тут она знакомства решила заводить. Женщины все-таки невероятно невразумительные существа. — Так занимательно, что даже забыл, что хотел сказать. Ах да, проваливайте к чертовой матери, стажер «Токио ньюз» Темари. Киба, проводи девушку, она заблудилась, — помощника он зовет громче, и Инудзука тут же прибегает, удивленно пялясь на журналистку, как на мамонта и не иначе. — А можно так не таращиться, мы не в мавзолее? — девушка фыркает, стараясь держаться от обоих следователей на расстоянии. — Симпатичные джинсы, — Шикамару едва не проглатывает сигарету, понимая, что обращаются к нему, — и да, гаражные двери поднимаются, к вашему сведению, господин полицейский, — девушка подмигивает и ухмыляется, отбиваясь от рук младшего следователя, — да хватит меня лапать! «Нара, болван». Сигарета летит в пепельницу, а полицейский отряхивает черные джинсы от пыли, которую почему-то выпустил из виду. Он ведь даже и не пытался поднять эту чертову дверь. — Удаляй фотографии и шествуй на все четыре. — Может тебя еще в зад поцеловать? — журналистка скалится и быстро пробегает мимо Нара в сторону того самого гаража. — Обойдемся без нежностей. Если ты свалишь отсюда, я уже словлю оргазм, — наручники неприятно защелкиваются на тонком женском запястье, второй железный браслет висит на руке Шикамару, — а будешь рыпаться, сменю партнера, — он кивает в сторону трупа, и на этот раз журналистка не сдерживается, чтобы не закрыть лицо свободной ладонью. Нара смешит эта тупая бравада, но если эти фото просочатся в прессу, ему съедят мозг чайной ложкой, поэтому надо бы поскорее от них избавиться, от нее, кстати говоря, тоже. Он почти свободно снимает с шеи аппаратуру, но чуть не падает от толчка ринувшейся забирать собственность девушки. Киба, благо, ее опережает и выхватывает фотоаппарат, чтобы удалить нежелательные фотоснимки. — О, у меня такой же! Если ничего не изменится, дергающийся глаз Шикамару перерастет в полноценный нервный тик. Впрочем, и журналистка от него не отстаёт, Киба из симпатичного полицейского в ее глазах по социальной лестнице рухнул на пять пролетов вниз и был понижен до звания идиот года. — Я что-то не так сказал? — Киба пару раз почти беспомощно хлопает черными ресницами, а через секунду протягивает фотоаппарат владелице. «Непроходимый идиот», — Нара закатывает глаза, тяжело вздыхая. — Гражданка, на выход, — следователь направляется к двери, и стажеру приходится повиноваться, чтоб не упасть лицом в разлагающийся труп. Ну, по крайней мере, невыносимая вонь уже не кажется такой невыносимой, — и уберите её, наконец! — Отцепить меня не хочешь? — стажер на крыльце останавливается, резко дергая рукой на себя. — Я могу задержать тебя за попытку помешать следствию, поэтому, на твоем месте, я бы начинал тявкать исключительно за забором, — Шикамару чуть ли не пинком выталкивает надоедливую и настырную журналистку за территорию, где все так же роятся ее коллеги. К несчастью, воспитание не позволяет ему применять силу против девушки, — и напоследок, узнаю, что ты написала хоть строчку об этом деле и она вылетела за пределы вашей помойки, лично приду с ордером на арест. — А ты забавный, — стажер ухмыляется и быстро скрывается в толпе, как только бренчат открытые наручники. Следователь с полминуты смотрит на толпу, открывшую свою пасть, чтобы целиком проглотить фигуру девчонки, от него сбегающей. Неужто эта Ватанабэ столь выдающаяся личность, что за снимками её трупа страх арестов и штрафов меркнет? Ну мелькнула пару раз на телеке, что с этого? — Шикамару-сан, вы должны это видеть, — со спины подбегает Киба, спотыкающийся о небольшой порожек и чуть не падающий в объятия Нара. Благо, удержался за наличник двери. Деревянный стол, перекопанный криминалистами, завален конвертами и машинописными письмами, отмеченными номерными табличками, чтобы на фотографиях можно было определить, что именно здесь было найдено. Шикамару надевает нитриловые перчатки и берет в руки одно из писем — из редакции какой-то газетенки. Мусор. А вот содержание следующего куда интереснее, и Нара скидывает их все в пакет для улик — возможно, на них найдутся отпечатки пальцев преступника. — Предполагаете, что это снова он? И девчонка права… — Предполагать — это твой удел, а я сопоставляю факты, анализирую и выношу вердикт, — криминалист поднимает с пола окровавленный обрывок рукописной записи, несколько секунд разглядывая измятый клочок, а после убирая его в отдельный пакетик, — впрочем, если это даже и окажется правдой, то он растерял сноровку. Никогда раньше такого бедлама он не устраивал.***
«Широкой общественности стали доступны сенсационные снимки с места убийства известной журналистки главного канала страны Юи Ватанабэ. Смелые корреспонденты «Токио ньюз» смогли попасть непосредственно на место преступления и узнать всю шокирующую правду. Полиция выдвигает предположения о возможной причастности нашумевшего серийного маньяка, орудующего в окрестностях Токио в последние месяцы. Сможет ли полиция на этот раз поймать преступника или вновь окажется беспомощной?»
Красивая блондинка продолжает что-то рассказывать с экрана небольшого плазменного телевизора, но Нара ее уже не слушает, прикуривая очередную сигарету. И хорошо, что заклеил датчики задымления. У этой девчонки, видимо, природой не заложено чувство самосохранения, потому что при еще одной встрече он свернет ей её лебединую шейку. Ну, или по крайней мере задержит на пару суток. Прошло всего три дня, но следствие почти не продвинулось. Удалось лишь выяснить точную причину смерти, с которой, кстати говоря, Сакура угадала и неожиданно свалилась с ангиной, оставив все в руках своей бывшей наставницы Цунаде. Прошло три дня, Шикамару выкурил пять пачек, а эта белобрысая сучка накатала разгромную статью всего за один вечер. За что с утра пораньше Учиха решил спустить на Нара всех собак. — Шикамару-сан, к вам там девушка та самая ломится, журналистка, — Инудзука влетает в кабинет шефа не вовремя. Как раз, когда тот нагнулся завязать шнурки. Звук удара макушки головы о дерево стола разнесся по кабинету в считанные секунды, вызвав улыбку на лице подчиненного. — Млять! За что? — Шикамару снова молится каким-то потолочным богам, которых Инудзука в силу ли своей молодости или наивности не замечает, но мысленно докидывает очередной «плюсик» в копилку подтверждений сумасшествия своего босса, — она знает, где выход? Помоги ей его… — журналистка заходит в кабинет, затыкая своим появлением следователя в мгновение ока, — так и быть, сам покажу, — Нара крепко стискивает зубы, надеясь обрести былое спокойствие, но что-то как-то не выходит. Киба ретируется довольно быстро, даже не сбивая с ног журналистку, что в свете последних событий кажется довольно удивительным. Девушка ухмыляется, искривляя губы влево. Ее это не красит. Ни одну девушку это не красит. И Шикамару злится совершенно неприкрыто. Обходя, словно лев, территорию собственного кабинета, Нара проворачивает торчащий в замке ключ (лишь бы ее здесь никто не увидел) и неожиданно резко возникает за спиной своей гостьи, а она даже не рыпается. «Действительно сучка», — следователь едва сдерживается, чтобы не начать рвать и метать в эту же секунду. Шикамару почти дрожит от ненависти к этой особе и всей журналистике в ее лице. Давно никто не вызывал у него такого тяготящего раздражения, которое вообще-то и выплеснуть некуда, чтоб не потерять лицо. — И тут я должен спросить, с чем ты ко мне пожаловала, или показать, где выход? Так вот, к сведению, дверь у тебя за спиной, — следователь выдыхает сквозь стиснутые зубы, и короткие светлые волосы журналистки едва заметно колышутся. Шикамару почти обессиленно падает на стул, стоящий с внешней стороны стола, и осознает, что, если отпустить ситуацию и держаться течения, по закону жизни все рассосется само собой. Он тянется за спасительной пачкой сигарет и закуривает, блаженно прикрывая глаза при первой затяжке. — К сведению, меня Темари зовут, и хватит уже «тыкать», — журналистка в точности копирует его манеру, занимает стул напротив и встречается c взглядом, молчаливо испепеляющим ее, — и да, ты про ту дверь, которую сам и закрыл? Нара не нравится в этой девушке абсолютно все: от широких джинсов (он слышал, их бойфрендами называют) до лукавых лисьих глаз с вздернутой высокомерно вверх бровью. Однако он так устал за последний месяц, точнее за это утро, что ссориться и разводить детские разборки не в состоянии. Лень берет верх над его бунтующим нутром. Это к лучшему. — Куришь? — следователь-криминалист протягивает открытую пачку сигарет девушке, выдыхая едкий дым ей почти прямиком в лицо. Темари кривится, разгоняя ладонью перед собой ядовитый воздух. Фанаткой сигарет она никогда не была, да и не пробовала никогда — ни к чему. Мужчина напротив выдавливает из себя улыбку прежде, чем повторить свою экзекуцию и откинуть бело-красную пачку на стол. — Надеюсь, на этом обмен любезностями окончен? Ты быстро излагаешь, с чем пришла, а я так же быстро говорю, что это не твоего ума дело, и вывожу тебя, правильно? — Боюсь, вам придется забирать свои слова обратно, господин полицейский, — девушка с минуту роется в своем небольшом кожаном рюкзаке и наконец-то выуживает тонкую папку с бумагами, которую тут же швыряет под нос следователю, — это письма, пришедшие в редакцию нашей газеты за последние три дня. Пять из восьми пустышки, остальные же интереснее. «Я же показал, где выход. Почему это все снова по мою душу?» — Покажи удостоверение, — Шикамару ослабляет галстук на шее, а после берет в руки протянутое ему удостоверение и показывает девушке, — ты видишь, что здесь написано? — Нара пальцем тыкает в одну из цветных исписанных строк. — Спасибо за беспокойство о моем здоровье, но зрение у меня отличное, — Темари напряженно сдвигает брови к переносице и сдерживает желание сказать что-нибудь колкое и непристойное в адрес мужчины напротив. — Жур-на-лист, вот, что здесь написано. Журналист! — чуть громче повторяет криминалист, а после опускает удостоверение в открытый женский рюкзак, — и запомни простые правила: ты можешь собирать все сплетни и копаться в чужом грязном белье, ты не можешь лезть в расследование, ты не можешь появляться в бюро, когда тебе вздумается, ты не можешь появляться непосредственно на месте преступления. И последнее — ты не имеешь права, слышишь меня, не имеешь права заявляться ко мне в кабинет и приносить за собой комок грязи вашего издательства. Надеюсь, это понятно? — Шикамару, удерживаясь левой рукой за стол, склоняется над журналисткой и смотрит пристально ей в глаза, делая последнюю затяжку дотлевшей до фильтра сигареты. Эта девчонка далеко не затравленный зверек, эта девчонка не проиграет просто так. Она, не отворачиваясь, терпит дым в лицо с расстояния пяти сантиметров и продолжает кривить губы в ухмылке. Это игра. Шикамару ненавидит игры. И Шикамару не обратится к ней за помощью в этом расследовании.