Первый район Токио. База CCG.
Очередная бессонная ночь встречает Канеки холодным светом Луны. Он уже больше месяца не может спокойно спать, а лишь безжизненно смотрит по ночам в потолок, задремав лишь под утро. Совсем недавно пылающий огнём взгляд теперь не выражает ничего — ни единой эмоции, ни одного намёка на желание бороться. Где же вера в успех и надежда на лучше, когда в них так нуждаешься? Погрузиться, наконец, в такой желанный сон, что принес бы хоть частицу покоя и помог восстановить силы, всё не получалось. Казалось, прикрой он на мгновение веки, и вновь перед глазами предстанет та самая картина. Вот только он уже не на своём месте — будто наблюдает со стороны. И иногда ему кажется, что это было бы лучшим исходом, но он тут же отгоняет эти мысли подальше. Минуты тянулись бесконечно долго, едва не сводя с ума. И так ночь за ночью. После работы частенько наведывалась Акира-сан — иногда и по несколько раз. Зайдя к нему в квартиру, она мягко улыбалась ему и ставила на тумбу два стаканчика с кофе. Особых эмоций Канеки не выражал, но сжатые в тонкую полоску губы и складка между бровей поведали обо всем куда лучше привычных слов. А ведь дело было даже не в каких-то стаканчиках, а в том, насколько это всё становилось неправильным. Неправильна такая её забота. Неправильны его нещадно дрожащие и слабые руки. Неправилен даже он, чёрт возьми! И следователь никогда не признается, что время, проведенное с Акирой-сан, было куда приятнее того, что следовало после. Оставаясь один, он подолгу сидел на своей уже порядком поднадоевшей кровати и ошалело водил невидящим взглядом по собственным рукам. — Выглядишь отвратительно Канеки, — вырывает из размышления женский голос. — Простите Акира-сан, — виновато произносит за что сразу же получает удар в живот. Канеки хотел спасти каждого. Но никто не собирался спасать его, кроме Хиде, так уж сложилось. Его тело сейчас после очередной операции это сплошная рана, кожа разорванная ткань, мышцы практически безвольная плоть, крепящаяся к осколкам костей, кровь компот из RC-клеток. Нужно было восстановление: адекватная обработка ран, да пару часов сна, которого ему так не хватало. Он даже не гуль и не человек. Что-то среднее между этими враждующими видами за выживание. Это так иронично. Ощущение что ни одна из сторон не хотела его принимать. И никогда не примет. — Когда-то я также сильно любила одного мужчину, — отстраненно говорит Мадо. — Но он умер. Акира наклонилась к нему. В последнюю секунду он все же отвернулся. Женские губы скользнули по его скуле, оставляя влажный след от блеска для губ. — Акира-сан, я не могу, — тяжело шепчет Канеки. — Потому что, ты ее любишь Кен.***
Двадцать третий район Токио. Коукирия.
Во всём теле чувствовалась непривычная слабость. Когда Тоука открыла глаза, то подумала, что ослепла. Свет очень ярко бил в глаза, отдаваясь тупой болью по всей голове. Первое что она поняла, это, то что тюремная комната была не её. Она дернулась, собираясь бежать, и поняла, что не может двигаться. Вообще. Где я? Едва ощутимый ветерок, по телу побежали мурашки. Попыталась пошевелить хотя бы рукой, но ничего не вышло их что-то сдерживало. Подняв голову заметила мужчину сидящего за столом напротив: — Ну наконец-то, — он как будто почувствовал её взгляд посмотрев на неё и положил ручку. Он поднялся и подошёл к другому столу, который стоял прямо рядом с кроватью, где лежало много металлических инструментов. Тоуку прошиб холодный пот. Она попыталась ещё раз вырваться, но кровать только жалобно скрипнула. — Стандартный осмотр, не поворачиваясь к ней только и сказал. — Надо же лучше изучить твой кагуне. Можешь пока не беспокоиться, тебя не сразу отправят ко мне, — он хищно улыбнулся, натягивая перчатки. — Приступим. Тоука лежала неподвижно и молилась всем богам, чтобы он не начал осматривать её живот. Большую часть времени он брал анализы и оценивал состояние её кагуне. — Что это? — он неожиданно стал щупать живот, надавливая с разных сторон и с каждой секундой его лицо становилось удивлённым. — Что я вижу, — он расхохотался, снимая перчатки и делая пометки в листе. — Обратно в её камеру, — он быстро выходит, пока Тоуке снова надевают наручники. На обратный путь Киришима не смотрит. Всё о чём она думает — что они с ней сделают потом узнав об этом. И она не сразу замечает, что они идут не в сторону её камеры. — А я помню тебя, — вдруг сказал охранник идущий впереди и остановился. Внезапно сзади её толкнули вперёд она успела выставить всё ещё связанные руки перед собой, но кто-то грубо впечатал её голову лицом в стену и схватив за волосы повалил на пол. Над ней нагнулся охранник, который шёл впереди неё. Он схватил её за шею сильно сдавливая и приподнимая вверх. Тоука начала задыхаться, горло болело, а лёгкие начали гореть, глаза начало застилать пеленой из слёз. Если она так умрёт будет ли это лучше того, что ждёт её впереди? Даже в такой ситуации эта мысль казалась ей привлекательной. Они не получат её ребёнка. Даже сквозь эту жуткую боль она улыбнулась. — Ты убила моего брата, — он вдруг ослабил хватку и отпустил её. — Я столько лет ждал, чтобы лично тебя прикончить мразь, но перед этим, — он поднялся и схватив цепь от наручников потащил её дальше. — Мы немножко развлечёмся. Картинка перед глазами Тоуки уже плыло, как и сознание. Последнее что она увидела это как охранник, который шёл позади неё остался сторожить коридор. Боль. Нежданная, негаданная и отвратительная. Совершенно неуместная в тот момент, когда она начинает приходить в себя. Скручивает изнутри заставляя содрогнуться. Тоука медленно моргнула встречаясь с взглядом с тем охранником. — Даже и не думай дрянь. Мне нужно, чтобы ты была в сознании и всё чувствовала. — Пошёл к чёрту, — только и смогла прохрипеть Киришима. А затем приходит кровавый кашель, что идет из самой глубины, сотрясая тело в жестоких спазмах. Он жутко улыбнулся и сдавил шею, чем практически обездвижил. Она хотела схватить его за руки, но поняла, что он перестегнул наручники так, что теперь её руки были за спиной. — Я слышал, что ты обслуживала одного следователя. Ну и как он? Может для сравнения и меня обслужишь? Или еда в таком плане тебя оскорбляет. Он начал приподнимать край тюремной футболки, его рука скользнула по бедру. Тоука заерзала под ним, пытаясь оттолкнуть, но снова ничего не вышло. — Убери свои гря… — засунув ей кляп в рот, продолжил свои движения, Тоука замычала, выгнулась, насколько позволял его захват, и, зажмурившись, пожелала, чтобы кто-то помог. Как иронично. — Я бы с удовольствием послушал твои крики, но мы ведь не хотим, чтобы нас нашли раньше времени, — он приподнялся и стянул с неё штаны. Тоука попыталась ударить его ногами. Но сделала только хуже, он ловко увернулся и устроился между её ног, прижимаясь вставшим членом к ней через одежду. Киришима сильнее замычала и начала брыкаться пытаясь его скинуть с себя. Навалился своим крупным телом забираясь своей рукой под одежду и задирая футболку выше к рукам, сжимал до боли груди, выкручивая соски и начал медленно тереться об неё паховой областью. Глядя в её глаза, стиснув зубы и тяжело дыша, повторял свои бешеные движения снова и снова и вскоре, замерев лишь на секунду, потянулся к своему ремню, расстегивая ширинку, приспуская штаны и вынул свой член. — Не хочешь умолять меня оттрахать тебя? — издевательски пропыхтел он наваливаясь на неё, устраиваясь между ног. Его твёрдый член упирался в лоно, и только тонкая ткань трусиков служила преградой, чтобы не ворваться в неё прямо сейчас. Он начал медленно водить головкой по очертаниям лона. Тоука молчала. Тяжело дышала и готовилась к неизбежному. Ей никто не поможет. И она слишком слаба от голода, чтобы сопротивляться ему. Он порвал последнюю преграду, Тоука только повернула голову в сторону, чтобы не видеть этого кошмара. Ей хотелось блевать, выблевать все органы от этого. Её мутило, кажется её хорошенько приложили тогда. Киришима хотела уйти в небытие и не чувствовать того, что скоро произойдёт. (Поставьте, пожалуйста музыку: Lost The Game — Two Feet). Она лежала и ждала, но тяжелое тело сверху резко исчезло, будто его силой отдернули от нее. Послышались звуки борьбы, она пыталась сосредоточиться, но реальность начинала медленно ускользать от нее. — Киришима сан мне так жаль, — Хиде посмотрел на неё, но тут же отвернул голову. Она постаралась хоть как-то прикрыться руками, пока Хиде не накинул на нее свой пиджак поднимая ее на руки. Она уткнулась лицом в его плечо, зажмурилась, из-под век катились слезы, а внутри что-то выкрутило от боли. Ни выдохнуть, ни закричать. Она прижала ладонь на пока, что еще плоском животе, чувствуя разрастающуюся ужасную боль. Киришима провела рукой по внутренней стороне бедра, чувствуя влагу. Нет. Нет. Нет. Нет… — Хиде… — Тоука смотрит на свою ладонь в крови, как боль начинает с неимоверной силой давать о себе знать. Она утыкается лбом прямо напротив чужого сердца, прикрывает глаза, слыша его бешеный ритм. Становится легче, словно отпускает, но боль только уходит на дальний план, обещая вернуться при первой возможности. Она подумает об этом потом. Хиде смотрел на Кролика не понимая, что происходит пока её сознание медленно покидало её. — Киришима-сан? Кири… сан, не отключайтесь! Врача! Зов… рача!..***
Первый район Токио. База CCG.
Пепельноволосый с тихим стоном просыпается, устремляясь ошарашенными глазами куда-то вдаль. Тонкие пальцы проскользили по коже, ощупывая, дрожащие руки будто пытались убедиться, что все увиденное, лишь сон, и это нереально. Воспоминания, подсознание и сны составляли ядреную, дурманящую смесь, которая могла достаточно долгое время не давать покоя, пачкой обезумевших тараканов разжижать мозг до состояния каши, довести до психоза. Стоило это контролировать. Вот и сейчас он в очередной раз обнимал себя, телом покачиваясь в рабочем кресле. Пытаясь отринуть навязчивые мысли, но это получалось крайне нечасто. Усталый выдох, воспаленные глаза прошлись по рабочему кабинету. Уже в который раз Канеки засыпал на работе, стоило оставаться в квартире и целую ночь его преследуют кошмары. Теперь и здесь… Канеки поднимается, подходя к панорамным окнам. Щелчок и в комнате зажигается дрожащий огонёк зажигалки, крохотный, но обжигающий маленькое пламя в ладони. — Снова куришь? — неожиданно вырванный из своих мыслей, следователь вздрагивает и роняет сигарету. Она летит далеко вниз в ночное Токио, чтобы превратиться в клочок мусора на площадке перед CCG. В голове мелькает мысль, что нужно будет поднять её потом, позже, и бросить в урну. Ах, в этой правильности весь следователь Канеки Кен. Но сейчас он оборачивается и встречается напрямую с суровым взглядом Хиде. Канеки достаёт ещё одну сигарету и подносит её к зажигалке. Затягивается и говорит: — Между прочим, я тебя вчера сам с сигаретой застукал. И ты знаешь, что тебе это вредит гораздо больше, чем мне. Да и плевать, если честно, я тоже курю и явно побольше, чем ты. — Мне лучше думается именно с сигаретой. И, как ты уже отметил, я и не дымлю столько, сколько куришь ты в последнее время. В голосе Хидэ звучит не только усталость, но Канеки теперь ещё и чувствует запах чего-то знакомого. Канеки морщится пытаясь понять. Он глубоко вздыхает и до него медленно доходит понимание. Кровь. Еле уловимый. Но он его хорошо чувствует. И это не кровь человека. — Ты был на задании? Почему от тебя несет кровью гуля? Хиде отворачивается, игнорируя вопросы. Он достаёт из заднего кармана пачку, в которой сиротливо болтаются всего пара-тройка сигарет, подходит к Канеки и закуривает. Выпускает струйку дыма в ночное небо. Сминает пачку и отдаёт её следователю. А затем, глядя прямо в глаза, произносит: — Что ты планируешь делать с Тоукой-чан? — О чём это ты? — спросил, не поднимая головы. Он продолжал скользить внимательным взглядом по зданиям города, пытаясь сосредоточиться на них. — И всё-таки, почему ты её тогда не убил? — Хиде всё ещё не оставлял надежды разговорить своего друга. — Это был бы лучший исход для нее. Разве нет? — Хиде… — предостерегающе посмотрел на него. — Я понимаю, что сейчас тебе тяжело. Если бы ты знал, что сегодня произошло в Коукирии… Пачка сигарет мнется от одного лишь напряжения пальцев, а Канеки даже и взгляда не поднимает на Хиде. Он не должен, никто не должен знать, что сейчас испытывает пепельноволосый. Гнев, сожаление, бурление в крови и желание метать, такое, что никто нигде и никогда не видел. Хиде поджимает губы, решая не говорить ему, то что узнал сегодня. Может для его друга это будет лучшим решением на данный момент. Блять. — Когда мы учились вместе, мы всегда все рассказывали друг другу… Хах, славные были времена… — голос Хиде прыгает по стенам, отражаясь туда-сюда и Канеки, кажется, с ума сходит от того, сколько в нём едкой иронии и яда. Горечь в насмешке очевидно слышна и пепельноволосый сквозь пелену всматривается в пустоту карих глаз, желая увидеть что-то родное. — Времена, когда мы были по-настоящему близки… — У тебя есть несколько дней, — лишь тихо отзывается Хиде не зная поймет ли он, и одаряет своего друга если не сочувствующим, то понимающим взглядом. Когда дело касалось Канеки, то Хиде, кажется, был единственным, кто на деле мог быть на одной волне с ним. Быть может, именно поэтому Канеки лишь кивает в ответ и Хиде тут же исчезает с его кабинета, словно его и не было там.***
Первый район Токио. База CCG.
— Да, и похоже опять дело рук того же гуля, что и прежде, — ответил следователь 2 ранга, пододвигая показания ближе. — Жертва, молодая девушка, после терапии смогла немного рассказать детали нападения. Полная незаметность, жертва даже не услышала его и утверждала, что на улице была звенящая тишина. Остается лишь по крупицам показаний выживших жертв собирать полную картину этого опасного гуля. — Также, в Коукирии произошёл один инцидент, — начал говорить доктор, раздавал всем документы. — Очередное нападение? — спрашивает следователь 2 ранга. — Можно сказать что так и есть, но не со стороны заключенного. Все стали изучать новый документ. — Что-то не так с Белым Кроликом? — интресуется Арима, смотря на доктора из-под оправы очков. — Выяснилась неожиданная новость, — он прокашливается, делая паузу. — Заключенная 496 оказалась беременной. Канеки кажется что ему со всей силы дали пощечину, но место горит не жаром, а холодом. Сердце колотится как ненормальное готовое в любой момент выскочить из грудной клетки. Нет. Этого не могло произойти… Это все сон! Это не реальность… Сидящая напротив него Акира Мадо тоже застыла с отчужденным видом, замерев на несколько минут. — Какой срок? — Третий месяц, по заключениям осмотра. — Не вижу причин исследовать беременного гуля. У нас уже были такие исследования. — Все верно, исследования таких вещей проводились. Но… — он обвел всех следователей в кабинете взглядом, задержавшись на Канеки. — Но то, что находиться внутри неё это совсем другое. Он начал медленно ходить по кабинету, продолжая говорить: — Видите ли, после изучения некоторых деталей, стало ясно, что биологический отец не гуль. Все следователи замерли. Канеки стиснул зубы, справляясь с тошнотой, подступившей к горлу. — Насколько мне известно гуль не может выносить ребенка от человека, — подал голос один из следователей. — Может, но это очень рискованно, — доктор снова начал ходить. — Но, это не человек. Над столом мгновенно повисла тишина. Все следователи замерли в ожидании. — Тогда кто? На этом вопросе доктор перевел взгляд на Канеки. Все медленно начали вслед за ним поворачиваться к нему. — Полу-гуль. — Думаете, она сможет выносить такой плод? — спустя несколько тяжёлых секунд тишины, задал вопрос один из следователей. — Поэтому уровень ее RS-клеток мы снизим на определенный уровень, чтобы она смогла выносить плод. Если всё верно рассчитать, то она должна протянуть до родов. Если что-то пойдёт не так, мы вытащим плод и тогда надеюсь, что оно сможет выжить, — делая какие-то пометки в документах, продолжал вещать. — Она ведь умрет… — глухо шепчет Канеки, невидящим взглядом смотря на него. — Каковы проценты, что Кролик выживет после родов? — спросил Арима, постукивая пальцем по деревянной поверхности стола. — Минимальны, — все также делая пометки продолжал доктор. — После родов, сразу же можно будет извлечь какухо. То как они обсуждали всё это, Канеки уже представлял будто это происходит сейчас. Его тошнило. Он прикрыл глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и привести в норму разбегающиеся мысли. Но это не помогало. — Также, придётся держать её в наркозе все время до родов, чтобы она не смогла навредить плоду. Из-за инцидента случившегося в Коукирии чуть не произошёл выкидыш. Подводя итог… — Вам нужно разрешение? — холодно обрывает разговор Арима Кишо, откидываясь на спинку кресла. — Да, это бесценный экземпляр, такое нельзя упускать. Тем более не каждый раз в наши руки попадает нечто неизвестное нам. После этого мы сможем лучше знать биологию гулей и как с ними бороться. Тем более, на сколько мне известно биологический отец тоже весьма интересный экземпляр, — при этих словах доктор покосился на Канеки, сидевшего притихшим и отстраненным от реальности. — Следователь Канеки, что вы думаете по этому поводу? — обратился Арима, смотря прямо на него. Все внимание присутствующих были обращены на него. — Не понимаю, зачем спрашивать меня? — Это ведь твой ребенок Кен. Ты и решай. Это все неправильно. Канеки закрыл глаза. Неправильно! Все внутренности скручиваются в тугой узел. Ему хотелось всё выблевать.***
Стоило только вспомнить об этой сильной женщине, как глаза начало щипать. Канеки прикусил губу до крови. Он не справился, не защитил, не уберег. Он пытался как мог, чтобы она осталась жива. Хоть и в клетке, откуда выбраться практически невозможно. Цукияма бесшумно подходит к нему сзади, но Канеки слышит его. — Зачем ты пришел? — мертвым голосом спрашивает, прокручивая в пальцах бокал с коньяком. — Если тебе нужна помощь… Я всегда к твоим услугам… мой король… Король… Он сжал бокал. Стекло лопнуло, крошась и со звоном посыпалось на пол из пораненной руки. По комнате разлился мощный запах коньяка. Теперь усмехнулся и сам мужчина, глядя в отражение стекла ночного города. Взгляд слишком темный, челюсти сжаты, и смех получился слишком нервным.