Разлом

       Электронные часы, стоящие на одной из полок письменного стола, показывали, что время давно перевалило за полночь, но Майк по-прежнему не поднимался из-за стола. Дело, которым он был занят сегодня вечером, по словам его начальства, являлось очень важным. Однако ему совсем не хотелось заниматься тем, что он неоднократно делал в течение довольно долгого периода времени. Несколько раз даже появлялось желание все бросить и пойти лечь спать, но Майку удавалось себя пересилить, что он и сделал в очередной раз, когда в голову полезли подобные мысли.        "Я всегда отношусь к своим обязанностям добросовестно и довожу дело до конца. В этот раз все будет так же, ничего не изменится. Что бы там ни было, к утру необходимо это дочитать. С одной стороны, мне уже давно хорошо известно все здесь написанное, а с другой — вдруг я что-нибудь не вспомню на завтрашней проверке? Как говорится, повторенье — мать ученья, да и проблемы с начальством мне ни к чему", — мысленно подбадривал он себя, в то же время словно встряхивая, побуждая к действиям, заставляя свои измученные, давно требующие отдыха тело и разум преодолевать очередное желание опуститься на кровать и отправиться в царство Морфея. Мысли в уставшей за день от штудирования выданного на работе "обновленного пособия по правилам пожарной безопасности", изучение которого стало обязательным почти сразу после смены начальства, голове неохотно копошились, растворялись и постоянно терялись в то и дело заволакивающей сознание пелене сна. Сказывалось проведенное почти не вставая из-за стола и не прерываясь на что-то другое время.        Борьба с наваливающейся усталостью длилась до последнего, но в конце концов его голова все-таки совершила то, что собиралась сделать в последние несколько часов. Она просто сама собой опустилась на стол, и Майк провалился в дремоту. Поймав себя на том, что спит, он с усилием поднял голову и снова взялся за повторение уже не раз пройденного, наизусть выученного во время учебы, закрепленного за годы работы и хорошо отработанного на тренировочных полигонах материала. Воспринимать информацию удавалось с большим трудом, так как биологические часы все сильнее начинали напоминать о себе. Ведь обычно Майк ложился спать на несколько часов раньше, чем в данный момент. Помимо существенного нарушения его обычного режима дня также давали о себе знать изнурительные, тяжелые тренировки, регулярно проходящие на работе, чтобы пожарные всегда были в форме.        Заставив себя пробежать взглядом еще пару страниц, Майк захлопнул и отложил тонкую книжку в сторону, решив наконец-то отойти ко сну. Уснуть удалось сразу, едва голова коснулась подушки. Спал Майк крепко, но, несмотря на это, проснулся немного раньше обычного; это удалось понять, когда он раскрыл глаза и, приподнявшись на локтях, взглянул все на те же часы. Причина столь раннего пробуждения осталась для него неясной, да и вообще... показалась ему странной. Сверившись со временем, Майк снова плюхнулся на кровать, в надежде еще раз провалиться в спасительный сон. Все тело неприятно ломило, голова гудела, по всем частям его существа разливалось странное ощущение дискомфорта, не позволяющее осуществить задуманное. Хотя ему ужасно хотелось спать, кое что казалось Майку довольно странным: в то же время сна не было ни в одном глазу, несмотря на все капризы организма и уставшей, замученной нервной системы. Все-таки заставив себя оторвать голову от подушки, он аккуратно, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Ванессу, встал с кровати.        Спустившись в ванную, посмотрел в зеркало и, увидев там сонное, все еще усталое, с мешками под глазами лицо, обдал его ледяной водой из-под крана. По-быстрому почистив зубы, более-менее приведя в порядок волосы, он поправил помятую во время сна одежду и отправился вниз. Войдя в кухню, Майк подошел к окну и раздвинул шторы, став осматривать пока еще пустынную улицу. Старые часы со стрелками, висящие со стороны той части дома, где располагались кухня с прихожей, над входом в коридор, показывали около пяти утра.        Темнота ночи давно отступила, давая возможность вступить в свои права новому, судя по потокам прохладного утреннего воздуха из приоткрытого окна, довольно ветреному дню. Окрашенное в ярко-красный цвет дневное светило уже показалось из-за крыш ближайших домов и верхушек крон обильно растущих в конце улицы деревьев, начиная заливать все вокруг своим пробуждающим светом. На небе разгорелось и вовсю заполыхало зарево рассвета. Первые лучи заливали своим мягким, умиротворяющим светом кухню, отчего ее интерьер постепенно приобретал ярко-красный и неопределенный желтоватый оттенки. Судя по цвету неба, кронам растущих вдоль дороги деревьев и волосам Майка, которые трепал легкий ветерок, погода сегодня не обещала быть жаркой. Из рассказов отца он прекрасно помнил, что ярко-красный рассвет и точно такое же солнце — это к дождю и сильному ветру. Майк никогда не верил в приметы, но сам факт того, что многие люди считали их правдой, казался ему довольно интересным.        Во всяком случае, каких-либо признаков непогоды пока не наблюдалось. К слову, в доме тоже было прохладно. Оторвавшись от разглядывания пейзажа, Майк, стараясь создавать минимум шума, сварил себе кофе, достал из кухонной тумбы пачку какого-то печенья и сел за сделанный в виде барной стойки стол. Сделав пару глотков, задумался. В голове, еще не отошедшей от сна, закружились мысли: о семье, о жене, о детях, о нынешнем их положении. Они унесли мужчину далеко в прошлое, события которого тут же стали прокручиваться в его сознании. Десять лет… Почти десять лет миновало с того дня, когда наша семья стала на два человека больше. Мы приняли девочку, найденную в сгоревшем дотла доме, неизвестно кем названную странным именем Блум, и сына моего погибшего при загадочных обстоятельствах брата — Лео. С первых же дней, как они стали жить с нами, мы полюбили их, словно родных детей. На вопрос, что я иногда задаю себе по ночам и в то время, когда углубляюсь в какие-либо другие, не касающиеся Ванессы, Блум или Лео размышления: "Почему же мы не завели своих, собственных детей?", есть один простой ответ. Всему виной — бедность, нищета. В тот день, когда они появились в нашей семье, мы не знали, что будем делать дальше, поскольку сами были в нескольких шагах от попадания на улицу и еле сводили концы с концами. В те времена мы не смогли бы содержать даже одного ребенка, несмотря на то, что я и Ванесса из кожи вон лезли, чтобы заработать хотя бы чуть больше, чем обычно у нас выходило в сумме. Однако судьба распорядилась иначе и подкинула нам сразу двоих. Несмотря на наше положение, мы решились на усыновление, в котором нам поначалу едва не отказали; добиться обратного удалось не иначе как чудом. Помимо бесконечных проверок со стороны органов опеки, полиции и других подобных структур, с завидной регулярностью устраиваемых в течение первых нескольких лет после усыновления, изматывающей беготни по судам да юридическим конторам, что занимало почти все наше свободное время, которого и так было — кот наплакал, я работал без каких-либо выходных. Хватался за любую возможность лишний раз выйти на смену, в надежде получить доплату. Но так как мой начальник никогда не платил и ломаного гроша сверх нормы, а чаще всего и того не было, я оставил эту затею. Деньги же, которыми стремились мне помочь напарники, я не принимал. Я мог и сам заработать на жизнь, свою и семьи. Приходилось искать другие способы заработка в праздничные дни, так как деньги были нужны всегда. На еду, одежду и прочие необходимые для воспитания детей вещи; да и нам самим, понятное дело, надо было что-то есть и как-то обеспечивать и себя тоже. Ванесса также стала сутками пропадать в своем цветочном магазине, в надежде хоть как-то привлечь к нему клиентов и заработать хотя бы немного выше обычного. Зачастую она, как, собственно, и я, возвращалась домой поздно вечером. Этим, конечно же, неоднократно пытались воспользоваться органы опеки. То с проверкой нагрянут, когда в доме не убрано или мы, что бывало довольно редко, поругаемся. Или же в особо безденежное время выследят, с кем у меня на работе не складывались отношения, и держат ухо востро, выжидая новостей о том, что я устроил драку. А бывало, что и с соседями было не все гладко, на что инспекторы тоже обращали внимание. Также набрасывались и из-за того, что у нас порой не хватало времени быть дома с детьми. С ними сидела одна из соседских девушек, с семьями которых были нормальные отношения. Об этом, разумеется, знала каждая собака на улице, были даже те, кому хватало подлости на нас докладывать. Никогда не понимал, какая, допустим, той же начальнице приюта выгода в том, что у нас заберут детей. Так и жили; средств к существованию, по-другому тогда наше положение назвать не поворачивался язык, несмотря на все наши усилия, почти не было. Все улетало на житейские нужды: наши и двоих детей. С клиентами у Ванессы тоже ничего не клеилось. Растили мы детей, пусть и в почти полной бедности, давали им все необходимое, заодно отчитывались перед регулярно приезжавшими на проверку сотрудниками опеки и полицией, работали не покладая рук. Шло время, вскоре для Лео настало время пойти в школу, для подготовки к которой требовалась весьма внушительная сумма. И, словно судьба решила сделать нам подарок, в пожарном депо, где я работал, сменилось начальство. Старый злодей Муссолини ушел на пенсию по болезни, а на его место встала весьма недурной наружности женщина, с приходом которой дела сразу же значительно улучшились. Мне, моим напарникам и другим сотрудникам депо наконец-то стали нормально платить, к нам стали относиться как к людям, а не как к какому-то мусору. В довершение ко всему этому значительно улучшились дисциплина, изменился график работы, появился четкий порядок, правила поведения, сменился коллектив. Вместе с прежним начальником ушел и его любимчик, так как новое руководство в лице Натали — так звали новую начальницу — его невзлюбило с первых же дней на новой должности. Она не приветствовала подхалимов и доносчиков. Что с ним стало после увольнения, мне не известно. По другому повернулась жизнь и двух других моих напарников. Ренато — молодой парень, был года на два моложе меня. Будучи исключенным из университета из-за недостатка средств, он все время мечтал восстановиться. Спустя некоторое время этот толковый парень смог добиться своего. Накопив денег, Ренато уехал в другой город — учиться. Второй мой напарник, Джон, — нисколько не изменился. Он так и остался приверженцем своей субкультуры, продолжал работать в депо, почему-то не желая менять место работы, хотя его вполне могли взять и в полицию, и... да куда угодно. В конце концов, он всегда любил риск, любил испытывать притоки адреналина в кровь; существовало множество профессий, более опасных, чем работа пожарного, но он не спешил ее бросать. Правда, поначалу Натали все равно хотела выгнать его, аргументируя свое решение слишком безбашенным образом жизни парня, что ему, естественно, пришлось не по нраву, но судьба явно благоволила скинхеду, и не только с работой. Внезапно нагрянувшие показательные выступления перед различными высокими начальниками, где он довольно неплохо себя показал, помогли ему остаться в депо. Ванесса тоже присутствовала во время их проведения и всю дорогу не спускала глаз с начальницы, которая почему-то постоянно смотрела на меня. После я даже обнаружил, что жена проверяла мой телефон, о чем я, как она думала, не догадывался. Однако вскоре ее подозрения исчезли. В то время наши дела пошли в гору. Денег хватило не только на подготовку сына к его первому самостоятельному дню в школе, но и на рекламу цветочного магазина Ванессы, которая обошлась нам в весьма значительную сумму. Благодаря ей предприятие жены наконец-то заметили, и у нее появились первые постоянные клиенты. Но что самое главное, так это то, что нас наконец-то перестали донимать проверками со стороны службы опеки, полиции и прочих подобных инстанций. Спустя год черед пойти в первый класс также подошел и для Блум. Мы записали ее в ту же школу, что и Лео. К тому моменту он уже успел перейти в следующий класс и, несмотря на то, что своего домашнего задания у него стало больше, время от времени, когда была возможность, помогал Блум с уроками, хотя та не отставала от него.        В голове Майка продолжался круговорот размышлений, из которого его вырвал неожиданный хлопок двери, раздавшийся сверху. Акустика в квартире была неплохая, поэтому ему удалось расслышать, что за ним последовали топот ног по накрытому ковровой дорожкой деревянному полу, сделанной из того же материала лестнице, звук открываемой двери, щелчок выключателя, еще один хлопок двери. Донеслось журчание льющейся из под крана воды.        "Ванесса уже встала", — подумал он и слез со стула. Кофе в чашке уже не было, пачка печенья опустела. Быстро прибравшись, Майк ощутил, что ему стало жарко, и подошел к окну. Подставив напряженную от мыслей голову под поток свежего воздуха и вдохнув полной грудью, он в который раз сверился со временем. За воспоминаниями последний час пролетел незаметно. Поставив чайник, снова вернулся на прежнее место. Несмотря на все приметы, в которые верил его отец и которых никогда не признавала мать, заявляя, что это антинаучно, погода даже не думала портиться, напротив, обещала быть приятной. На улице тем временем уже рассвело, волосы трепал приятный ветерок.        "Пока нет дневной жары и зноя, самое то время, чтобы отправиться на пробежку, ну или просто погулять", — думал Майк, наблюдая за проснувшимся городом. Время от времени по тротуару проходили спешащие на работу люди, проезжали машины и даже общественный транспорт. Во многих домах по улице уже были отдернуты шторы и кое-где горел свет. Увлекшись разглядыванием городского пейзажа, Майк не услышал шагов жены, отчего слегка вздрогнул, когда Ванесса медленно, аккуратно обняла его сзади и поцеловала в щеку.        — Доброе утро, Майк, — довольным голосом, улыбаясь и щурясь от проникающих сквозь стекло лучей солнца, сказала она. — За окном прекрасная погода, не находишь?        — Доброе. Чего так крадешься? Напугала, — ответил он, аккуратно убрав руки жены со своих плеч и обернувшись к ней.        — Серьезно? Не думала, что ты такой пугливый, — еще улыбаясь и потягиваясь, ответила Ванесса.        — Э... Я просто смотрел в окно, задумался, не услышал шагов.        В ответ на это она, продолжая улыбаться, также подошла к окну. Оперевшись руками на подоконник, стала разглядывать улицу. Майк стал наблюдать за женой, но его отвлек свист стоящего на плите чайника.        — О нет! Совсем забыл! — пробормотав себе под нос, спохватился Майк, буквально подскочив к плите и выключив газ. — Ванесса, что ты там такое увидела? — спросил он, поставив предмет утвари на специальную подставку. Ответа не последовало.        — Послушай, детей надо бы разбудить, им разве не пора в шко... — хотел было начать он, но Ванесса неожиданно, но плавно повернула голову на него и перебила:        — Майк... Расслабься, сейчас же начало лета, — она все еще улыбалась.        — Точно! — стукнул он себя ладонью по лбу. — А я и забыл! Совсем заработался!        — Майк, я хотела с тобой поговорить, — сказала она, отойдя от подоконника, усевшись за барную стойку и уставившись ему в глаза все тем же умиротворенным взглядом, правда, уже без тени улыбки. По всему было видно, что ей удалось хорошо выспаться.        — И о чем же? — спросил он.        — Ты ведь сегодня снова работаешь?        — Да, а что?        — Ну... Понимаешь, мне просто надо сходить, проверить магазин. И...        — Нам не с кем оставить детей, я знаю. Снова платить соседям как-то не хочется, я даже не знаю, что делать. Тебе именно сегодня надо?        — Да, я там с самого начала лета не была. Клиенты уйдут, цветы могли завянуть, вдруг девушка, что я наняла, за ними не ухаживала?! Да и мало ли чего еще! Вдруг грабители! — стала волноваться она.        — Ванесса, успокойся, во-первых, я не против того, чтобы ты отправилась туда. А во-вторых, не преувеличивай, вряд ли кто-то полезет грабить магазин с цветами.        — Может, ты и прав, выручку я храню дома, а цветы красть, скорее всего, никто не будет, но все равно. Майк... — Ванесса вдруг неожиданно решила выдержать короткую паузу и резко изменилась в лице. — А может...        — Может, что? Если ты намекаешь на то, о чем я думаю, то ты прекрасно знаешь, что я скажу "нет". Ведь именно об этом ты сейчас хочешь начать разговор, я правильно понимаю?        — Нет, Майк... Не об этом, — ответила она; на лице ее по-прежнему имелся легкий налет неуверенности и, может быть, даже едва заметного страха, — Ты только не нервничай, но...        — А почему я должен нервничать? — неожиданно перебил он, полусерьезным, полу-усталым взглядом смотря на нее.        — Понимаешь, Майк, мы же не можем вечно держать их взаперти, и... На улице такая хорошая погода, может, отпустим их погулять?        — Ванесса! — удивился он, — Мало того, что ты постоянно пытаешься уговорить меня оставить их одних дома, так сегодня тебе в голову пришла еще более безумная мысль!        — Но, Майк! Им уже не пять и не шесть лет, они достаточно взрослые для того, чтобы начинать жить самостоятельно! В конце концов, вечно ты их дома не удержишь! И рядом мы тоже будем не всегда, детям пора привыкать!        — Ох... — замученно вздохнул Майк, — Мы уже не раз это обсуждали, и я против! Они еще слишком малы для этого! Да и опасно на улице, сама же знаешь не понаслышке, какие люди бывают!        — Майк! И долго ты будешь их так оберегать?! Там нет ничего опасного, просто тебя в детстве, наверное, так воспитали! Приучили всего бояться! Самостоятельность им нужно прививать уже сейчас, а не ждать их совершеннолетия и надеяться, что они сами привыкнут к взрослой жизни сами!        Сегодня желания спорить с женой у Майка не было, да и сил тоже, несмотря на выпитый кофе, хотелось обратно в кровать. Разговоры о своем детстве он никогда не любил, пусть даже родители ни в чем не ущемляли и у него в десять лет было все, что нужно нормальному человеку. Майк, если бы не его разбитое, уставшее состояние, по обыкновению продолжил бы отстаивать свою точку зрения, но он понимал, что что-то доказывать жене у него нет сил, и потер переносицу, все же выдавив из себя согласие, но заодно все же попытался оспорить ее предложение:        — Меня взаперти не держали, и наших детей я не запираю в четырех стенах, однако когда я был ребенком, без взрослых почти никуда не ходил! — выровняв слегка сбитое от разговора на повышенных тонах дыхание, Майк продолжил: — Ладно. Но если они, не приведи судьба, потеряются! Что тогда будем делать?! В полиции лишь создадут видимость усиленных поисков, скажут, что не могут их найти, или для блезиру объявления развесят! Сами пойдем искать?!        — Не паникуй, никого искать не придется, связь для чего придумана? Дадим им телефон, ключи от дома! Тем более, Лео — старший, я уверена, что он помнит дорогу домой и если что, вернется и Блум приведет, — успокаивала мужа Ванесса.        — Хорошо! — снова, по своему обыкновению, потирая переносицу скрепя сердце согласился Майк, после чего серьезным, может быть, даже недовольным взглядом, нахмурив брови, посмотрел на жену. — На работу мне через час, ты когда думаешь уходить?        — Магазин я всегда открываю в восемь, примерно за час до этого надо разложить товар, прибраться. В общем, мы выйдем одновременно.        — Отлично, я пойду разбужу их, — сказал Майк, относительно успокоившись и, стараясь придать своему лицу нейтральное, спокойное выражение, направился в сторону детской комнаты. * * *        Уже стоя у входа, он приоткрыл дверь и тихо проскользнул внутрь. Блум и Лео, понятное дело, еще спали. Решив впустить в комнату свет, Майк раздвинул шторы. С кроватей тут же послышались возня, едва слышное сопение и недовольное бормотание. Выбрав наугад одну из них, Майк присел на край и ласково прошептал, как он думал — и впоследствии понял, что не ошибся — сыну в ухо:        — Лео, пора вставать!        В ответ на это тот лишь завозился и отвернулся от отца лицом к стене. Тогда Майк стал слегка трясти его за плечо, в ответ на что получил следующее:        — Ух! Папа! Я спать хочу! Еще минуту!        Майк продолжал, несмотря на просьбы мальчика, легко, но настойчиво раскачивать Лео, на что тот никак не реагировал, продолжая спать. Поняв, что сам сына не разбудит, Майк направился к кровати Блум, где проделал все те же действия. Подобно брату, она стала выпрашивать у отца хотя бы еще несколько минут и не желала вставать с кровати, но услышав слова Майка, нехотя развернулась, и с заспанным лицом, зевая, с трудом приподнялась на локтях:        — Блум! Вставай! — продолжал он трясти за плечо смотрящую на него дочь, но вскоре остановился и убрал с ее плеча руку. Следующая фраза, которую он собирался произнести, ему не нравилась. Тон получился каким-то полусерьезным, полунедовольным. — Ты же не хочешь провести весь день с няней?        — С няней? Какой еще няней? — сонно, не понимая о чем идет речь, спрашивала Блум, уже свесив ноги с кровати.        — Буди Лео и спускайся на кухню, мы с мамой вам все расскажем, — сказал Майк, после чего удалился из комнаты. Как только захлопнулась дверь, Блум снова плюхнулась на кровать и пролежала так еще несколько минут. В голове была каша, она никак не могла сообразить, что же ей пытался сказать отец. Все вокруг плыло, как будто в тумане.        Поднявшись, Блум почувствовала сильное покалывание в глазах, которое вызывал яркий, идущий из окна дневной свет. Постоянно потирая свои глаза, испытывая весьма неприятные ощущения, она пыталась вспомнить, что ее просили сделать. После кратковременных размышлений и нескольких попыток пробудить что-либо в памяти в ее запутанном сознании мелькнула мысль:        "Разбудить Лео, точно! И что-то про няню!" Вяло, пошатываясь, едва не падая, Блум, подойдя к кровати брата, обеими руками взяла его за плечи и стала раскачивать. Он простонал что-то нечленораздельное, из чего она смогла разобрать только:        — Ну чего там еще? Дайте поспать, сейчас же лето, в конце концов! — Лео ворочался и пытался избавиться от рук сестры, но у него ничего не выходило.        — Да вставай ты уже! — вяло прикрикнула на брата Блум, начав трясти сильнее, затем несколько раз потянула и сорвала с него одеяло. Заворочавшись, он нехотя и лениво перевернулся на другой бок, сел на кровати, свесив ноги вниз, и уставился на сестру. Блум сонно ответила не его немой, читаемый в таком же сонном, недовольном взгляде вопрос. — Папа приходил и велел разбудить тебя, еще он что-то про няню мне говорил!        Разговор с сестрой давался Лео очень непросто; все еще клюя носом, он игнорировал ее слова и норовил завалиться на кровать в любой момент, но Блум всеми силами старалась его поддержать. Когда это все же случилось, она предприняла несколько попыток заставить брата подняться снова, что у нее получилось с трудом, не сразу. Лео, неохотно и бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, обхватил себя руками, ежась от потоков воздуха из приоткрытого окна, потирая плечи и продолжая бормотать. Все слова, что Блум удалось более-менее хорошо расслышать, он выговаривал очень тихо, через силу, нередко запинаясь, делая ошибки в произношении и едва не проваливаясь в сон. На лице его читались сонливость, желание снова лечь и уснуть, все еще не сошедшая с лица усталость, недовольство. Брови его были нахмурены, он будто бы прожигал сестру взглядом, явно не собираясь вставать.        "Поднять-то подняли, а разбудить забыли", — подумала Блум и, поняв, что привести брата в чувство не сможет, подошла к окну, которое в теплые времена года их мать всегда оставляла приоткрытым, несмотря на все протесты их отца. Сквозняк в комнате был не по душе и им, они предпочитали комнатную температуру, но иногда Блум, стараясь не обращать внимания на сквозняк, сама открывала его, чтобы разогнать стоящую в комнате духоту, или, как, например, сейчас, разбудить брата. По ее мнению, свежий воздух никогда не бывает лишним, бодрил, освежал и помогал побыстрее проснуться. Бросив отнятое у Лео одеяло на пол, Блум взялась за ручку, что не осталось им незамеченным. Он нахмурился еще больше и, сонно смотря на сестру каким-то злобным взглядом, вяло проговорил:        — Что ты творишь? Отдай, холодно же!        — Вставай, а не то на всю створку открою! — пытаясь игнорировать сонливость и сквозняк и как можно более грозно для своего состояния произносить слова, ответила она и начала поворачивать раму со словами. — Спать меньше надо!        — Давай, открывай! — сказал он с явным, нескрываемым вызовом, по-прежнему потирая свои плечи руками. — Сама же и простынешь, сопли будешь гонять! А предки потом тебе по шее дадут!        Лео так и не проснулся окончательно. Глаза у него все еще были, как у китайца. Однако потоки свежего воздуха из только что раскрытого Блум настежь окна, на что она и рассчитывала, частично сделали свое дело. Теперь он хотя бы смотрел на нее, а не клевал носом, как это было сначала. Воспользовавшись ситуацией, она вынула из шкафа и кинула брату его одежду, которую тот поначалу не поймал и потянулся за ней на пол. Тем временем, превозмогая усталость и, несмотря не ее уже не такое сильное желание уснуть снова, Блум стала одеваться сама. Спать, конечно, хотелось, но не настолько, чтобы весь день просидеть дома под надзором монстра в человеческом обличье, которого родители называли няней. Девушку она напоминала только внешне, на самом же деле являлась весьма злобной гадиной. Едва она приходила, Блум и Лео прятались в комнате от этой злыдни, сидели тише воды, ниже травы. Для них она была хуже их злых преподавателей в школе.        "Может быть, отец хотя бы сегодня отпустит нас погулять одних? Хотя... Вряд ли, опять будем, наверное, сидеть с этой ведьмой!" — сонно подумала она, натягивая на себя футболку. Судя по недовольному, немного непонятному, усталому бормотанию брата, его тоже никак не устраивало возможное развитие событий. Наконец Блум, словно вспомнив, что минутой ранее вела разговор с братом, решила прервать затянувшееся молчание словами:        — А вот и нет, они точно не станут нас бить! — ответила она и показала ему язык. — Наши родители не звери, чтобы лупить собственных детей!        — Я и не говорил про битье, на нас просто наорут, и мы опять будем дома сидеть, пока они на работе, — с безразличием, отсутствием интереса к разговору в голосе ответил он и также добавил: — Кстати, ты мне сказать что-то хотела, да?        — Не знаю, на меня они еще никогда не кричали! — уверенно заявила Блум, игнорируя вопрос брата, резко отвернувшись и сложив руки на груди. Но затем, слегка развернув голову обратно, уже спокойным голосом добавила: — Кажется, отец что-то про какую-то няню говорил, ты что-нибудь знаешь об этом?        — Про няню? — переспросил Лео, а затем присвистнул. — Если это та, о ком я думаю, то дела наши плохи! Помнишь ту зверюгу, которой они платят, чтобы сидела с нами? Кажется, ее зовут Хелен.        — Что?! Она?! Неужели папа ее имел в виду?! — догадавшись, о ком идет речь, удивилась Блум, всплеснув руками от удивления, огорчения и злости одновременно. — Но почему с ней? У мамы в магазине и то лучше, чем с этой злыдней!        — Слушай, Блум. Может, ну его, идти куда-то, ляжем опять спать, и все? Меня, например, все еще в сон клонит. — вяло протянул Лео.        — Ага, щас! В сон его клонит! Эта ведьма придет, про поспать можешь забыть, да и незачем, не все тебе бока пролеживать!        — Это я бока пролеживаю?! Да тебя саму-то поди добудиться не могли! — еще сильнее нахмурился и сделал недовольное выражение лица Лео. — Рано еще вставать, сейчас же лето, в конце концов!        Блум не удостоила его ответом и продолжила одеваться, не без труда ей удалось натянуть на себя шорты. Она никогда не понимала брата и его желание подольше поспать. Блум всегда была жаворонком.        "Ну подумаешь, поломалась чуть-чуть, обычно-то я намного раньше тебя просыпаюсь, просто вставать не хочу" — думала она, а затем решила поторопить брата.        — Не сиди, одевайся, пойдем вниз! Пап с мамой нам хотели что-то сказать!        Лео конкретно медлил. Дождавшись его, дети медленно вышли из комнаты и направились в ванную. Закончив со всеми утренними делами, спустились на кухню, с которой пахло чем-то вкусным. Там уже сидели Майк и Ванесса.        — Доброе утро! — сказала детям мать, как всегда, улыбаясь, и обняла их, едва они показались на кухне, — Что вы так долго, завтрак же стынет.        — Лео вставать не хотел! — пожаловалась Блум.        — Почему нас так рано подняли?! — вновь запричитал он.        — Ешьте сначала, — ласково, улыбаясь, сказала Ванесса, — после мы с папой вам все расскажем.        — А что все? Расскажешь сейчас? У вас есть какой-то подарок?! — попытался выведать сын у матери, что же такого интересного она от него скрывает, уставившись на нее просящим взглядом. Глаза его загорелись от предвкушения чего-то интересного. Блум также поддержала брата словами:        — Ну расскажи! У вас есть сюрприз? Папа не узнает! — ее взгляд был точно таким же, как и у Лео, на что Ванесса ответила:        — Нет, для вас это гораздо лучше каких-либо подарков! Но сначала я вас накормлю и приведу в порядок, — с по-прежнему довольным лицом ответила та и поторопила детей, ответив на их просящие взгляды: — Чем быстрее поедите, тем быстрее узнаете.        Их не пришлось долго упрашивать; пожелав матери того же, они быстро обошли стойку и ловко забрались на оставшиеся два стула. Лео тут же принялся за еду, чего нельзя было сказать о Блум, углубившейся во внезапно нахлынувшие размышления. В голове проносилась настоящая буря мыслей. Ее терзал интерес к тому, что скрывали родители и что ей предстояло узнать или увидеть, он мешался с удивлением от поведения почему-то молчавшего и явно о чем-то задумавшегося отца, непониманием того, почему от них что-то утаивают, и необычной для ребенка ее возраста сосредоточенностью. Ванесса тем временем размеренным шагом удалилась из кухни.        "Интересно, что же они такого придумали? Ничего не говорят и даже намеков не дают, папа тоже какой-то странный сегодня. Неужели решил воздержаться от своей обычной речи? Мол, вы должны остаться дома с няней! Вам еще слишком опасно оставаться дома одним и, не приведи судьба, выходить на улицу!" Мало того, он ей даже не звонил, обычно это при нас происходило. А что если? Да нет... Вряд ли, он обычно всегда стоит на своем, пусть и не спорит с мамой, не ругается, но все же. Его всегда было тяжело переубедить, не думаю, что что-то изменилось. Может, он просто устал и у него нет сил читать нотации?" — думала Блум. На ее лице одновременно можно было прочесть множество эмоций, но какая из них преобладала, сказать было весьма затруднительно.        — Блум, а ты почему не ешь? — поинтересовалась у нее вернувшаяся с двумя расческами Ванесса, вырвав ее из кратковременных размышлений и пощупав лоб. — Ты не заболела?        — Нет, мам, все хорошо, — ответила та, улыбаясь и смотря на нее, — Просто задумалась.        Ванесса с интересом посмотрела на Блум и, обойдя стол, присела рядом на свободное место:        — О чем думала, если не секрет? — спокойным тоном спросила она.        — Да так, — спокойно, без тени задумчивости на лице, ответила Блум. — Сон вспоминала.        — Да? — Ванессе стало интересно, и она спросила. — А что снилось?        — Да так, ничего особенного. — ответила Блум, а затем, снова сделав просящий взгляд, как бы невзначай, сказала шепотом матери на ухо:        — Расскажешь мне? Лео не узнает раньше времени, честное слово! — но, несмотря на все попытки, разузнать хоть что-то ей не удалось.        — Блум, подожди немного, хорошо? — сказала Ванесса и встав со стула, сзади подошла к уже расправившемуся с пищей Лео. Блум такой ответ не особо устроил, но все-таки она принялась есть, не обращая внимания на не желающего причесываться брата. Ванесса, отвлекшись от взъерошенных после сна светлых волос сына, посмотрела на мужа с вопросом во взгляде. Она слегка боялась, что Майк в любой момент может передумать, но он в ответ как-то неохотно, но все-таки утвердительно, едва заметно для детей кивнул головой, встал и направился в прихожую. Лео тем временем решил попытаться улизнуть, однако был тут же водворен на место.        — Мама, мне и так нормально! — протестовал он, пытаясь отмахнуться от расчески, но Ванесса, пусть и не сразу, все же добилась своего. За это время Блум тоже успела поесть и просто сидела, болтая ногами. Настала ее очередь. Она, как это обычно бывало, повернулась к матери спиной, и та стала приводить в порядок ее длинные, спутанные, сильно свалявшиеся рыжие волосы. В это самое время обратно на кухню вошел Майк, держа в руках свою куртку, в кармане которой что-то звенело. Лео сразу же обратил на это внимание.        — Что там? — как всегда, с неподдельным интересом спросил он. Майк вернулся на стул, где сидел до этого, выложил на столешницу стойки ключи и мобильный телефон. Блум, несмотря на попытки матери удержать ее голову в неподвижном положении, тоже посмотрела и обратила внимание на извлеченные из кармана отца предметы, но не успела их как следует рассмотреть и закричала:        — Ай! Больно!        — А ты не вертись! — Ванесса, усадив дочь поудобней, попыталась изобразить на лице строгость.        — Да не во мне дело, это расческа дурацкая!        — С такой-то метлой как она вообще не сломалась! — оторвавшись от разглядывания телефона, сострил и захихикал Лео.        — Лео! — сделала замечание сыну Ванесса, — Разве так можно с сестрой разговаривать?! Извинись сейчас же!        Блум в это время сделала недовольное лицо и сверлила взглядом старшего брата, Ванесса пыталась принудить его извиниться, а Майк молча наблюдал за происходящим. Демонстративно покашляв, тот привлек к себе внимание, и все посмотрели на него.        — Лео — это и в самом деле нехорошо, я бы хотел, чтобы ты извинился. — почти спокойно сказал он и с незначительной строгостью во взгляде посмотрел на сына.        — Извини, — выдавил из себя тот, лишь иногда поглядывая на Блум и родителей, а потом взгляд его снова остановился на отце.        — Ванесса, я думаю, сейчас самое время. — по лицу Майка было видно, что его не устраивало то, что он собирался сказать, — Не нравится мне эта затея, но все же...        — Мы посоветовались и решили, что сегодня вы не будете сидеть дома и пойдете на улицу. — продолжила Ванесса.        — В самом деле?! Одни?! — резко дернувшись и с неверием во взгляде, уставившись на Ванессу, воскликнула Блум от удивления, отчего мать снова случайно дернула ее за волосы, на что та даже не обратила никакого внимания и, как бы сама себе, протяжно крикнула. — Да!        — Ура! — поддержал сестру Лео, неожиданно подняв руки кверху, — Больше не будем сидеть весь день дома, с этой злыдней и ее придурковатыми друзьями!        Блум же, поймав на себе недовольный взгляд матери, снова села смирно.        — Лео, во-первых — не ругайся! — опешив и сделав строгое лицо, осадил сына Майк, отчего тот виновато опустил голову, а затем удивленно добавил: — А во-вторых, с какими друзьями? Здесь же бывает только Хелен! Чем она тебе так не угодила? Хелен — ответственная, воспитанная девушка, у многих людей работала, жалоб нет!        — Я всегда вам верю, но мне ее, как няню, лично порекомендовали! — также ничего не понимая и с нескрываемым удивлением на лице подтвердила слова мужа Ванесса, а затем добавила: — Мне это кажется странным, если бы она все же кого-то привела, соседи бы увидели, но я ничего такого от них не слышала.        — Ага, как же! Воспитанная и ответственная! — с вызовом, как бы выставляя в не лучшем свете своей интонацией ту, о ком шла речь, передразнил Лео отца, смотря на Майка с недовольным лицом, и, не скрывая в голосе своего возмущения, показывал пальцами кавычки. — Только вы перешагиваете за порог, эта гадюка тут такое начинает творить! Музыка здесь на всю катушку, гулянки! Подруг сюда тащит, каких-то парня, они телек смотрят, поют так, что соседи в стенку лупят, танцуют, едят в гостиной, пьют, мусорят! Потом зачем-то в спальню к вам идут!        — Лео, вот опять! Сколько раз говорить, не ругайся, а ему все как об стенку горох! — на этот раз сыну, сделав строгое лицо, слегка пригрозила пальцем Ванесса, отчего он осекся. — Вы хоть сами понимаете, что сейчас говорите?!        — Мама, но мы не врем! — обиженно ответила Блум, — Тебе же Лео все как было рассказал, а соседи все видят и слышат, но молчат! Она орет на нас, она и ее тупые друзья! Не дает даже из комнаты выйти, говорит, чтобы мы сидели тихо как мыши, и не рыпались, и вообще, как будто у себя дома себя ведет, что хочет, то и делает, а вы все думаете, что это мы здесь с ума сходим, доводим ее!        — Ладно! — сказал Майк, начиная терять спокойствие, смотря на детей с недовольным и серьезным лицом, — Предлагаю закрыть эту тему!        — Мы займемся этим вопросом позже, — стараясь оставаться спокойной, сказала, пытаясь всех успокоить, Ванесса, — А сейчас... Майк, тебе, наверное, скоро на работу, давай наконец-то сделаем то, что собирались.        — Без проблем, — пытаясь успокоиться, ответил глава семейства и подозвал к себе детей. Лео и Блум потянули свои шеи ближе к отцу. Ванесса пыталась удержать Блум на месте, но вскоре выпустила ее. Майк начал показывать детям, как пользоваться телефоном и как, в случае чего, позвонить ему или Ванессе.        — А мне телефон?! — говорила Блум, пытаясь что-либо рассмотреть из-за довольно широкой для его возраста, спины брата. — Я тоже хочу! Когда купите?!        — Блум, Лео старше, подожди немного, хорошо? — стала объяснять дочери Ванесса, — Тебе мы купим в сентябре.        Дочь отреагировала на это недовольным взглядом. Майк хотел было сказать что-то вроде, "Они еще слишком малы для того, чтобы иметь собственный телефон", но увидев недовольный взгляд Ванессы, продолжил объяснять Блум и Лео, что к чему. Когда он рассказал детям все, что хотел, Ванесса продолжила приводить в порядок волосы дочери, что было крайне проблематично из-за ее неусидчивости. После еще нескольких минут мучений с постоянно вертевшейся Блум и ее свалявшимися за ночь, спутанными, трудно расчесываемыми волосами Ванессе удалось сделать дочери нормальную причёску.        — Без двадцати, пора собираться, — прервал разговор Майк, взглянув на часы, — Идите в комнату и готовьтесь, сейчас будем выходить.        Лео, тут же схватив со стола мобильник и ключи от дома, соскочил со стула и рванул в сторону лестницы. Блум с криком "подожди" помчалась за ним. Пронесясь по ступенькам, дети влетели в комнату.        — Лео! — крикнула Блум, прикрывая за собой дверь, — Так нечестно! Почему он у тебя?!        — Потому что я старше! — ответил тот, взобравшись с ногами на подоконник и показав сестре язык.        — А ну отдай! Я тоже хочу, чтобы у меня телефон был, не все же тебе!        — А ты догони сначала! — крикнул он, соскочив со своего места и начал бегать от сестры по комнате, пока они оба не устали и не повалились на его кровать.        — Эгоист! — тяжело дыша, с недовольством, сказала Блум, протянув к нему руку, но он тут же перехватил "сотовый" и, также со сбитым дыханием, сказал:        — Он мой!        — Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось! — бросив затею отнять у него желаемое, отвернула голову Блум, надувшись. Брат изучающе и одновременно с интересом, сопровождаемым легким налетом волнения во взгляде, посмотрел на нее и как бы жалея, произнес:        — Блум, успокойся! — та не реагировала, продолжая обиженно смотреть вперед, — Да дам я тебе его, только сырость не разводи!        Слова Лео вновь ушли в пустоту. Так, в зависшем над ними безмолвии, миновало несколько секунд, по прошествии которых Блум, наконец-то решила развеять повисшую в комнате тишину и, повернувшись на брата уже с не таким обиженным, как раньше, лицом, резко переменила его выражение. На ее лице появились немного ехидная улыбка вместе с наигранной злостью и таким же притворным возмущением в голосе.        — Это я сырость развожу?! — наигранно возмутилась она, взглянув на Лео и, даже, как ему показалось, с легким блеском в глазах. Схватив подушку, слегка приложила брата по голове. Заваливаясь на кровать, он потянул ее за собой, и они оба повалились на матрас. Накрытые сверху довольно большой подушкой, Блум и Лео, смеясь, стали ворочаться и скинули ее на пол. От прежней обиды на лице не осталось и следа. Снова усевшись на кровати и облокотившись на стенку, подобно брату, Блум, запыхавшись, уже улыбаясь от уха до уха, произнесла:        — Время лучше посмотрел бы!        — Семь почти, пойдем?        — Пошли, — сказала она и полезла в шкаф, Лео последовал ее примеру. Блум по-быстрому натянула джинсовую куртку, схватила обувь, рюкзак и помчалась прочь из комнаты. Лео, взяв с собой лишь кеды и телефон, также помчался в прихожую. Внизу уже стояли родители и сестра. Женская половина семьи уже была готова к выходу; Блум всю дорогу смотрела в сторону входной двери и норовила вывернуться из рук слегка удерживающей ее за плечи Ванессы, пока Лео и Майк обувались.        — Подожди, Блум. Сейчас все вместе выйдем, — с небольшой строгостью во взгляде посмотрела она на дочь.        — Но мама! — запричитала она, — Тут жарко! Пойдем уже на улицу!        Ванесса не ответила, а Лео, к тому времени уже закончив завязывать шнурки, сразу же попытался сделать то же, что и сестра несколькими секундами ранее, но тут же был остановлен отцом. Майк оправил на нем одежду и водрузил на голову кепку, Блум тоже не осталась без головного убора. Вскоре все семейство вышло на улицу и, когда двери дома были заперты, направилось вдоль по тротуару.        Майк и Ванесса шли спокойно, размеренно, никуда не торопясь, несмотря на факт того, что могли опоздать на работу, а дети умчались далеко вперед, пытаясь перегнать друг друга. На все окрики и прочие попытки дозваться до них они не обращали никакого внимания. Блум и Лео уже были на приличном расстоянии, чтобы не слышать своих родителей.        Майку это поначалу не понравилось, и он хотел догнать детей, но Ванесса остановила мужа и со строгостью во взгляде, стрельнув в него глазами, пресекла его параноическую тираду из серии: "Что, если они попадут под машину или с ними что-то случится?" Майк, по мнению Ванессы, не то чтобы был параноиком, но иногда ему казалось опасным, служащим поводом для осторожности или как минимум странным все, что находилось и происходило вокруг. Вот как сейчас. Хотя машин, каких бы то ни было животных, незнакомых людей и всего того, чего, по его мнению, стоило остерегаться и, в отличие от Ванессы, от чего он старался огородить Блум и Лео, когда гулял с ними, вокруг не наблюдалось, он был насторожен.        Дело было не в том, что Ванессе плевать на детей, просто она придерживалась других взглядов. Как она считала, именно после воспитания, похожего на методы Майка, вырастают замкнутые и неподготовленные к жизни бирюки. Опять же, по ее мнению, плохим отцом Майк не был, просто ему стоило проще ко всему относиться.        В данный момент, хотя повода не было, на его лице читалась настороженность. Было видно, что он не особо доволен нынешним положением дел, однако зол он не был. Это можно было понять, просто посмотрев на него. Причина нейтрально-недовольного выражения его лица была вовсе не в том, что Ванессе с трудом удалось уговорить его сделать то, на что он вряд ли когда-нибудь так легко согласился бы. Как она думала, в тот момент Майк то ли не хотел с ней спорить, как он это обычно делал, беззлобно, почти не повышая голоса и не выдавая гневных интонаций. Но осадок, какой-то неопределенный, сопровождаемый странным, не похожим ни на злость, ни на грустное настроение, чувством, после этого все равно оставался.        «Или же устал», — думала Ванесса, в очередной раз высматривая впереди детей, громкие смех и крики которых все еще разливались по утренней улице. Блум и Лео бегали почти в самом ее конце, не переходя на другую строну и дожидаясь родителей. Но возвращаться, судя по всему, они не думали. Не успела Ванесса, все же решившая позвать детей, открыть рта, как Майк, уже с более спокойным лицом, направился прямо к ним.        — Лео! Блум! — как можно громче, спокойным голосом, с некоторыми нотками настойчивости и строгости, позвал он их, — Идите сюда!        Дети, до этого не прекращавшие беготни, все же остановились, затихли и уставились на идущего к ним отца. Не дожидаясь, пока он подойдет, Блум и Лео сами направились в его сторону. Едва семья соединилась, брат с сестрой все-таки выслушали ряд вялых, неохотных нотаций уставшим голосом отца, который то ли от нежелания, то ли еще по какой-то неясной причине довольно быстро успокоился. Ванесса, как обычно, ограничилась всего лишь спокойной просьбой не уходить от них слишком далеко. Далее повисло молчание, нарушаемое лишь репликами детей, что они бросали время от времени, выглядывая из-за матери, которая держала за руку Лео.        Так, семья шла по тротуару еще минут пять, в течение которых Майк и Ванесса молчали, о чем-то размышляя и лишь изредка переглядываясь. По этой причине мысль, на мгновение появившуюся в головах Блум и Лео, они откинули сразу. Дети, понимая, что от ушедших с головой в свои мысли родителей ответов на вопрос, куда они их ведут, ждать не стоит, стали рассматривать улицу. Шагая по тротуару, они наблюдали все те же обычные дома, все те же, с гулом двигателей и шумом колес изредка, как это обычно бывало по утрам в районе, где жила семья, проезжающие по проезжей части машины, дорогу, растущие вдоль нее деревья, улицу в целом.        Блум, отвлекшись от рассматривания приевшегося за многие годы жизни в Гардинии городского пейзажа, взглянула на родителей и брата. Мать по прежнему оставалась относительно спокойной и, наслаждаясь свежим утренним воздухом, не отставая от других, со средней скоростью шагала по тротуару. Глава семейства также стал заметно спокойнее. Настороженное, усталое, даже немного недовольное выражение лица сменилось на нейтральное. Над семьей все еще висело молчание, нарушать которое, похоже, никто не собирался. Для Блум идти в тишине было просто невыносимо, поэтому она хотела что-то, сама еще не зная что, сказать, но промолчала.        Промолчать ее побудило то, что сбоку показался небольшой пригорок с железной лестницей, ведущей наверх. Ванесса повернула туда и все семейство последовало за ней. Оказавшись в каком-то жилом дворе и пройдя среди вереницы домов, они вышли на небольшую детскую площадку, что была довольно старой и являлась единственной на всю улицу.        Дети, увидев различные мафы, побросали свои вещи на ближайшую лавку и устремились к ним, однако родители остановили их, и Майк еще раз, на всякий случай, объяснил им, как надо вести себя на улице, звонить по телефону и еще некоторые аспекты, которые, по его мнению, могли быть полезными. Дети, разумеется, пропустили все мимо ушей, но, сказав родителям обратное, стали заниматься своими делами. Ванесса также приказала им ждать, пока они не придут и не заберут их, затем вместе с мужем тихо удалилась со двора. * * *        Блум и Лео, проводив взглядом удаляющихся родителей, тут же рванули к аттракционам. Солнце еще не успело как следует прогреть воздух, и дети, пользуясь утренней прохладой, бегали, играли в активные игры, прыгали, лазали, ни разу не приседая отдохнуть или попить воды. Примерно по прошествии получаса беготня им наскучила, и они стали искать себе другое занятие. Найденный где-то в траве мяч помог им скоротать еще некоторое время.        Затем, когда температура воздуха начала расти, они присели, чтобы отдохнуть и посмотреть время, шедшее к полудню. Дневные жара и зной не быстро, лениво, но настойчиво вступали в свои права. Дневное светило потихоньку выходило в зенит, тени становились все короче.        Укрыться от палящего солнца уже было практически негде. Дети предпочли не растрачивать силы и просто посидеть в пока еще защищенной от солнечных лучей скамейке. Несмотря на растущее в аккурат прямо над ней дерево с довольно широкой кроной, единственная тень постепенно уходила. Скинув куртку, Блум откинулась на спинку лавки и вяло развалившись, уставилась на небо. Брат последовал ее примеру. С их лиц обильными потоками стекал пот, он заливал глаза и мешал что-либо рассмотреть. Жара будто бы вытягивала жизненную энергию, сил не осталось не то что на какие-либо активные действия, детям было невмоготу ни заниматься чем-нибудь спокойным, ни даже просто полулежать на скамейке. Спустя примерно двадцать минут, что тянулись подобно вечности, сидеть им стало невыносимо, и Лео, утирая со лба пот, тяжело дыша, сказал:        — Ну и жара! Слушай, Блум, может пойдем отсюда? Здесь уже везде солнце, сваримся так до вечера.        — Да? — вяло, без интереса, посмотрев на брата, спросила та, — А когда мама с папой придут и нас здесь не будет, ты им как это будешь объяснять? Они же сказали ждать их.        Ей вовсе не хотелось чем-либо интересоваться и что-либо слушать. Блум, как и Лео, пытающемуся разговаривать, было жарко, ей было не до разговоров.        — Да брось, Блум! — беспечно улыбаясь и энергично махнув рукой, протянул Лео. — Сходим, прогуляемся немного, а потом вернемся назад, будто и не ходили никуда!        — Ну… — тянула она, о чем-то думая. На лице ее при этом медленно, но верно появлялся интерес к предложению брата. Наконец Блум решила продолжить, поинтересовавшись: — Хорошо, если так, то куда мы пойдем? Мы же, кроме этой улицы, почти ничего не знаем в городе.        Лео не знал, что ответить сестре. Она — как и в большинстве случаев — была права. Родители редко водили их куда-то кроме парка, пляжа или детской площадки, на которой они сейчас находились. Пока он пытался подобрать слова, зажужжала "молния". Повернув голову на источник звука, Лео увидел, как Блум что-то ищет в своем рюкзаке. Поиски продлились недолго. Она достала заранее припасенную их матерью небольшую бутылку воды. Открыв крышку, она припала к горлышку и стала пить.        Лео, что также изнемогал от жажды и позабыв все свои прежние мысли, уставился на сестру, опустошившую бутыль уже примерно наполовину, протянул вперед руку и, едва ворочая языком, простонал:        — Э… А мне? — Блум, услышав слова брата и еле отвлекшись от бутылки, отдышалась и ничего не говоря, протянула ему остатки. Выражение его лица можно было назвать замученно-недовольным, но вместо того, чтобы сказать что-то еще, он принял сосуд и допил остатки, в то же время осознавая, что минусовая температура воды на такой жаре не смущает его утомленные зноем сознание и мозг.        Немного утолив жажду, Лео начал снова, спокойно, без каких-либо эмоций, говорить:        — И все-таки, не сидеть же нам здесь на самом солнце.        — У тебя есть идеи получше? — выбросив бутылку, неохотно, но все-таки про себя признавая, что предложение Лео имеет смысл, поинтересовалась она.        — Не знаю... Может, на пляж пойдем?        — Лучше бы не спрашивала, — без энтузиазма ответила Блум, развалившись на лавке и запрокинув голову, — А еще ты ничего не придумал?        — А чем тебя пляж не устраивает? — удивленно спросил он, далее съязвив и усмехнувшись, лицо его расплылось в несколько глупой улыбке, так как голову порядочно напекало даже в кепке, — Воды боишься?        — Боюсь, — так же, как и до этого, ответила Блум, — Тонуть начну, ты, что ли, меня вытаскивать будешь?        — А то кто же?! — выставив грудь вперед, уверенно ответил ей брат, — Спасателям-то на свою работу плевать!        — Да какой из тебя спасатель?! — наконец-то улыбнувшись, прыснув от смеха и едва слышно посмеявшись, взглянула на брата Блум , — Ты же плаваешь, как топор!        — Кто бы говорил! Сама без нарукавников и метра не проплывешь! — не остался в стороне Лео,        — Что?! — опешила Блум, не ожидавшая таких слов от брата, но тут же решительно ответила: — А вот и проплыву! Спорим?!        — Еще чего! Спорить с девчонкой! Я все равно выиграю! — несколько надменно ответил Лео, отвернувшись от нее и уставившись на один из домов.        — Ага! — воскликнула Блум. — Боишься проиграть?!        Для Лео эти слова не были чем-то вроде красной тряпки для быка, но он все же обернулся и также уверенно ответил:        — Спорим на желание!        — Идет! — сверкнув глазами, ответила Блум, резко развернулась, задев волосами прямо по лицу брата, отчего тот расчихался, подхватила свои вещи и побежала к выходу со двора. Лео, утерев нос, резко сорвался с места и последовал за ней. Покинув двор, Лео нигде не обнаружил сестры.        «Быстро же бегает, где вот теперь ее искать?», — подумал он, направившись по улице в сторону пляжа. Он шел со средней скоростью, не обращая внимания на прохожих, отчего едва не столкнулся с каким-то стариком. Аккуратно обойдя не сделавшего ему замечание мужчину, пошел дальше. Так, двигаясь по тротуару, он повернул за угол.        Неожиданно прямо перед ним раздался смех и кто-то довольно сильно столкнулся с ним. Лео на уровне инстинктов уперся в плечи навалившегося на него человека и хотел было оттолкнуть, как вдруг сообразил, что этот кто-то примерно одного с ним роста, отстранился и увидел перед собой Блум.        — Ты где была? — строго, но с интересом и ни грамма не волнуясь, спросил он. Волноваться за сестру, по его мнению, было глупо. Да, она, подобно ему, не знает города, но если бы заблудилась, смогла бы найти дорогу домой, поскольку обладала отличной памятью, без труда запоминая, где уже ходила, а где нет. Блум, чего он и ожидал, не потерялась. Лео с теми же интонациями повторил свой вопрос.        — На пляже! — весело ответила она. — Прибежала, смотрю, тебя нет, и вот решила вернуться! Ты же еще помнишь про наш спор? Или уже сдулся? Она продолжала осыпать брата вопросами, на что он ответил:        — Сдулся?! Как бы не так! — гордо ответил Лео, — Идем!        Гордость и уверенность на его лице неуловимо для Блум сменились ухмылкой. Не успела та ничего понять, как брат ловким движением поправил ее панамку, схватил за руку, и они побежали туда, где между домами просвечивало песчаное покрытие пляжа. * * *        Несясь по тротуару, обескураженная поведением брата Блум все время, периодически сбиваясь и запинаясь, рассказывала о прохладе, царящей на берегу океана, делилась своими впечатлениями обо всем, что происходило на пляже, и не закрывала рот ни на секунду.        За безудержной болтовней она не заметила, как они выбежали на пляж. Едва ступив на песок, они полной грудью вдохнули прохладный, свежий морской бриз, подставили под потоки ветра свои лица. Волосы Блум развевались на ветру, повеяло прохладой. Завершив своеобразные воздушные ванны, брат с сестрой устремились к морю.        Побросав одежду на горячий песок, Блум и Лео со смехом пронеслись мимо нескольких человек, наблюдающих за отходящими и вновь возвращающимися теплыми морскими волнами, что накатываясь на босые ноги.        Оказавшись в воде примерно по шею, дети, ни медля ни секунды начали плескаться, бороться и кое-как, по-собачьи гребя руками, плавать. Они совершенно не обращали внимания ни на то, что не умеют плавать, и зашли на глубину, где едва касались ногами дна.        За купанием в море, беготне по оживленному берегу и различными играми в песке они провели несколько часов подряд. Спор, начавшийся на детской площадке, забылся сам собой. Выдохшись, они присели на один из освободившихся шезлонгов. Восстановив силы, Блум и Лео вернулись к вещам, отряхнули одежду, собрались, проверили время и обнаружив, что до прихода матери за ними времени еще хватает, довольные, направились прочь с пляжа.        Гуляя по улицам Гардинии, дети вышли к одним из ворот центрального городского парка. Не зная, куда еще пойти, они посовещались и решили направиться в их сторону. На улице уже вечерело, но до ночи было еще далеко, поэтому ворота оказались не заперты. Войдя на территорию, Блум и Лео без раздумий шагнули на первую попавшуюся тропинку. * * *        Просто бродить между деревьями детям стало скучно, и Лео решил немного изменить ситуацию. Неожиданно для сестры он сорвал с ее головы панаму и бросился бежать. Остановившись через несколько метров, он развернулся и стал помахивать перед Блум ее головным убором. Просьба вернуть отнятое не была им услышана, и Блум двинулась в его сторону, отчего Лео снова пустился бежать.        Так, гоняясь друг за другом, они пробежали несколько поворотов и развилок. Когда Лео встал отдохнуть, облокотившись на ствол ближайшего дерева, Блум все-таки забрала то, за чем бегала последние полчаса. Пытаясь отдышаться, также опираясь на ствол, она спросила брата:        — Ну что? Добегался? — в ее голосе читалось нескрываемое недовольство. — Спокойно шли, да тебе подурачиться захотелось! Вот где мы теперь?        — Спокойно, — ответил он, отстранившись от своей естественной опоры и выпрямившись. — Сейчас тропинку найдем, по ней и выйдем.        Блум не верила словам брата ни на грош. По ее мнению, он еще там, у ворот, не знал, куда идти. Когда ей также удалось выровнять дыхание, они отправились искать выход. Парк Гардинии был довольно большим: множество деревьев и прочей растительности, время от времени выдающие свое присутствие мелкие животные, вроде ловко скачущих по веткам белок, сопровождавших их всю дорогу, мелькали в поле зрения последние минут десять.        Ноги, основательно уставшие от ходьбы в течение дня, начинали слегка поламывать. Сказывалась усталость, ведь за все время, что дети гуляли на улице, они почти не делали передышек. Все еще не понимая, в какой части парка находятся, они смотрели в оба, стараясь не пропустить тропинку, если таковая появится в поле зрения.        Спустя примерно пять минут блуждания среди деревьев они присели передохнуть на большом камне. В их положении было глупо тратить остатки сил на то, чтобы бесцельно вертеть головой, как это делал Лео, но не успела Блум что-либо сказать, как он зафиксировал взгляд на группе растущих неподалеку деревьев и воскликнул:        — Нашел! — усталость оказалась вытесненной охватившим его восторгом. — Нашел!        — Чего нашел? — устало проговорила Блум, разваливаясь на валуне. — Не ори, а время посмотри лучше.        — Выход нашел! — восторженно и уверенно заявил он, указывая в направлении своего взгляда. — Вот он! Видишь?!        — Ничего я не вижу, — вымотано и недовольно протянула Блум, — Не ври, нет там выхода, деревья одни.        Блум не верила словам брата, но все же привстала и посмотрела в указанном направлении. Эмоции брата тут же передались и ей. Между стволами на самом деле мелькала брусчатка, которую они искали. Ничего не говоря, она соскочила со своего места и направилась туда. Лео увязался за ней.        — Вот видишь, — улыбнувшись, теперь уже спокойно, довольным голосом сказал он. — А ты мне не верила.        — Пошли домой, я устала.        — Ну… — протянул он, почесывая затылок и по-прежнему улыбаясь. — Время есть, может, еще немного погуляем?        — А ты не нагулялся? — с недовольством во взгляде, стрельнув в брата глазами, строго поинтересовалась Блум.        — Да как-то неохота так рано возвращаться, — ответил Лео, а затем, не понимая поведения сестры, без злобы добавил: — Ты же сама на улицу рвалась, а теперь домой хочешь? Тебе не угодишь.        — Мы с обеда по городу бродим, я устала и есть хочу, — не оборачиваясь, ответила Блум.        — Ну, домой, так домой, — также устало уступил сестре Лео, пожимая плечами, — По правде говоря, я тоже устал.        Ему не хотелось возвращаться домой, но он снова признал правоту сестры. Они за день много где побывали и изрядно вымотались. Казалось бы, море и пляж на какое-то время взбодрили детей, но необходимость спокойного, нормального отдыха давала о себе знать периодически вырывающимся наружу зеванием.        Наконец-то договорившись, они снялись с места и выйдя на тропинку, направились точно вперед, дерево за деревом, поворот за поворотом. Куда идти, они не знали, но им явно везло. Вскоре перед их глазами появились вторые ворота, что еще не были заперты.        Дети отлично помнили, что именно этот парк был доступен к посещению лишь до определенного времени, после которого, иногда с опозданием в десять-пятнадцать минут, смотритель обходил территорию и запирал все выходы. Собираясь покинуть парк, они вдруг резко остановились как вкопанные и быстро развернулись к растущим у самой дорожки, под стволами нескольких высоких деревьев, кустам. Причиной тому стал чей-то громкий крик:        — Держи его! — прозвучало повторно из-за живой стены.        — Там кто-то есть! — испуганно крикнула Блум, как и Лео, не ожидавшая чего-то подобного. Выглянув из-за спины брата, она пыталась рассмотреть, что происходит в кустах. Не то чтобы она была трусихой, просто крик раздался резко и неожиданно, что она тут же сказала Лео.        — Ну да, как же, — без злобы или насмешки ответил Лео, наблюдая за кустарниками, — Чего тогда на мне повисла, если не боишься?        Блум поначалу не нашлась, что ответить брату, но через мгновение, подобрав слова, хотела что-то у него спросить, как вдруг перед ними раздалась целая группа различных звуков. Чей-то громкий, гортанный крик, треск ломающихся ветвей, и, как показалось детям, достаточно громкое, чтобы услышать с мест, где они стояли, мяуканье и шипение. В следующее мгновение, как бы пробивая собой зеленую стену, с завидной скоростью из кустов вылетел черный котенок, за ним показался какой-то мальчик — примерно одного возраста с Блум и Лео. Схватив животное, он крикнул кому-то «Поймал!» и удалился туда, откуда пришел. Блум, выйдя из-за спины брата, удивленно уставилась вслед схватившему котенка мальчишке, от которого остался только затихающий треск ветвей.        — Ты это видел?! — обернувшись к Лео с округленными от удивления, и возмущения глазами восклицала она, — Он же замучает его!        Лео стоял и не знал, что ответить сестре. Вышедший из кустов мальчишка хоть и был по виду его ровесником, был едва ли не вдвое шире его. Но дело было не в этом. Лео не боялся его, так как часто собачился с ним в школе, один раз даже дрался.        Просто с ним была Блум. Конечно, они мучили животное, но… Как рассудил Лео, «кошек на свете много, а сестра у меня одна. Хотя… В другой ситуации я бы вмешался, но сейчас явно не подходящий для этого момент. В драке может случиться все что угодно, ладно я, но не хотелось бы и ее в это втягивать», — думал он, смотря сестре в глаза, и, стараясь не показывать на лице каких-либо эмоций, ответил совсем другое.        — Блум, думаю, нам не стоит в это вмешиваться, — неуверенно возразил Лео, чувствуя, как ему становится стыдно от того, что он собирался сказать дальше. — Ты видела этого верзилу? А вдруг он там не один?        Разумеется, эти слова противоречили тому, как бы он поступил, не будь с ним Блум. Произнося их, он рассчитывал, что сестра пойдет вместе с ним домой и не будет искать себе приключений. Но он знатно удивился, когда пришло понимание об ошибочности его мнения.        — Лео, ему нужно помочь! — крикнула на него Блум, а затем, видя, что брат не двигается с места, стараясь успокоиться, уверенно, сверля его недовольным взглядом, продолжила: — Если боишься, стой здесь, а я пошла!        Последние слова она бросила, уже направляясь в кусты. Ответа со стороны брата не последовало. За стеной кустарника тем временем воцарилась тишина, не было слышно ни каких-нибудь звуков, издаваемых кошками во время борьбы, ни треска ломающейся растительности больше не наблюдалось. Относительную для парка тишину нарушали лишь три или четыре громких голоса, обладатели которых дико смеялись, что становилось, мягко говоря, жутковато. Но Блум все-равно вошла в зеленую гущу. Лео, с самого начала зная, что чем-то хорошим все это не закончится, ворвался в кусты следом за ней.        Блум взглянула на брата спокойным, но серьезным выражением лица. Он хотел ей что-то сказать, как в эту самую секунду раздался жалобный писк. Дети ускорили шаг, прорывая своими телами колючий кустарник. Лео не хотелось, чтобы Блум ввязывалась в какие-то подозрительные разборки, но: «Она же как что задумает, так и не успокоится», — подумал мальчик, прорываясь через колючие ветви, что не могло не остаться незамеченным.        Когда живое препятствие было преодолено, их взору предстала небольшая поляна, окруженная деревьями преимущественно лиственных пород. На противоположном ее краю из земли торчал большой пень, вокруг которого столпилась компания из четырех человек, не подававшая виду, что заметила незваных гостей. Но они определенно знали, что Блум и Лео на поляне, такой шум, какой они наделали в кустах, нельзя было не услышать. Нисколько не скрываясь, подойдя к ним сзади, Блум и Лео смогли заглянуть через спину самого низкого участника происходящего.        Именно он удерживал того самого котенка, что несколькими минутами ранее попытался удрать от этой банды мучителей. А остальные четверо пытались надеть на него какое-то явно самодельное приспособление и при этом дико смеялись. Блум, не желая наблюдать дальше, положив на плечо одного из них руку, твердо, серьезно сказала:        — Отпустите его!        Изуверы разом забыли про котенка и обернулись на источник голоса. На нее смотрели четверо весьма больших по габаритам мальчишек, двое даже были больше и выше Лео. Причем троих из них дети уже видели в школе, но не знали имен.        — Что, — с осуждением в голосе сказал стоящий рядом с сестрой Лео тому верзиле, что выходил из кустов, — Нашли себе игрушку, которая не сможет дать отпор?        — Не твое дело! — огрызнулся мучитель, — Убирайся!        — Это ты убирайся и котенка отпусти! — злобно крикнула Блум.        — Рот закрой, рыжая курица, — презрительно, но без крика, высказался в ее адрес другой высокий пацан, что стоял подле своего «большого» друга.        — Сам не лучше! — ответила ему Блум.        — Вам же ж по-человечески сказано, пошли вон! — крикнул третий, тот, что держал кота, его брат с сестрой видели впервые.        — Держи кота и молчи, я сам разберусь с ними! — резко озлобившись, сказал главарь шайки мучителей, на что указывали его внушительные габариты и то, как на него смотрят остальные.        — Плохи наши дела, — без страха или паники сказал как бы самому себе Лео, слегка отступая назад и становясь в стойку. Блум снова спряталась за его спиной. Верзила неожиданно стремительно и угрожающе надвигался на них. Блум успела отскочить, когда он подошел, а Лео попал под град медлительных, неожиданно слабых для такой махины ударов. Он слегка пошатнулся, но устоял на ногах.        Став «счастливым» обладателем следующей порции, пусть слабых, но все-таки тумаков, он собрал всю свою силу в ответном ударе под дых. Несмотря на почти полное отсутствие тренировок и опыта в драке, удар получился средним по силе, верзила согнулся, пытаясь вдохнуть. Не дожидаясь, пока противник сможет продолжать бой, Лео вцепился в его рубашку, став неумело, слабо охаживать его по телу ударами коленом, одновременно пытаясь свалить с ног на землю, для чего массы тела явно не хватало. Тем временем здоровяк, извиваясь, крича и пытаясь уходить от ударов, умудрился стряхнуть с себя соперника, выпрямиться, схватить и повалить было на землю, однако Лео смог вырваться и оттолкнуть противника. Товарищи верзилы, как и Блум, просто наблюдали за развернувшимся действом, не зная, что делать.        Тем временем толстяк здорово разозлился и ринулся на Лео всей своей массой, почти обхватив его тело своими здоровенными руками, но брат Блум опять оказался проворнее. Вывернулся и снова пошел в атаку, повторно схватив противника. Сейчас перевес снова был на стороне Лео, но, в отличие от товарищей верзилы, Блум была намерена помочь брату. Ее взгляд лихорадочно забегал по поляне в поисках хоть чего-то, что может помочь в сложившейся ситуации. Вдруг на глаза Блум попалась средних размеров деревяшка, валявшаяся в довольно высокой траве. Не без усилий подняв которую, она бросила ее прямо под ноги верзиле, что снова оказался схваченным Лео за грудки.        Прием Блум сработал, и толстяк, не заметил препятствие, споткнулся, с громким криком упав на землю, и утянул за собой соперника. Уже вовсю катаясь по земле, мальчишки, сцепившись, приминали своими телами траву. Вскоре бугай благодаря своему весу оказался наверху и хотел было ударить Лео, как тот сумел схватить его за уши и больно выкрутить их так, что он закричал, отпустил противника и отскочил. Лео смог вывернуться.        — Бросайте кота! Хватайте их! — жалобно скуля, заорал он во все горло, массируя красные от сжатия уши. Его приятели, решившие вмешаться по большей части из страха перед ним, приступили к выполнению полученной просьбы. Упущенный котенок шмыгнул куда-то в кусты, а мальчишки уже подбежали к ним. Другие члены этой компании двигались значительно проворней, и Лео пришлось нелегко.        Двое накинулись на него и едва не сбили его с ног. Толчок и медленный, нечеткий удар по лицу на время остановил одного из них, но его друг тоже не остался в стороне и тоже съездил Лео по лицу. Все трое сцепились, как коты в мешке, и катались по траве, время от времени ударяя друг друга. Вскоре Лео завалил одного из них на спину и, взгромоздившись сверху, принялся осыпать ударами его лицо. Надолго сохранить преимущество он не сумел, товарищ избиваемого схватил его за плечи и резко дернул на себя, отчего Лео сел на траву, облокотившись на руки позади себя. Попытка встать оказалась тщетной. Хлесткий удар по лицу отправил его обратно на землю.        Блум же к брату пробиться не смогла, так как на пути встали оставшиеся двое мучителей. Ее попытки оказать сопротивление ни к чему ни привели. Блум сразу была схвачена за руки, и ее потащили к пню, где остальные уже держали Лео, под глазом которого красовался здоровенный синяк, футболка была разорвана у самого воротника. Верзила, оставив Блум с товарищем, подошел к Лео и ухмыльнулся, начав снова потирать уши:        — Заступники нашлись, тоже мне! Это будет вам уроком, не лезьте не свое дело!        — А давайте их еще поколотим и здесь оставим? Вот им от смотрителя-то попадет! — с довольным лицом как бы пропел один из держащих Лео.        — Успеете, сначала я разомнусь, — с усмешкой ответил главарь шайки, по-другому назвать эту компанию ни у Блум, ни у Лео ни повернулся бы язык. Он оглядел товарищей, которым, судя по их виду, от этого стало не по себе. Они все начали топтаться на месте, не решаясь что-либо сказать, а он, снова усмехнувшись, добавил: — Проучу их немного, только и всего. Слышишь, — обратился он к Лео, — Из-за тебя мой кот убежал, понял?        — Пусть и твой, так с животными не обращаются! — вмешалась Блум.        — О… — предвкушая что-то, протянул тот, незнакомый. — Смотрите, кто заговорил!        — А может, ее сначала отлупим? — по-дикому улыбаясь, проговорил последний из них, молчавший последние несколько минут.        — Не трогай… — начал было Лео со злобой в голосе, пытаясь вырваться из рук держащих его мальчишек, за что снова получил под дых.        Тем временем верзила с полным безразличием в голосе сказал тому, что держал Блум:        — Двинь ей слегка, только смотри, чтобы синяков не было, — хватка тут же ослабла, и едва она развернулась на хулигана, получила пощечину тыльной стороной ладони и схватилась за щеку, стрельнув в обидчика злобным взглядом.        В другой подобной ситуации она бы здорово испугалась, но в этот раз ей казалось, что что-то было не так. Неожиданно для нее самой в ней начала просыпаться не то ярость, не то обида, не то сразу обе негативные эмоции слились в единое чувство, заполонившее ее, захлестнувшее рассудок, сознание. Она чувствовала, как будто внутри ее тела разгорается пламя, не постепенно, как обычно происходит возгорание. Ее внутренний огонь вспыхнул почти мгновенно, и с каждой секундой она чувствовала, что он становился все больше, все жарче, обжигал изнутри, пока… не вырвался наружу. Странная энергия с самого начала этого необъяснимого явления приливала к ее рукам, разливалась по ее телу, поэтому ранее державший ее мальчишка, когда то, что сидело в Блум вырвалось наружу, быстро отскочил в сторону и, громко причитая, с неприкрытым страхом в голосе от непонимания происходящего, поспешил убраться куда подальше.        Блум, даже не догадываясь об этом и уже не контролируя своих действий, закрыла глаза. Поляна, окрестные деревья и прочие детали близлежащей местности — все вокруг неожиданно озарилось нестерпимо ярким, все время нарастающим светом, затем сквозь закрытые веки прослеживалась серия ярчайших вспышек, которых становилось все больше и больше.        На поляне послышались еще несколько вскриков. Далекие, отстраненные, едва различимые, словно она находилась на значительном расстоянии, и любые звуки были чем-то приглушены. Блум словно выпала из жизни, наблюдала за ней со стороны, слышала голоса, но ничего не видела, не чувствовала и не могла как-нибудь вмешаться в ход событий. Словно лишилась тела и стала какой-то эфемерной, призрачной.        — Что это такое?! — кричал кто-то удивленно и с диким испугом одновременно. Обладателя голоса различить не удалось, все звуки были либо едва различимы, практически неслышны, а голоса — как в кинофильмах с одноголосой озвучкой.        — Бежим отсюда! — крикнул кто-то в ответ первому голосу. Если бы все звуки не казались ей приглушенными, она назвала бы это воплем дикого ужаса. Находившиеся на поляне явно не могли понять и боялись того, что происходило с той, кого они только что собирались избить.        — Блум! Блум! — звал ее по имени еще кто-то, но она никак не реагировала.        Затем взамен десятков, сотен маленьких вспышек последовала одна огромная, сопровождаемая звуком, будто бы разорвался гигантский фейерверк. Это был единственный звук, который она смогла расслышать более-менее четко. У Блум было такое чувство, словно что-то вышло из ее тела, вырвалось на свободу, что-то… живое, может быть, даже умеющее думать, мыслить. Появилось странное ощущение бестелесности. Далее последовала темнота, просто темнота, впоследствии сменившаяся белым, очень ярким, застилающим собой все вокруг светом.        Завершающим этапом этого нечто, что происходило в данный момент, стала серая пелена, что застала собой взгляд и, казалось, обволокла собой все ее сознание.        Спустя несколько мгновений, когда к ней, наконец-то, медленно стали возвращаться чувства, она несколько раз открыла и закрыла глаза, не веря, что снова способна видеть. Все вокруг выглядело нечетким, немного смазанным, лишившимся красок, медленно окрашивающим едва различимые, пока еще серые небо и облака, на которые был устремлен ее поначалу безразличный взгляд, и мальчика, смотревшего на нее взволнованным, испуганным взглядом.        Следом за возвращавшимся со скоростью черепахи зрением, неожиданно, одновременно с болью, утомлением, неприятными ломотой, покалыванием во всем теле, особенно в голове, вернулись осязание и нормальный, позволивший окунуться в стоящую вокруг тишину, слух. Сидящий около нее мальчик все так же смотрел на нее и молчал.        Блум так же, пусть и не сразу, удалось распознать лежачее положение своего тела и что-то твердое, вызывающее дискомфорт, давящее на спину и дающее еще целую гамму неприятных ощущений.        Наконец-то осознав, она попыталась сесть на колени, но стала заваливаться на бок. Ни секунды не думая, инстинктивно облокотилась на ладони. Сидящий рядом мальчик подстраховал ее от падения. Поза казалась ей неудобной: направленные в сторону, слегка расставленные ноги и ладони, лежащие точно между колен. Все это вызывало некоторый дискомфорт, но принять положение получше ей не позволяло отсутствие сил, ощущение ломоты во всем теле и усталость.        Усевшись в более-менее устойчивой позе, она оглядела местность вокруг ошарашенным, полным удивления и непонимания произошедшего взглядом. Блум сидела на краю незнакомой ей поляны и не понимала, как оказалась там, где оказалась. Пейзаж показался ей вполне обычным лесом        «Где я?» — промелькнула мысль. Блум ничего не помнила: ей не удавалось вспомнить, ни кто она, ни как попала в этот лес, ни что здесь произошло и какое она имеет к этому отношение.        Оглядевшись, Блум — это имя почему-то вертелось у нее в голове — сакцентировала свое внимание на запахе гари. Перед ней не было ничего, что сгорело. Посмотрев по сторонам, она обнаружила по правую руку от себя сгоревший пень, пару деревьев и кустарники с опаленной листвой, трава под ней, на расстоянии около двух-трех шагов вокруг была выжжена до голой земли. Вдруг резко, как будто удар током, отдало болью в виски.        По прошествии нескольких мгновений, мягко говоря, ее очень сильно удивило, что к ней начали возвращаться воспоминания о последних событиях и многом другом, касающемся ее жизни, но не многое она могла понять и осмыслить. Например, в ее воспоминаниях всплыло, что мальчик, сидящий рядом — Лео, ее брат. Она сомневалась, можно ли верить этим видениям, поэтому решила проверить их правдивость прямо сейчас. Из внезапно нахлынувшего потока воспоминаний ее как раз вырвал голос того самого сидящего рядом мальчика:        — Блум, — позвал он кого-то взволнованным голосом с волнующейся интонацией. Он звал и звал, а она никак не могла отойти от шока и произошедшей с ней ситуации. То, что Блум — это ее имя, до нее дошло не сразу.        Мальчишка по-прежнему сидел рядом с ней и ошарашенно смотрел на нее, а она, еще раз взглянув на обгоревший пень, спросила у него:        — Кто ты такой? И кто… я?        — Блум… Я Лео, твой брат, — говорил он, испуганно, с еще более круглыми от удивления глазами, смотря на сестру, — Ты ничего не помнишь?        Воспоминания довольно стремительно возвращались к ней, однако многого она до сих пор еще не вспомнила. Еще раз удивленно оглядев поляну и все то, что сгорело, она, по ее мнению, сразу же задала своему брату один из резонных вопросов.        — Здесь был пожар? — держась за голову и состряпав гримасу боли, спросила Блум.        — Блум… — не мог подобрать слов Лео, он пребывал в крайней растерянности, — Тут такое дело, я не знаю, как тебе это сказать…        — Что? Говори… Что случилось? — по-прежнему испуганно, но уже с некоторыми нотками настойчивости стала расспрашивать она брата.        — Это сделала ты, — не найдя больше слов, ответил ей Лео, — Я не знаю, как, но это сделала ты.        Его слова для Блум были — словно удар обухом по голове.        «Но так не бывает на самом деле! Только в книжках и кино! Может, это просто совпадение? Нет! Нет! Я не хочу об этом думать!» — зарывшись ладонями в волосы, она завалилась на землю, лбом коснувшись земли. Из глаз потекли слезы. Они буквально душили ее.        «Кто я? Кто я? Как я это сделала?» — мысли о произошедшем не давали ей покоя, голова была готова взорваться от последних произошедших событий. Она так и продолжала лежать на покрытой выгоревшей травой земле, брат же все это время пытался ее успокоить и заставить подняться.        С огромным трудом Лео удалось поднять пребывающую в подавленном состоянии сестру.        По дороге домой он пытался всячески ее подбодрить, убедить ее взять себя в руки. Дорогой она вспомнила странный прилив энергии к рукам, что побудило ее долго смотреть на свои ладони.        — Лео! — обратилась она к брату дрожащим, умоляющим голосом, — Никому не рассказывай о том, что случилось, прошу тебя!        — Никто не узнает, — пообещал он. И в этот самый момент ее осенило! «Те мальчишки, что мучили котенка! Они же все видели!».        — Лео, а что стало с теми мальчишками? — непроизвольно, со страхом на лице спросила она. — Где они?        — Не бойся, они удрали, когда все началось, — успокаивая сестру, ответил Лео, но вскоре понял, что интерес к ним у нее проснулся не из-за их безопасности. — Они никому ничего не расскажут. Им просто никто не поверит        Для Блум такое утешение было — как мертвому припарки. Но оно хотя бы чуть-чуть внушало ей уверенность в том, что ее секрет останется в тайне. В голове сотнями вращались, сталкивались, перемешивались, терялись в целом ворохе других подобных им одни и те же мысли:        «Как такое возможно?!», «Почему мама с папой, почему Лео так не умеет, а я умею, если это была я?!», «Кто я?!».        До дома, как уверял Лео, оставалось всего ничего. Постепенно приходило чувство, что уставшее после всего произошедшего тело и сознание, терзаемое размышлениями, начинают требовать нормального, спокойного отдыха.        Блум уже едва переставляла ноги и вот-вот была готова потерять сознание. Лео, как мог, время от времени приводил ее в чувство. Сам он тоже валился с ног от усталости. На улице уже давным-давно стемнело.        Впереди показался дом, Лео и Блум заползли на крыльцо; если посмотреть со стороны, ходьбой их передвижение назвать не повернулся бы язык. Выяснив, что потерял ключи от дома, Лео стал стучаться. Через несколько мгновений дверь открыла Ванесса едва не упала в обморок, увидев состояние своих детей.        Майку такой расклад тоже не понравился. За то время, пока они приводили себя в порядок, им обрабатывали раны и они наслушались нотаций от отца на год вперед. В том числе детям попало за потерянные ключи, а Ванессе за то, что отпустила их одних. Рассказывать что-либо о драке они наотрез отказались.        Когда дети наконец-то поднялись в свою комнату и разбрелись по кроватям, Лео накрылся одеялом и уснул практически сразу. А у Блум сон не шел, ее беспокоили все те же мысли.        «Никто из моих друзей, одноклассников, родители, Лео, — они все так не умеют. Люди — так не умеют. А кто же тогда я? Кто я?» — с этими мыслями она и отправилась в царство Морфея. Сон захлестнул ее своими волнами практически сразу, как только Блум закрыла глаза.