Пепелище

Дороро не отходит от Тахомару. Она беспокоится сразу обо всем. Но в первую очередь, конечно, о том, чтобы Хяккимару вдруг опять не напридумывал себе что-нибудь и не напал на брата. Ее присутствие здесь — самая большая гарантия безопасности. Во всяком случае, Дороро так хочется думать. Ну и надо же следить за тем, как этот мальчишка будет тратить ее деньги. Она понимает далеко не все в его грандиозных планах, и поэтому раз за разом заставляет его их менять. В конце концов, надо делать так, чтобы каждый понимал, иначе это вызовет недоверие. И Тахомару, к радости, с этим согласен. Дороро нравится, что он относится к ней не как к ребенку, а как к полноценному партнеру. Ей по душе уважение в его голосе. И тактичность в действиях. Не вся, конечно, но большая часть. Например, то, что он перевязывает не свои глаза — очень кстати. А вот то, что он обращается к ней в женском роде — не очень. Сразу понял, как только на ее душу посмотрел, видите ли. Получается, что и Хяккимару у нее тоже провести не получилось. Она затыкает уши и с громким "ла-ла-ла" выходит из шатра, когда леди Дайго приносит ей очередное платье и улыбается, болтая что-то о том, что всегда хотела дочку. Дороро, вроде, и не против звать ее матерью, да что-то внутри не позволяет. Поэтому она так и продолжает обращаться к ней "леди": будущий правитель всё-таки. Время мужчин прошло. Дороро уверена, что у женщин править получится точно не хуже. Монах сидит на входе в деревню и смотрит куда-то в горы. Дороро не знает, где именно находится зал Ада, но догадывается, что там. Она садится рядом и демонстративно вздыхает, привлекая внимание. — Все эти дела так изматывают, верно? — посмеивается над ней старик. — Ничегошеньки они без меня сделать не могут, — подхватывает она, однако тут же теряет желание дурачиться. — С ним все хорошо? Монах внимательно смотрит на нее пустым взглядом и несменяемой улыбкой, а затем переводит взгляд опять в горы. Должно быть, Хяккимару там. — Кто знает? — пожимает он плечами, а Дороро закатывает глаза: ну не может он отвечать прямо. — Лучше ты мне скажи, стоит ли он тех денег, которые за него заплачены? — Да, — выпаливает и замолкает. После небольшой паузы она продолжает: — Не только он. Вся страна. Я отдаю их за людей. Думаю, мой отец был бы рад... Я надеюсь... Она как-то и сама не уверена уже в своих словах, впрочем, решение все ещё кажется ей единственно верным. Просто раньше ей не хотелось думать, почему именно она делает то, что делает. — Он так и не вернул свои глаза, — произносит монах совершенно не к месту. — Сможет ли он смириться с этим? Дороро не отвечает. Ей просто нечего сказать. Она и сама не знает. Просто надеется, что в его внутренней битве победит тот мальчик — ее братец. Молиться об этом — все, что ей, нет им всем, сейчас остаётся. Над деревьями поднимается дым. Дороро понимает, что Хяккимару поджёг зал Ада. — Ну вот и все, — монах, кряхтя поднимается. — Теперь я могу идти дальше. Он еле переставляет ноги и Дороро опять хочется съязвить. Этому старику почему-то нравится прикидываться беспомощным, когда на самом деле, он едва ли не самый сильный среди них. И она решается задать давно вертящийся на языке вопрос. — Почему вы убили его? Он же человек. Разве вы не ненавидите подобное? — Почему? — монах поднимает голову. — Человек? — он тихонько смеётся. — Нет, дитя. Он перестал быть человеком ещё в тот момент, когда заключил сделку. Просто сам об этом не знал. Демоны не играют честно. Он делает вид, что кашляет. Дороро понимает, что разговор окончен, и опять вздыхает. Она решает никуда не уходить, пока старик не скроется с виду, потому что уходить без прощания — не по-человечески. — Возможно, я не один, кто захочет уйти без прощания, — как будто себе под нос бормочет монах. И Дороро его слышит. Она находит Хяккимару только через несколько часов. На самом деле, это он находит, ее, когда она уставшей едва не падает в овраг. Дороро цепляется за его одежду, а мгновением позже и за него самого. В конце концов, сейчас все непрощенные слезы она может списать на страх. Конечно, они оба будут знать, что это ложь. Все же лучше, чем ничего. Но вместо этого она отстраняется и даёт ему подзатыльник. Он не уворачивается. — Дороро, — недовольно произносит Хяккимару. — Ну и куда ты собрался?! — он только пожимает плечами. — Почему ты ничего мне не сказал?! Дороро замолкает. Ей и самой не по себе оттого, как дрогнул ее голос. — Ты нужен здесь. Дороро смотрит на братца. Не только ей, похоже, это даётся тяжело. И зачем они только доводят себя? — Можно подумать, ты знаешь, где я нужен больше! Она отворачивается, чтобы спрятать слезы и успеть проглотить комок в горле. И вдруг понимает, что это конец, что он уйдет, если захочет, бросив ее и всех остальных. И никто его переубедить не сможет. Это их чёртово семейное упрямство. От этой мысли становится пусто настолько, что хочется сразу бросить все уговоры. Дороро трясет головой и медленно идёт в деревню. Ну и пусть. — Дороро! Хяккимару хватает ее, разворачивает к себе и внимательно рассматривает. Дороро надеется, что он видит, какую рану наносит ей. Он гладит ее пальцами по щекам, останавливаясь на порезе, оставленным Дайго. Наверное, шрам останется. Братец хмурится. Дороро берет его руку двумя своими и сжимает. А затем осторожно касается губами его лба. Хяккимару улыбается. Дороро опять победила. Она всегда побеждает.