2024 год.
Эй, привет, а это я — сладкая плюшка, ну или просто чья-то секс игрушка… Хотя нет, я знаю своего хозяина в лицо. Мне тридцать и я Чимин, а точнее, Пак Чимин. Ой, да, я тот самый, ага, девочки можете сикать кипяточком, тазик дать? А лучше не стоит, лучше возьмите камеру и начните снимать фильм про неудачника. Я на полном серьезе! Только по мне могут пускать слюни люди разного пола и возраста, а я мог влюбиться в своего друга… Не дурак ли?
Мне тридцать, у моих сверстников, хорошая карьера, дом, семья, собака. Скажете, скучно? А я отвечу что вы долбоебы. Да, карьера — высший пилотаж, но вот в основном — дерьмо… Да, я всемирно известный человек, но я ощущаю себя дном. Ну или просто семнадцатилетним пацаном, у которого в планах, аля, да я весь мир нагну. А вот и хер тебе. Хер, кстати, большой показали мне по этой жизни! Наверное, мучает вопрос, почему не переболел? Не могу, я сдулся. И сейчас «добрые люди» скажут: «Что значит «не можешь»? Многие без любви живут, и ничего! Женятся, детей заводят! И ты так можешь! Да найдешь еще себе ты бабу!» Знаете, идите в жопу! Я так не могу, я совсем другой! Добрый, плюшевый и матерюсь на этом долбанном листочке, потому что могу сказать что-то вслух только бухим… Бухло, это я зря. Дело в том, что группе Bangtan Boys приходит конец, хотя и так понятно, что по истечению срока контракта с Big Hit, все разойдутся, кто куда. А кто-то, особо выдающийся, сразу в семью решил податься. И как вы, наверно, поняли, явно не со мной. Я говорю о Чонгуке, ага — да, вот только не надо снова орать, ребята. Когда вы это прочтёте я уже буду очень далеко. О нас знали немногие, хотя если вы и догадывалась, но виду не подавали этому, я уж не знаю. Да и отдайте Чону за меня свадебный подарок и ключи от нашей квартиры, ах да. От его, от их, решайте сами. Но одно могу сказать, что Чон, ты сука. Семь лет отношений, хотя каких там отношений… ты просто вытирал ноги, а я снова стелился, как обычная подстилка, ммм. Да, я глупый, ничего удивительного, всегда ж считали меня глупым. Да, давайте, ругайте меня! Но всему приходит конец, вот и я, наконец, свободен, хотя, конечно же, не от чувств к тебе. Тебя я, блядь, все еще люблю и никогда уже не забуду, даже когда… Эх, да… Больше всего я проклинаю Японию, а точнее совместную с тобой поездку… Там ты меня сломал морально и физически. И хоть ты потом… Ай… Что уж теперь…
2017 год. Япония.
— И зачем же так пить, Гуки? Ну да, взяли отпуск, но надо меру знать, — мое нытье, наверно слышат все, но макнэ лишь качает головой в ухмылке. — Ничего ты не понимаешь, маленький хен! Главное ты до нашего номера доведи меня, не зря же я с тобой столько шопился и кольцо покупал? — продолжая все так же налегать на алкоголь, заказывая новые порции у бариста. — Нет, Гуки. Спасибо тебе за такой прекрасный день, — вздыхаю с тяжестью, и наваливаюсь на барную стойку. Рядом со мной залился смехом, сидящий в обнимку с алкоголем, Чонгук. — Ну и что ты смеёшься, пьяница? — в недопонимании гляжу на парня. — Мы как муж и жена, только в нашем случае мужья, — заиграв своими бровями, он прикусил нижнюю губу. — Так прекрати мне тут заигрывать бровями и своими лисьем глазами. Натурал херов, — отвожу глаза, хотя мысленно желаю продолжения… Я открыл дверь и затащил еле ковыляющего Чонгука в номер, желая больше всего сейчас не умереть. Все, больше никакого алкоголя. Я положил его на кровать, сняв с него обувь. Макнэ тут же подвинулся на середину, что-то при этом бормоча, ну вот и славно. Расправив свою сторону постели, а точнее, что осталось и приняв душ, я тоже лёг спать. Но посреди ночи меня разбудила рука, которая нагло гладила мою талию под одеялом… — Чонгук, — прошептал я, но последовала тишина, а чужая рука все так же настырно продолжает исследовать моё тело и это уже далеко не талия, может ему плохо стало? — Чонгук, что происходит? Что ты делаешь? Тебе что плохо? Я попытался развернуться к нему и выяснить, что вообще происходит и чего этот двадцатилетний мальчишка так себя ведёт. — Да что ты себе позволяешь? — Я был по-настоящему зол, поэтому пытался говорить как можно строже, но того, наверно, это лишь только завело. — Что-то не так, мой маленький хен? — спрашивает парень, продолжая свои действия. — Хватит со мной так разговаривать! А ещё прекрати так делать, это уже не смешно! — рычу, столкнув его руку с себя. — О нет, нееет, тебе ясно! — Ты под кайфом что-ли? — единственное, за что пытаюсь ухватиться, чтобы найти хоть какое-то объяснение всему происходящему. — Совсем нет, просто мне стало скучно, а тут ты такой весь доступный… — да он издевается! — Чонгук, это же не смешно! Скажи мне просто, что ты под наркотиками и я забуду все, что произошло! — Да? — Да, — естественно нет, но ему этого не нужно знать. Голос дрожит так предательски, как ни кстати. Сейчас я похож на запуганного зверька, потому что меня прижали и в моральном плане и в физическом. Я лежу на животе, сверху навис Чонгук. Я чувствую его дыхание, вес его тела, это было и раньше, но сейчас нет никого, даже нет фанатов, перед которыми надо вешаться друг на друга, да и в общем раньше я не был в таком вот положении. Мы раньше спали в одной кровати, но то, что происходит сейчас, перекрывает все прошлое, переходя за все границы. — Гуки, прекрати, пожалуйста, мне страшно, я тебя сейчас реально боюсь. — Знаешь что я тебе скажу? — Что же? — скажи, что это все игра, а теперь мы ляжем нормально спать. Ты просто пошутил… Вот что я хочу сейчас услышать. — Во-первых, у тебя такой ангельский голос, когда ты боишься, а во-вторых, правильно делаешь! — это не совсем то, о чем я хотел услышать. — Не понял? Не успел, я осознать слова Чонгука, как с меня стянули футболку и укусили в плечо. — Ааааай, больно же, — с этими словами я пытаюсь вырваться, как-то скинуть его с себя, кидал в него подушки, все так же надеясь, что это шутка. Я повернулся на спину, мои руки были до боли сжаты руками Чона. В его глазах была жёстокость и маниакальное желание навредить. Куда я попал? Спасите меня. Что с этим мелким произошло? Единственное, что я подмечаю, так это то, что Чонгук и в самом деле сильный малых. Макнэ, заставляющий своего хена бояться, в данное время даже слишком. — Хватит! — в моем голосе была серьезность, сейчас уже совсем не до шуток. — Нет! — не выдержав и слегка замахнувшись, он весь сжался, у меня начали выступать слезы, зато он утих… Я почувствовал как моя щека горит, а потом по красному следу течёт влага… Кажется это пот, ведь крови неоткуда взяться. — Слушай меня внимательно, будешь кричать, я сделаю тебе больно! Да и к тому же, ты же не хочешь, чтобы сюда прибежал весь отель и подтвердились грязные слухи про тебя? Правда же, мой верный друг, Чимин-щии? — я не понимаю, что происходит, но понимаю только то, что это не игра. Это вообще не какая-то шутка даже, а все происходит на серьезных намерениях. — Не смей меня так называть! Слышишь? — я отчаянно продолжаю вырываться, но где же тот стеснительный мальчик? Мне очень больно пока что морально… Та пощечина была только отрезвляющим витамином, который дал трезво оценить ситуацию. — Ах, ну да, мой милый любовник, такой тебе статус нравится? Я прекрасно знаю, что я тебе нравлюсь, я готов даже заявить, что ты меня любишь. Я вижу как у тебя появляется злость в глазах, когда я кого-то лапаю, или же ты потом узнаешь, что я трахнул какую-то особу. — это все очень бьет в сердце, разбивая меня изнутри. Лучше бы он ударил, заставил моей крови пролиться, испачкав белые простыни, но не вскипеть… — Ты ошибся… Как и я в тебе… — рычу ему в лицо. Мне очень обидно, очень больно, но боль не из-за появившихся синяках на запястьях… — Ты какой-то злой, хен, я тебя сейчас расслаблю! — припав к моей шее, он начал водить языком по коже, оставляя мокрый след, а так же прикусывать. — Уйди! — у меня сильная ненависть и, нет, я сейчас скажу как полный псих, но это не из-за того, что меня сейчас изнасилуют, а из-за того, что я его люблю… люблю Чонгука… Но не этого всего я хочу… Не этого… Хотя кого я обманываю, ведь сейчас я делаю то, что может перевернуть мою жизнь и жизнь Чонгука навсегда… Хотя нет, мою все же больше. — Не сегодня! — я начал кусать его, даже не намекая на какую-то нежность, не так, как делает это он. Он же закусил ребро своей ладони, чтобы было меньше криков боли, которые мне так нравятся, ведь за крик — его могут наказать. Я спустился к его животу, спустил штаны и огладил языком его член через боксеры. — Мх. — А ты говорил уйти, — я поднял взгляд и посмотрел на него. Такой жалкий, почему жалкий? У него есть шансы уйти. Но он лишь тихо скулит, пытается уйти от моих манипуляций и пытается сжать ноги в жалких попытках. — Я вижу, тебе нравится, ну что ж, у нас вся ночь впереди…