Как стать любимчиком

Ларри смотрит на всех вокруг и не понимает, как они могут не замечать всего этого. Как можно не обратить внимания на эту странную давящую атмосферу? Они все так спокойно разговаривали друг с другом, что-то обсуждали, к чему-то готовились, в то время как юноше казалось, что он задыхается. Курить последнее время не хотелось совсем, а нехватка воздуха только острее ощущалась в моменты, когда он закуривал. У него тряслись руки, и он стал прятать их в карманах толстовки. Джонсон был в напряжении, он чувствовал, как оно сковывает все его тело, как давит на каждую мышцу. Он без конца оглядывался, выискивал что-то или кого-то. Изнутри его разгрызало беспокойство и беспочвенный страх. Он словно щенок, предчувствующий бурю. Но никто не разделял его тревог. Мэйпл только удивленно поднимала брови и говорила ему не налегать на энергетики; Тодд постоянно сидел в телефоне и отвечал односложно, постоянно сливаясь с беседы; Роберту было некогда. И все, все вокруг него не видели этого нарастающего пиздеца. Но Ларри видел, замечал каждую деталь. Пропущенная пуговица на манжете рубашки, забитая окурками пепельница, пожеванные кончики волос и покусанные пальцы, скрытые пластырями, — весь вид Сала просто кричал о том, что происходит полный пиздец. Но все вокруг толи не видели этого, толи игнорировали, и Джонсон не понимал почему. С того дня, когда Ларри ударил его, они почти не разговаривали. Время скакало слишком быстро, по его мнению, прямо как прожженная шлюшка в угаре, которая прыгала с клиента на клиента. Боль в руке постепенно прошла, и защитную повязку сняли, но фантомная скованность в движениях еще была. Фишер так и не заговорил с ним о произошедшем. Он только подолгу смотрел. Напряженно и холодно, он словно ковырялся у него под кожей, искал что-то, не находил, успокаивался, а потом искал вновь. Все это бесило, раздражало и пугало до чертиков. Ларри привык доверять Фишеру, тот ни разу не давал повода для сомнений. Но сейчас его действие или бездействие вызывало только разочарование. Казалось, этот не тот босс, которого он знал, не тот мужчина, за которым он всегда шел. Но Джонсон заглядывал ему в глаза, касался шрамов на лице и видел своего Сала. Того, с кем он целовался, с кем делил постель, кому плакался в детстве. Это был он, но в тоже время совсем другой человек. С того момента между ними что-то изменилось. Ларри не мог понять по какой причине, кто был в этом виноват. Но у него было предположение и решимость выяснить все. За ним действительно следили. Шатен заметил это случайно, когда сидел на лавке с одноклассниками на заднем дворе школы. Он был готов поклясться, что на долю секунды увидел знакомую макушку, а когда внимательно присмотрелся, чертыхнулся от того, что был прав. Его пасли, как какую-то овцу, собственные товарищи, и эта мысль выбивала из него дух. Сотни мыслей ковыряли его мозг ежечасно. В чем он провинился? Неужели он накосячил где-то? Это из-за того, что он его ударил? Ему больше не доверяют? Он следит за ним? Контролирует его? Что происходит? Почему он молчит? Сал. Сал? — Сал, — Ларри произносит его имя и чувствует, как горько ему становится от этого. Словно его предали ни за что. Толком не объяснив, в чем он виноват и за что наказан. Когда Джонсон окликал его в квартире, тот только передергивал плечами и отмахивался, повторяя, как попугай, «не сейчас». Джонсон бы и рад подождать, только когда наступит это «сейчас»? Когда Ларри набьет лица приставленным к нему пастухам из-за чувства безысходности, а не необходимости? Или когда Сал запрет его в квартире и не даст больше даже иллюзию свободы? И, черт возьми, это правда происходит. Фишер подолгу с кем-то разговаривает по телефону, а потом резко подрывается, обуваясь на ходу. Ларри хватает его у самой двери. Он ожидает, что они поедут вместе, как это было всегда, но Сал молча качает головой и убирает его руку со своего запястья. — Ты остаешься здесь, — его голос холодный, но в нем слышно звенящее напряжение. И этой короткой, столь пренебрежительной интонации хватает, чтобы юноша взорвался. — Какого черта, Сал?! Не смей запирать меня здесь! Не смей! Я часть банды! Я часть твоей сраной жизни! Прекрати игнорировать меня! — Я не игнорирую тебя, я пытаюсь защитить! — От чего, Сал? Ларри взбешен, гнев кипит в нем, бурлит, обдавая легкие горячим паром. Ему нужно правду. Ему нужно, чтобы Сал сказал ему правду. Но Фишер молчит. Сжимает челюсть и молча хлопает дверью, запирая его с той стороны. — Сал! Сал, мать твою! Фишер! Фишер, не смей! Сал! Сал! — Джонсон стучит в дверь, пинает ее ногами, бьется об нее плечом, но все потуги бесполезны, и это бесит еще сильнее. Юноша ворошит всю квартиру, но не находит связку своих ключей. Наивно было думать, что Фишер оставил бы их ему. Ларри кричит в пустоту, просто надрывает свои связки, пытаясь вытолкать этот горячий ком пара через горло. Он скидывает на пол телевизор, кидает подушку в открытое окно, бросает попавшийся ботинок куда-то в сторону кухни. Руки дрожали, ноги подкашивались, а глаза щипало так, словно их натерли луком. И боль, неутихающая боль, которая появилась у него где-то под ребрами. Ему потребовалось почти пять минут, чтобы успокоиться. И еще две на то, чтобы начать трезво мыслить. За окном виднелись редкие прохожие и нескончаемый поток машин. Несмотря на позднюю ночь, город все еще бурлил множеством разных событий, жизнью в нем. Он нашел машину в конце улицы, припаркованную в идеальном месте для слежки. Даже если он выберется из квартиры, ему не дадут разгуливать по улице. Повяжут и спрячут в багажнике до возвращения Фишера. Он как никто знает, что делают в таких случаях. Голова болела от мыслей, а пальцы сжимались в кулаки. Хотелось набить кому-то лицо, отпустить это чувство отчаянья и наконец-то понять, что происходит. Дверь не открыть без ключа. Сал делал ее под заказ, такую только вместе со стеной выносить. Лезть в окно — такая себе идея. Этаж совсем не первый, да и выступы у балкона не внушают доверие. Эта квартира — настоящая крепость и была такой с самого начала. Теперь шутить про предусмотрительность и паранойю своего босса Ларри не будет. Джонсон пересматривает все возможные варианты и останавливается на самом стрёмном. В ванной полно химии. Сал чистюля, так что куча порошков, ополаскивателей, моющих средств, и каждый, мать его, с пометкой «огнеопасно», просто повсюду. Роб как-то пошутил, что чистота — залог убийства, заливая очиститель в бутылку. Соорудить мини бомбу было сложно, но возможно. Особенно когда ты прошел курс обучения от Сильвы и ты, мать его, упрямый Ларри Джонсон. В квартире бахает так, что вышибает стекла. Даже прячась в ванной, парень на собственной шкуре ощущает взрывную волну. Входную дверь знатно корёжит, но не выбивает полностью, остается только небольшая дыра в месте эпицентра. Соседям хватает ровно минуты, чтобы поднять самую настоящую панику. В гущу дыма и пыли Ларри кричит самым жалобным и отчаянным голосом: — Помогите! Помогите! Теракт! Горим! Помогите! Люди подхватывают его крики и разносят их по всему дому, на этажах паника, кипишь и самая настоящая массовая истерия. Его надзиратели врываются в квартиру и глотают клубы искусственно созданного дыма. Стопка газет горит в кастрюле вместе с полотенцем, а конфорка уже уверенно прожгла дно сковородки. Запах мерзкий, дым едкий. То, что нужно. Ларри спрятал лицо в самодельной маске, дышит медленно, тихо прячась среди висящей одежды у входа. Его благополучно не замечают и зовут в гуще дыма с перерывом на кашель, но Джонсон не обращает внимания. Осторожно выходит спиной на лестничную клетку и смешивается с толпой. Он выбегает на улицу, все так же крича, продолжая подливать масло в огонь. Он натягивает на лицо капюшон большой серой толстовки и скрывается в тени ночного города, бежит подальше от квартиры. Он знает, у кого спросить про этот чертов торнадо, в эпицентре которого он оказался. Все началось на этом старике Верго, на нем и закончится. Место, где Пых допрашивает опасных для банды людей — это его собственный боксерский клуб. Точнее его подвал, за стеной которого частенько проходят подпольные бои. В ночное время, тем более в выходной, там полно народу. И Ларри пользуется этим, проникая внутрь вместе с подвыпившими мужиками. В нужном коридоре пусто и тихо, слышно только эхо доносящихся криков болельщиков и выкриков сумм ставок. Дверь открывается со второй попытки. Скрепка и невидимка для волос — инструменты универсальные, но ненадежные. Мужчина перед ним в одних трусах. Его тело уже покрыто синими и красными пятнами, кое-где виднеется обугленная кожа и глубокие царапины. Его руки над головой скованы наручниками и цепью, которая перекинута через толстую металлическую трубу. На стоящем вдалеке столике парень видит использованные инструменты и пару ногтей. Такое себе зрелище, но шатен видел подобное не раз. Это его не пугает. — Открывай свои глазки, спящая красавица, — Ларри знает, этот мужик в сознании еще с того момента, как он зашел в комнату, если не раньше. Уж больно размеренно он дышал, да и пальцы подрагивали, судя по всему, его тело сводило судорогой. Мужчина и правда открывает глаза и улыбается, широко скалясь своим беззубым ртом. Если он думал напугать его этим, то ошибся. Джонсон даже бровью на это не ведет, и Верго, не получив реакции, разочарованно цокает и дергает ногой. Шатен подмечает это на автомате, тому, скорее всего, не давали спать, и теперь мозг не мог соображать здраво. — Ко мне в гости пришел мальчик… Хотя, мальчик или верная шавка своего хозяина? — светлые волосы пропитаны кровью и грязью, а висок вообще обуглен. Ларри знает, у кого нужно спросить, но не знает что. Спрашивать про Фишера глупо и не обдуманно, как бы он не был зол на своего босса, подставлять его совсем не хотелось. Хотелось всего лишь понять. — Что происходит? Почему с твоей поимкой уровень пиздеца растет? — это, по сути, первые четко сформулированные вопросы в его голове. Джонсон вообще не надеется получить ответ, но чутье уверенно шепчет на ухо, это то, что нужно. — Потому что папочка вернулся в город, малыш. Это не ответ, думает Ларри, но видит под ногами чужие окровавленные зубы с кусочками десны. От боли тоже можно сойти с ума. — Все ответы есть у папочки, малыш. Иди и спроси его. Может, ты еще успеешь найти его первым, — мужчина хрипит, когда пытается вздохнуть. — Эй, Ларри, тебе нужно к Эсмеральде, — Верго заходится кашлем и в итоге теряет сознание. Вопросов не стало меньше, наоборот, они росли в геометрической прогрессии. Но у него нет другого выхода. Когда он уже почти достигает выхода, из коридора ему на встречу выходит Пых. Они оба реагируют мгновенно, Сал не дурак, он наверняка рассказал всем, что Ларри под домашним арестом, да и взрыв в квартире их босса — это явно не тихая вечеринка в настольном клубе. Но Джонсон уже не тот сопляк, которым был, когда впервые встретил громилу Пыха. Фишер не отобрал у него пистолеты, и это был его единственный просчет. Черное дуло направленно четко в середину головы Кохэна. Тот замирает вместе со снятым предохранителем. — Дай пройти, Пых, — голос у парня даже не дрожит, его уверенность, решимость в самом себе и своем выборе частенько придавали ему сил. — Сал убьет нас обоих, когда узнает, что ты был здесь, Ларри. Опусти пушку, и мы вместе дождемся его возвращения. — Нет, Пых. Мне нужны ответы, и я их получу. Либо ты сам отойдешь, либо я переступлю через твой труп. — Сученок малолетний, кишка у тебя не тонка? — Не тонка, дружище, — Ларри скалится, он уже вошел в азарт, из-за него пульс скачет по венам не хуже, чем от наркоты. Они оба понимают это. Джонсон вырос в условиях, когда тонкая кишка может стоить жизни. Пых колеблется, и почему-то парень видит в этом какой-то смысл. — Эй Пых, а кто такая Эсмеральда? Лицо мужчины искажается узнаванием, страхом и паникой. — Откуда ты знаешь о ней? — Говори, Пых, я не буду играть в угодайку. Я слишком хорошо знаю Сала, он уже идет за мной, верно? Они смотрят друг другу в глаза, и что-то во взгляде старого наставника напоминает горечь. — Это закрытый торговый центр. Его хотели снести много лет назад, но не вышло. Он заброшен сейчас. Такое трехэтажное здание, высоченное, с зеркальными стеклами. Ларри чувствует, как волосы на его затылке встают дыбом. Он знает этот здание. Зеркальные окна есть только в одной единственной заброшке во всем городе. Через квартал от его родной квартиры. Он каждый день видел его сверкающий край из собственной спальни. Он выходит на улицу почти без проблем, не считая синяка на ребрах и Пыха, лежащего на лестнице в коридоре.

***

***

Джонсон трет место удара, еще сильнее разнося боль по коже, и всматривается в сплошное металлическое ограждение с одним единственным виднеющимся входом. Множество ярких замысловатых граффити, просто надписей и рисунков. Есть такой тип людей, которые любят писать на заборе, но шатен не считает такое искусство красивым, во всяком случае, то, что он видит в данный момент. Ночь темная, по ту сторону забора нет и малейшего источника света. Ларри карабкается по скользкой поверхности и наконец-то перекидывает себя на территорию торгового центра. Он проходит вперед, подсвечивая себе путь фонариком с телефона. Свет выхватывает какие-то лавки, перевернутые урны, раскрошенный бетон, разломанные декоративные статуэтки у высохшего фонтана. Картинка для фильма ужасов, честное слово. Но вот только призраки не пользуются пистолетами. Кто-то применял автоматную очередь, так как на земле парень находит кучку гильз. Ларри осматривает одну из них, пытаясь разглядеть хоть какие-то опознавательные знаки, но за спиной слышит шорох и, обернувшись, улавливает только темный силуэт, а после удара наступает темнота.

***

Юноша приходит в себя очень тяжело. Голова болит так, что кажется, словно она хочет расколоться по швам. Он открывает глаза, промаргиваясь пару раз. Свет противно-яркий от рабочих прожекторов. Перед его лицом разорванная спинка какого-то диванчика, а чуть дальше голова манекена. Попался до обидного по-лоховски. Нужно было быть внимательней. Простофиля. — Поднимайся, Ларри, — его грубо дергают за руку вверх, помещение перед глазами делает кульбит, и ноги подкашиваются. Джонсона перехватывают поперек шеи, и тот чувствует запах крови и гари. В висок упирается прохладный металл. Ему нужно пару секунд, чтобы понять то, что он в заложниках, и ему угрожают его же пистолетом. — Отпусти его, — этот голос Ларри узнал бы из сотни, будучи слепым и глухим. Голос Фишера. Юноша поднимает глаза от пола и пытается сфокусировать взгляд. Сал медленно идет в его сторону. Белая рубашка помята, рукава закатаны, а в руках он держит пистолет, направленный в его сторону. Джонсон стонет не то от боли, не то от негодования. Два пистолета, и оба смотрят на него, так еще и свидетель его промаха — сам Фишер. — Это не обсуждается, мальчишка, — хриплый голос у него над головой до одурения узнаваем. Вот только Ларри думал, что Верго остался висеть в комнате, а не расхаживать по городу. Фишер гневно дергает предохранитель, и дуло ближайшего пистолета тут же болезненно давит на висок. Ларри шипит, но глаз от любовника не отводит. Сал напрягается, но не двигается, замерев, и скачет взглядом между Верго и Ларри. — Опусти пистолет. — Пошел нахер. Я лично размозжу твою башку, — Сал почти рычит, и шатен готов поставить руку на отсечение, что он исполнит свои слова. — Я не могу тебе это позволить, — за пределами света раздается еще один голос. Ларри дергается, когда Сал разворачивает пушку в ту сторону, но ему не удается выбраться. Болезненный удар пистолетом по лицу останавливает его. Он чувствует, как щека горит огнем, и по ней стекает тонкая струйка крови, но юноша напряженно следит за Фишером, следует за его линией взгляда. Из темноты медленно выходит фигура. Вооруженный мужчина держит Сала на мушке. На нем черные джинсы и темный свитер с высоким воротником. Чем ближе подходит человек, тем сильнее бьется сердце Ларри. Гладко облысевшая голова, глубокие морщины на лице и рыжие усы с бородой. — Папа? — Юный Джоснон так шокирован, что угроза жизни уходит на второй план. Его голову заполняет одна единственная мысль — «какого хрена?». — Здравствуй, сынок, — голос отца немного хрипит, но в основном все такой же, каким Ларри его запомнил в детстве. — Не смей говорить с ним! — гневный голос Фишера разносится по всему залу. Ларри даже кажется, что он оглохнет. — Он мой сын! Не тебе решать — общается мне с ним или нет! — Хрен там, Джим! Ты не имеешь права разговаривать с ним! Даже смотреть на него! — Что происходит, мать вашу?! — Ларри гневно кричит и хватается за удерживающую его руку. Та болезненно давит на шею, не давая вырваться. — Не переживай, Ларри, я скоро заберу тебя, маму, и мы уедем отсюда, — отец даже не смотрит в его сторону, он гневно сверлит взглядом стоящего в пяти метрах от него Фишера. — Не слушай его, Ларри. Я разберусь с ним, и мы вернемся домой. — Какой к черту дом? Семья — вот его дом! — Ты ему больше не семья! — По чьей вине, ублюдок! Они обмениваются ругательствами и оскорблениями, а у Ларри рушится весь мир. Его отец наставляет сраную пушку на человека, которого он так любит, а тот отвечает ему взаимностью. — Ты только глянь, Ларри. Они словно кошка с собакой. Готовы перегрызть друг другу горло из-за желания обладания. Джим хочет вернуть то, что у него было, а твой дружок Фишер не хочет отдавать то, что у него есть. Если ты окажешься в заложниках, Ларри, сделай все, чтобы поменять ситуацию в свое русло. Ты не сможешь прикрывать мне спину, если я буду переживать о твоей безопасности. Голос Фишера в его голове срабатывает, как команда. Тело двигается само по себе. Пока все отвлечены спором, юноша бьет пяткой по чужим пальцам на ноге, мягкие кроссовки того не спасают, и он попадает в цель. Прекрасно помня, в каком состоянии был Верго всего час назад, следом — удар в живот. Вывернуть кисть, отобрать оружие, ударить под коленом, повалить на пол и выстрелить. Действия, доведенные до автоматизма. Как по инструкции. Им можно гордиться. Мертвое тело Верго с пулей во лбу лежит прямо у его ног. Джим удивленно приподнимает брови, а Сал довольно скалится на это. Ларри поднимает оружие и рефлекторно наставляет его на противника своего босса. — Ларри, опусти пистолет, ты не знаешь, что происходит, — рука шатена дергается, он переводит взгляд на Фишера, и за ним следует дуло пистолета. Он наставил оружие на своего босса. — Ларри, — одно чертово слово. Всего лишь его родное имя, произнесенное голосом Сала. Тот уже вновь переводит оружие на отца. Он не может решить. — Хватит давить на него! Ты сделал из него монстра, подобного себе! — Он тот, кто он есть! Не тебе его осуждать! — Я знаю, что все это — твоя вина! Я бы воспитал его по-другому! Он был бы нормальным! — Нормальным? Ты поэтому не говорил ему, кто ты на самом деле? И сделал мальчиком-попрыгайчиком соседского пацана? — Я дал тебе будущее, мне было тебя жаль! — Засунь свою жалость себе в зад, Джим. Ты сам разрушил свою жизнь. Сал больше не кричит, он спокоен и даже расслаблен. Его пальцы перехватывают пистолет в другую руку, и Ларри знает — это сигнал к действиям. — Она разрушилась из-за тебя. Это ты подставил меня перед Марко, ты предложил решение, ты придумал план отхода, ты все спланировал. Из-за тебя я оставил семью! Их с мамой бросили, потому что это подстроил Сал? Его мама так горько плакала по ночам в своей спальне, почти год отходила от произошедшего и звала отца в сонном бреду. И во всем виноват Сал? — Сал? Это правда? Что он говорит, Сал? — Фишер скрипит зубами, а Ларри сверлит его взглядом, продолжая целиться в собственного отца. Сал медленно переводит взгляд на него и у юного Джонсона подкашиваются ноги. — Правда, — да, он уже знал ответ. — Это я придумал, как вывести твоего отца из дела, как добиться того, что его банда развалится, а сам он сбежит. Моей единственной ошибкой, Джим, было оставлять тебя в живых. — И это твоя благодарность за доброту? — Джим хочет сдвинуться в сторону шокированного сына, но пистолет Фишера, как и его взгляд, не дают ему двигаться. — Ларри, подойди ко мне. Но юноша даже не обращает на него внимание. Его руки опущены, и в глазах стоят слезы, разваленный пол — единственное, что он видит перед собой. Оказывается, Сал виноват в этом. В уходе его отца, в слезах матери. Но тогда почему Ларри продолжает держать пистолет? Нужно бросить его и просто остановить этот кошмар. Но кошмар не остановится. Что ты делаешь, Ларри? Ты наставил оружие на своего отца. Человека, который дал тебе жизнь. Ты настолько неблагодарный сын, Ларри. Он ведь растил тебя, учил ходить, был рядом, пока мог. Юноша закусывает нижнюю губу и чувствует вкус собственной крови на языке. Его словно тянут в разные стороны, разрывая на две части. И он бы рад уже наконец-то встать меж двух сторон и прекратить чувствовать это отвратительное тянущее чувство в груди, но не сможет разорваться, ни физически, ни морально. Сторону можно выбрать только одну. — Доброта? Какая, к черту, доброта? Ларри! Ларри, сука, смотри на меня! — шатен резко поднимает голову и упирается взглядом в яркую голубую радужку. — Ты как-то спросил, почему я решил стать боссом, и я ответил, чтобы не было больше никаких случайных жертв при разборках. Как у меня. — Говорил, — Ларри едва шепчет, но Сал кивает, подтверждая, что услышал его. — Это символичное место, Ларри. Видишь засохшую кровь под ногами? — Юноша опускает голову и наконец разглядывает темные пятна. Они впитались и высохли, стали частью этого старого кафеля. — Там стояла моя мать, прикрывая меня. Ларри отшатывается, по инерции делая несколько шагов назад. — Но это место важно не только для меня, да, Джим? У детей на самом деле очень хорошая память. Джонсон старший шокировано смотрит на него, открывает и закрывает рот, хмурится и бегает глазами в замешательстве. — Этого не может быть… ты не мог… — Не мог что? Разглядеть тебя? Запомнить? Узнать? Я узнал тебя с самого начала. И как, по-твоему, я не смог бы запомнить убийцу моей любимой матери? Ларри кажется, что ему нечем дышать. Он все-таки не удерживается на ногах и падает, больно ударяясь коленями. Но вот пальцы продолжали сжимать пистолет. Шатен смотрит на отца исподлобья, и подступающий крик застревает в основании глотки. Его отец. Вернувшийся отец, которого он так ждал по вечерам в детстве. Он ведь любил его. А любил ли? Каждый его вечер был наполнен Салом. Каждый день. В родной квартире где-то лежит старая кассета с записью. Ларри там почти четыре года, он периодически пускает слюни, что это кажется ему смешным. Он собирает кубики и жует кусок маминого пирога. На той пленке нет отца. Только смех его мамы за кадром и Сал, сидящий рядом, вытирающий ему слюни и крошки с лица. Рядом всегда был Сал. — Неужели ты даже не подозревал, какие мотивы у меня могли быть? Черт, Джим, ты был так уверен, что остался незамеченным? — Фишера пробирает истерический смех. Он зажимает себе рот свободной рукой, а юный Джонсон пытается ухватиться хоть за что-то в своих мыслях, потому что чувство того, что он проваливается в бездну, только растет. — Вставай, Ларри, нам пора заканчивать этот цирк, — голос босса снова властный и спокойный. — Сал, … пожалуйста… — Голос самого Ларри дрожит, он знает, к чему это идет, но мозг отказывается принимать это. Пора принимать решение. Чья жизнь для тебя дороже? Кто будет занимать главную роль в твоей жизни дальше, Ларри? — Не смей указывать ему, я заберу сына, и мы покинем этот чертов город, а ты останешься и сгниешь тут так же, как и твоя мамаша! Джим перехватает пистолет в обе руки и дергает предохранитель. Все случается в одну секунду. Всего одно короткое мгновение, а столько событий. Ларри кричит во все горло, желая остановить происходящее. Но время бежит своим чередом, не слушая его просьб. Три выстрела гремят одновременно, двое мужчин падают друг за другом. Ларри кажется, что его сердце останавливается в тот же миг. Тело шатена двигается само, он даже не задумывается, что он делает. Животная паника накрыла его с головой, заглушая здравый рассудок. Он подбегает к Фишеру и падает рядом, тут же разрывая окрашивающуюся алым рубашку. Пуля застряла в ключице. Ровный круг продырявил ему кожу и, кажется, задел что-то важное, крови слишком много. Ларри стягивает с себя толстовку и прижимает ее к ране, стараясь как-то замедлить кровь. — Ларри, — голос Фишера хрипит от боли, и он говорит медленно и надрывисто. — Ларри. — Сал. Я здесь, Сал, — шатен склоняется к нему, упираясь своим лбом в его щеку. Его темные волосы выбились из хвоста, и он наверняка не сможет их толком расчесать, но сейчас это не так важно. — Лар-ри-и… Ты ведь останешься со мной? Ты ведь не предашь меня? — У него больные голубые глаза, на бледном лице видны темные круги от недосыпа. Ему страшно, Джонсон видит это. И он единственный, кому можно видеть подобные эмоции босса. — Конечно, Сал. Конечно. Только ты. Только с тобой, — решение уже принято и совсем не давит грузом ответственности. Наоборот, оно приносит облегчение. Юноша целует мужчину в щеку и поднимается, медленно двигаясь в сторону своего отца. Джим не шевелится, только хрипит, но Ларри все равно держит пистолет наготове. Черный свитер блестит от крови, мужчина зажимает рану на животе, и та окрашивает его пальцы в кровавый цвет. Нижняя челюсть искорежена, потому что пуля попала прямо в нее. Он захлебывается наполняющей его рот кровью. Он смотрит прямо на него, словно выискивая что-то. Возможно, он взывал к совести или к здравому рассудку, но этот взгляд не вызывал каких-то эмоций. Обычный мужик, который угрожал его боссу. Выбор сделан. Юноша наводит на него пистолет, а тот в ответ хрипит еще громче, пытается протянуть окровавленную руку и остановить то ли убийцу, толи пулю. Рука не дрожит, и палец твердо жмет на курок. Прогремевший выстрел остается в ушах, а багровое круглое отверстие виднеется прямо между широко распахнутыми глазами. Джим Джонсон был мертв.