Как стать любимчиком

После той ночи Сала не отпускает напряжение. Ощущение реальной угрозы стоит у него за спиной, и проклятая неизвестность и страх сжимают его плечи каждый раз, когда он закрывает глаза. Верго отдали на растерзание Пыху. Этот верзила за пару дней вытащит из пасти этого ублюдка все, что он знает. После такого близкого знакомства с подобными методами допроса, этот мужик с радостью расскажет даже о том, как долго он ссал в постель. Боль заставляет людей говорить. Но вот только знание этого факта совсем не придает уверенности или покоя. Фишер сверлит взглядом затылок Ларри, пока тот проводит вместе с Робертом инструктаж новичков. Разумеется, как босс своей банды, их опора и лидер, он знает сильные и слабые стороны каждого участника. И свои тоже. Сал предусмотрительно воспитал из Джонсона уверенного и сильного телом и духом юношу. Дал ему знания, возможности и силу. Парень был крепким орешком и ни за что не сдался бы без боя. Он даже был готов умереть за своего босса. Об этом знали все, да и они оба прекрасно это осознавали. Для подобного лидера, люди в его команде — всего лишь шахматные фигуры, с помощью которых он добивается своих целей. А сам Сал, конечно же, король. Олицетворение власти и силы их банды. Так почему же такой обычный Ларри, мальчишка-сосед, превратился из пешки в ферзя? Мужчина разминает затекшую шею, неистово трет кожу, пытаясь скинуть с плеч чувство холодных пальцев тревоги. Можно подумать, он забыл по какой причине Ларри особенный для него. Этот шкет всегда был таким. С самого своего рождения. Сал решил за него, кем тот станет и чем будет заниматься. Фишер — его царь и бог. И Джонсон принадлежит только ему. Но эта связь между ними работает в обе стороны. Это чертово безумие. Сал не знает, как защитить себя, своих ребят и особенно Ларри. Фишер устало вздыхает и рефлекторно касается глубокого шрама на щеке, проводя пальцами по линии, огибая скулу и подбородок. Он прекрасно помнил, как Джонсон, будучи еще совсем юнцом, с нескрываемым волнением и страхом лично обрабатывал его лицо, осторожно касаясь кровоточащей раны. Ему было страшно от того, что он видел и делал, но все же он уверенно скрывал дрожь в пальцах. Сал всегда гордился им. Ларри рос таким потрясающе-идеальным, гораздо- гораздо лучше, чем тот мог себе вообразить. Этот мальчишка был всем для него. Ведь все это уже давно не плод глупых детских амбиций и юношеского максимализма. Все это ради Ларри. Иногда он задумывался, что будет с ним, если Джонсон отвернется от него. Если его преданность растворится, и все чувства уйдут. Сможет ли Сал удержать его на одном чувстве долга. Если он выберет на пьедестал своего сердца кого-то другого? Уничтожит ли Фишер их обоих и себя в том числе? Или, возможно, он сделает что-то более отвратительное и мучительное в надежде вернуть или заглушит свою собственную боль. Потому что уйти с миром он не сможет. Уже никогда. Мужчина приходит в себя, когда к нему походит Мейпл. У нее нахмурены брови, и залегли синяки под глазами. Спрашивать у нее о делах совсем не стоит. Она, скорее всего, так же как и он чувствует надвигающиеся на них неприятности. Вот только ее обеспокоенный взгляд заставляет напрячься его плечи еще сильнее. Сал рефлекторно сжимает кулаки и зубы, словно готовится к удару. — Это принес курьер, только что, — девушка протягивает ему большой конверт темно-желтого цвета. В таких чаще всего доставляют рядовые документы, но Фишер видит небольшую эмблему на одной из сторон, и стадо мурашек тут же проходится по его спине. Он медленно берет конверт в руки, словно опасается, что тот укусит его. Неосторожно сминает один из углов пальцами, выдавая свое напряжение. Сал переводит взгляд на подругу, та понимающе кивает и уходит обратно к себе за стол, возвращая свое внимание к ноутбуку. Склад наполнен шумом, криком чаек на берегу, звоном работающих машин и голосами людей, но сейчас все звуки уходят на минимум, погружая мужчину в вакуум тишины. Много лет назад ему пришлось выложить крупную сумму за то, чтобы однажды получить этот конверт. Хотя он до последнего надеялся, что этого не произойдет. Фишер медленно надрывает край и поддевает пальцами содержимое. Внутри никаких записок или кровавых угроз, но от этого содержимое не становится менее опасным. В руках оказывается одна единственная фотография, черно-белая, нечеткая, распечатанная на плотной глянцевой бумаге. В кадре десятки людей, двигающиеся в разные стороны, их фигурки слегка ребристые по краям из-за увеличенного кадра. В одной из групп людей, с небольшой спортивной сумкой на плече наперевес, застыл мужчина. Видно его не полностью и совсем не четко, но разглядеть широкие плечи, густые усы и лысину Сал в состоянии. Это лицо. Этот человек клялся и божился, что не вернется в город за обещание безопасности его семьи и жизни. Но он, черт возьми, здесь. В местном, единственном аэропорту Нокфела. Сегодня, в одиннадцать сорок пять, прилетел, сука мать его, Джим Джонсон. Фишер сдерживает рвущийся наружу гневный крик. Руки трясутся, и перед глазами все плывет. Мужчина старается выровнять дыхание. Ему нельзя показывать подобные эмоции перед своими людьми. Тишина все еще ограждает его от мира, но в момент, когда он встречается взглядом с обеспокоенными карими глазами, Сал не выдерживает. Шквал звуков набрасывается на него, он резко разворачивается и спешит покинуть комнату. Удерживая здравый рассудок за тонкие нитки, он спешит подальше от людей и проскакивает мельтешащие двери и коридоры. Когда он оказывается в маленькой комнатке, предназначенной для начальника склада, и дверь громко хлопает за его спиной, Сал наконец-то отпускает себя. Он разносит все, что попадается на глаза. Старый стул он бросает в стену, откалывая слой старой краски. На пол валится пустой деревянный стеллаж, и опрокидывается стол. Но ему все еще мало. Эмоции бурлят в нем, и он несдержанно рычит, ругается, переходя на бессмысленный гневный крик, и снова хватает что-то, бросая в стену. Куски пластика разлетаются в разные стороны. Стаканчик для карандашей не выдержал встречи с бетоном и осыпался острыми гранями, но Фишер все никак не может прийти в себя. Он то хватается за волосы, то пинает несчастный стул. Паника накрывает его с головой, не дает толком вздохнуть и успокоиться. Страх, которого он так давно не испытывал, проснулся в нем с новой силой. Он так долго шел к этому! Столько сил и времени было потрачено на выстраивание его спокойного мирка. Он все делал сам. Все, что он имел, было добыто кровью и потом. Так почему же после стольких стараний, в момент, когда он наконец-то посчитал, что добился всего, чего хотел, все рушится из-за появления какого-то несносного старика? Что ему делать? Что делать, черт возьми? Сал настолько погружен в себя, что не слышит, как дверь открывается, и кто-то входит в комнату. Он резко дергается и рефлекторно хватается за чужое горло, стискивая свои пальцы на артерии. Шатен перед ним на мгновение испуганно открывает глаза, но тут же медленно выдыхает и осторожно перемещает свою руку с плеча на мужское лицо. Уложенные голубые волосы стали растрепанными и взлохмаченными. Ларри осторожно касается его щеки, легко проводя по маленьким шрамикам, и старается моргать не так часто, словно боится пропустить что-то. — Сал, — голос его немного хрипит от сильной хватки на горле. Давление на кадык отдается неприятной сухостью и жжением, но юноша не подает виду, только обеспокоенно хмурит густые брови. Он никогда не видел своего босса таким. Фишеру требуется почти минута, чтобы прийти в себя. Осознание произошедшего бьет его по затылку медной сковородой. Он резко отшатывается от парня, отпуская его, и уходит от прикосновений, разворачиваясь спиной. Мыслей в голове слишком много, и бурлящие на их фоне эмоции только все усложняют. Мужчина выпрямляется, сводя лопатки и выгибая позвонки. Напряжение продолжает сковывать его тело, но он превозмогает его, только бы не упасть в глазах своего парня. — Сал, что случилось? — голос у Ларри и правда обеспокоенный, это прекрасно слышно даже через хрипотцу. Но Салу нечего ему сказать. Его язык просто не повернется. Попытайся он объяснить, что с ним сейчас, и придется выложить всю историю полностью. А после такого откровения вероятность потерять доверие между ними — сто процентов, а без доверия уйдет и сам Джонсон. Поэтому Фишер молчит. Сложенный в несколько раз конверт неприятно тянет карман его пиджака. Эта чертова тайна должна умереть вместе с ним. Нельзя позволить раскрыть эту старую историю. Мужчина оборачивается, ловит взгляд парня и вымученно улыбается. Он должен все хорошо обдумать. Нужно подготовить план и не позволить раскрыть Ларри те события. Сал протягивает ему руку, и тот с готовностью ловит ее, подходя ближе. Прижимается лицом к подтянутой груди и крепко обнимает за линию талии. Фишер не может потерять все это. Работу всей своей жизни. Джонсон прижимается к нему еще крепче, прислушивается к беспокойному ритму сердца и поглаживает напряженную поясницу. Сал просто обязан защитить свой мир, свою жизнь. Он не может позволить развалить и уничтожить все это. Если понадобится, он будет готов пожертвовать многим, но Ларри останется с ним. Его Ларри. Мужчина крепко обнимает парня за плечи, прижимает к себе еще плотнее. Прячет лицо в его волосах и вдыхает такой привычный запах. Верно. Он позволил себе слабину много лет назад, и теперь наступила расплата за это. Но он не позволит Джиму разрушить их с Ларри жизнь. Если понадобится, он убьет его. Когда в голове начинает выстраиваться план, Салу становится гораздо легче. Даже если это все придумано приблизительно и выглядит сырым наброском, чувство подготовленности дает уверенность и спокойствие. Зверь внутри него довольно урчит. Его мальчик останется с ним, он ни за что не допустит, чтобы их разлучили. Фишер знает, Ларри любит отца. Тот сам сказал ему в ночь на свой день рождения. Мысль о родителях тогда была постоянно в его голове. И маленький мальчишка, который только становился подростком, продолжал трепетно относиться к воспоминаниям о своем отце. Джим в его представлении был такой идеальный, светлый и могучий. Такая привязанность позволила простить его за молчаливый уход из их семьи и жизни. Возможно, с возрастом мысли и поменялись на этот счет, но Ларри не мог ненавидеть своего отца. Тот был слишком значимым для него, хоть воспоминания и стирались с каждым днем. Сал сделал все, чтобы шатен вспоминал о родителях как можно реже, впоследствии заполняя его подростковый мир только собой. Он стал важнее для него, чем кто-либо, но это не дает гарантий, что юный Джонсон простит своего босса за то, что тот сделал. Значит, с Джимом нужно разобраться как можно быстрее. Нельзя позволить им встретиться друг с другом. — Ты не расскажешь мне что случилось? — Ларри поднимает голову и заглядывает в голубые глаза. Те потемнели от эмоций, но постепенно возвращали себе прежний холодный цвет. Привычный. Родной. — Все уже хорошо, Ларри. Я просто вспылил. Слишком много всего навалилось, — Сал ловко сваливает вину за свое состояние на проблемы их банды. В конце концов, частично он все-таки прав. — Хорошо, — непонятно, принял ли этот ответ Джонсон, но других вопросов он не стремился задавать. — Как твоя рука? Прости, что не смог поехать с тобой, — Фишер обеспокоенно отстраняется и нежно берет пострадавшую руку. Кисть перетянута эластичным бинтом и спрятана в специальную перчатку. Юноша недовольно цокает и упирается лбом в грудь собеседника, попутно возвращая свою руку на чужое бедро. — Все нормально. Тодд посидел со мной в холле и развлек, как мог. Обычный ушиб, сказали, что опухлость и синяк пройдут через пару недель, но велели не напрягать сильно кисть, — от Фишера пахнет сигаретным дымом, порохом и потом. И почему-то этот запах очень успокаивает Джонсона. В груди резко все замирает, а внизу живота начинает гореть. Собственные мысли скользят куда-то не в то русло. И мысль о быстром сексе в месте, где любой может их застать, почему-то отдается волной возбуждения, а не страха. Парень медленно начинает поглаживать Сала по пояснице, осторожно растирая и надавливая. Его руки гуляют по всей спине. Забираются под пиджак и нахально вытягивают полы рубашки из брюк, чтобы тут же залезть под одежду. Ловкие длинные пальцы гуляют по напряженным мышцам, очерчивают каждый изгиб позвонков и трогают, трогают все, до чего могут дотянуться. Собственное тело обдает жаром, и во рту пересыхает. Предвкушающая дрожь разрастается где-то в груди и медленно стекает по всем мышцам. Ларри кусает собственные губы и продолжает оглаживать теплую кожу. Из-за боли он почти не шевелит правой рукой, но даже без нее он отлично справляется с поставленной целью. Юноша не смотрит на Сала, все так же пряча свое лицо у него на груди, но ловкие наглые пальцы бессовестно расстегивают маленькие прозрачные пуговицы и скользят вверх по животу. Джонсон чувствует, как мышцы от его касаний напрягаются, и, наслаждаясь этим, продолжает свое дело. Массирует и слегка царапает короткими ногтями подтянутую грудь. Отодвигает в сторону мешающую ткань и тут же прикасается губами к оголенному месту. Кожа на языке была чуть соленая и очень горячая. На каждое прикосновение Фишер отзывался рваным вздохом, но он продолжал бездействовать, отдав право вести Ларри. А тот наслаждался подаренной властью и свободой в действиях. Когда еще ему выпадет подобный шанс. Сал на это только улыбается и довольно щурится от стольких ярких эмоций. Это отличный способ расслабиться после такого морального напряжения. Мозг и тело просто жаждут утолить эмоциональный голод. Как-то заглушить переживания и дать себе небольшую передышку. Отвлечься от проблем и хоть ненадолго насладиться вкусом жизни. Но при этом его руки словно живут своей жизнью. Он тоже с большим удовольствием оглаживает молодое тело, то забираясь под футболку, то скользя вниз, спускаясь ниже полоски джинс. Фишер приводит пальцем по полоске нижнего белья на пояснице. С удовольствием чувствует чужую дрожь и резкий вздох на своей груди. Ларри болезненно кусает его за сосок, словно пытается отомстить за такие провокации. Он тут же жадно зализывает это место и, не отвлекаясь, расстегивает темные брюки. Напряженная плоть выпирает через нижнее белье, и юноша очень аккуратно спускает его вниз. Не то чтобы он давно планировал это сделать. Просто показалось, что сейчас подобное будет уместно, и собственное любопытство подливало масло в огонь. Да и вообще это не первый раз, и уже не так страшно. Джонсон встает на колени, стаскивая с мужчины одежду до самых щиколоток. Облизывает резко пересохшие губы и обхватывает ствол здоровой рукой. Ларри поднимает глаза, словно спрашивает разрешения, и тут же попадает в плен горящих голубых глаз. Всего один взгляд, а эмоций было передано столько, что и книги не хватит. Смущение пропало, растворилось в океане азарта, любопытства и похоти. Юноша проводит языком по всей длине члена. Обводит кончиком напряженные яички и контур головки. Вылизывает, захватывая одним движением как можно больше кожи, и только потом погружает твердую плоть в свой рот. Он неумело старается заглотить полностью, но горло рефлекторно сжимается, и выступают слезы. Практики все еще слишком мало, чтобы он мог проворачивать такие действия с первого раза. Но горячего давления на чувствительную головку и скользкого мягкого языка оказывается достаточно. Сал стонет едва тихо, с придыханием, иногда переходя на урывочные стоны. Голова у Фишера идет кругом. Ему кажется, что он плавится от самых кончиков своих пальцев на ногах, медленно превращаясь в безмолвное желе. В все ощущается по-другому, но совсем не хуже, чем в первый раз. Все так же горячо и желанно. Стоящий перед ним на коленях Ларри доставлял удовольствие уже одним только своим видом. А то, как он усердно сосал, причмокивая, прикрывая свои бесстыжие горящие глаза, превращало мозг в кашу не хуже дешевых наркотиков. Хотелось всего и сразу. Касаться этого юного тела, поглаживать, мять, целовать, кусать. Вырывать сдавленные громкие стоны каждым резким толчком, заставлять медленными движениями скулить от нетерпения, и тут же хотелось, чтобы этот жар никуда не девался. Бушующий жар внутри распаляется сильнее, он растет и множится, как стихийное бедствие в засохшей роще. Сал смотрит в глаза юноши, карий цвет радужки совсем не сплошной, видны желтые искры и даже черные глубокие полосы. Но свет из окна меняется, бликует от разных поверхностей, и вдруг глаза наполняются зеленым светом, едва различимым и темным, но этого хватает, чтобы у Фишера свело судорогой все мышцы. Мужчина резко отталкивает от себя парня, тот валится от неожиданности и рефлекторно опирается на руку. Больная конечность тут же отдает болью в плече и до самого уха. Ларри несдержанно выругивается и шокировано смотрит на босса. Сал рывками одевается, возвращает одежду на место, зачесывает волосы назад, убирая мокрые пряди с глаз. Все тело горит, и это совсем не от возбуждения. Больной жар проходится по всему его телу, бросая в холодный пот. Горло сводит сухостью от частых вздохов, и пальцы на руках начинают мелко дрожать. Ему плохо. — Какого хрена, Сал! — Джонсон очень зол. Все нутро сводит от негодования и чувства неудовлетворенности. У него были планы на ближайший час, но они рушились и сыпались как песочные замки. Фишер резко оборачивается к нему и в один быстрый шаг оказывается рядом. Он громко падает рядом на колени, не давая подняться. Хватает за лицо и как сумасшедший вертит его голову, всматриваясь во что-то, известное только ему. — Мать твою! — Ларри брыкается, пытается ухватиться за чужие руки или сделать хоть что-то. Но все его потуги просто давят, подминая под себя. — Черт тебя дери! Сал! Сал! Ларри вдруг становится страшно. Взгляд голубых глаз слишком дикий, бешеный. Он словно острыми холодными иглами проходится по всей коже, вспарывая ее и пробираясь еще глубже. Под мышцы и сухожилия, под кости туда, к внутренним органам. Тело Джонсона реагирует уже само. Дергает головой, пытается оттолкнуть, даже пнуть, но все это не выходит, паника поднимается все выше и становится все плотнее, вытесняя здравый рассудок. Удар левой рукой поставленный и четкий. Он приходится в щеку, царапая костяшки пальцев о чужую скулу. Вложенной в удар силы хватает, чтобы Фишер отшатнулся, разжимая свои цепкие пальцы, и обессилено осел на пол. Ларри старается прийти в себя после случившегося. Мысли в голове бегают из стороны в сторону, скачут и кружатся с места на место, как табун блох на животной ярмарке. Лицо болит, ушибленная кисть ноет и почему-то хочется плакать. Сал медленно касается места удара. Неверяще смотрит на парня и, только после того, как его собственное дыхание успокаивается, он начинает говорить. — Ты ударил меня, — не ясно, что шокировало его сейчас больше. То, что его ударил кто-то из собственной банды или, то, что это был Ларри. — Потому что ты, блять, спятил! — Джонсон поднимается на ноги, одергивает свои джинсы и зачесывает взлохмаченные длинные волосы. — Какого хуя на тебя нашло?! Фишер смотрит на Ларри, и внутри него все перекручивается. На долю секунды, на одно проклятое мгновение, он увидел наследие Джима Джонсона, и почему-то эта мысль так подкосила его. Это было странно. Ведь Ларри его сын, логично, что чем-то он будет похож на отца. Но почему это знание сейчас так сильно сводит его болезненной судорогой. Силы как-то резко заканчиваются, и мужчина опускает руки, в один миг растеряв весь свой запал. Джонсон внимательно смотрит на него и непонимающе качает головой. Словно отрицает то, что он видит. Юноша медленно подходит к нему, присаживается рядом, касаясь пальцами красной щеки, и шепчет едва различимо: — В чем дело Сал? Мне…страшно от того, какой ты сейчас. Мужчина поднимает голову, прикрывает веки и прижимается губами к горячей ладони. Он бы очень хотел поделиться всем тем, что его беспокоит. Чтобы как раньше, в далеком детстве, разделить ношу с кем-то другим. Но он никогда не сделает этого. Это его бремя, его ноша. — Прости меня, Ларри, — Сал тянет к нему руки, касается плеч и прижимает к своей груди, ощущая молодое тело в своих руках. Джонсон замирает. Сильные пальцы больно впиваются в кожу. Странное чувство дежавю вспыхивает у него внутри, но парень отгоняет это, стараясь хоть как-то разобраться в ситуации. — Ты всегда должен быть на моей стороне, Ларри. Всегда, — Фишер слегка отстраняется и заглядывает в карие глаза напротив. — Если ты отвернешься от меня… Мужчина не договаривает, но Ларри и без слов понимает. Продолжение фразы отчетливо видно в голубых болезненно пылающих глазах. Это не угроза. Это предупреждение. Сал знает что-то, что пугает его до жути, что-то, что заставляет его пальцы подрагивать, а сердце бешено колотиться. И это знание терзает его изнутри, но Фишер ничего не скажет, шатен прекрасно это понимает, поэтому больше не давит с расспросами. Только медленно кивает головой и прижимает голубую макушку к своей груди. Они оба игнорируют произошедшее, сосредоточившись каждый на своих мыслях. И Ларри позволяет это. Вот только это совсем не значит, что он не попытается выяснить все сам.