Страшный, пронзительный крик заложил уши парню, который душил чью-то мускулистую шею. Руки его были измазаны в алой жидкости вперемешку с землёй. Волосы налипли на лоб, по которому стекали струи пота. Человек царапал лицо парня, пытаясь вырваться из мёртвой хватки проклятых рук на шее. В этом человеке Вова узнавал своего лучшего друга. Непреодолимая ярость снова и снова накатывала его волной и уносила в океан ненависти и презрения. Жалкая ухмылка поверх животного оскала плевала в лицо бьющегося в конвульсиях человека. Сильный удар по лицу, затем по руке. Вова схватился за больную руку, закричав, и в ярости сжал кулаки. Человек пустил все силы наутёк, убегая и цепляясь за ветки холодного осеннего леса. Спотыкался о сучья и пеньки, но бежал, несмотря на сбившееся дыхание и ослабшие ноги. Семенюк поднялся из кучи окровавленных жёлтых листьев, его злобный рёв зазвенел в округе. В его руке появился сверкающий надеждой на месть нож, а трясущиеся ноги поспешили в сторону друга. Он будто в замедленной съёмке преодолел все преграды, настигая жертву у небольшого грязного водоёма. Его рука схватила плечо человека, развернула его к себе лицом и притянула ближе. Враг ударил коленом в живот, и Вова упал на сырую землю, успев зацепить раненого в бою друга за рукав куртки. Тяжёлое тело упало рядом с его измученным мрачным лицом, которое парень привык скрывать за маской бешенства и коварства. Забравшись на друга сверху, Семенюк потянулся за палкой, чтобы нанести удар, но вмиг оказался под ним, сохранив способность обороняться. Тупой рукояткой ножа он ударил противника в висок, от чего тот заорал сильнее и схватился за руку обезумевшего парня. Это сыграло ему на пользу. Воспользовавшись моментом, он перекатился по опавшей листве и встал, поднимая жертву за ворот, и грубо ударил её спиной об ствол дерева. Откуда-то сбоку около виска вновь потекла кровь, а испуганные глаза таращились на нечеловеческий оскал когда-то лучшего друга. В этот момент, ничуть не медля, нож вонзился человеку в живот. Тонкие дорожки слёз расчертили щёки друга, после чего его обмякшее тело свалилось у ног Вовы. Нож выпал из его рук, и в голове парня наступила мёртвая болезненная тишина.
— Блять! — Вова вскочил в своей кровати, тяжело дыша. Голова буквально дымилась от жара, капли пота выступили на лбу. Картинка мёртвого тела не покидала мыслей Семенюка, она как маятник раздражала его нервы до предела. Его тело трясло в порыве злобы и шока, от которых он ещё не отошёл. Сон был настолько реальным, что пробуждение было больше похоже на смерть, чем на спасение от кошмара.
Застряв в ужасном оцепенении, Вова мог смотреть только в одну точку, не замечая чужих пристально вглядывающихся в его физиономию глаз.
— Кошмар? — голос звучал мягко и бархатисто, без переживания, даже наоборот, с удивительным спокойствием. Не дожидаясь ответа, Алексей побрёл в сторону кухни, шаркая по полу босыми ногами.
Голос детектива вывел парня из транса, помогая отвлечься от ужасного кошмара, который регулярно снился ему по ночам. Увидев возвращающегося с кухни друга, Вова в очередной обратил внимание на его хромоту. Он догадывался, что Лёша хромает по утрам только потому, что его нога не была разработана и не могла выдержать резкую нагрузку, а по вечерам его хромота проявлялась от чрезмерной усталости. В руках детектив нёс стакан воды и небольшую таблетку. Присев на край кровати, он передал артефакты другу, взглядом дав понять, что это ему чем-то поможет. Только после того, как Вова выпил немного воды, его зрение начало фокусироваться на деталях, сознание прояснялось. Он сразу перевёл взгляд на часы, стоявшие на прикроватной тумбе, а потом на одежду следователя. Первые показывали шестнадцать минут пятого утра, а вот второй был одет в помятую и небрежно накинутую на голое тело рубашку, а на длинных ногах красовались широкие брюки, практически слетающие с бедер тощего парня из-за отсутствия ремня.
— Такая рань, куда вы собрались? — сонно и смущённо парень спросил у Алексея, не отрывая взгляда от принесённого стакана.
— Никуда, я уже вернулся, — элегантно встав с кровати ответил Лёша, и подошёл к окну возле тумбы. — Я был в офисе, забрал папку с делом.
Вове было сложно думать спросонья, поэтому его пальцы помассировал переносицу и виски, парень сонно прикрыл глаза. Губанов почтительно ждал окончания этой процедуры и внимательно наблюдал за краснеющими глазами Владимира.
— И зачем же вы забирали эту папку в такую рань? — зевнув спросил Вова, так и не удосужившись сдвинуться с места.
— Ох, ты можешь спать дальше, сегодня суббота. Не хотел тебя смущать своим присутствием, но раз уж так вышло… — Лёша совершенно проигнорировал вопрос друга, вежливо и тепло улыбаясь.
— Не думаю, что теперь я усну, — помедлил с ответом Вова, снова потирая глаза. — Так зачем вам дело?
— На следующей неделе придёт отец твоего покойного друга, будет спрашивать как продвигается работа. Я конечно же скажу, что зацепок нет. Покажу и дам на руки отчёт, который собираюсь писать сегодня, в котором обязательно должно быть твоё алиби и несколько допросов друзей и знакомых покойного, — следователь резким движением руки отодвинул штору в сторону, пуская свежий воздух из открытого окна в комнату. От этого действия рубашка сползла с его плеча, оголяя участок худощавого тела. Спина и руки Вовы покрылись мурашками, то ли от уличной прохлады, то ли от вида обнажённого детектива. Семенюк смущённо отвёл глаза, подыскивая объект, на котором можно спокойно задержать свой взгляд. Окинув всю комнату своим неясным и сонным взором, он не смог перестать рассматривать парня, за ухом которого торчала дорогая сигарета. Она запуталась в его растрёпанных волосах, которые по понятным причинам никто не успел уложить в столь ранний час выходного дня.
Всматриваясь в гребаные, всем осточертевшие бумажки, Алексей нахмурился, его рука незаметно скользнула за ухо, зацепив сигарету и вставив её в рот. Переложив папку из правой руки в левую, он потянулся за зажигалкой в свой потёртый временем карман. Комнату наполнил едкий, но до безумия вкусный запах ванили и кофе, а глаза следователя ни на секунду не отрывались от важных бумажек. Учуяв настолько вкусный аромат, Вову посетило невероятное желание сделать хотя бы одну затяжку манящей папиросы.
— Я загляну к вечно пьяным студентам в общагу, внушу им того, чего они в жизни никогда не видели. Рабочая схема, — Лёша снова затянулся, всё ещё изучая что-то на страницах дела. Потом парень медленно подошёл к постели Вовы, и, не смотря на него, протянул руку с сигаретой.
— Разве у тебя в квартире можно курить? — студент неуверенно принял желанный объект, прижимая фильтр к губам. По телу прокатилось тепло, приятно щекочущее изнутри, голова заполнилась дымкой, парень расслабился, получив порцию никотина вперемешку со смолами.
— Ну раз она моя, то я всё же думаю, что да… Балкон — это крайность и ответственность, которая заставляет концентрироваться каждое утро, но в выходной день я могу позволить себе расслабиться в любом удобном для меня месте, — парень швырнул папку с кучей файлов прямо на тумбу и, подняв глаза на Вову, начал рассуждать вслух. — Я приду к знакомым твоего друга, когда они будут пьяны, приду под предлогом допроса. Там побеседую с ними, дав понять, что в это время ты был с ними в компании, что они, безусловно, «помнят». Внушу, что после того, как ваш общий друг ушёл, ты ещё долго торчал с ними, — наворачивая круги по комнате планировал Лёша, иногда поглядывая на удивлённого Вову, который с большим удовольствием смаковал сигарету прямо в постели. — Достаточно несколько упоминаний, чтобы их мозг соврал сам себе, поверив, что он тоже это помнит.
— Ну и зачем такие сложности? — отыскивая глазами пепельницу спросил Вова.
— Не думаю, что отца покойного обрадует и удовлетворит новость о том, что мы не можем ничем ему помочь. Уж поверь, такие как он перевернут все агентства в городе, пока не получат окончательный ответ. Понимаешь, любой нормальный следователь в первую очередь проверит тебя. Хоть по документам ты чист, а по правилу «нет тела — нет дела» ты вообще отлетаешь, но всё-таки лучше лишний раз подстраховаться, — Губанов подошёл к Семенюку и забрал истлевший окурок, а после бесцеремонно выкинул его в окно. — Ты большая зацепка, Вов. Доказать твою виновность сложно, но люди в агентствах не глупые хорьки и наверняка сделают всё, чтобы вытащить из тебя информацию, — следователь вновь присел на край кровати, осматривая уставшее Вовино лицо. — Как бы ты не противился, но ты должен рассказать, что было тем вечером, когда твой друг ушёл в вечный покой. Я не смогу тебя защитить, если ты сам этого не захочешь, — его озабоченный взгляд опустился на руки студента, подрагивавшие от возникающего страха.
— Почему ты мне помогаешь? — брови Вовы поднялись, парень открыто посмотрел на детектива, — Я чёртов псих, преступник. Я хладнокровный убийца, — на лице Семенюка появилась нездоровая ухмылка, окрасившая лицо на несколько секунд.
— Не ты псих, а она, — грустно улыбнулся Лёша, касаясь рукой плеча Вовы, ободрительно тряхнув его, — меня тоже считали психом и пичкали таблетками, некоторые я до сих пор пью. Честно, я без понятия, чем ты меня зацепил, но на твоём месте я бы был вполне доволен своим положением, — усмехнулся Губанов и убрал руку с плеча, встав с кровати, он медленно удалился на кухню. — У тебя экзамены на следующей неделе, сходи в универ, — крикнул напоследок парень.
В дверь постучали. Вова встрепенулся, вскочив с кровати, Лёша же в это время вопросительно выгнул бровь, переглянувшись с парнем. Детектив подошёл к двери на носочках и посмотрел в глазок. Увиденное не на шутку напугало Алексея, он резко отскочил и подбежал к Вове, стараясь издавать как можно меньше шума.
— Спрячься куда-нибудь! Неважно куда, главное, чтобы ты не был на виду, — в дверь уже откровенно долбили, — залезай в шкаф, — Алексей указал на высокий серый шкаф.
Лёша, со словами «иду-иду», открыл дверь, его моментально сбили с ног и повалили на пол. Вова не видел того, что происходило у самой двери, но слышал страшные звуки.
Следователя долбанули чем-то тяжёлым по голове, как понял Семенюк — битой. В поле зрения студента появились три человека средних лет, двое из которых тащили тело парня к стулу в комнате Вовы, прямо напротив дверцы шкафа, за которой он прятался.
Обмякшее тело настолько испугало парня, что тот вжался в заднюю стенку, стараясь даже не дышать. Куча страшных мыслей разом проскочили в его голове. Первым делом Вова увидел стройную девушку, она явно была самой молодой из их компании. На её лице красовалась чёрная маска с какими-то украшениями, очевидно, чтобы скрыть лицо. Вообще, в масках были все трое, но именно у этой девушки вещь была дорогой и особенной.
Она откинула свои длинные волосы назад, потом указала посадить Алексея на стул, бросая пришедшим с ней парням под ноги верёвки, которыми они тут же принялись связывать руки и ноги пострадавшего.
— Худой как скелет, лёгкий как пушок, — произнёс один из парней и приспустил маску, чтобы дышать было легче. Худое красное лицо показалось из-за ткани, освещаемое утренним солнечным светом. Восход только начинался, оставляя на стенах комнаты идеальные персиковые квадраты света.
— Это было легче чем я думал, Амин, — прокомментировал второй мужчина, тоже стягивая маску с носа. Амина сощурила глаза, всматриваясь в приятные черты лица парня. Сама она не спешила снимать маску, которая идеально вписывалась в её образ, а лишь плавным движением руки вынула пистолет из кобуры, прицепленной ремнём к её бедру. Поигравшись и повертев его в руках, она что-то приказала парням своим тихим, еле уловимым голосом. Один из мужчин потряс следователя за плечи, на что тот невнятно замычал, приоткрывая глаза. Коварный, липкий страх поселился в груди студента, его сердце отпрыгивало чечётку на рёбрах, а глаза слезились будто от едкого дыма, продирая все доступные ему слизистые. Вове было страшно, настолько, что любое движение в этом тесном шкафу казалось ему равносильным смерти.
— Вот, зайка! Проснулось, солнышко мой! — уже громче сказала девушка, явно обращаясь к следователю. Тот качнул головой, пытаясь унять головокружение. Её рука мигом сняла пистолет с предохранителя, характерно щёлкнув затворкой, и навела его на висок парня, — мы к тебе по делу, Алексей Как-Вас-Там, ну я думаю вы уже поняли, — по лицу парня можно было заметить, как его взгляд резко сфокусировался.
Вова плохо слышал разговор, так как и без того тихий голос девушки еще глушился чёрной маской, а некоторые фразы вобще нельзя было разобрать из-за постоянной болтовни громил. Лёша иногда отвечал что-то, удерживая взгляд на одном определённом объекте, что удавалось ему с превеликим трудом. Иногда его могли ударить кулаком по лицу, от чего у девушки искрились глаза. Она поднимала руку вверх, приглашая мужчин закончить мордобой, а потом продолжала вести разговор, и так до следущих ударов. Вова с ужасом наблюдал, как следователя хлыщут по рукам и ногам, парня как шокером огрели, когда один из мужчин дал Алексею рукояткой пистолета в живот. Нервно смеясь, все трое смотрели, как детектив скрючивался от боли. На белую рубашку стекала алая кровь, она ручьями лилась с его лица, будто вода с сосулек в оттепель, оставляя бурые кривые пятна в районе груди. Весь вид Алексея был жалок, и у Вовы просто не было слов, чтобы описать насколько морально и физически сильным он считал Лёшу. Моментами он замечал язвительную улыбку на его лице, неловкие смешки в сторону парней и косые взгляды в сторону шкафа.
Это продолжалось около десяти минут, которые для Вовы оказались каторгой, надолго отпечатавшейся в его памяти. Лёше снова дали по лицу, в этот раз — финальный. Его организм не выдержал такого испытания, измученное тело в последний раз дёрнулось, и стало ясно, что через считанные секунды и Губанов будет в отключке. Парни, улыбаясь одними глазами, нацепили маску повыше, а после достали шприц из маленькой металлической коробочки. Бережно обработав спиртом место будущего прокола, один из мужчин воткнул иглу в вену, до усрачки напугав этим действием и без того дрожащего от страха Семенюка. Закончив инъекцию, парень встал рядом с ожидающими его коллегами, осмотрел напоследок квартиру и вышел в парадную дверь, громко хлопнув замком.
Вова боялся дышать. Мысли сбились в неаккуратную цепочку событий, которая прокручивалась в ускоренном темпе и обратном направлении раз за разом. Вопросы возникали настолько быстро, что он не успевал подумать над одним, как уже возникал другой.
Помедлив некоторое время, Владимир всё же выполз наружу, зацепив своей ногой когда-то выглаженные и идеально уложенные в стопку рубашки. Вещи выпали из шкафа на пол.
Перед ним сидел друг без сознания, весь в кровавых пятнах и фиолетовых синяках, небрежно оставленных на запястьях и щиколотках. Детская и наивная улыбка на лице следователя выводила Вову из себя, не позволяя сосредоточиться на одной большой проблеме.
Чёрт возьми, он понятия не имеет, что ему сейчас нужно делать. Вспоминая отрывки из дешёвых боевиков, он начал понимать, в какой большой жопе они оказались.
Тот шприц был большой загадкой для Семенюка, но решив что несколько стаканов воды для него и Алексея не будут лишними, поспешил на кухню. Именно там многие хранят аптечку, и Вова тщетно пытался её найти. Весь дом Губанова был похож на большую аптечку, везде валялись таблетки и мази из всякой всячины. Чего Вова только не повидал тут, но перекись оказалась самой трудной задачей. Удачно заглянув в самый крайний ящик, парень нашёл два пузырька просроченной перекиси и пару огрызков бинта, которые Лёша явно не использовал очень давно.
С топотом ворвавшись в комнату, Вова подбежал к следователю и влил воду ему в рот. «Б-блять, хоть бы не захлебнулся…» Оставшийся объем воды экстренно выплеснули в лицо пострадавшему, надеясь, что это быстрее поможет ему прийти в себя.
***
— Мы в полной заднице, — прокомментировал Лёша, которому заливали лечебную жидкость прямиком в раны.
— Терпимо? — будто не услышав ничего из вышесказанного спросил Семенюк, бережно промакивая царапины на скуле. В ответ последовало лишь молчание, нарушаемое еле заметным шипением детектива. — А ещё, дорогой мой Лёшенька, купи ты себе, чёрт возьми, хотя бы один флакон перекиси. Я не знаю, что с тобой будет после вот этой, — он потряс бутылёк, — не первой свежести. Твой дом захламлён, да тут целая аптека, но нет гребаной перекиси, блять! — Вову трясло, злость нарастала с каждой минутой. Такой была его защитная реакция, она обрубала все попытки парня успокоиться и мыслить рационально. Посоловевшие глаза детектива бурили дыру в лице студента, Губанова явно накачали наркотиками. Руки и ноги остались привязанными к ножкам табурета, жадно натирая мозоли на его запястьях, дополняя не очень приятную процедуру ещё более неприятными ощущениями. Голова Лёши кимарила и качалась из стороны в сторону, будто шея совсем не имела костей. Опасаясь, что голова его друга совсем отлетит к чёртовой матери, он встал ближе и позволил Алексею упереться лбом в собственный бок.
Подождав несколько минут в таком положении, чтобы перевести дух и дать пару мгновений спокойствия раненому, Вова острожно отлип. Трясущимися руками он начал развязывать узлы, которые с первого раза никак не давались. Всё происходящее выводило его из себя: дурацкое выражение спокойствия на лице Губанова, дебильная верёвка, которая не слушалась его ни в какую, да вся ситуация было похожа на дурной сон, именно на него, но никак не на реальность. Когда у Вовы всё же получилось снять жгучие верёвки, оставившие красные следы на руках и ногах парня, тот чуть не свалился на пол. Но Семенюк ловко подхватил ослабшее тело и перетащил Алексея на кровать, попутно сняв с него кровавую рубаху и кинув её лужицу крови и перекиси возле табурета.
Вяло и устало он протёр это место какой-то тряпкой, отнёс рубашку в стирку, прихватив из ванной ватных дисков, которые по счастливой случайности были в наличии.
Он поместил вату на более серьёзные раны, сверху заматывая их битом.
Кое-как закончив бинтовать тело, Семенюк плюхнулся рядом, вытирая со лба пот. Он сильно перенервничал, из-за чего слабость навалилась на него всем весом, заставляя лежать неподвижно и смотреть в потолок. Он молча обдумывал всё то, что произошло часом ранее. Во рту как-то механически появилась сигарета, и вот парень уже делал глубокую, ровную затяжку, восстанавливая сбившееся дыхание.
***
— Я думал, ещё секунда, и я отброшу коньки, серьёзно, — Алексей давно пришёл в себя, но сидел на кровати, обхватив рукой пакет со льдом, замотанный в полотенце, и прижимая его к своим багровым синякам. Особое внимание он уделял побоям на лице, явно переживая за него больше всего на свете.
— У тебя была такая мина, будто у тебя в садике игрушку отняли, а не били по ебальнику, тыкая дулом пистолета в висок, — Вова ещё не отошёл от утренней потасовки, продолжая истерить на пустом месте.
— Да тише ты, никто же не умер, — Губанов вздохнул и фальшиво улыбнулся.
— Никто не умер? — ярость закипала внутри парня. — Да я чуть не умер от страха! Что за ебучие чмошники вломились, твою ж мать, в вашу, «Алексей Как-Вас-Там», квартиру, а самое главное, какого хуя, я вот спрашиваю, они тут забыли? — Вова кричал, кричал так, что даже смог напугать следователя. Он, конечно подозревал, что в тихом омуте черти водятся, но чтобы орать до покраснения, надо в омуте не чертей водить, а стадо трубящих слонов.
— Если коротко, то твой погибший друг оказался главарём банды. Со слов той девушки, главарём очень влиятельной банды. А их визит ко мне — это вежливая просьба разобраться в этом деле и вычислить убийцу, чтобы снести ему голову к хренам собачьим, — Лёша выдавливал из себя объяснение, щуря глаза и делая паузы чрез каждые два слова. — Странное у них понятие вежливости, но их намёк я понял отлично…
— Почему ты? — резко спросил Вовы, ближе подсаживаясь к измученному Губанову.
— Что? — потеряв нить разговора переспросил Алексей, понимая, что его котелок сейчас вообще не варит.
— Почему они пришли к тебе? Почему не выбрали криминального детектива, если такие вообще есть? — выгнув бровь, смотрел студент на парня, желая получить ответ как можно скорее. Лёша долго молчал, открывая рот, чтобы произнести что-то, но каждый раз передумывал и закрывал его обратно. — Ну, скажи уже чего-нибудь, — повышая голос настаивал Владимир, глядя на парня.
— Знаешь ли… Я не такой уж и хороший, добрый дядя, который помогает людям делать их жизнь краше. Когда-то я был в банде, меня всегда ставили расчищать путь. На мне столько крови и осиротевших детей, что спать спокойно, зная это, просто невозможно, — Лёша поджал губы и замолчал, неуютно съёжившись на кровати. — Из банды нельзя уйти, но я смог. К сожалению, уйти от других банд я не смог, вот они и явились во всей красе, — Вова прикрыл глаза и громко выдохнул, пытаясь побороть нарастающее напряжение, сковывающее его шею и плечи.
— Я такой дурак, ебаный свет, — Вова упёрся лбом в ладонь своей руки, будто проверяя температуру.
— Ты дурак? На меня, засранец, посмотри. Я убивал, сука, людей. Живых. У них были семьи, друзья, жизнь, а я отнимал, отнимал всё это, просто чтобы кушать, чтобы платить за квартиру, чтобы не убили меня. Я, как последний мерзавец, как грязная крыса, слинял из их шайки демонов, не убрав все хвосты за собой. Так ещё и тебя в это втянул, какой же я осёл… — Лёша, весь раздосадованный, с холодным пакетом в руках, встал с кровати, еле переминаясь с ноги на ногу. Он пытался минимизировать движения во время ходьбы, так как любой неудачно поставленный шаг отдавал болью по всему телу, — Пошли. И папку прихвати, — распорялился Губанов, указывая пальцем на папку с делом, которую, слава всем богам Египта, не заметили кенты из банды.
— Чем они тебя накачали? — спросил Вова, заметив красное пятнышко в районе сгиба руки.
— Предполагаю, что морфием. На удивление чистым морфием, в магазинах такого не найти, — Лёша потёр укол и заинтересованно всмотрелся в лицо Вовы.
— С чего ты взял, что он чистый? — тревога нарастала сильнее и сильнее с каждым словом друга.
— Голова после него не болит, — ухмыльнулся парень, сверкая своими небесно-голубыми и до ужаса красивыми глазами. — Я ведь в банде был, там и не такое творилось, — рассматривая пол закончил он.
***
Лёша устало набирал что-то на клавиатуре своего старенького макбука, пытаясь красиво собрать все подходящие элементы в Вовино дело. Алиби являлось самой трудоёмкой задачей, на выполнение которой понадобился целый вечер, проведённый рядом с глупыми пьяными студентами.
Вова в это время сидел на своей кровати, без особого азарта перебирая книжки, нужные для сдачи экзамена. Он не мог сосредоточиться даже на названии параграфов, перечитывая одни и те же заумные слова и не понимая их смысла.
Вова перестал разговаривать с Лёшей так же непринуждённо, как раньше, предпочитая молчать и бросать короткие взгляды на его затылок. Детектив часто курил, сидя за этим столом, он не отрывался от написания чего-то важного, что Вова совсем не понимал. Даже после откровений следователя, Семенюк не мог разглядеть в нём убийцу, не мог даже подумать, что такой человек как он может кого-то обидеть. У парня была куча вопросов, которые рвались наружу, царапая все потайные уголки его нестабильной психики. Детектив мало ел, хотя Вова часто ставил на стол рядом с ним что-нибудь съестное и простое. Алексей молча благодарил парня кивком, но до самой еды не дотрагивался, укладывая всё на полки в холодильник. Было видно, что он подавлен, истоптан и просто измучен нынешним положением. Он постоянно работал, оставляя ничтожно мало времени на сон.
Так продолжалось изо дня в день: молчание, нарушаемое редкими приветствиями; бесконечное курение Лёши в сочетании с литрами кофе; Вова, который вечно был по уши в учёбе.
Лёша часто уходил на работу раньше времени, а возвращался уже ночью, пьяный и уставший. Иногда он ходил в магазин и приносил какие-никакие продукты, из которых Семенюк пытался собрать что-то похожее на съедобное блюдо.
— Будешь шоколадку? — спросил Алексей, заходя домой весь мокрый после вечернего дождя.
— Нет, — Вова косо посмотрел на хозяина квартиры и отвернулся.
Лёша громко и разочарованно выдохнул, скидывая с себя мокрое пальто прямо на пол прихожей. Он расстегнул одну пуговицу объёмной рубашки и закатал рукава. В руках уже была бутылка какого-то коньяка, о котором Вова слышал, но никогда не жаждал попробовать. Он сел на край кровати, с пустотой в глазах уставившись на Семенюка. Тот как-то с отвращением поймал этот взгляд на себе. Лёша изобразил подобие улыбки и подвинулся ближе к парню.
— Я знаю, что я монстр. Я знаю, что ввязал тебя в непонятные разборки, но послушай меня, — его холодные пальцы взяли руки студента. — Прошу тебя, поверь мне. Я просто хочу помочь и ничего более, — его лицо исказилось в жалостливой улыбке, казалось, что он сейчас заплачет. Вова никогда его таким не видел, никогда не замечал даже малейшего проявления жалости на его лице, но теперь оно само просияло призывами о помощи.
— Хорошо, я всё понимаю, — слабо улыбнувшись, сказал Владимир, крепко сжимая руки следователя в своих. Он обнял худое тело Лёши, устраивая подбородок на его костлявое плечо. Дыхание обоих попадало в один такт, поэтому они походили на один больной организм, который жаждал любви больше, чем когда-либо.
