От убийства до любви.

Испуганные глаза Вовы бегали по лицу нахмурившегося детектива, который мрачно оглядывал Ольгу. Крылья его носа вздулись, а тощая рука одёрнула рубашку, которая неудачно согнулась возле торчащей пуговицы. Видимо, её слова удивили Лёшу, застали его в самый неподходящий момент, испугали его внутренние поджилки, которые он так жаждал скрыть от других людей. Его ноги быстро двинулись в сторону выхода из кабинета, а рука жестом поманила Вову выйти за ним. Еле поспевая за длинноногим парнем, Вова спотыкался о бугры ковра, не в тему лежащего в очень длинном и неприятном коридоре. Вообще этот коридор совершенно не сочетался вместе с тем уютным кабинетом детектива. Его холодные стены отталкивали, когда созданная Алексеем обставленная и ухоженная зона манила и просто соблазняла остаться там чуть подольше. Руки Лёши сжались в кулаках, костяшки побелели, а верно уложенная башня дала трещину, выронив одну прядь промо на его лоб. Семенюк совершенно не знал, что сейчас говорить можно, а что нельзя, поэтому его длинный и поганый язык свернулся в трубочку и старался даже не дёргаться. Испуганное лицо Ольги и побледневшее, искажённое страхом лицо Губанова стояли перед его глазами достаточно отчётливо, чтобы он начал понимать ситуацию. Парня немного тряхнуло: может от противной коридорной прохлады, а может от навязчивых ужасных мыслей, которые назло генерировали только самые ужасные и катастрофические исходы. Его глаза нервно бегали по силуэту детектива, удивляясь его настойчивости и уверенности в каждом шаге. Ноги Вовы же путались и косились в сторону, порой парню даже приходилось переходить на бег, чтобы не упустить из вида стремительно скрывающегося за поворотами Алексея. За очередным углом Семенюк увидел дверь, отличающуюся от всех остальных с характерной надпись «отдел кадров», ниже было что-то напечатано мелким шрифтом, что никак не интересовало парня в данный момент. Лёша рывком распахнул довольно тяжёлую дверь и глазами начал искать, по его представлениям, ужасную картину. Вова не видел почти ничего из-за спины Алексея, но уловил то, что в этой маленькой приёмной пять на пять метров столпилось столько людей, что иголке негде упасть. Вова чуть толкнул парня в спину, тот пошатнулся и ринулся в сторону стойки информации, где был небольшой островок свободного места. Его длинные ноги за два шага преодолели расстояние, а его жестикуляция указывала Вове на то, что он с кем-то разгорячённо спорит, пытаясь выудить как можно больше информации. Семенюк не слышал ни слова из их напористого диалога, поэтому решил подобраться поближе, протиснувшись через нервных посетителей отдела кадров и их работников. Когда ему удалось обойти несколько пожилых дам и пару офисных планктонов, его взору предстала довольно специфичная ситуация. На лавочке сидел Максим, из его носа сочилась кровь, которую спешила остановить небольшая полная девушка, роясь в аптечке, параллельно складывая в беспорядочную кучу совершенно ненужные ей сейчас таблетки и сиропы. Недалеко от Макса сидел весь красный и потный, очевидно, клиент, который со злостью потирал костяшки «чесавшихся» кулаков. Два крупных работника отдела держали его за плечи, не позволяя снова ринуться в сторону покалеченного парня. Вид Максима походил не на страдающего лебедя, а на гордую свинку, которая считала себя победителем в воображаемой битве. Холодные пальцы легли на шею Семенюка, плавно и заботливо отодвинуть его в сторону, а затем длинная фигура детектива шагнула вперёд, смотря на ту же картину, которую лицезрел секунду назад Вова. Он не видел лица Алексея, но судя по опустившимся плечам и разжатым рукам, неровном и рваном вдохе, Вова мог сказать, что парень расстроен. Его худощавое тело в белоснежной и выглаженной блузке с такими же идеально выглаженными брюками плавно развернулось в сторону выхода, куда за ним и последовал Вовий. Теперь походка детектива была похожа на расстроенную, но быструю лисью поступь, которая ради своих нужд легко ластица через деревья и кусты. Вова даже в этом случае еле поспевал за его длинными ногами и пытался заглянуть в лицо детектива, ожидая найти в чужих глазах все ответы на возникшие вопросы. Но увидеть что-либо кроме грусти и разочарования он не смог. У самого Вовы относительно нормальное настроение как-то угасло в ноль, он бездумно тащился по этому ненавистному коридору с ужасным ковром, о который опять случайно споткнулся. Он снова думал о том, что совершил. Он убил человека, причём лучшего друга, единственного, за кого он цеплялся всеми руками и ногами. От таких мыслей его освободил до нельзя осточертевший голос Вики, которая всегда улыбалась в тридцать два зуба своей безумной противной улыбкой. По правде, она была красивой, но Вова ненавидел её больше, чем даже мог представить себе этот порог ненависти. Она просто шагала рядом, повторяя то походку Семенюка, то Губанова, довольно и глупо хлопая глазами. Вика совершенно не понимала, что произошло даже пять минут назад, скорее всего она думает о том, что они с детективом просто идут в кабинет по этому стандартному и даже ей неприятному коридору, но, озадаченно посмотрев на Вову, она спросила: — А что, умер кто-то? — она свела брови к переносице, но даже в этом хмуром состоянии с её лица не сползала улыбка. Вова предпочёл промолчать и только отрицательно покачал головой, сообщая, что ничего такого не случилось. Вика состроила гримасу и начала быстрее двигаться в сторону детектива. Семенюк на это не обратил должного внимания, пока в его голове не появилась мысль о том, что это чёртова психованная дама может брать контроль над его действиями. То есть, Лёша сейчас будет думать, что это Семенюк направляется к нему. Сердце забилось быстрее и чаще, руки затряслись в нервном ознобе. Девушка плавно подобралась к грустному детективу и аккуратно взяла его за руку, по-стервозному подмигивая Вове. Лёша дёрнулся от резкого прикосновения, одёрнул руку в неестественном смущении и остановился, смотря на вторую сущность Семенюка и явно не понимая, что это именно она.  — Что случилось, Вов? — Лёша потёр глаза рукой, внимательно изучая его лицо. Та улыбка, неестественная, глупая, прямо-таки дурацкая и выводящая из себя, выдавала то, что перед ним был совершенно не Семенюк. Его мозг начал перебирать все варианты того, что можно сделать в такой ситуации, но он не психолог, а тем более не психиатр, который может хотя бы что-то. Сейчас главное было не загнать Вову в душный угол своего же сознания, не дать Вике стать основной личностью. Ему было чертовски жаль парня, ему и в голову не могло прийти то, что сейчас он может встретить Вику в его голубых глазах, ему и не могло прийти в голову, что её глаза настолько отличались от глаз Вовия. Они были хитрые, немного прищуренные, надменно смотрящие на всё, что находилось вокруг, даже на самого детектива. После долгого молчания, не зная зачем и почему, Лёша решил сделать вид, что он совершенно ничего не заметил и двинулся дальше, подходя к кабинету. Вова чуть ли не со слезами на глазах смотрел на происходящее, не сумев противостоять Вике, а она может просто за секунду испортить отношения с кем угодно. А портить отношение с человеком, который помогает ему избежать ужасного наказания за его поступки, он не хочет. Вика и Алексей зашли в кабинет, оставив Вову за дверью. Непонятная тревога скрутила его изнутри. Семенюк подошёл к двери и дёрнул ручку, на удивление дверь открылась. Его взору предстал одиноко сидящий за столом Лёша, и ни намёка на присутствие поганой стервы. Замявшись на пороге, он всё же зашёл в уютное помещение, виновато прожигая взглядом пол и не зная, что сказать. — Ничего страшного, я всё понимаю, Вов. У вас совершенно разнится поведение, а по глазам кого угодно отличить можно. Ты не виноват, что это происходит, но с этим нужно что-то делать, — Губанов поудобнее уселся в кресле, подперев лоб рукой и прикрыв глаза. Наступило молчание, тягучее, жгучее, неприятное, прямо как сегодняшнее утро. Хотелось утопиться в мерзлоте своей квартиры, выпить уже до противного холодный кофе, оставленный на балконе рядом с тлеющей сигаретой. Хочется окунуться в ту студенческую жизнь, где не было Вики, где все были живы и здоровы. Но часы не тикают в обратную сторону, а мрачность нынешних дней уже не скрасить прошлым хоть и не радостным, но приятно тёплым. — Что с вашим другом? — нарушил молчание Владимир, неуверенно ёрзая на большом мягком кресле. — Ничего удивительного, обычная передряга. С его острым языком такое часто бывает, — почёсывая подбородок ответил Губанов. — Я уже так от этого устал. Он как маленький ребёнок, за ним всегда нужно следить. Он не контролирует свои эмоции и это меня расстраивает каждый раз, — Лёша натянуто ухмыльнулся и томно выдохнул. То, чего он ждал от сегодняшнего дня, похоже произошло где-то в другой реальности, так как разбитый нос Макса точно не был основой его мечтаний. Мир — это не фабрика по выполнению желаний. Каждый раз приходится мириться с суровой реальностью, которая никого не щадит. Дверь не церемонясь открыли с ноги, Максим манерно и как-то весело плюхнулся на диван, чуть не отдавив ногу Вове. В его носу сияла немного покрасневшая ватка, а наглая ухмылка буквально сияла, освещая грозное лицо следователя. —Ну, Лёшенька, прости. Сцепился с этим мужиком ненормальным. Он мне на уши хотел все свои оплошности свалить, со счетами и налогами проблемы. Угрожал даже, ну и мне что осталось… — Подойти, может быть ко мне, ну или на крайний случай самому слово вставить. Тебе язык для чего нужен? — не дав договорить Максу, с презрением ответил Лёша. — Да как ты не понимаешь, я же вообще добрый человек, я просто так не лезу. Не повезло мне в жизни, постоянно уроды попадаются! Даже женщины! Ни одной хорошенькой за столько-то лет… А я любви хочу, Лёш, — Максим старательно заговаривал другу зубы, меняя тему, дабы он не злился на его еженедельные проделки. Вова инстинктивно поёжился от вида потерпевшего, который так страстно жестикулировал, чуть ли не задевая пальцами рядом сидящего парня. — То, что ты считаешь любовью, называется хорошим расположение духа. И не уходи от начатого разговора, — голос Алексея стал более резким и грубым, от чего у Вовы закрутило в животе. Ещё никогда до этого он не видел его резкости и напористости, детектив всегда вселял спокойствие и воодушевление, а бархатный голос очаровывал любого слушателя. Только сейчас Семенюк заметил, насколько ему нравилось слушать Алексея, насколько приятно ему быть рядом и насколько интересно ему участвовать в жизни следователя. — Вот я тебе завидую. Ты можешь засунуть свои эмоции в жопу, ничего не чувствовать совершенно, быть рассудительным и хладнокровным. Но я не ты, Лёх, не стриги нас под одну гребёнку. Я не маленький ребёнок, смогу свои проблемы решить сам, а вот ты, — он скосил взгляд на ничего не понимающего Вову, — лучше за ним следи, а то мало ли что. Глаза Вовы округлились от поспешных и странных слов работника отдела кадров, которые немного, но всё же задели его. Губанов нервно выдохнул, поставил локти на стол, прикрыл глаза и закрыл ладонями своё уставшее лицо. Комната снова погрузилась в тишину. Было слышны звуки каблуков о пол этажом выше, работы печатных станков и громких разговоров в кабинете справа. Губанов сидел неподвижно, Максим рассматривал что-то на своей рубашке, а Вова оглядывал то одного, то другого парня, размышляя, как его угораздило услышать довольно неприятный разговор. Вообще, Семенюк не считал возраст с разницей в 5-6 лет какой-то чересчур большой, общаясь с такой возрастной группой наравне, но почему то на Лёше стоял блокиратор. Он и в правду считал его мудрым, начитанным человеком, который может в полной мере контролировать себя. Рядом с ним Вове было трудно вести себя по-взрослому, он чувствовал себя шкодливым первоклассником, которого отправили на воспитание профессиональному педагогу. Следователь плавно встал, и, дойдя до вешалки, взял своё чёрное длинное пальто, после чего открыл дверь, сказал что-то Ольге и ушёл. Вова озадаченно посмотрел на Макса, который молча смотрел в окно, совершенно игнорируя тот факт, что его лучший друг куда-то смотался.

***

Они стояли на прокуренном холодном балконе, где не было ничего кроме небольшого столика, пары пепельниц и мягкого ковра серого цвета. Небо сгущалось тучами. Даже ёжику было понятно, что вот-вот начнётся ливень. Лёша облокотился на небольшой столик и докуривал дорогой Чапман. От него всегда пахло именно этими сигаретами, пропитанными ванилью и сахарной пудрой. От них веяло сладким приятным табаком, который источал еле уловимый запах кофе. Вова же перебивался Винстоном, да и вобще каких-либо предпочтений у него не было, главное, чтобы было что курить, а на остальное плевать. Семенюку бесспорно нравились мятные кнопки, от него часто пахло именно ими. Дешёвым табаком, химической мятой и арбузной жвачкой. Их взгляды были устремлены куда-то вдаль, которую скрывали панельные девятиэтажки. Люди на улице быстро перемещались, приоритетно забегая в подъезды. Дождь тихонько постукивал по карнизу, прибивал пыль на асфальте и разгонял засидевшихся в городках маленьких детей. Оба любили эту погоду, оба любили молча выходить на пропитанный дымом разных сигарет балкон, который так породнился Вове, что казалось, он не мог без него жить. — Ну, и что с Максом? — хриплым голосом спросил Семенюк, на самом деле совершенно не интересовавшийся этим человеком в данный момент. Ему просто нужно было начать о чем-то говорить. Вове безумно нравился голос следователя, его манера речи, жесты, всё в нём казалось настолько правильным и логичным, что парень часто ругал сам себя за такую нездоровую манию к мудрому умному лицу. Алексей имел привлекательную внешность, разнившуюся с его возрастом. Он всегда ходил на работу при параде, в рубашках и брюках, соблюдая все каноны нынешней моды. Многие из его рубашек были объёмными, они скрывали его до жути выпирающие рёбра, которые Вова мог пересчитать в момент того, как Лёша менял свою офисную рубашку на домашнюю футболку. Худоба этого парня притягивала в такой же степени, как и отталкивала. Поначалу Владимир задумывался о том, что это нездоровая худоба, которая может погубить такого прекрасного человека. Эта мысль ещё давно зародилась в его голове и никак не могла отпустить. Его до жути пугала неизведанная близость со следователем, слишком притянутая доверчивость и чересчур разнообразный спектр эмоций. Вова просто не знал, что он должен чувствовать и нормально ли то, что чувствует он сейчас. — Как всегда, даже говорить не стоит. Пожалуй, люди правы, перемещая все их мечты в книги, так как в реальной жизни большинство из них малосбываемы. Любовь, вражда, да что говорить, даже дружба никогда не бывает настолько идеальна, насколько выточена она в книгах. Я люблю Макса, он хороший человек, но мы не в книге, поэтому он причиняет мне боль своим поведением, даже не подозревая этого, — он закусил губу и посмотрел в невероятные голубые глаза. Что-то заставляло его не отрывать взгляд от них. Такие спокойные и живые, по-солнечному уютные, отличающиеся от тех, какие были у Вики. Вова же совершенно забылся, смотря в даль и слушая бархатный голос детектива. Его рука быстро поднесла остаток сигареты к губам, он сделал последнюю обжигающую затяжку и кинул бычок в пепельницу, потушив его о карниз. — И я вас люблю, Алексей, — кинул он быстро и непринуждённо, после чего покинул балкон, оставив смущённого парня с тяжелой ношей на плечах. Он знал, что эти слова будут прокручиваться в его умной голове много, очень много раз, заставляя искать ключ к разгадке. Но проблема была в том, что даже сам Вова понятия не имел, что именно он чувствует и насколько он влип.