От убийства до любви.

Первое, что почувствовал Вова, когда очнулся — это резкий запах табака. Он не успел открыть глаза, его мозг ещё не начал работать должным образом, а нос уже смог уловить нотки ванили и горького дорого табака. Этот запах принадлежал двум знакомым ему людям, но лёгкий привкус коньяка в воздухе сыграл свою роль в этой викторине, позволяя понять Вове, что он сейчас в комнате с Алексеем. Семенюк, если честно, ни черта не помнил, да и не пытался вспомнить. Он пока плохо осознавал, что происходит, и поэтому вся ситуация походила на обычное пробуждение по утрам, если бы не одно «но». Стоило ему сдвинуться хоть на сантиметр, как его живот кольнуло резкой, но терпимой болью. С ужасом Владимир начал подбирать разбросанные песчинки воспоминаний о вчерашнем дне, которые с каждой секундой были всё больше походили на песчаную бурю в разболевшейся башке. Его накрыло волной несвязных мыслей, буквально перед тем, как он очнулся здесь. А «здесь» это где? Пока он не очень хорошо понимал, где находится и что случилось, вроде что-то ныло внизу живота, беспокоила головная боль и жжение в ноге. Он нехотя открыл глаза, пытаясь побороть только разгорающуюся боль в черепе, и с первых секунд было понятно, что он где-то в совершенно незнакомом месте. Это было похоже на самый дешёвый номер мотеля в Токио, ну или на самый дорогой в отеле Новокузнецка, грань между тем и этим была довольно размыта. Несмотря на скудность помещения, тут было по-домашнему уютно. По комнате разливался мягкий и тёплый свет от небольшого совдеповского торшера, а тёмные углы, в которые свет не доходил, не казались парню страшными и холодными, они походили на интересную загадку, в которую хотелось поскорее сунуть свой нос. Да и кровать, на которой он лежал, казалась ему безумно мягкой и удобной, несмотря на ужасный плед, который должен был стелиться поверх одеяла. Вся комната была в красно-коричневых тонах, по всем законам борделей. Занавески, закрывавшие большую часть окна, будто были подобраны под торшер, то есть имели вид старого советского бабушкиного платья, которое она надевала на праздники пару раз, да-да, именно то, с противными рюшами и непонятными кружевами. Между кроватью и окном стояла тумбочка, деревянная, покрытая лаком. Предмет был покрыт пылью и от него почему-то несло пряностями. Парень сам не знал почему, но ему казалось, что именно от тумбочки исходил этот аромат специй, так похожий на тот, который он чувствовал на кухне, когда мама готовила ему, маленькому Вове, плов. Этот запах смешивался с табаком, напоминая о присутствии тут ещё одной персоны. Где-то в дальнем углу, недалеко от окна, спрятанный от Вовы и повёрнутый к противным занавескам, виднелся чей-то силуэт. Семенюк не был бы Семенюком, если бы сразу не узнал в нём Алексея. Эту фигуру он видел часто, особенно когда жил в чужой квартире. Бывало, проснувшись посреди ночи, он окидывал своим взглядом квартиру, где на балконе, в ночном полумраке, сидел Алексей и задумчиво курил, витая где-то в собственных раздумьях. Лёша вообще курил часто. Но ещё чаще он вот так задумчиво наблюдал за ночной жизнью улицы, чему Вова никогда не мешал. Сейчас же парень понятия не имел, где он и сколько сейчас времени. За окном было не очень темно: либо раннее утро, либо поздний вечер, но толку от этого знания не было никакого. Пересилив жгучую боль в ноге, он привстал на локтях, фокусируясь на окружающих. Фигура, расположившаяся возле окна, резко вздрогнула и повернула голову в сторону Вовы. — Проснулся? — хриплый и тихий голос наполнил безмолвную комнату, от чего спина Семенюка покрылась мурашками. — Вроде, — неуверенно ответил парень куда-то в темноту. Лёша как-то лениво и неуклюже встал, и, прихрамывая, добрался до кровати пострадавшего. От детектива так несло спиртным, что Вова, казалось, опьянел от одного запаха. В худощавых и бледных пальцах Губанов держал чуть заполненный стакан с виски, на дне которого валялось два подтаявших кубика льда. Его прическа выглядела ещё более неряшливо, чем по утрам, которыми он часто просыпался с диким похмельем и головной болью. Под глазами красовались большие и тёмные синяки, ясно указывающие на недосып и усталость следователя. Он неловко уселся на краю кровати и многозначительно посмотрел на друга, соблюдая полную тишину. Переглядывались они недолго, ибо у озадаченного Вовы было довольно много вопросов, которые он решил не откладывать на потом. — А мы где? — озираясь по сторонам спросил Семенюк, стараясь лишний раз не дышать. Лёша округлил глаза, затем сфокусировал свой пьяный взгляд на Вове и сощурил глаза, с любопытством осматривая его. — В Новокузнецке, — глухо ответил он и потёр свои уставшие красные глаза. — А если быть точнее, то в самой жопе столицы разрухи и нищеты. Я не знаю, как Оля в этой дыре нашла такой дешёвый, но при этом приятный отель. — Угу, — как-то безразлично хмыкнул Вова и продолжил свой допрос. — А как мы тут оказались? — Тебя нормально так потрепало, дружище, — Лёша ухмыльнулся, сам не понимая чему. Его пьяная голова хоть и пыталась контролировать тело, но должным образом у неё не получалось ничего. — Пришлось тебя быстро вывозить из проклятого города. Спасибо Оле, которая ещё что-то помнит из универа. Она же у нас медик, не помню кто, конечно, да хоть ветеринар, но залатала она тебя отлично. Да так быстро, я даже сообразить не успел, а ты уже целый и невредимый… Ну почти, — последнюю фразу он добавил с сочувствием и тревогой. Вова на его слова лишь коротко кивнул и принялся думать над следующим вопросом, который крутился на языке, но озвучить его парень почему-то не спешил. Он не успел издать и звука, потому что в дверь постучали, от чего уставший и в зюзю пьяный детектив недовольно скривился и начал ворчать что-то неразборчивое под нос. Еле-еле встав с кровати, Губанов захромал в сторону двери, стараясь держаться прямо и непринуждённо. Семенюк обратил внимание на эту деталь, посчитав, что следователь пытается скрыть свою травму. Вова точно не знал, но предполагал, что Алексея ранили в колено, и опять в то же, которое мучило его каждое утро. Скрытое тканью от всех людей колено было перевязано настолько большим количеством бинта, что его любимые широкие брюки не могли скрыть очертания массивной повязки. Естественно, дверь такого дешёвого номера не может похвастаться надёжностью, поэтому ни глазка, ни цепочки на ней не было. Лёша с полным негодованием кинул быстрый взгляд в сторону Вовы, а затем, нахмурив брови, открыл дверь. На пороге стоял высокий коренастый парень с ярко-синими волосами, именно на эту особенность чужой внешности Вова и обратил внимание. В его голове даже промелькнула мысль о том, что ходить с ярким цветом волос рядом с бандитскими группировками — не самая умная затея. — Привет, Лёх! — незнакомец протянул руку, которую тут же пожала тоненькая и сравнительно с протянутой миниатюрная рука. — Проходи, — отступив от порога, Алексей пропустил парня внутрь, после чего осмотрел коридор на наличие ненужных очевидцев и захлопнул с глухим треском старенькую картонную дверь. Зайдя в комнату, незнакомец начал что-то рассказывать Лёше, на что тот активно кивал голов и изредка вставлял пару коротких фраз. Вова понятия не имел о чём они говорили, хоть он и слышал их интонацию, но слов разобрать не мог. Пролежав так минут десять, он наигранно прокашлялся и уставился на два удивлённых лица, в ту же секунду синхронно обернувшихся на звук. — Ах, точно! — уже намного громче сказал Губанов, позволяя слышать Вове только то, что ему надо. — Вова, Это Валера, — тут Семенюк должен был понять, что палец Лёши указывает на синеволосого пренька, потому что на деле этот палец ткнул куда-то в рандомную точку в пространстве, явно под влиянием спиртного. Человек по имени Валера подошёл к койке и, весело улыбнувшись, хлопнул парня по плечу. — Уже очнулся! Отлично! Меня можешь звать Лагодой, если запомнишь конечно. Не думаю, что мы с тобой будем часто видиться, но познакомится всё же надо, — Лагода с ухмылкой обвел взглядом пьяного Лёшу и смущённого Вову. — Меня Вовкой звать, — рвано протараторил парень и хотел еще что-то добавить, но не смог, так как Валера не дал ему договорить. — Да-да, я знаю как тебя звать. Не каждый день перевозишь через границу раненых русских, которые пытались взять самую хитрую и отбитую нарушительницу закона. Я твоё имя ещё долго буду помнить, — Валерий заулыбался шире прежнего и отошёл от шокированного Семенюка. Алексей лишь кивнул, а потом проследовал за уходящим парнем. Перекинувшись парочкой слов, они пожали друг другу руки, и пьяный детектив захлопнул за гостем дверь. Наступило неловкое молчание, Вова больше всего не хотел продолжать прерванный разговор и ждал чего-то от человека, находящегося в полубредовом состоянии. Алексей в это время переложил бумаги с места на место, усевшись за небольшим письменным столом, в, казалось, самый неподходящий для этого момент. Его длинные пальцы быстро перелистывали страницы и какие-то карты, похожие на планы местности. Он резко и небрежно делал пометки и что-то записывал кривыми буквами на идеально чистом листе. — Лёш? — хрипло позвал Вова, ожидая какой-то реакции от него. — М? — пьяно и глухо протянул следователь, не отрываясь от своих записей. — А что дальше? — парень нервно потеребил конец своего одеяла, думая скинуть его к черту подальше и встать с этой кровати. — Хм… — следователь спокойно отодвинулся от бумаг и поправил очки с тонкой дужкой на своём носу. — Понятия не имею. Оля за последние сутки пробежала половину аптек Новокузнецка, накупила лекарств нам всем, Вика с Катей прорабатывают план. Ну ты понимаешь, нам от шайки дерьма надо где-то скрываться. Шевцов следит за серверами и трафиком Амины, это чисто для меня. Я сейчас готовлю отчеты по делу наркобизнеса, я всё же детектив. Я могу грамотно составить заявления, привести достаточное количество доказательств, для того чтобы всю её шайку усадили пожизненно без надежды на условно-досрочное освобождение, — он замялся, глядя на ошарашенное лицо Владимира. — А как ты собрался заканчивать эту историю? Её не убить, мальчики на побегушках придут мстить. Переговоры она, как видишь, вести тоже не жаждет. Ну и что остаётся? — Алексей быстро сложил бумажки в одну стопку и отложил на край стола. Чуть не упав, он двинулся в сторону Вовы, которого внезапно начала донимать головная боль. Он нахмурил брови, всем своим видом показывая, что всё его тело сейчас ужасно болит. — Можно? — рука Владимира дрогнула и потянулась в сторону тумбочки, где стоял недопитый бокал с виски, в котором уже не было льда. — Не-а, — следователь быстрым движением руки перехватил бокал и залпом опустошил его, — Ты больной, вот и лежи, лечись, — Алексей расплылся в пьяной улыбке, но увидев недовольное лицо друга, посерьёзнел. — Лёш, я не маленький, — раздражённо буркнул Вова. — Да, не маленький, и ты бы сейчас пил вместе со мной, если бы не твоё состояние, — на секунду Вове показалось, что лицо его друга стало таким же строгим, как лицо его бабушки, когда она узнавала о новой плохой оценке. Точно таким же выражением лица бабушка одарила его, когда маленький Семенюк разбил её любимую кружку из чайного сервиза. Она никогда не кричала на Вовку, да и была довольно добродушной, поэтому, в моменты, когда в глазах старушки появлялась строгость и разочарование, он хотел провалиться под землю. Вот и сейчас, сидя под пристальным взглядом Губанова, ему хотелось съёжиться и заснуть, забыть всё произошедшее как страшный сон и зажить нормальной жизнью. — Тебя тоже ранили, судя по твоей весёлой походке, и ты заглушаешь боль спиртом. Чем я хуже? — лёгкая обида отчётливо читалась в его словах. — Да, мне прострелили колено, мой хороший, а тебе бедро и живот, так ты ещё и в придачу сотрясение заработал. Ты пострадал сильнее всего из нашей команды, и я тебе говорил, что просто чудо видеть тебя сейчас живым. Не надо заливать себе в глотку спирт, от боли это помогает только временно, а потом приходится расплачиваться двойной ценой, — Лёша положил свою руку на закрытые пледом чужие ноги и легонько погладил их. — Вот чёрт, бошка трещит так, будто дятел в висок долбится, — парень потёр затылок и в очередной раз сморщился от боли. — Да уж, а от боли в голове у меня ничего и нет… — сказал Алексей, но увидев, что Семенюк нервно смотрит в сторону бутылки алкоголя, резко добавил. — Из того, что тебе можно. Оба разом замолкли, хотя говорить было о чём. Вова устремил свой взгляд на потрепанный жизнью ковёр, размышляя о последних событиях, а Лёша, с присущей ему загадочностью, мрачно улыбался, бросая короткие взгляды на друга. Алкоголь никогда не притуплял его сознание, он думал вполне трезво и отчётливо. Да, под градусом были проблемы с координацией и мимикой, но в целом он соображал не хуже обычного. Только вот в этот раз он всё же перебрал и туман в голове начал понемногу сгущаться, заставляя его продолжать опрокидывать стакан за стаканом. Пока он мог себя вполне контролировать и его беспокоил вид друга, который не первую минуту ёжился в приступах головных спазмов. — Я сбегаю к Оле, ладно? — Лёша встал с кровати, с трудом сохраняя последние капли самообладания в руках. — Угу, — мрачно промычал парень, даже не взглянув на Губанова. Владимир понял весь ужас ситуации только тогда, когда за торопливо-хромающим следователем захлопнулась дверь, и он остался один. В голову сразу полезло столько тяжелых и противных мыслей, что он сразу же попытался перебить их прогулкой по номеру. Вяло откинув одеяло, Вова попытался встать, но получилось не с первого раза. В номере с каждой минутой становилось темнее, значит на улице всё же вечер, а не раннее утро, как он думал до этого. Смотреть, если честно, было не на что. Это был стандартный захудалый номерок на окраине провинциального города, где из достопримечательностей были потрёпанные дома культуры и полуразвалившиеся памятники Ленину. За окном видок был так себе: серые фасады панелек и советский детский городок. Людей не было вобще, лишь в редких окнах мелькали вечерние фигуры уставших после работы мужей и хлопотавших у плиты женщин. Парень засмотрелся в эти окна, он никогда не размышлял, как живут люди в таких местах. У них другие ценности, желания, да и жизнь не такая как у него, скучная, наверное. Его голову заполнили какие-никакие, но самые настоящие философские мысли, поэтому он не сразу заметил, что Лёша до сих пор не вернулся. Паника медленными шагами начала расхаживать вокруг Семенюка, чтобы отвлечься, парень решил найти свой телефон. Да, он и не предполагал, что это будет очень трудным делом. Мало того, что в номере было ужасно темно, он ещё и не мог быстро двигаться, так как любое резкое движение отдавалось болью во всём теле. Разболтавшиеся бинты, стягивающие его грудную клетку, развязались и начали сползать, грубая ткань противно тёрлась о кожу и царапала её жёсткими краями. Подойдя к противоположной стене, он увидел небольшой стол, на котором лежал телефон. Вова чуть ли не вприпрыжку кинулся к устройству, схватив его. Внезапная радость моментально потухла, телефон оказался чужим. Очевидно, это была вещь Лёши, и что-то подсказывало Семенюку положить её на место, но он должен был позвонить Оле, чтобы убедиться, что всё в порядке. Парень не хотел брать без спроса телефон друга, но решил, что ничего экстренного не произойдёт. К счастью, паролем была простейшая комбинация цифр, а именно — дата рождения Алексея, и он, не ожидая такого успеха с первой попытки, сразу полез в контакты. Чтобы не мучиться и не искать номер Саксон, он просто зашёл в «последние вызовы», где на третьей позиции был номер Вовы с интересной подписью «Вовка<З». Семенюк напряженно потёр глаза, перепроверил номер и улыбнулся. В его телефоне он был записан как «Алексей Губанов», просто и дипломатично, и он точно не ожидал от Лёши такой милой мелочи. Желание звонить Оле как-то пропало, несмотря на то, что его палец уже тянулся к значку вызова. Что-то останавливало парня, отговаривало сделать звонок. Он вернулся на главный экран, свернув «контакты». Его внимание привлекла пёстрая иконка «фото». Сколько раз мама говорила ему не копаться в чужих вещах, не читать чужие письма и в принципе не трогать ничего чужого, и он, конечно, был полностью согласен с ней, но сейчас ему больше всего на свете захотелось узнать все тайны, спрятанные в Лёшином телефоне. Подумав буквально пять секунд, он с уверенностью открыл приложение, и перед его лицом показалась такая желанная галерея. Быстро пролистывая картинки, он видел только копии привычных документов, редкие пейзажи и несколько фотографий самого Алексея. Было пару забавных кадров с самим Вовой, где он со счастливым лицом позирует для друга, стоя под проливным дождём без зонта и куртки. На некоторых фотографиях они вместе широко улыбались, и парень, вспоминая все эти моменты, невольно усмехнулся. Именно в этот момент проклятая дверь распахнулась, и на пороге появился Губанов с тростью в руках, а вместе с ним Оля, с сырым полотенцем на голове и ярким румянцем на щеках. Лёша, быстро оценив обстановку в номере, потянулся к выключателю. Свет ослепил Вову, что тот аж замер. Проморгавшись, он медленно повернул голову в сторону пришедших. Лёша удивился, заметив парня не в постели, да ещё и с его телефоном в руках. — Я это, тебе позвонить хотел, а свой не могу найти, — Вова покрутил в руке чужую вещь и аккуратно положил её на место. — Твой лежит в третьем ящике тумбочки, — очертив своей тростью в воздухе круг, Лёша указал ладонью на кровать, приглашая Вову присесть. — Смотри, что мне Оля подарила! — Губанов помял трость в руке и манерно опёрся на неё. Вещь и правда была красивой, с небольшим черепком сверху и змеёй, обвивающей палку вокруг. Оля весело похихикала, провожая взглядом подаренную ею трость. — Если честно, то этот гад, — она указала пальцем на качающегося из стороны в сторону Лёшу, — вытащил меня прямиком из ванны, чтобы я пришла сюда и проверила твоё состояние. Я думала, ты тут при смерти лежишь, а вот оно как оказалось. Носишься как стрекозёл по номеру, вместо того, чтобы спокойно лежать в постели и зализывать свои раны. — Оля подошла к Вове, который сел на край кровати, и дала ему лёгкий подзатыльник. — Ложись давай и поднимай майку! Ощупав все повреждённые места и сменив повязку на животе, она параллельно выслушала все комментарии о болезненности сей процедуры. Оля широко улыбнулась и впихнула в рот Семенюку две таблетки, которые она еле-еле вытащила из своего кармана халата. Одобрительно постукав его по плечу, она обернулась в сторону Лёши и вопросительно посмотрела на его ногу. — Ну что, твоя очередь, — Оля как-то погрустнела, глядя на его пьяное лицо. Губанов же бросил мимолётный взгляд в сторону Вовы и тоже сел на кровать, подвернул штанину. — Ну что? — Лёша поёжился от боли, когда по его колену потекла струйка спирта. — Думаю, всё с твоей ногой будет хорошо, — будто не веря своим словам, подытожила Саксон, открывая свежий бинт.  — Ты так упорно в это веришь, что мне даже не хочется спорить, — Губанов шумно вздохнул и встряхнул головой, пытаясь резким движением отбросить назад растрёпанные пряди. — А ты и не спорь, а попробуй поверить в это так же, как я, — девушка выжала из себя подобие улыбки и молча закончила перевязку. Лёша, до скрипа сжав зубы, заставил своё тело повиноваться и, оперевшись на руку, сел. Это стоило невероятных усилий для следователя. Оля, опустошив свой карман с таблетками, впихнула их в рот второму пациенту и подала стакан с водой, стоящий рядом на тумбе. Объяснив, чем и когда мазать раны, девушка вышла из номера, по просьбе Вовы, приглушив свет. Парень плюхнулся в кровать, подложив под голову руку и смотря на тёмный потолок. Рядом лёг Алексей, предварительно расстегнув две верхние пуговицы своей рубашки. Долго копошась в карманах, он всё же достал помятую пачку сигарет и промычав что-то невнятное, запихнул одну меж зубов. — Можно? — спросил Вова, повернув свою голову в сторону детектива. Его нос остановился в сантиметре от носа Губанова, от чего на щеках появился лёгкий румянец. В воздухе витал запах коньяка и одеколона, одурманивая полусонного Вову. — Да, конечно, — Лёша поспешно вытащил ещё одну сигарету и передал её другу. — Не бонд с кнопкой, конечно, но курить можно, — весело огласил следователь и повернулся ближе к Семенюку. Вова тихо засмеялся, оценив шутку друга, и так же смутился, увидев его впервые так близко. Именно сейчас он вспомнил последние слова Лёши перед тем, как сознание покинуло Вову. Он говорил про любовь, что-то быстрое и мимолётное, но он не мог точно вспомнить всю фразу. Этот момент из его памяти грел изнутри и разжигал огонёк счастья, не давая сгнить от сплошной унылости вокруг. — Я слышал тебя тогда, — прошептал Вова прямо в губы Алексея. — Я и не сомневался, — он осторожно отодвинул прядь запутанных волос, заставляя его сердце забиться в бешеном ритме. Во взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, наивность со вкусом табака, и, не удержавшись, Вова первый потянулся к его губам.