Тигр и Дракон

Наутро весь двор шептался, что императрице вздумалось в снежки играть. И не как-нибудь, а масштабно и с размахом: военнообязанными объявлялись и жительницы гарема, и евнухи. Без малого двести человек. А руководить всем дракониха собралась сама. *** Холод был нестерпимым, а в душе у Шэрхана полыхало, будто костер развели. От радости чуть не подпрыгивал. Битва! И пусть отобранная вроде бы случайным образом команда, куда входил Шэрхан, включала евнухов на последней стадии замухрышества и девиц, что на попугайчиков недокормленных были похожи, даже это не могло жар, по венам растекающийся, унять. Пусть такая — несправедливая и игрушечная, но битва. Пока старикашка Вэй орал на жавшихся на холоде девиц и евнухов, Шэрхан склонился к Йиньйиню: — Ты опиши в двух словах правила. — Да нет особых правил. Двор, где сейчас стоим — поле битвы. Вон вдалеке видишь флаг? Это лагерь зеленого дракона. Враги. А позади нас флаг синего, это наш лагерь. Между ними — граница. Если затянули во вражеский лагерь, будут снежки за ворот запихивать, в снегу валять, пока не сдашься. Сдался — из игры выходишь. Выигрывает армия, чьих солдат больше на поле останется, когда гонг финальный пробьет. Да только и так понятно, чья команда победит. — Это почему это? — Армией зеленых по традиции управляет сама императрица. Никто у нас сильно сражаться не будет. — Это мы еще посмотрим, — крякнул Шэрхан. — А император? — Император игрищами глупыми не интересуется. — Кто ж тогда нашей армией командует? Йиньйинь криво усмехнулся: — Будем выбирать. Выборов особых не было. Как собралась их армия на подготовку да планирование, так пальчики худенькие в его сторону и потянулись. Тигр, мол, вот и командуй. Шэрхан и командовал. — Ты, Йиньйинь, теперь мой первый помощник. Я приказы отдаю, ты переводишь. Он оглядел свою армию критичным взглядом — никуда не годится. Рассеянные девицы ковырялись в снегу сапожками; продрогшие евнухи, опасливо поглядывая в сторону зеленой армии, того и гляди грозились посреди битвы лбом в землю начать биться; парочка «солдат» с самыми сметливыми глазами смотрели на него с подозрением. — Так, — гаркнул он во всю глотку, — у нас полчаса на подготовку. Некогда тут стоять, сопли слоновьи жевать. — Он примерился, стал в толпу пальцем тыкать: — Ты, — сказал он невысокой, но верткой младшей жене, которую как-то приметил за перемигиванием с одним из евнухов, — отвечаешь за снежки. Собери себе пятьдесят девиц и пусть каждая за полчаса по тридцать снежков сделает. Ты, — указал он конкубине, которая помогала ему собачек тренировать, — возьми остальных девиц и готовые снежки в пирамиды на протяжении всей линии фронта укладывайте. Теперь ты, — он повернулся к скептически настроенному евнуху, — будешь командовать постройкой укреплений. Собери своих и организуйте пятнадцать снежных стен высотой в полчеловека по периметру. Оглядев слегка зашевелившуюся толпу, он спросил: — Кто тут из вас музыку играет? На горне или барабане каком? — На вздернутую руку он кивнул девице: — Приноси и играй. Только громко и бодро, без завываний. — А ты что делать будешь? — перевел Йиньйинь вопрос особо наглого евнуха. — А я буду ходить и задницы ваши ленивые пинать. Кто сачковать будет — сам от меня снежков за шиворот получит. Выполнять! Не без вони, но разошлись. Пока готовились — Шэрхан инспектировал прогресс и попутно делал назначения. Разделил армию на десять подразделений и каждому выбрал по генеральше. Девицам больше доверял: они хоть и боялись кобры, зато и зуб на нее больший имели. Перед самым началом битвы собрал всех у линии фронта: — Наступать будем в сомкнутой боевой линии, со снежками в руках. Шарф повязываем на пояс, как люльку, и набиваем дополнительными снарядами. Кидаем с прицелом, быстро и стройно, чтобы окружить зеленых стеной ударов, градом снежным засыпать. Задние подразделения передают по команде запасы снарядов. Как только первые ряды зеленых лягут — хватаем и добиваем. Продвигаемся на территорию врага таким же строем. Если будут нас прижимать — отбегаем к снежным укреплениям. Нападаем группами из-за укрытий и уничтожаем противника. Ясно? Армия его теперь выглядела по-другому. Раскрасневшиеся, тяжело дышащие, его подопечные смотрели с задором и больше походили на солдат. Вот и обратился к ним Шэрхан как к настоящим воинам: — Нелегкая будет битва. Но легкую битву и выиграть зазорно. У нас в Джагоррате превосходство врага меньше чем в пятикратном размере и битвой-то не считается, так — потренироваться да сабли заострить. Наша же победа будет тем слаще, чем с большим потом она нам дастся. Ежели поймали вас, снег за шиворот пихают — не сдавайтесь. Снег не нефрит, растает и следов не будет. Бейтесь до последнего. Пусть зеленых возглавляет императрица, мы же тогда с вами будем биться во имя самого императора. Защитим честь и славу золотого дракона и принесем зеленые стяги к его ногам! Йиньйинь еще переводить не закончил, как толпа уже зарокотала, захлопала. Девица музыкальная ловко на своем небольшом барабане застучала. Шэрхан довольно кивнул, поднял руку: — А что до императрицы, то, скажу я вам, пока джагорратскую армию водил, воевал я с демонами и похуже. Йиньйинь замялся. — Ладно, это не переводи. Во имя великого императора! — гаркнул Шэрхан на цзыси, благо эту фразу, завершающую каждую утреннюю молитву, он уже выучил. — Во имя великого императора! — отозвались девицы и евнухи. Под грохот барабана они выстроились со снежками наготове. Противники были тут как тут, остановились метрах в трех и скалились. Девицы все крепкие, евнухи вообще слоны боевые, зато дисциплины никакой. Стоят гурьбой, как козлы в загоне, без строя, плана, командования. Воевал Шэрхан с такими, бывало. Выглядят страшно, а по сути — зернышки в перезревшем гранате, ткнешь — разбегутся. Тыкать Шэрхан умел. Удар гонга вздребезднул воздух, заставляя и без того разгоряченную кровь бежать по венам вулканной лавой. — Готовься! — гаркнул Шэрхан. — В бой! Йиньйинь едва успел перевести, как снежная атака началась. Злым белым облаком накрыло зеленых. Оно жгло, морозило, кусалось. Не все снаряды достигали цели, но и этого хватало с лихвой. Перепугались зеленые. Бросили обзывательства и стали сражаться по правде. Только оказалось, что снежки заготовленные уже расстреляли, а поставку снарядов не организовали. Передним линиям только и оставалось, что рушить и без того расхлябанный строй и копать снег под ногами. Вот тут-то и началось самое веселое. Шэрхановы солдаты не спали. Как только зеленый нагибался за снегом, его тут же обстреливали с особой жестокостью, пока от него не оставались разве что ножки, торчащие из сугроба. Шэрхан углядел одного такого погребенного евнуха, ринулся через границу, ухватил за теплые сапоги и дернул обратно. Вылазка его была столь стремительной, что никто из зеленых и возмутиться не успел. Миг — и Шэрхан уже на своей стороне поля, где он толкнул барахтавшуюся добычу в руки злорадных девиц, и они накинулись, как стайка голодных чаек, пихая ему снег за пазуху, под плащ, в сапоги, тыкая носом в сугроб, пока он не застонал в изнеможении и не взмолился о пощаде. Так-то. Шэрхан вернулся на линию фронта. Вдохновленные его примером, синие воительницы теперь бесстрашно кидались на пурхавшихся в снегу врагов и тащили на свою сторону. Удавалось не всем. Кого-то в момент перехвата сбивали с ног и затягивали за линию фронта. Был среди зеленых один особо рьяный евнух, размером с носорога и на морду такой же красавчик, что щелкал Шэрхановых девиц будто семечки тыквенные, прореживая строй и снижая боевой дух. Следовало нейтрализовать. Вооружившись снежками, Шэрхан стал методично обстреливать громилу, целясь в нос и глаза. Поначалу гад отмахивался от него, как от обнаглевшего комара, но вскоре разозлился. Нашел в толпе глазами, кулаком пригрозил. Шэрхан ковырнул в зубах, показывая, что думает о нем и его семье до десятого колена. Может, и не было у местных такого знака, только детинушка рассвирепел, дернулся и на Шэрхана носорогом красноглазым понесся. Лоб в лоб с таким встречаться не хотелось. Как с поленом, с горы на тебя несущимся, воевать? Вот Шэрхан и рванул вглубь лагеря, туда, где, спрятавшись за снежными постройками, можно было спланировать внезапную атаку. Да детинушка не только силой оказался наделен, но и прыткостью лани длинноногой. Шэрхан едва за укрепление завернул, как его за капюшон плаща дернули. Брякнулся он со всей дури на спину, крутанулся, а снег уже лицо залепил. Толстый гад навалился сверху и теперь исправно заталкивал снег за ворот, как подушку сеном набивал. Жгло нестерпимо, дыхание липким криком в горле застряло. Попытался Шэрхан тушу сбросить, да какое там. Будто обоз с глиняными тандырами на него перевернулся. В двух вздохах был он от мольбы о пощаде, как вдруг груз на нем замер, осел, а там и вовсе исчез. Словно крылья выросли. Шэрхан встрепенулся, снег из глаз вытер, глянул на спасителя своего — и застыли слова. Но через мгновение он уже ухмылялся. — А говорили, ты игрищами глупыми не интересуешься, — сказал он, сплевывая снег под ноги. Император снял шарф, что пол-лица закрывал, дернул плечом, прикрытым евнуховским плащом. — Услышал, что честь мою защищать собираешься, вот и пришел. — Еще говорили, с оружием нельзя, — Шэрхан кивнул в сторону бессознательного евнуха, явно не кулаком успокоенного. — Исключительные ситуации требуют исключительных мер. Император вытянул руку вперед — нефритовая палка блеснула в ладони. С треском вырвалась из наконечника широкая зеленая молния и ударила в землю с такой силой, что снег зашипел и отпрянул. Ишь ты, красуется. Шэрхан вытряхнул комки влажного снега из сапог. — Обратно мне пора. Он собрался вставать, но император его снова в снег усадил: — Ты хорошо командуешь. Не брезгуешь, что войско женское? — Чего ж тут зазорного? У меня сестра воин. Дерется не хуже меня, а как генерал фору даст. Император кивнул и сжал руку у Шэрхана на локте: — Проиграй. Сначала показалось, что шутит. Ан нет, серьезный. — Да иди ты, — сказал Шэрхан, отмахиваясь. Хватка на его локте усилилась. — Думай что говоришь, － сказал император предупреждающе. — Тебе повезло, что тут, кроме нас, никого нет. Он посмотрел своим взглядом черным, тем, от которого яйца скукоживались. Раньше скукоживались — а теперь только едкий азарт в груди вспыхнул. Так загорелось, что аж вперед Шэрхан подался. Облачко, императором выдохнутое, в себя втянул. — Тут, кроме нас, и вправду никого нет. Император аж рот открыл от наглости Шэрхановой. Показалось, подтаял лед под черными ресницами, но на мгновение, не больше. Выпрямился снова сосулькой. — Почему корову убил? Это еще к чему вспомнил? Только из кошмаров ушла рогатая… — Обратно бы мне. Сражаемся, вроде как. Не отпустил император. Еще крепче локоть сжал. — Ответь. — Почему-почему… Что, у меня выбор был? Сказала бы твоя кобра: «Жги Джагоррат», я б уже со свечкой в портал шел. — А как же твой бог? — Какой такой бог? Я ж в драконов всей душой теперь верю. — Не ерничай. Правду скажи. Локоть уже больно стало. Еще чуть сильнее прихватит — полруки оттяпает. — У меня бог не паскуда жадная. Он говорит, есть у тебя возможность — построй храм, а есть нужда — разбери его и дом себе сделай; есть возможность — читай священные книги, а есть нужда — сожги их и еду себе на костре приготовь; есть возможность — помолись, но если есть нужда — ляг лучше и выспись. Так что он ко мне не в претензии. И к тому, что произошло у императрицы, он вообще отношения не имеет, это между мной и коровушкой. А с ней мы уже договорились. — Ясно, — сказал император, отпуская локоть. — Иди обратно к армии своей. Только уж ты проиграй. — На Шэрханов рык он усмехнулся: — Если проиграешь — подарок сделаю. Такой, что поражения стоит. Проиграй, не пожалеешь. Проиграть оказалось несложно. Как появилась на поле боя императрица, так попадали Шэрхановы солдаты, даже снежка в морду не дожидаясь. Во время удара гонга кроме него и не осталось никого на ногах, даже Йиньйинь сдался. Так что проиграл Шэрхан. И не пожалел.