Девочка из последнего ряда

31.08.2009

*** Привет, меня зовут Ханна Гилберт, а ты мог бы стать «тетрадью по всем предметам» или блокнотом для моих дурацких рисунков, но я нарекаю тебя своим первым личным дневником. Может, назвать тебя как-нибудь? Есть у меня такая привычка — давать имена неодушевлённым предметам. Мои любимчики — гитара Тори, плеер Квилл*, с которым я никогда не расстаюсь, и плюшевый барашек Шон с инопланетной собакой Стичем… А ты будешь Дейвом. Думаю, никто не против; р Моя мама говорила, что дневник вещь удобная и нужная. Во-первых, это память, некоторые воспоминания следует помнить максимально подробно, а потом перечитывать и переживать всё заново, как в первый раз. Во-вторых, это полезная практика для начинающего писателя или журналиста. Я не против стать последним. У меня много оригинальных мыслей, которыми я готова поделиться с другими, к тому же, я хочу разбираться в мире и людях, устройстве социума, скрытых рычагах политики. Я хочу читать мир, как открытую книгу, видеть призрачные нити причинно-следственных связей. Ну, а в-третьих, это отличная замена «жилетки», в которую иногда охота поплакаться. Сегодня я обратилась к тебе по третьей причине. Я терпела почти четыре месяца, и вот, накануне первого учебного дня, созрела для того, чтобы сказать: «Мама, папа, мне вас очень не хватает.» Да, у меня есть Джер и Елена, но они уж точно не заменят вас. Я знаю, что Дженна изо всех сил старается быть для нас хорошим опекуном, но у неё и без того полно забот, а тут мы на неё свалились. Кажется, её саму это выбило из колеи. Все мы выбиты из привычной линии жизни, словно птенцы, выпавшие из гнезда. Как сказал бы Стич, мы потерялись. Разбрелись кто куда. Как нам снова собраться в кучу? Как снова стать семьёй? Это было худшее лето в моей жизни. Хуже всего было то, что жизнь вокруг нас не остановилась. Я не понимала, как люди продолжали веселиться, когда у меня погибли родители. Мне казалось, они не имели на это морального права. Сейчас мои мысли немного прояснились. Конечно же, я была неправа. Людям, по существу, плевать на других. Чужая трагедия всегда остаётся в стороне, кто бы что ни говорил. Недавно Елена рассталась с Мэттом. Это говорит о многом. Видно, ей тоже тяжело жить дальше, раз её скорбь перевесила любовь к парню. Джереми начал употреблять какие-то таблетки и покуривать травку. Где он только всё это берёт. Когда мы узнали об этом, все трое — я, Дженна и Елена — хорошенько надрали ему уши!! Мой брат не самый волевой человек, поэтому я боюсь, что он не сможет завязать. Признаться, я люблю его чуть-чуть сильнее, чем сестру, и волнуюсь за него так же. Просто потому что у нас больше общего. Он всегда был для меня типа другом, с которым можно здорово повеселиться, а Елена — типа крутой старшей сестрой, с высоты своего возраста учившей нас жизни. Подумаешь, на три года старше… В дверь мягко постучались, отчего Ханна слегка вздрогнула и тут же стала искать глазами подходящее место для того, чтобы надёжно спрятать дневник. «Ханна!», — раздался голос сестры, — «Пойдём ужинать.» «Сейчас!» Времени нет. Рука девушки почти машинально утащила дневник под подушку. «Потом разберёмся, куда тебя припрятать, Дейв», — вслух обратилась она к новому другу, — «но ты не расслабляйся, я доверяю тебе свои секреты, так что будь добр, не разболтай их!» С этими словами юная Гилберт вышла из комнаты и направилась вниз, где её ждали Елена с Дженной. Только Ханна успела открыть рот, чтобы спросить что-то, её перебила тётя: «Джер не будет. Он, видите ли, не хо-очет.» «Вот как…», — только и оставалось ответить ей. Всю трапезу она старалась не глядеть на девушек, чтобы те случайно не заметили влажный блеск в её светло-голубых глазах. Каждый раз, когда Ханне было грустно, её от природы серые глаза приобретали голубоватый оттенок. Близкие знали об этой её особенности, а родители порой подшучивали над ней, мол, опять у тебя море в глазах, похоже, кто-то готов выплакать целый океан. Интересно, услышит ли она когда-нибудь эти заветные слова вновь.