***
Утром Арсений встал рано. Его последний больничный день был вчера, и теперь ему нужно было на работу. Он не хотел появляться там хотя бы месяц, но работа есть работа, он обязан был пойти и продолжить дело, над которым он работал так долго. Столько успело поменяться за такой короткий срок. В его жизни появился Антон, чему Арсений был благодарен. Без него у них бы ничего не получилось, и Шеминов бы передал дело, а еще хуже закрыл бы его и с концами. Арсений собрался быстро, несмотря на нежелание, он достал ключи от машины и вышел из квартиры. Это действие, казалось, поставило определенную точку. Он справится. Как и всегда. В отдел он приехал за десять минут. Перед входом Арсений остановился и посмотрел на здание так, как никогда не смотрел. Это было так странно и так по-новому, что он не выдержал всех эмоций и просто встряхнул головой, зашел внутрь, давая себе понять — дороги назад не будет. Поэтому Арсений уверенно прошел внутрь и поздоровался с охраной. Все как обычно. Арсений поднялся на нужный этаж и направился к кабинету, проходя мимо места работы Ирины, которая оказалась помощницей Бабина. На ее месте никого не было. Попов не мог подумать, что эта женщина окажется преступницей, ведь она работала на ФСБ и понимала, что будет, если она окажется замешана в каких-то делах. Что ее сподвигло помогать такому монстру как Бабин? Арсений не понимал совершенно, почему женщина так поступила. Они все здесь были почти что как семья, и такое предательство не будет прощено никогда. Никто не сможет больше доверять секретарше, кем бы очередные женщина или мужчина не были. Просто оперативники не смогут, это лишь и понимал Попов. Всего несколько минут прошло, как Арсений оказался в кабинете, а его уже заполонили оперативники, чтобы поздравить с выходом на работу. С трудом, но Арсений улыбался и старался искренне радоваться тому, что столько людей волновались за него. Еще труднее было не вспоминать Антона и то, что произошло вечером. То, как парень был с ним мягок и осторожен. И сейчас его не было рядом по непонятной причине, которую Арсений не знал, и это его бесило, но он старался думать о том, что скоро ему предстоит допрашивать Ирину вместе с напарником. Кстати, который до сих пор не был на рабочем месте, хотя обычно он никогда не опаздывал. Только Попов собрался звонить ему, оставшись, наконец, наедине с собой, как дверь открылась, и в проем ввалился Матвиенко с каменным лицом. — Серый, привет. — с улыбкой проговорил Арсений. Он успел соскучиться по другу за день, особенно учитывая все то, что с ним случилось. Только вот по выражению напротив оперативник не мог сказать о взаимных чувствах. Сергей ничего не ответил, коротко кивнув напарнику, он прошел к своему столу и достал оттуда свой пистолет. Нацепив кобуру на бедро, Матвиенко обернулся к Арсению. — Я встретил Ваню, — быстро проговорил он, — сказал, чтобы мы управились с Ирой за десять минут... — Хорошо, — согласился Арсений, его брови нахмурились, — я думаю, мы успеем за это время. Ты думал, о чем будешь спрашивать?.. Сергей покачал головой. Он пошарил по карманам и молча вышел из кабинета, и Арсению понадобилась минута, чтобы понять, куда пошел напарник. Он выбежал за ним в коридор в надежде остановить и поговорить, дабы узнать, нужно ли ему что-то. Уже по привычке Арсений коснулся шрама на шее, подумав о Бабине. Они ведь шли в допросную комнату, где их ждала Ирина, там же, где Бабин порезал Арсения, почти до смерти. Что-то внутри сопротивлялось, не желало идти в то помещение, хотелось бежать в другую сторону и очень быстро, чтобы фантомы не догнали и не вернули на место, куда он должен был идти. Это было сложно, это было безнадежно, так, словно выбора не было. Арсения тянуло невидимой силой туда, куда ему не хотелось. Только выбора и правда не было: им необходимо было раскрутить Ирину, чтобы она выложила им информацию о Бабине и Почтальоне. Иначе ее увезут в СИЗО и уже не допустят к ней никого, включая оперативников. Арсений подошел к комнате допроса и встал на несколько секунд перед дверью, рука сама потянулась к ручке и открыла. Все словно в тумане потянулось следом. Они зашли в комнату. Ирина сидела в наручниках за столом. Сев на стул напротив, Сергей заговорил.***
Несколько долгих минут Антон стоял возле дома Димы. В последнее время все было сложно между ними. Но они начали разговаривать — а это был большой прогресс в их отношениях. И сейчас Шастун стоял так близко, но боялся зайти дальше, чтобы не почувствовать себя отверженным. Он долго признавал этот факт, но именно отверженным кем-то он не хотел быть. Да никто не хотел быть. Это было сложно, и он просто хотел наладить отношения со своим другом, чтобы они общались так, как прежде, даже если Антон первым испортил все. Антон сделал шаг, еще один, вскоре он уже поднимался по лестнице к квартире Позова. Дороги назад уже не было. Он подошел к двери и заметил, что та открыта. Толкнув рукой ее, он прошел в переднюю и замер, стал прислушиваться к звукам. Ничего не предвещало беды. Шастун, не разуваясь, прошел в кухню — он совершенно не знал расстановку квартиры, поэтому попытался найти спальню друга, потому что в доме никого не было, а что-то ему подсказывало внутри идти туда. Так что он пошел в спальню, случайно наступая на игрушки Савины. Дойдя до комнаты, Антон приоткрыл дверь и заглянул внутрь, готовый кинуться на помощь. Но никого внутри не было. Только постель была усеяна распечатанными фотографиями. Ужасными фотографиями, которые вынудили Антона остановиться напротив кровати и в ужасе закрыть рот ладонью. На фотографиях были жертвы Почтальона, они в животном страхе плакали: и мужчины, и женщины, — словно моля преступника остановиться, перестать их мучать. Но фотографии и тела доказывали, что он так и не остановился. Пройдясь глазами по всем фотографиям, Антон заметил фотографию Оксаны, где она в слезах скривилась в страхе. Он наткнулся взглядом на фото знакомого уже ему человека и замер. Противоречащие чувства бились внутри него с такой силой, что Антон схватил фотографию с целью разорвать ее на кусочки и забыть о ее существовании, но неровность на задней ее части привлекла внимание. Шастун перевернул лист А4 и увидел написанный там адрес. Недолго думая над своими дальнейшими действиями, он развернулся и выбежал из квартиры, даже не посмотрев во вторую спальню и оставляя фотографию медленно спускаться по воздуху к полу.***
Антон упорно шел по улице, высматривая нужные ему цифры на табличках. В груди колотилось сердце — и он не знал, от страха за другого человека или за себя самого, ведь он шел прямо в руки к Почтальону. Был у него выбор? Да. Сделал ли он его и за Арсения? Да. Виноват ли он? Да. Цифры показались перед глазами, и Антон остановился. Обычный частный дом, рядом десятки таких же, ничем не отличающихся друг от друга. Шастун подошел к двери и постучал, но никто не открыл, тогда он дернул ручку, и дверь поддалась ему. Стоило пройти пару шагов по передней, как он почувствовал острую боль в затылке и без сознания упал щекой на пол.***
— Я ее ударю, — взбесился Сергей после пяти минут допроса Ирины, словно она только этого и добивалась. — Ты не будешь бить хрупкую женщину, — на удивление спокойно проговорил Арсений. — Преступницу, а не женщину — разные вещи. Арсений упер в напарника долгий взгляд, молча говоря ему успокоиться и принять лучшее решение, чем избиение женщины. Как бы это трудно не было для Матвиенко — Арсений понимал, почему тот был готов накинуться на бывшую секретаршу — из-за Оксаны. Сергей многое готов был сделать ради нее, даже после ее смерти. И этим Попов искренне восхищался. Но не собирался позволять другу бить хоть и преступницу, но все-таки женщину. Когда Сергей дернулся в сторону Ирины, то Арсений понял сразу для чего, он вовремя схватил его за локоть, отчего преступница дернулась назад на стуле с испуганным видом. Она приподняла руки в наручниках и заговорила: — Я знаю, как вы ведете допросы... но я все и так расскажу, прошу, только не трогайте! Арсений покачал головой, тем самым говоря, что трогать ее никто не собирался, а затем выразительно посмотрел на своего напарника, чтобы тот понял его мысленно, и не пришлось бы говорить вслух. К счастью, Серега успокоился и сел обратно за стул, готовый слушать. Арсений повторил за ним и посмотрел на Ирину. — Спрашивайте, что нужно, я отвечу! — заверила она. — Кто такой Почтальон? — сразу же спросил Матвиенко, не дав вставить напарнику и слова. — Где Бабин? На глазах женщины навернулись слезы, она замотала головой. — Этого... этого я не знаю... Арсений снова положил ладонь на предплечье Сергея, чтобы он дал говорить ему, потому что такие вопросы... Они были слишком очевидны, и понятно было, что Ирина такого могла не знать, ведь она не была приближена к преступникам, как хотела казаться сначала. Арсений точно знал, какие вопросы задавать, чтобы получить на них хоть какие-то ответы. — Скажи, Почтальон — тот, кого мы уже и так знаем? Голова Сергея резко повернулась к Попову, в шоке уставившись на него. — Я... я думаю, да. Он знает... все... — Ирина дернула руками в желании стереть слезы с лица, но наручники не дали ей этого сделать. — Он будто везде... Он все знал обо мне, они с Бабиным на одном уровне, но Бабин его пешка, все мы его пешки... Он играет нами, играет жизнями, ему это нравится, он даже не сумасшедший... он просто гений, которого планета не готова принять... Быстрая речь женщины полилась, она почти восхищенно говорила о Почтальоне, все, что она о нем знала, и этого было достаточно много для них — потому что они ничего не знали о Почтальоне. Настолько ничего, что слова Ирины давали смысл. Все составить воедино, навести камеру на определенную цель и сфотографировать, чтобы запечатлеть полную картину раз и навсегда. И хоть рассказ бывшей секретарши ничего не давал: ни координаты, ни выбор следующей жертвы, ничего полезного. Из-за этого фотография получилась абстрактной, но все равно достаточно понятной, чтобы прийти к какому-то определенному выводу по поводу Почтальона и Бабина — их отношений, и отношений Ирины с ними. Арсений понимал, что она — пешка, как сама женщина и выразилась, как и Бабин. Главным злодеем был Почтальон. — Все ложь... вы идете по неправильному следу. — Ирина замотала головой, словно сболтнула лишнего. — Что это значит? — спросил Мтавиенко каменным тоном. — А? Что это значит? Но ответа так и не последовало. Ирина закрылась и просто молча сидела, смотря на свои сцепленные металлом руки. — Бабин знает многое об Антоне, — утвердил Арсений. Сергей не понял, к чему это было, но доверился напарнику, потому что тот заставил Ирину разговориться. — Да он просто одержим им, — она покачала головой в неверии к собственным словам, — в отличие от Почтальона, Бабин — просто сумасшедший. И его сумасшествие заключается в помешании на Антоне Шастуне, он знает о нем чуть ли не все... Он спрашивал постоянно: о чем мы с ним разговаривали, каким он мне показался, что он из себя представляет, какое мое мнение... Это было так... ненормально... — Когда Почтальон выбирает жертву, как долго он за ней следит? — подключился в разговор Сергей, словив нужную волну. — Я точно не знаю, но времени проходит больше... двух-трех недель... плюс-минус. — Со смерти Оксаны Фроловой прошло где-то больше недели... — размышлял вслух Арсений, посмотрев с сожалением на друга, — значит, у нас есть неделя до новой жертвы? Плюс-минус. Ирина молча кивнула, не зная, что еще добавить.***
Затылок нещадно пульсировал — и это было первое, что ощутил Антон, стоило ему приоткрыть глаза. Было больно, холодно и слишком светло. Так сильно, что Шастун часто заморгал, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Он дернулся — чисто для проверки, только убедиться — он был привязан к стулу, на который его посадили. Крепкие веревки вряд ли получится перерезать. Да и наверняка у него забрали все ножи, что при нем были. И все же Антон попытался достать до небольшого ножа внутри куртки, на предплечье, — веревки туго скрутили его руки и не дали дернуться еще больше. Казалось, время застыло в момент, как появилась тень за ярким светом на штативе. Антон уже знал, кого увидит через несколько секунд — Бабин вышел на свет и ярко улыбнулся ему. Его счастливое лицо не сравнивалось с атмосферой, и Шастун поморщился. Только после этого он почувствовал засохшую кровь на своей голове, в волосах. Именно там и пульсировало. Когда Бабин сделал несколько шагов вперед — ближе к Антону, он тяжело вздохнул от наплыва головной боли, которая усиливалась с каждым шагом преступника к нему. Как только Бабин встал перед ним, парень уже тяжело дышал, а кровь текла по подбородку. Антон не выдержал, стал тихо постанывать: его вены на висках так надулись, что грозились вот-вот лопнуть. Ему было так тяжело, что казалось, он потеряет сейчас сознание от близости с Бабиным. Но он продолжал держаться. — Ты намного ниже, чем тебя описывают люди, — все с той же сардонической улыбкой проговорил преступник. — Развяжи... — с трудом выговорил Антон, — и увидишь... насколько я высокий... Бабин рассмеялся. Так легко и так неправильно заразительно, что Антон удивился собственным ощущениям — кроме тех, что он чувствовал рядом с этим человеком. Антон наблюдал за Бабиным, когда тот отошел на почтительное расстояние и стал ковыряться в штативе. Скоро на нем показалась дорогая профессиональная камера, которую преступник долго настраивал — он направил ее на Антона и сделал несколько снимков, из-за чего вскоре нахмурился и посмотрел на Шастуна долгим взглядом. — Ты знаешь, что такое настоящая боль? — вдруг спросил Бабин. Антон хотел рассмеяться, настолько это был для него глупый вопрос, но вместо этого захрипел и сплюнул на пол кровь, идущую из носа. — Люди думают, что боль — физическое явление. Они стукаются локтями, бьются мизинцами, режутся бумагой, и думают, что это боль, — Бабин рассмеялся в очередной раз, — такие глупые... они глупые и ненадежные, думают, что могут влиять... — мужчина задергал рукой, словно попытался отогнать свои мысли, — не то... Люди считают такие глупости болью, понимаешь? Низменные, эфемерные... Настоящая боль — это не открытый перелом ноги, не вырванные ногти, не сломленные под корень зубы... Настоящая боль... она эмоциональная... моральная... Когда от этой боли ты не кричишь в голос, ты просто сидишь и умираешь изнутри, потому что это единственное, что ты можешь сделать. Больной. Бабин был больным на голову ублюдком, который считал, что пыток недостаточно, чтобы причинить истинную боль. Антон впервые стал переживать за собственную жизнь. — Мне жаль, что я причиню тебе эту невыносимую боль, Антон, — с сожалением в голосе проговорил Бабин. — Но это нужно сделать.***
Арсений стоял в стороне и наблюдал за тем, как Ирину увозили в наручниках. Внутри было смешанное чувство, когда она говорила об этой странной зависимости Бабина Антоном — звучало достаточно угрожающе, чтобы Попов заволновался. Он обернулся к Сергею, который нервно курил в стороне, даже не смотря на то, как увозят заключенную. У напарника тряслись руки, и сам он выглядел нервозным, словно допрос Ирины сделал ему только хуже. Может, так и было. Арсений не хотел лезть в душу к другу сейчас, пытался дать время ему и заботился о том, чтобы другие его не трогали. Звонок с неизвестного номера заставил Попова напрячься. За те секунды, что он достал телефон и приложил к уху — он успел передумать столько всего... Поэтому, когда он услышал голос Димы Позова, то расслабился только для того, чтобы потом напрячься снова. Просьба мужчины приехать к нему на квартиру прозвучало пугающе, но Арсений сразу же запрыгнул в машину и направился по адресу, который прислал ему Позов. От Антона не было никаких вестей — и на сообщения он не отвечал. Арсений серьезно стал беспокоиться, ведь прошло уже столько часов, как они виделись, а от парня ничего не было слышно. Попов знал, он спросит у Димы Позова, где мог бы находиться его лучший друг. Он надеялся, что тот не пошел снова в какой-нибудь бар в одиночку. Это было бы ударом ниже пояса. Причем очень болезненным ударом, от которого перехватывает дыхание и трудно говорить. Такой удар. Арсений поднялся на этаж, выглядывая номер квартиры, и подошел к нужной двери, стучась в нее костяшками. Несколько секунд не было ничего слышно, потом послышались шаги, и дверь вскоре открылась. Первым, что Арсений заметил — бледное лицо Позова, его била мелкая дрожь, и он еле держался на ногах. Он молча пошел внутрь квартиры, и Арсению ничего не оставалось, как пойти вслед за ним. Они оказались в небольшой спальне, где на кровати повсюду были разбросаны фотографии людей, которых Арсений сразу узнал. Хотя бы потому, что пялился на фотографии убитых Почтальоном людей сотни раз в сутки на протяжении нескольких месяцев. — Откуда это? — хрипло спросил он. Позов пожал плечами и ответил так тихо, что оперативнику пришлось напрячь слух. — Когда я пришел, это уже было. Арсений внимательно смотрел на фотографии, пока не заметил одно новое лицо, раньше он его не видел. Он подхватил картонку и взглянул на какие-то знакомые черты лица, хотя видел мужчину впервые. — Это не все... — сдавленно заговорил Дима. — Идем. Быстро перебирая ногами, Арсений не отставал от Позова, все еще держа в руке фотографию. Попов нахмурился, когда перед входом во вторую комнату Дмитрий вздохнул тяжело и открыл дверь. Затхлый запах въелся в ноздри так, что Арсений ни с чем бы ни перепутал этот вонючий смрад. Арсений увидел мужчину, привязанного к стулу по рукам и ногам. Вся его рубашка была заляпана кровью, а его горло вспорото до самых костей. Голова мужчины задралась назад, открывая вид на ужасную — смертельную — рану. — Это... — начал Позов, не отводя взгляда, — это отец Антона.