Всегда лучше идеала

Проходит месяц после того, как Себастьян Михаэлис исчезает. Книга Сиэля выходит в свет, и готовится новая, на этот раз про муки творения, которое осознает свое бытие в рамках произведения. Сиэль думает, что книга будет хороша. В конце концов, он никогда не забудет Себастьяна и его взгляд… Возможно, роман — это своего рода извинение, кто знает. Живоглоту поставили ожирение, поэтому хозяин каждое погожее утро выгуливает его в парке. Остается последняя зеленая трава, которую кот пожирает с большим удовольствием — раз уж не кормят, как прежде, так хоть этим живот набьет. Осеннее солнце и шелестящий нагретый ветер уводят в приятные воспоминания. Дышится легко, хорошо, разум чист, только… Сиэль не может избавиться от чувства ответственности: как он там?.. Возможно, мне стоило лучше прописать его дальнейшие возможности, дать какие-то бонусы? Приходится гнать от себя уже бесполезные мысли — ни к чему хорошему они никогда не приводили, а теперь без толку гадать. Себастьян сам справится, он сильный. Наверное… Как бы то ни было, это чужая жизнь. В тени и оранжевых бликах бредет жирный лохматый кот, и всякая собака уступит ему дорогу. В будний день здесь немного гуляющих с собаками, опасаться нечего. Только Сиэль удивляется, когда видит такого же кошатника — уж с кем-кем, а с кошками редко кто гуляет. И удивляется еще больше, когда узнает Себастьяна. На нем красная футболка и джинсы, лицо здоровое и беззаботное, далекое от того, какое наблюдал Сиэль в последний раз. Кажется, он ничего не помнит о прошлом. В руках у него черный котенок большие уши. Сиэль не находит ничего лучшего, кроме как продолжать идти. Живоглот сам выбирает путь, и он уже обнюхивает кроссовок мужчины, затем задирает на него голову. Интересно, кот его узнает? Себастьян — точно нет. — А я все думал, кто это у вас на поводке такой большой: как бы ни собака. Брать на руки своего, ни брать, — говорит мужчина. Сиэль встречается с ним взглядом. Что-то внутри переворачивается и стремительно падает на дно желудка, совершает, весьма болезненный, кульбит. — Иногда сам затрудняюсь ответить, что у меня за монстр. Котенок на руках худой и непоседливый. — Вот, Живоглот, так выглядят нормальные кошки, к такой форме нам надо стремиться. — Он у вас шикарен, — замечает Себастьян. — У вас совсем котенок. Что за порода? — Абиссинец. Я переехал в новый город, еще никого не знаю, и вот решил, пусть компаньон будет. Юноша чешет зверька за ухом. — Как зовут? — Сисуан, — отвечает и улыбается, словно извиняясь. — Странная кличка, знаю, но когда придумывал в голове только на «си» вертелось. Вот и получилось. — А мне нравится. Может потому что у самого имя Сиэль? Себастьян смеется: смех и улыбка остались неизменными, да и глаза все такие же теплые. В них легко утонуть безвозвратно. — Приятно познакомиться, Сиэль. Я — Себастьян. Они шагают под сенью деревьев, упитанный кот ведет компанию в дебри парка. Себастьяну есть чем удивить. Фантомхайву любопытно все: какой Михаэлис, что любит, чего не любит, что, в конце концов, им движет? Он совершенно ничего не знает о незнакомце, кроме его стертого прошлого и имени. Как же все начиналось, когда — глобально? «В Начале было Слово», но Сиэлю кажется иначе. Все слова — лишние и только портят сценарий, прежде всяких слов всегда стоит Любовь. Сначала она, а потом — хоть целый мир. Без любви ничего не получится, нет, сэр Танцор (танцор ли уже?). Так что довольно слов, Себастьян, обещаю, больше — ни одного.