***
В болотах было полно полых, бледных деревьев, стоящих рядом со своими умирающими соседями. Они были подобны скелетам, а ветки у них были костями, ломающимися от одного небольшого рывка или толчка. Крепкими и, одновременно, хрупкими. Особой пользы от таких деревьев не было, как и от чего-либо ещё… мёртвого. И медленно гниющие деревья рядом с ними были как раз тем, что я искал. К моему сожалению, я не был Гераклом. Я не мог выдернуть их с корнями и унести домой, или же переломать на поленья голыми руками… Но их кора была влажной, мягкой, толстой и слегка податливой, как и древесина за ней. Эту кору я и собирал, желая отодрать как можно более цельные, широкие куски. А после – сворачивал в трубку, создавая один большой "рулон" и закрепляя их вместе расщемлёнными ветками, словно прищепкой. Моё творение… не приносило никаких надежд. Я лишь видел в этом небольшую, одноразовую "мишень", которую я мог нацепить на палку и отстреливать, пока она не развалится. А развалится она, наверное, с первого же попадания… на что я очень надеялся. Я вернулся обратно на поляну, сделав себе несколько маленьких "мишеней", размером со спелый фрукт. Вернулся я, в основном, за луком и стрелами, ибо нахваливать своё творение Ведьме было не самой лучшей идеей. По моему возвращению, я увидел Ведьму возле стола, разглядывающую свою ладонь. А если быть точнее – большую кровоточащую рану на ней. Не знаю, что произошло с ней, и где она успела так нехило порезаться, но она даже объясняться не стала. Лишь извинилась передо мной монотонным голосом и быстро остановила кровотечение своими травами и мазями, пока я забирал свой лук и колчан со стрелами, возвращаясь на поляну. Это не было простой ошибкой с её стороны. Никто не порежет всю свою ладонь «случайно»… но я старался не думать об этом. Как-никак, у меня самого с этим «проблемы». Лёгкое волнение затмило очередное лёгкое развлечение. Мои самодельные «головы» были крепко насажены на длинные ветки и палки. И каждое моё попадание по ним удовлетворяло мой скрытый садизм. Каждый прицельный выстрел становился легче, только я начал представлять… лица. Я представлял, как эти связки древесной коры были головами. Довольными рожами тех людей, которых я ненавидел и презирал. Разлетающиеся куски коры были их ошмётками, кожей и плотью. Ветки, что держали эти "головы" - костями, разбитыми и разломанными. Столько только вообразить, что эти куски коры на паре веток были довольной, хохочущей мордой Тилла… И стрелы сами летели в сторону моей цели. Всё это должно было стать моей тренировкой. Методом оттачивания умений. Практикой… Но оно превратилось в мучительное представление битвы с человеком, причинившего мне столько боли. Иллюзией, но довольно реальной. Я прямо… настраивал себя на убийство. Представлял его в одиночестве, без малейшего представления о том, что его ждёт. Я не хотел этого. Не хотел убивать человека, даже если он выдуманный. Не настолько я был разбит и сломан, что был готов пустить стрелу в голову ублюдка, державшего меня в клетке. В мразь, покалечившую меня, или же испортившего мою жизнь. Даже если в голове мерцает лишь одно единственное лицо… знакомые очертания, оставшиеся в моей памяти болезненным клеймом – я не опущусь ниже плинтуса. Мне лучше избегать контакта с ним. Пусть уж лучше мы будем жить своими жизнями, не пересекаясь. А уж в будущем, скором или нет, он сам помрёт. От болезни, или же от чужих рук. Не моих. «Превосходно твоё владение луком. Ни одна стрела, выпущенная из пальцев твоих, не пролетела мимо этих кусков коры, тобою собранных».- Голос Ведьмы выудил меня с глубокого дна моих размышлений. Заставил меня вздрогнуть от неожиданности и обернуться, рассматривая её спокойную улыбку, и глаза, с ноткой интереса в них. Я молча разглядывал её, стоящую рядом, сжимающую свою перебинтованную руку, пока она нахваливала мою стрельбу. – «Даже если я не знаю ничего об инструменте этом – луке… То, как ты пользуешься им – безупречно, в глазах моих. И кажется мне странным то, что остановился ты так скоро. Что последние куски коры… последняя твоя цель… стоит нетронутой». Всё это время, начиная с того момента, как я начал размещать свои мишени, Ведьма наблюдала за мной. Её похвалы и скрытое восхищение грели мою душу, однако сам секрет, и причина, по которой мне давалась подобная точность, были выложены в противоположную чашу, выравнивая весы моих чувств. Что же… Раз уж меня поощряли добрыми словами – я насильно растяну улыбку и поблагодарю свою наблюдательницу. «Просто представляю что-то конкретное вместо коры. Животное, например… или лицо». – Это всё, что я посмел из себя вызволить. Я не стал вдаваться в детали своих методов, ибо Ведьма быстро поняла меня после столь лёгкого описания, кивнув своей грязной головой. Мои руки, и тело, расслабились, а стрела нашла своё место в колчане, пока я говорил себе, и ей: - «И я закончил практиковаться. Потому и остановился. Вот так вот». Успокоиться от своих же собственных слов я смог. А вот Ведьма… она всё ещё была завлечена новыми предметами. Как и всегда, она оглядывала оставшийся "рулон" древесной коры, аккуратно сняв его с палок, сжимая в своих пальцах. Это "изобретение" было для неё новым, невиданным ранее, и она аккуратно изучала его, стараясь понять, как это всё работает, или как я вообще додумался сотворить этот хлам. Я наблюдал за каждым её действием и шагом, ожидая услышать чего-то ещё. Так ведь бывает, что после осмотра моего творения, или итогов моего труда, она находит в себе смелости задать вопрос, или же поблагодарить за мою работу… даже если подобные вещи я делал не для неё. Но вместо этого, я наблюдал, как она уходила к стене из деревьев, удерживая эти скрученные куски коры на своей перебинтованной ладони. Она решила укрыть своё лицо капюшоном, встав к ближайшему дереву спиной, и расположила на своей опущенной голове эту маленькую, самодельную "мишень". «Что ты удумала?» - Мой вопрос был моментально обращён к этой дуре, что примеряла моё творение, словно шапку. Однако она… словно меня не слышала, спокойно, и с улыбкой, прося меня: - «Попробуй попасть в эти… куски коры древесной. Хочу увидеть я полёт твоих стрел». Сама неясность её решений, слов и действий, заставили меня замереть на пару секунд, рассматривая укрытое за капюшоном лицо, со скрученными связками древесной коры на её макушке. Создавалось ощущение, словно она предлагала мне испытание. Такое как… попасть в яблоко на её голове. Но, как бы это глупо не звучало – именно об этом она и просила. «Ты совсем головой поехала?!» - Её шутке я не был рад… но Ведьма и не шутила вовсе. Она даже не дрогнула, когда повысил свой голос, начиная делать широкие шаги в её сторону. – «Рима, я не могу просто взять и…» «Можешь!» - Мне ещё не приходилось слышать такой чёткости и громкости в её голосе. Этот манёвр вызвал у Ведьмы небольшой кашель, который она смогла усмирить. Ей пришлось убрать самодельную мишень со своей головы и хорошенько откашляться, перед тем как посмотреть на меня, ошарашенным её громкостью, с лёгкой, приятной улыбкой. Знаком уверенности и веры. – «Поверь мне, Канэм… мой Охотник… Ты можешь! Уверена я, что ты способен на многое! Что истинные свои умения и таланты скрываешь ты за туманом страха и нерешимости!» - «Не пори чушь! Ты вообще представляешь, о чём меня просишь?! Что если я помажу?» «Ты не промажешь. Уверена я в этом всем сердцем». – Её уверенность в моих умениях меня слегка пугала. Она никогда ещё не видела меня с луком в руках. Точнее, я никогда ещё не стрелял в живых существ при ней. Я… даже сомневался, что она понимает летальность одной только стрелы. Но, не смотря на огромную опасность – она улыбалась мне, хоть её улыбка и была слегка искривлённой, растянутой сквозь силу. И спустя пару секунд молчания, Ведьма снова положила "рулон" на свою опущенную, прикрытую капюшоном, голову, настраивая меня на предложенную ей глупость странными советами: - «Представь, что эти куски коры – лицо. Как и раньше. И лицо это человека, которого ты ненавидишь больше всего. Вообрази, что он схватил меня, и угрожает расправой, приставив нож к горлу моему…» - «Это не игра тебе, коза безумная! Повторюсь опять: Я не герой фэнтезийного романа, способный поразить всё и вся одной стрелой! Если я промажу – твоя глупая головка прибьётся к этому полену и будет висеть, как тыковка на жёрдочке! Нельзя просто "придумать" противника на месте кучки гнилой коры, пульнуть в них стрелу и заставить её магическим образом полететь прямиком в цель! Так это не работает! Пойми же ты наконец!» Это была настоящая истерика. Из меня выходили чистые, ничем не приглушённые крики. Истинная злость и гнев. Не смотря на все мои попытки уговорить Ведьму забыть про эту глупую затею, бросить эти чёртовы корки обратно в болото и пойти обратно в избу… Она продолжала стоять на своём месте. С прижатыми к груди руками и опущенной головой, на которой всё ещё стояли скрученные куски древесной коры. Может, она и была тронута моей… тревогой… боязнью за её благополучие, да и вообще за её жизнь – Ведьма настаивала на своём, "вкопавшись" в своё место голыми стопами. «Я доверяю тебе свою жизнь, мой Охотник, Канэм. Доверяю так, как ты доверил мне свою». – Произнесла она спокойным, монотонным голосом, не поднимая своей головы и не двигаясь. – «Лишь представь. Попробуй… Искренне прошу». Я не имел и малейшего понятия, зачем она шла на такой поступок, или как её советы могли улучшить мою стрельбу. Даже если я представлю самую гнилую мразь на этой земле – стрелы не полетят туда, куда я хочу. Как я уже сказал: Я не могу просто взять и заставить стрелу "магическим образом" поразить мою цель. Да и… даже если подобные чудеса реальны в этом мире… «Что если я скажу, что я стрелял по твоему лицу всё это время? Что-то изменится, Рима?» - Этот вопрос был серьёзным. Я лгал, но ине хотелось в последний раз попробовать хоть как-то растормошить эту глупую девицу. Дрогнув от одной лишь мысли, что я представлял её в качестве мишени – Ведьма продолжала молча стоять, не двигаясь. Её решение было неизменным. – «Ладно… Встань ровно. Прижмись спиной к дереву. Закрой глаза, и руками их тоже закрой». Внезапные приказы заставили Риму встрепенуться. Взглянуть на меня с удивлением и, поймав соскользнувшую с её головы «мишень», встать так, как я её просил. Связка древесной коры вновь оказалась на её голове, лицо было укрыто ладонями. Ведьма стояла, как истукан, не шевеля и мускулом. И я искренне надеялся, что она не выйдет из этого образа в самый последний момент, шепча себе, и ей: «Не шевелись». Это было хреновой идеей. Ужасной идеей! Трагедией, готовой произойти в любую возможную секунду! Я ещё не обезумел! Я мыслил здраво, трезво! Обзывал себя, и Риму, всеми возможными матами в своей голове… Однако в моём теле горела решимость. В голове представлялось лицо Тиллы, а руки сами начинали натягивать тетиву, поднимая лук. Дар Медведицы просто не позволял мне сдаться. Моя трусость, мой страх… ужас, тревога, гнев, паника – все эти чувства должны были останавливать меня в подобных ситуациях. Отстранить меня от неё, заставить бежать. Однако «дар» работал против меня в этот момент, «переваривая» мои чувства в прямые противоположности. Даже если я, внутри своего тела, кричал себе: «Остановись!» - моё сердце стучало сильнее, перебивая моё внутреннее, слабое "Я". Мои руки натягивали тетиву до предела. Держали её на самых кончиках пальцев, если не ногтей, пока я сражался со своими страхами, желая остановиться. Чувствуя усталость в пальцах, с которых начинала аккуратно соскальзывать тетива, мне пришлось поддаться. В последнюю секунду, все чувства вышли наружу в громком крике. И стрела… выскользнула из моих пальцев. Лёгкий стук. Наконечник вгрызся в ствол дерева. Ведьма даже не почувствовала удара стрелы. Возможно… даже не услышала, к её счастью. Её ладони продолжали укрывать её лицо, тело даже не дрогнуло. Я даже видел, как она напряглась, сдерживая в себе страх, что заставлял её невольно сжиматься. Её тело расслабилось вскоре. Дрогнуло, только я коснулся её головы. Взгляд удивлённый, ошеломлённый, был направлен на меня, а после - Ведьма усмехнулась в облегчении, с лёгкой улыбкой поднимая глаза, желая увидеть стрелу над своей головой. «Я промазал». – Её эмоции быстро заменились их противоположностями. Ведьма не верила моим словам, но только я показал ей связку, целую и нетронутую… Она моментально отстранилась в ужасе, рассматривая стрелу в дереве. Я попал чуть ниже своей мишени… и, к счастью, чуть левее. Не уведи я лук в сторону в самый последний момент, кончик стрелы определённо бы "расчесал" грязные волосы настырной Ведьмы. Для меня этот промах был удовлетворительным результатом, а для неё – раскрывающим душу событием, заставляющим думать о миновавшей её гибели. Я бы тоже дрожал, как овечий хвост, увидев стрелу рядом со своей головой. «Н-н-невозм-можно… Но ведь-!» - Ведьма пыталась держать себя в руках, поджимая свои дрожащие губы. Глаза не могли оторваться от стрелы, представляя её во всех возможных точках на дереве. Но когда она прошла своими ладонями по оперению – Ведьма внезапно обернулась, выхватив из моего колчана стрелу. Шагнув в сторону от столь неожиданного движения, я наблюдал за тем, как Ведьма рассматривала стрелу в своих руках… как она поглаживала оперение, пока на её глазах накапливались слёзы… И как она ринулась прочь, кинув стрелу в сторону. Бежала что есть мочи в лес, куда подальше от всего этого. Подальше от стрел, от дерева, от меня. Реакция неожиданная… но понятная мне. Эта невежда поняла опасность "инструментов" в моих руках. Поняла, что они не игрушка, и сделаны для того, чтобы убивать. И теперь страх гнал её прочь от орудия убийства… и от самого убийцы. Гнаться вслед за ней с извинениями на устах было глупостью. Я мог только вернуться в избу, подготавливая себя к объяснениям и, возможно, наказанию. Стрелы вернулись в колчан. Дверь захлопнулась. Инструменты вернулись в свой угол. Мне оставалось только успокоить свои руки, разум, и приготовить что-нибудь на ужин, ожидая возвращения хозяйки этого дома.***
Солнце успело зайти, котелок с супом – остыть… но Ведьма не возвращалась. Она продолжала бродить где-то там, в лесу, осуждая себя за свои ошибки в полном одиночестве, пока я сидел тут, сытый и тёплый, уверяя себя в том, что с ней всё в полном порядке. Не ночевать же ей в лесу с горя, верно? И меня бояться ей нет смысла. Но чем чаще я уверял себя – тем больше я начинал сомневаться в своей правоте. Логика и чувства у меня никогда не пересекались. Здравый смысл всегда говорил одно, а сердце – абсолютно противоположное. Но оба смогли единогласно согласиться в одном: Ведьма не такая глупая, как кажется. Может, она и ведёт себя странно, и не знает большинства вещей, но она была мудрой девушкой. Её помощь можно было назвать «профессиональной». Её мысли – разумными. Даже некоторые из её советов помогли мне разобраться в вопросах, на которые я не знал ответа. Она добровольно согласилась сделать себя "живой мишенью", и на то должна быть причина, как и причина её странного совета по стрельбе. Но что её на это толкнуло? Интерес? Скука? Желание помочь? Может… фетиш у неё такой? Или же… она знала, что делает, и на что идёт? Что советует? В сомнениях, я разглядывал свой колчан. Бегал глазами по лёгким царапинам и грязным точкам на кожаной поверхности, разглядывал швы, удерживающие как ремень, так и всю конструкцию, вместе… А после меня завлекли мои стрелы. Обычные стрелы, коих у меня только три, каким-то образом ещё не сломавшихся после стольких выстрелов. Но одна из них была укрыта своими друзьями. Её оперение заметно отличалось от остальных. Белые и, если я не ошибаюсь с догадкой, гусиные перья. Аккуратно разделённые напополам, вставленные в лёгкие вырезы и связанные грязной, тонкой нитью с двух сторон. Один только вид этого оперения словно говорил мне: Человек, смастеривший эти стрелы, знает, что делает. Но остальные стрелы… их оперения заметно отличались от этой. Я быстро заметил разницу. Светло-коричневые оттенки на пере, грубые разрезы на концах оперения, чистота нити. Оперение словно… заменено на этих двух стрелах. Сделано но так умело, как у первой, но довольно аккуратно. Тут я и задумался. Взглянул на одну стрелу, и на другие. Они не всегда были различны. Чёрт вас дери… Я украл эти грёбанные стрелы у Тиллы! Он всегда ими стрелял! И я стрелял ими, когда бросал ему вызов! Они должны были быть одинаковыми! Тогда почему у них разное оперение?! «Погодите…» - Внезапно, меня поразило. Я взглянул на "гадкого утёнка" с белым оперением ещё раз… и осознал, в чём была разница и причина, моментально побежав в лес, искать Ведьму. Я понял, почему этот "утёнок" был "лебедем", как и остальные. Все эти стрелы были "оригинальными". Стрелами, что Тилла купил для охоты. Которые я украл у него. Стальной наконечник, оперение из гусиного пера, мастерская работа. Они все были одинаковыми, но лишь у двоих оперение заменили. Точнее… Ведьма заменила оперение, когда меня не было рядом. Только поэтому она решила стать "живой мишенью", ожидая, что я выстрелю её стрелами. Увижу разницу своими собственными глазами. Я даже догадывался, зачем она так поступила… но сейчас было не время засорять свою голову догадками и теориями. Я искал Ведьму. И, подобно бешеному псу, я бегал по лесу в поисках этой блуждающей проказницы.***
Мои поиски не были долгими. Мне не пришлось обыскивать всю знакомую мне территорию, или же просить помощи у "лесных жителей". Ведьма нашлась возле реки. Она сидела у берега, согнувшись, и держала в воде свои руки, не услышав моих шагов… или же попросту не реагируя на них. «Рима». – Но она отреагировала на мой зов. Выпрямилась мигом, сжав свою ладонь, но не поворачивала своей, словно подснежник поникшей, головы. И не ту, что была перебинтована раннее. В этот раз, вторая её ладонь была порезана так же, как и первая, а из раны спокойно текла тёмно-красная субстанцая. Каждая капля врезалась о кристальную поверхность реки, обращаясь в ней в тусклое, красное облачко, что уходило вслед за течение, постепенно растворяясь и исчезая. Неизвестно, сколько минут она держала свои изрезанные руки в холодной воде… но я не был шокирован, или же взволнован этой картиной. Как я уже и говорил – я страдаю такой же проблемой. - «Я н-немедленно займу-» «Сиди, где сидишь. Меня тут нет». – С этими словами, в коих не было и капли тревоги, я сел рядом. Пытался аккуратно взглянуть на её лицо, скрытое за капюшоном, и рассматривал её руку. Её рану, шедшую по всей ладони. Она держала её так, словно пыталась остановить кровотечение. Перекрыть вены, сжимая запястье. Она осознавала свою ошибку в этой ситуации, свою глупость, пытаясь это исправить и скрыть. Мне даже спрашивать об этом не нужно было, ибо я помнил, что чувствовал себя так же после подобных… ритуалов. И меня не интересовал её настрой, или же причина, по которой она начала резать свою плоть. Я задался вопросами, о которых, в такой ситуации, не спрашивают люди со здравым умом: - «Что ты сейчас чувствуешь? В своей ладони?» Ведьма приподняла свою голову, чуть повернув её в мою сторону. Мой вопрос был для неё неожиданным… но нужным. Для неё, в основном. «Боль. Жгучую, неприятную». – Тихо, неспешно вышло из её уст, только она решила вновь опустить свою голову. Сжать своё запястье сильнее, безуспешно пытаясь остановить утекающую красную жидкость. – «Холод воды речной заглушил её, но теперь она разрастается вновь. Охватывает ладонь, подобно лозе. Слабо и неспешно». «И всё? Ничего больше?» - Ей нечего было сказать после столь подробного описания. Она лишь едва заметно кивнула головой, а я выпустил из себя тихим шёпотом: «Вот как», продолжая растягивать наше молчание. Ведьма всем своим видом говорила мне, что сделала глупость. Даже её тихий, бездушный голосок держал в себе лёгкую дрожь стыда… И я поступил аналогичным образом, стянув ножик с её колен, которым она, собственно, и резалась. - «Канэ-» Ведьма не успела вовремя осознать моих намерений. Лезвие, с трудом, но проскользнуло по моей ладони, заставив меня зашипеть от боли. Оно оставило на мне свой след, из которого неспешно начинала бежать кровь, стекая в реку лёгкими каплями. Ведьма не ожидала от меня подобного поступка, пока я спокойно наблюдал за обилием жизни, неспешно убегающей из моей ладони, спокойно подтвердив её недавние замечания: - «Да. Неприятная боль. Как ты и сказала». Недолго она разглядывала нотки моей боли с заметным шоком и непониманием в своём взгляде. Наблюдала за проявляющимся спокойствием, едва заметной улыбкой, и ясностью в моих глазах глазах. «Зачем ты вредишь себе? Зачем делать такую… глупость?» - Спрашивала она меня с опущенной головой, разглядывая свою ладонь, постепенно находя ответы на свои же собственные вопросы. «У тебя ведь были причины дважды себя порезать, верно? Вот и они у меня есть». - Всему есть смысл, как и у наших поступков. Вот только Ведьма не раскроет его мне, продолжая держать всё внутри себя, запертым в ларце, и спрятанным в яйце. Разбивать же её ради этого секрета не было необходимостью. Ответ был таким же простым, как и сама загадка. Даже попытаться угадать её… я не постеснялся: - «Я вот… захотел почувствовать ту боль, о которой ты мне рассказала. Повторить твою ошибку. Посидеть на твоём месте немножко. А вот ты… захотела почувствовать… хоть что-то. Подтвердить себе, что ты ещё человек. Что ты ещё умеешь чувствовать, и не превратилось в бездушное полено. Или же решила задушить чувством боли всё остальные, как это я обычно делаю». Я сделал глупость. Несколько, если быть точнее. Я чувствовал жгучую боль в ладони, а так же лёгкий стыд от своей… навязчивости и наивности. Однако сейчас, я не один принимал эти глупости во внимание, легко улыбаясь. Да, я не помню, насколько большим или маленьким был мой стаж в области вреда самому себе, но я верил в существующий смысл этой глупости. Поступка Римы. Ведьмы. - «Т-ты… как никогда прав… мой охотник, К-канэм». Я слышал лёгкую дрожь в её голосе, пока она протягивала свою ладонь, по моему велению. И дрожь в её ладони я тоже чувствовал. Стараясь вспомнить все знакомые травы и мази, которыми она меня перебинтовала раннее, я пытался разобраться с её раной. Все ингредиенты брались из её сумки, случайно, и выбирались исключительно по их виду. Накладывались на рану аккуратно и без спешки, пока я переводил своё внимание на Ведьму, ожидая от неё какой-либо реакции или же предупреждения. Кто знал, что я держал в своих руках, если не она? Но она молчала. Не отрывала глаз от своей ладони. Не говорила ничего в ответ моим действиям, выпустив из себя лишь сдавленное: «Спасибо», только на чистых, рваных тканях, проявился багровый след. А что на счёт меня… Я лишь прижал пару обмоченных листов к своей ране, медленно вставая с холодной земли. Моя рука была протянута молчаливой Ведьме. Этим скромным жестом я подзывал её, желая помочь ей встать на ноги. Солнце уже не висело на небе, и свет его не пробивался сквозь густые, лесные стены. Нам стоило возвращаться на поляну, где ещё сверкает исчезающий оттенок вечера, пока лесную чащу не охватила тьма. Целиком и полностью. И только ладони Ведьмы аккуратно обхватили мою… нежность в них заменилась силой. Я услышал, как она всхлипнула. Чувствовал силу, с которой она обхватила мою руку и вцепилась в неё ногтями, утягивая меня обратно к земле, пока из её дрожащих губ, с лёгкой икотой, выходили совершенно непонятные мне извинения. – «Прост-ти… Молю… Я с-соверш-шила… глуп… пость…». Её внезапный плач ввёл меня в ступор. Я ещё никогда не видел, чтобы она заливалась слезами. Да ещё и извинялась… не понятно за что. Мне непривычно видеть слёзы, особенно у неё. Так непривычно, что я слабо сопротивлялся её хватке, утягивающей меня к земле. Но только я увидел лицо этой плаксы… этой истерички, впившейся в мою кожу ногтями… Я увидел все объёмы её боли. Все чувства, скрытые в ней, выливающиеся из неё неустанным потоком. Поджатые губы кривились, щёки подрагивали вместе с уголками губ, нос начинал подтекать. Она выглядела, как ребёнок. Плаксивый, напуганный ребёнок. «Ну чего ты…» - С неохотой, но я поддался желаниям Ведьмы. Сел обратно, на ещё тёплое место в грязи, позволив ей сжать ткань моей рубашки и стараясь понять, что происходило с этой душевно-неуравновешенной девицей. Она желала высказать что-то, и усердно старалась со мной заговорить, но вызволяла из себя только всхлипы и бесперебойно икала, без возможности произнести и слова. – «Рима, успокойся. Дыши глубже. Сполоснись, выпей воды…». Что бы я ей не говорил, она меня не слушалась. Ведьма продолжала сжимать мою руку и драть ногтями грубую ткань рубашки. Но спустя секунды… она всё же успокоилась. Отдышалась, ослабив свою хватку, и подползла ближе, врезавшись в меня коленками. «Я… т-тронула стрелы тво… и посыл-л… в лес… ло… ж-жью. О… оп-перен-ние… замен-нила… И я… я сов-вер… гл-луп… пость, заста… заставив… теб-бя…» - Что бы не пыталась сказать Ведьма, всё выходило в спешке, оборванно и нечётко. Но я понимал, в чём она признавалась. Эта дура и вправду заменила оперенья с планом на уме. Но чем дальше к причине она подбиралась, тем больше её захватывала паника, а горечь в горле вставала ещё большим комом. Не в состоянии добраться до причины: «Зачем», Ведьма прижалась к моей руке лбом и, шмыгая носом, начала выпускать из себя лишь волны извинений и стыда: - «К-каюсь я! Каюсь… в ош-шибках… своих… не жела-ала… я… изувечить твоё… с-сердце… с-сильнее. Меня вин… ни. Проклин-най меня, и… н-н…» - «Успокойся!» Ведьма пискнула в испуге, перед тем как вновь сжать мою руку, опустив свой взор к земле, вместе с головой. Все её извинения, признания, слёзы… Меня это так терзало, что я ничего не мог с собой поделать. Громкость моего тона сама проявилась во мне, а мои нервы были натянуты, как струны. Я ведь сам мог предотвратить весь этот "театр", попросту дав ей по щеке и послав домой, а не играя в её игры и стреляя в лоб "для развлечения". Она, как и я, понимали, что могло бы произойти с нами, пойди всё иначе. Ведьма была бы мертва. Прибита к дереву стрелой. А я бы… ну… Она сама сейчас сказала, что бы я делал. Проклинал бы себя и калечил до скорой смерти. Как и в прошлой своей жизни. «Так или иначе… Ты сделала хорошую работу. Без спроса, конечно, но всё равно хорошую. Оперение не развалилось у меня на руках, и… Честно говоря, если бы ты сменила оперение на всех трёх стрелах – я бы и не заметил». – Глаза Ведьмы сверкнули на короткий миг. Тело вздрогнуло, только моя ладонь коснулась её головы, поглаживая её грязные, непослушные волосы. Неизвестно, чему она так удивилась. Возможно, моей похвале… или же тому, что я так просто простил её. Тут уже неважно, что она хотела сделать, ибо она делала это с желанием помочь. Никак иначе. - «Ты молодец, Рима». Я похвалил её. Заставил замереть, впитывая каждое моё слово с широко раскрытыми глазами… перед тем как взреветь громче прежнего, врезавшись в меня лицом и поливая меня слезами. И я сделал это специально. Да, она поступила неправильно, скрытно трогая и «экспериментируя» с моими стрелами. Случись что с оперением по её вине, в самые неприятные моменты – я бы даже об этом не узнал, покалечив себя, или даже умерев. А произойди этот самый "неприятный момент" пару часов назад – мы бы тут не сидели. Но… что было в прошлом – останется в прошлом. Мы извлекли урок из своих ошибок и, надеюсь, более их не повторим. «Пойдём». – Я поднимал Риму за собой, стараясь не обращать внимания на то, как крепко она продолжала держаться за мою руку. – «Солнце садится, а суп стынет».***
Ведьма следовала за мной, не отставая. Вжималась в мою руку, разделяя со мной свою дрожь всю дорогу. Дома она хорошенько сполоснула свою грустную мину, а горячей тарелки супа было достаточно, чтобы её успокоить. Это всё, что ей было позволено сделать. «Дай себе, и своим ладоням, отдохнуть хоть раз. Увижу тебя у котелка или трав своих вонючих… Я… разозлюсь». – Я не знал, как пригрозить этой трудоголичке-плаксе, а потому мои угрозы звучали "пустыми". Мне хотелось помочь ей прийти в форму и отдохнуть от вечных работ за столом, и других методом оторвать её от своих излюбленных трав я не видел. Так или иначе, она меня поняла. Вся её поза, стеснительный вид, опущенная голова и ладони, поглаживающие друг друга… Она не могла показать себя ещё более беспомощной и подавленной. Но она, так или иначе, вернулась в свой прежний вед, как только я пожелал ей: - «Спокойно ночи, Рима». Ведьма выпрямилась, её глаза засверкали, а уголки губ аккуратно наклонились в сторону её щёк. Она не слышала громкости в моём тоне, или же грубости и злости. Это всё тот же голос, который она слышала не раз уже несколько недель, как и пожелание, всё ещё несущее свой искренний посыл. А пока я забирался обратно в свою "пентхаус" комнату – она всё же ответила мне взаимностью, и из её уст вышло тихое, но вполне различимое: - «Спокойно ночи, Канэм, мой охотник».