До встречи в Испании

Лионель зажимает уши руками со всей силы, потому что отчаянный вой стадиона оглушает, причиняя физическую боль. Плач раздается со всех сторон, пока он растерянно ищет глазами хоть что-то, он сам не знает, что. Глаза выцепляют отдельные картинки: вон девушка до крови кусает губы, пытаясь сдерживать душераздирающий крик; вон отец сжимает в объятиях ничего непонимающего испуганного ребенка; там стоят, сбившись в кучу, сотрудники стадиона, вытирая бумажными платками слезы; с одной стороны он видит Марка, который стойко сжимает губы в тонкую полоску, устремив покрасневшие глаза куда-то на трибуны; чуть поодаль Лео видит подрагивающие в беззвучном (наверное, ведь сейчас не разобрать, откуда раздаются крики) плаче плечи Ивана, а Жерар поглаживает того по голове, уткнувшись лицом в его волосы; Луис сидит рядом на траве, облокотившись на колени. Лионель не понимает. Плач трибун проникает сквозь пальцы, вибрирует в ушных перепонках. Ему жарко, он весь мокрый, надеется, что от пота. Боль стреляет во всем теле. В какой-то момент он больше не слышит ничего, кроме гулких ударов, слишком медленно понимает, что это его сердце, секунду думает, что это сердечный приступ. Он продолжает скользить взглядом по бровке, по неспокойным трибунам, зеленой траве, пока все не перекрывают цвета родного клуба, и он не утыкается носом в грудь Пике, который со всей силы сжимает его в объятиях. Он хочет оттолкнуть его, но руки заняты ушами, он несильно сопротивляется, а потом что-то щелкает внутри. Щелкает сильно и больно. Он сцепляет до хруста пальцы на футболке одноклубника и издает вой, перекрывающий все голоса вокруг. Он просыпается. Просыпается будто от толчка, будто кто-то со всей силы ударил его в спину. Ножом. Куда-то слева. Резко садится на кровати. Воздуха не хватает, он жадно глотает кислород маленькими порциями, пытаясь прийти в себя и не умереть от гипервентиляции. Пот течет ручьем, все простыни и подушки мокрые, но его губ касается отнюдь не пот. Мокрой тканью Лионель вытирает лицо, трясущимися руками отодвигает ее в сторону и опускает ступни на холодный пол. Когда он пытается встать, приходиться опереться на стену, потому что ноги ватные, не хотят идти. Ему кажется, что до ванной он добирается как минимум час, а то и больше, склоняется над раковиной, включает ледяную воду и подставляет под нее голову. Боль пронзает с новой силой, в ушах звенит многотысячным стадионом, он пытается не закрывать глаза, чтобы не видеть снова эти болезненные картинки. Когда все же становится немного лучше, он сползает на пол, не выключив воду, и прислоняется спиной к холодному кафелю. Воздух горячий, удушающий. Ему кажется, что вся кожа горит, от нее идет пар. Он вспоминает слова тренера по физ. подготовке: «Дыши, Лионель, просто дыши, глубоко и медленно, всей грудью». Лео закрывает глаза и дышит. Через полчаса ему все также плохо. Воспоминания о лицах, искаженных болью, мелькают с обратной стороны век. Стоит ему закрыть глаза, как голова начинает кружиться, он будто падает, а в сердце стреляет еще свежая боль. На негнущихся ногах он поднимается, все также опираясь на стену, и двигается в сторону лестницы, чтобы спуститься на кухню и выпить холодного зеленого чая. Ступени кажутся ему мягкими, а перила обжигающе холодными. Передвигать ногами очень сложно, и он лишь надеется, что не навернется, переломав себе все кости. На кухне чуть прохладней, чем наверху. Он наконец добирается до холодильника, достает кувшин с чаем и пьет прямо из него, жадно, громко глотая. Из гостиной доносится тихий звук работающего телевизора, а по стене и полу скачут разноцветные блики. Лео заходит в большую комнату, подходит к журнальному столику и делает звук потише. На экране в самом разгаре футбольный матч, комментаторы резво что-то обсуждают, а он ложится на диван и прижимается к горячему телу, обнимая его руками и ногами, утыкаясь лицом куда-то в шею и шумно втягивая носом так много родного запаха, как только может, стискивая объятия сильней. Хозяин тела от таких манипуляций немного ерзает, фыркает, слегка поворачивается, оплетая тело Лионеля своими длинными руками, и утыкается губами в его лоб, сонно целуя. Почти умиротворенную тишину нарушает негромкий, но все же крик комментатора, который празднует гол, изо всех сил радуется и объявляет новых чемпионов. Он рассказывает что-то о безоговорочной победе, о неожиданном английском финале, упоминает несколько топ-клубов, которые до этого финала не дошли, название собственного режет слух, Лео несильно дергается. Руки, обнимающие его, прижимают к себе еще ближе, чужое дыхание успокаивает, пока он начинает понемногу расслабляться. - Ты дрожишь, блауграна, - голос сонный, тягучий, с хрипотцой и, как обычно бывает в такие моменты, сильно отдает португальским акцентом. Лионель еще раз вдыхает полной грудью и наконец совсем успокаивается. - Просто приснился страшный сон, - голос его тихий, приглушенный тканью чужой футболки. Он чувствует вибрацию, слышит тихий смех, руки гладят его по спине медленно и лениво. Вокруг темно, только блики телевизора освещают пространство вокруг. Аргентинец слегка обижен, кусает за плечо смеющегося нахала, тот показательно ойкает, хихикать не перестает, еще раз целует в лоб и прижимается к нему щекой. - Все хорошо, это просто сон. Лионель последний раз вздыхает, убаюканный объятиями любовника, и засыпает спокойным сном. Последнее, что он слышит, это счет на табло. Тоттенхэм – Ливерпуль, 0-2.