Throw your arms around me

Тэхён останавливается в какой-то подворотне. На нём всё ещё фартук бариста, он всё ещё держит в руке Чонгука, а тот всё ещё вгрызается в его палец, выпуская тихий писк, когда ладонь Кима сжимает его чуть крепче. — Прости, — извиняется волк. Чонгук сужает глаза, начиная двигать челюстью, чтобы его мелкие острые зубки принесли больше боли. Тэхён тут же морщится. Чону становится совестно за то, что он делает. Даже сердечко ёкает от вида болезненно скрививщейся рожицы волка. Ким садится на лавку, расставляя ноги так, чтобы фартук натянулся между ними. А потом укладывает на него Чонгука, всё же слегка придерживая того рукой, чтобы малыш не перевернулся и не сбежал. На Чона смотрят таким взглядом… Он, на самом-то деле, не привык, чтобы его видели в настоящей ипостаси посторонние. Чонгук знает, что похож на чиби — мелкого персонажа аниме и манги, у которого голова едва ли не больше самого туловища. Это выглядит странно, если брать во внимание то, что во рту у него не обычные зубы, а крошечные клыки, которыми очень легко пораниться и поранить кого-то другого. И глядя на кожу Тэхёна, которая вся в кровавых пятнышках и следах от зубов, Чонгуку становится горько. Так всегда бывает, когда его сущность отступает, а кроткий и нежный характер начинает усиливать и так никогда не дремлющую совесть. Чонгук начинает плакать. В последний раз он плакал две недели назад, когда его ступня так не удачно столкнулась со стулом, больно ударивши мизинчик. Но сейчас Чонгук плачет от того, что ему жалко искусанного волка, который по сути ничего плохого ему не сделал. Просто был излишне любопытным и невоспитанно себя вёл. Ну где это видано, чтобы полезть к кому-то, чтобы обнюхать? Чисто волчьи замашки, не иначе. — Ты чего плачешь? — растерянно подаётся вперёд Тэхён. — Я опять тебя испугал? Но я же ничего не делал… Чонгук начинает плакать ещё горше, размазывая малюсенькими кулачками слёзы по пухлым щекам. Ким, похоже, не придумывает ничего лучше, чем отнять от него руку, лишая привычного тепла. Чонгук тянется за ним, совсем не ожидая того, что Тэхён наклонится, чтобы чмокнуть коротким поцелуем. Его мягкие губы накрывают практически половину лица Чона, заставляя щёки того пылать. Чонгук выпучивает глаза, впервые видя Тэхёна с такого близкого расстояния. Он икает, выпуская наружу череду ярких маленьких мыльных пузырей. Со следующим выдохом выходят искрящиеся звёздочки, а потом — розовые облачка. Ким пялится на малыша на своих коленях шальным взглядом, не зная, что сказать. Зато Чонгук знает, возмущаясь: — Зачем ты это сделал?! Я теперь полдня не смогу успокоиться! Но он кривит душой, потому что видя, как губы Тэхёна разъезжаются в улыбке, чувствует, что икота проходит. Только нутро заливает очередная волна стыда, потому что его голос в этой ипостаси писклявый и высокий. «Как перезвон колокольчиков», — когда-то сказала мама. Это уж никак не подходит под то амплуа, которое выбрал для себя Чонгук, и которому хотел соответствовать. Но. Тэхён улыбается, его глаза чарующе мерцают желтоватым переливом, и Чон понимает, что не чувствует ни смущения, ни злости. Больше, нет. — Ты такой милый, — говорит Ким, легко касаясь Чонгука одними лишь кончиками пальцев. Это становится катализатором, потому что уже через мгновение Чон восседает на чужих коленях в своём обычном виде. Он впивается руками в плечи Тэхёна, боясь потерять равновесие, и оказывается так близко к нему, что вырывает из его губ протяжное: — Вау… А потом: — Ты уже не боишься меня? — Нет! — выпаливает Чонгук, пытаясь слезть с коленей Кима. Волк хитро усмехается, позволяя это сделать, но не отпускает далеко, нагло переплетая с ним пальцы, заставляя усесться на лавку рядом. — А почему боялся? — продолжает допытываться Тэхён. — Я такой страшный? — Нет! «Только бы он ничего больше не спросил» — молится Чонгук, боясь того, что его гиперчестная сущность не даст соврать. — А какой? — словно издевается Ким. — Бесишь меня! — сердится Чонгук, пытаясь вырвать свою руку из чужого захвата, но уж этого ему не позволяют. — Может быть, я тебе нравлюсь, мн? — наклоняется к нему ближе Тэхён. — Я видел, как ты на меня смотришь. Чонгук пытается держать язык за зубами, но прямой вопрос не позволяет ему, заставляя выдохнуть: — Да… Его щёки начинают пылать от стыда. Чонгук прикрывается свободною рукою, желая провалиться под землю. Очень хочется испариться отсюда и забыть этот день, как страшный сон. Он же может опять стать малышом и убежать восвояси, но… Чонгук не хочет казаться слабаком. Он застенчивый, конечно. Но не слабак. — Да, — уверенней говорит он. — Ты мне нравишься. Уже давно. С шестнадцати лет, кажется. Смеяться теперь будешь? Чонгук поворачивается, желая узнать реакцию волка. И видит совершенно не то, что навыдумывал себе. Тэхён не смеётся. Даже не улыбается. Смотрит серьёзно, испытующе, не моргая. Очень проникновенно блестя глазами, заставляя сердечко Чонгука биться быстрее. — Зачем мне смеяться? — наконец говорит Ким. — Мне признался в любви самый красивый и милый парень, которого я встречал. Мне хочется поцеловать его. Но точно не смеяться. Кажется, красными теперь стали не только щёки, но и шея и даже уши Чонгука. Это спровоцировало то, чего и следовало ожидать. Чон опять уменьшился, хлопнувшись на лавку плашмя. — Ну что опять? — ноет Тэхён, подцепляя его шиворот двумя пальцами, чтобы поднять в воздух на уровень своих глаз. — Я же не страшный, чего ты меня боишься?! — Ты слишком непредсказуемый! — возмущается Чонгук. И, когда видит, как Ким начинает улыбаться, добавляет: — Чего ты лыбишься?! Что такого смешного я говорю?! — Твой голос такой… Милый. Ох и зря Тэхён это сказал. Ох и зря. Чонгук цепляется коротенькими ножками за его запястье, окольцовывая, а потом впивается очередным укусом, но теперь уже в ладонь Кима. — Ай! Ну за что мне это?! Больно! — вскрикивает Тэхён, одним резким движением сжимая Чонгука в кулаке. Подносит малыша к своему рту, наигранно-злым голосом спрашивая: — Теперь боишься меня? Я сейчас тебя съем. И… Чонгук не боится, правда. Это несварение или ещё чего. Но… Его попа издаёт жалобный протяжный скулёж, окрашивая воздух звездопадом серебристых блёсток. Тэхён замирает, захлопав глазами, соображая. А потом взрывается громким хохотом, запрокидывая голову. Чонгук начинает реветь. Ему хочется уехать обратно в чёртову Ирландию и больше никогда-никогда не возвращаться. — Ну чего ты? — отсмеявшись, спрашивает Ким. — Ну с кем не бывает, детка? Все пукают, я уверен. Даже я, в этом готов поклясться. И у меня не получается так красиво, поверь. И пахнет не так медово, как у тебя. — Заткнись! — всхлипывая, пищит Чонгук. — Ты придурок! — Ну не плачь, — сюсюкается Тэхён, прижимая малыша к своей щеке. — Ну, хочешь, я продемонстрирую, чтобы ты поверил? — Отпусти меня! Ты мне больше не нравишься! — кривит душой Чонгук, всё ещё не в силах остановить истерику. — Не ври, — вздыхает Ким. — Я же знаю, что ты врёшь. Нравлюсь же? — Нравишься… — мямлит Чонгук, проклиная свою неспособность соврать. — Вот и отлично, — улыбается Тэхён, и Чон чувствует как натягивается кожа на его щеках. — Давай я угощу тебя десертом? Хочешь брауни? Хотя, погоди… Это же канибализмом попахивает… И кто так назвал десерт? Неужели в честь твоих кузенов? * Чонгук и не подозревал о том, что Тэхён такой балабол. Чтобы хоть как-то прекратить поток слов, льющийся из волчьего рта, он решает не «придумывать велосипед» и просто кусает чужую мягкую щеку, тут же слушая сладкую музыку чужого визга: — Чонгук-и! Да как так-то?! Ну сколько можно?! «Сколько нужно, столько и можно», — думает Чон, отрываясь от чужой кожи, позволяя встряхнуть собой в воздухе. — Маленький противный мальчишка, — низким голосом рычит Ким, заставляя Чонгука сжаться в его кулаке. — Ты будешь наказан. Жестоко наказан. И целует Чонгука, заставляя задыхаться и отстранённо думать о том, что лобзание чужого крохотного личика вряд ли можно таковым назвать. Но приятно, чёрт возьми.