Спроси его

Больше всего Кроули смеялся, когда Азирафаэль попробовал искушать людей через продажу порнографии. Азирафаэль, конечно, потом говорил, что это было вовсе не его идеей, что приказ пришёл откуда-то ниже, вроде как Лигур хотел выслужиться, а исполнять велели Азирафаэлю — мол, он всё равно занимается этими бумагами, вот пусть и занимается. На самом деле, Азирафаэль мог бы. О, Кроули в этом не сомневался: в этом демоне, успешно притворяющемся безобидным ровно до той секунды, когда кто-то хотел взять одну из его книг (а он все книги в магазине считал своими), было достаточно сволочизма и обаяния, чтобы ненавязчиво оставить нужный журнал в нужном месте, открытый на нужной странице. Он был достаточно тактичен, чтобы вложить нейтрального цвета закладку! Да, Азирафаэль мог бы многого добиться — если бы не был таким чистоплюем. И нет, дело было не в высоконравственности — демонам, всё-таки, нравственность особо не полагалась. Миссию с порнографией угробило азирафаэлевское чувство прекрасного. — Я просто не мог это выдержать, — признался он Кроули, вздыхая. — В моём магазине, на полках рядом с письмами Брамса, Бьялика и Энштейна, с рукописями Борхеса... — Подожди, — прищурился Кроули. — Ты же вроде только брал их почитать на пару недель?... Ах да, демон, я почти забыл, с кем я разговариваю. Азирафаэль довольно приосанился и отпил чаю, но тут же потерял всю внешнюю властность, ойкнув и принявшись дуть в чашку. — Я оставил им взамен неплохую подделку, — он улыбнулся. — Поверь, очень качественно сделанную. — Получше, чем те журнальчики, да? — ехидно подначил Кроули. Азирафаэль вспыхнул от возмущения — буквально, пришлось тушить скатерть едва начавшим остывать чаем. — Мне привезли низкопробную печать, — презрительно пробормотал он. — Мусор. В работах Возрождения была великолепная эротика, изящно выписанная лёгкая эфемерная тень соблазна... Столько прекрасного осталось в прошлом, и это не говоря о танцах... Хотя, — он оживился, — люди всегда придумывают что-нибудь новенькое! Кроули посмеивался над Азирафаэлем ещё пару лет. Кроули любил посмеяться, но поводов было не так уж много. Алкоголизмом Кроули никогда не страдал — просто потому, что ангелы не подвержены болезням и зависимостям, если только речь не об охренительно здоровенном чувстве собственного величия и всемогущества. Но, живя на Земле, Кроули предпочитал существовать в немного подвыпитом состоянии — или притворяться, что подвыпил. Жизнь слаще не становилась, но было уже не так тошно. На заре создания всё было идеально. Кроули, как от него и ожидалось, творил — он любил творить, Бог дала ему развернуться, и он воплощал свою любовь к зарождающейся вселенной в переливах вуалей туманностей, в ярких всполохах пульсаров, раскалывающих небосвод пронзительными лучами света, в заботливо собранных звёздных системах... Кроули выдумывал и переписывал законы природы — той, что была отведена на его усмотрение, — и верил, что когда-нибудь его творение будет услаждать взор тех, ради кого Бог создала эту Вселенную. Кроули немного задержался тогда, дорабатывая детали. Признаться, он думал о конкретном взоре, желал увидеть по возвращении восхищённый взгляд одного конкретного ангела, потому что... Потому что у них была очаровательная беседа накануне, и Кроули казалось, что тогда, впервые за всё время существования Вселенной (настоящего времени, разумеется, тогда ещё не было, но пробная версия уже обкатывалась), он нашёл кого-то, кто понимал его чувства, кто разделял его мечты и веру в лучшее. Это было бы греховной гордыней, рассуждал Кроули, но что плохого в том, чтобы хотеть вселить радость в чьё-то сердце? Он вернулся, сияя от счастья — чтобы узнать, что пропустил восстание Люцифера и падение неудачливого мятежника с Небес (точнее, полёт после стремительного божественного пинка) в компании нескольких сочувствующих. На Небесах не осталось никого, кто понимал бы Кроули — и мог оценить его потерю. Азирафаэль питал слабость к тому, что уже вышло из моды, употребления и граней здравого смысла, отставая обычно на пару-тройку столетий. Он вообще питал слабость к своему прошлому и своим привычкам — и даже в Аду он остался верен себе. Его ошибка была в том, что он НЕ задавал вопросы. Когда Люцифер сказал, что нужно сделать пару мелких дел и проверить кое-что, Азирафаэль лишь переспросил, точно ли это воля Всевышней. Люцифер сделал уверенное лицо, добавив нотку снисходительности, и спросил, неужели Азирафаэль может думать, что он, Люцифер, обманывает своего собрата-ангела? Азирафаэль заключил, что нет, такого быть не может, даже извинился, и... ...и полетел с Небес вниз вместе с остальными провинившимися. Возможно, следовало быть хоть чуточку осмотрительнее. Или хотя бы не доверять кому попало. От последней привычки Азирафаэль так и не избавился — о чём свидетельствовала как минимум его дружба с ангелом по имени Кроули. А ещё Азирафаэль не избавился от своего имени: в отличие от Лигура, Хастура и прочих. Не стал выглядеть, как полусгнивший труп в костюме на Хэллоуин. Изменились лишь глаза — теперь в них был оранжевый огонь, в обычное время почти маскировавшийся под светло-карий цвет человеческой радужки. Он также не избавился от брезгливости — и среди демонических отродий это превратилось в надменность, схожую с безразличием. Возможно, это была одна из причин, по которой Азирафаэль предпочитал жить подальше от Ада, на Земле — будто кто-то пустил бы его выше. Второй возможной причиной было то, что Азирафаэлю действительно нравились люди. В некоторой степени. Кроули был слегка иного мнения: Азирафаэль умел понимать людей, когда это ему требовалось, и быть абсолютно безразличным тупицей всё остальное время — редкий талант и среди тех, кто обитает на Небесах, и тех, кто привыкает к коммуналке Подземного мира уже какое-то там тысячелетие подряд. Кроули ему почти завидовал. А ещё был безумно влюблён, но об этом предпочитал помалкивать. Иметь Азирафаэля своим другом было выгодно как минимум потому, что это означало: Азирафаэль не будет твоим врагом. Умным, безобидным до последней секунды, когда уже будет поздно, всё просчитавшим врагом. Не то чтобы Кроули когда-то по-настоящему с ним враждовал — ему повезло, что Азирафаэль не был с самого начала безгранично предан Сатане: он, скорее, пребывал в постоянной растерянности по поводу происходящего. Поэтому Кроули удалось уйти от него во время второй их встречи — в семидесятом году, когда Азирафаэль незримой тенью следовал за войском Тита. Римляне были беспощадны, не изменившись со времён падения Карфагена — и Кроули оставалось лишь наблюдать, прикрываясь тенью собственных крыльев, малиновых от всполохов пламени, пожирающего шедевр веры, в который была вложена частичка той же созидательности, что зажгла давным-давно несколько галактик. Теперь пылал весь храм. Кроули замер, когда заметил в снопах искр темнокрылую фигуру. Похолодел, едва увидел эту вежливую дружелюбную улыбку. И почувствовал, что его сердце разбивается на куски, натолкнувшись на рассеянное равнодушие в золотисто-рыжих глазах. Кроули когда-то надеялся, что эти же глаза будут смотреть на него совсем иначе. Отступив на шаг, он изобразил неприязнь, точнее, просто поморщился: — Демон. Это всё, что было в его мыслях. «Демон. Демон. Он теперь демон». Может, он всегда был им в душе, этот падший ангел. Может, если бы Кроули не задержался тогда, поддавшись гордыне, всё бы случилось иначе. Может, Кроули бы задал парочку вопросов и выяснил, что за чушь там происходила. — Ангел, — его противник заморгал, словно был удивлён существованию ангелов вообще. Они стояли друг напротив друга, и молчание между ними наполнялось криками солдат, плачем, грохотом, звоном стали и треском огня. Затем Азирафаэль издал короткий смешок, неловко опустил взгляд — и Кроули рассмеялся. Невесёлый смех был порождён осознанием того, что пафосная и многозначительная пауза демона — всего лишь его смущение и незнание того, о чём говорить. — Я побеседовал с Флавием, — негромко сказал Азирафаэль, всё ещё глядя в сторону. — Но он не смог убедить Тита оставить храм целым. Кроули едва не высказался вслух, мол, а ты думал, твой полководец-перфекционист послушается перебежчика? А потом вспомнил, что демон перед ним — тоже перебежчик, и насупился. — Это отвратительно, — он тоже бросил взгляд в сторону. — Я думал, ты здесь, чтобы насладиться плодами своих трудов. Азирафаэль нахмурился. — Да, — поспешно сказал он. —Трудов. Именно так. Я заставил произойти все эти разрушения. И, как видишь, наслаждаюсь. Кроули не удержался от того, чтобы скептически поднять бровь. А затем направился выпить в одно неплохое местечко в Аншане, которое Кроули обнаружил, пока следил за будущим персидским царём. И совершенно случайно демон по имени Азирафаэль направился выпить в это же самое местечко — может, потому что Кроули, ничего особенно не имея в виду, чётко озвучил, куда он собирается пойти. Так что, хоть уйти от ставшего демоном Азирафаэля получилось, они вскоре встретились вновь, и Кроули был совершенно не против. Хорошо лгать Азирафаэль научился несколькими столетиями позже. Кроули узнал об этом, когда они встретились на колесничных гонках в Византии — в качестве зрителей, разумеется. Кроули предпочёл прикинуться чужестранцем-паломником, Азирафаэль же явился в цветах «синей команды» и ещё во время блуждания по трибунам ухитрился налететь на рослого детину из «зелёных». Азирафаэль извинился, торопливо, искренне и с налётом своей вечной снисходительности, с сожалением отряхивая тогу в процессе извинений. Детина зло щурился, сжимая кулаки. Вскоре по всему Константинополю начались схватки «зелёных» и «синих», от Императора требовали отречения, а бунт вошёл в историю, как самый крупный в Византии. Тридцать пять тысяч человек погибли, подавление было жестоким — и Кроули не мог забыть, как искренне выглядели извинения демона с холодно-золотым взглядом. И как потом Кроули пришлось вытаскивать его из вольера со львом. Лев оказался отличным парнем, но недокормленным и оттого печальным, поэтому охотно прилёг подремать у ног Кроули, пока Азирафаэль объяснял, как вообще здесь оказался. Кроули смеялся до слёз. На углу возле ипподрома продавали отличный сушёный виноград и закуску из актиний. Они снова пили вместе, и Кроули нравилось быть рядом с демоном, который был для него открытой книгой. Может, потому что Кроули смотрел на его глаза, когда разговаривал. А ещё видел то, чего в них уже давно не было — отголосок Небес. — Ты же демон, — Кроули вздохнул. — Ты должен искушать других, а не искушаться и попадать в беду? — Нигде не сказано, что я не должен искушаться, — поправил его Азирафаэль. — Будь уверен, я более чем искушён. Полностью искушён. Я наставлял Гелиогабала. — Исключительно в истории с лепестками, — парировал Кроули. — Я оберегал несколько чистых душ из его дворца, и более чем в курсе, что ты не имел к его оргиям и кровавым жертвам никакого отношения. Азирафаэль посмотрел на него со снисходительной заносчивостью. — Это слишком грязно для меня. — Не слишком ли ты брезгливый для демона? — Не слишком ли много вопросов для ангела? Они помолчали некоторое время, затем Кроули поднял тост — и дальше они просто пили. Они пересекались несколько раз, иногда с удивлением обнаруживая, что работают с одной и той же стороной — если говорить о людях, конечно. Кроули не был трудоголиком, но это помогало уходить ему от дурных мыслей, хотя чаще он использовал алкоголь. Азирафаэль тоже не то чтобы любил свой род занятий, просто на Земле было чище, дышалось легче и меньше приходилось контактировать с демонами. И когда Азирафаэль предложил это, Кроули почти почувствовал себя обиженным — он абсолютно был уверен, что такая идея должна принадлежать ему, и Азирафаэль может додуматься до неё первым лишь в какой-то неправильно созданной Вселенной. — Я давно этим занимаюсь, — сообщил Азирафаэль, осторожно откусывая верхушку пирожного, украшенную вишенкой. — Снизу никто не разбирается ни в людях, ни в проверке документации. Сверху, уверен, тебя тоже не станут ни о чём спрашивать. — С чего это? — поднял бровь Кроули. Азирафаэль посмотрел на него — в его взгляде вспыхнуло всё, о чём раньше ангел только догадывался, показалось на миг, а затем Азирафаэль сказал чуть напряжённее обычного: — Я же когда-то не спросил. Она вообще не любит, когда кто-то задаёт вопросы. Кроули запомнил этот момент. — Нам нужно перестраховаться, демон, — по-деловому протянул он. — Но идея мне нравится. Азирафаэль вежливо улыбнулся, а затем изящным джентльменским жестом поднёс ладонь ко рту, убирая скрученный в сложную фигуру вишнёвый черенок. Кроули на миг разглядел змеиный демонический язык. — А почему бы и нет, — вздохнул он, впервые глядя при разговоре с демоном вовсе не на его глаза. И вскоре креативный талант Кроули вновь проявил себя — но уже на поприще служебных записок, отчётов и «Видели лицо Иисуса на тосте? Это я его пригласил!». Они часто пили вместе. И ели. Но больше пили. Азирафаэль объяснял это исключительно тем, что им необходимо согласовывать, что и кто говорит своему начальству. Постепенно они начали перекладывать поручения друг на друга, чтобы не мотаться по всему свету вдвоём — Азирафаэль был тем ещё сибаритом, а Кроули терпеть не мог лошадей, точнее, отбитую после них задницу. Азирафаэль смотрел на Кроули довольно часто, но каждый раз старался делать вид, что смотрит на что-то другое или просто задумался. Он наблюдал. Изучал. Каталогизировал, как свои книги — любимые книги, в которых Азирафаэль видел не материю, нуждающуюся в ремонте, а истории. Людей — выдающихся, лучших. Выбранных лично Азирафаэлем. Кроули никто никогда не выбирал. У Азирафаэля бы язык не повернулся такое вымолвить, хотя его змеиный язык мог поворачиваться во многих интересных направлениях. Кроули пришёл сам, и Азирафаэль с удивлением обнаружил, что этого ангела ему раньше очень не хватало. Кроули был честным. Искренним. Открытым. И — иногда — безнадёжно сломанным, и тогда Азирафаэлю хотелось помочь. Но он же демон, и он не может помогать ангелу. Зато он может выпить вместе с ангелом, может незаметно сделать пару не то чтобы добрых, но плохих дел, которые, возможно, пойдут на пользу... Или нет. Неважно. Главное — Кроули в такие моменты улыбался, улыбался даже тогда, когда Азирафаэль ошибался, и он при этом смотрел ему в глаза, пока Азирафаэль смеялся вместе с ним. Кроули всегда смотрел ему в глаза. Кроули видел там что-то, отличное от того, что он потерял, но, к своему же удивлению, был совсем не против это найти. И, Боже, какое удовольствие было смотреть, как Азирафаэль, такой продуманный и аккуратный, последовательный и выверенный, как опаздывающие на пару столетий часы, ошибался или делал что-то невпопад. А как он уморительно краснел! — Я не краснею! — как-то возмутился тот его хихиканью. — Это... это отблески адского пламени! Кроули заржал в голос, отчего Азирафаэль окончательно стал пунцовым, затем побледнел и уткнулся в суфле, аккуратно слизывая крошки с губ. Кроули очень быстро заткнулся. Задумался. Азирафаэль, доев, восторженно прикончил коктейль, не забыв вытереть рот платочком и аккуратно положив столовые приборы едва ли не по линеечке, поднял взгляд наверх и блаженно вздохнул: — Здесь намного лучше, чем внизу. Кроули вышел из задумчивости. — Удивительно, что я тебя не раздражаю, демон, — пробормотал он. — Что, прости? — переспросил Азирафаэль. — Я же ангел, — Кроули для наглядности расправил белые крылья — всё равно людей вокруг не наблюдалось. — А ты скучаешь по Небесам. Азирафаэль посмотрел на него с улыбкой. — Я не скучаю, Кроули. Кроули не смотрел на его губы, изогнутые в фальшивой вежливости. — Скучаешь, демон. По глазам вижу. Азирафаэль побледнел, а Кроули запоздало заткнулся. В следующую их встречу Азирафаэль отрастил отвратительную, ужаснейшую, мерзейшую чёлку, падающую на глаза, и Кроули отыскал ему тёмные очки. Каждый раз, даря Азирафаэлю новую модель, Кроули чувствовал себя так, словно сам отобрал у себя что-то важное. Азирафаэль вёл себя, как ни в чём ни бывало, слава Богу, вернув себе изначальную причёску; только очки старался не снимать, особенно при Кроули. Тот делал вид, что его это не ранит, и с рвением принялся незаметно изучать мимику и жесты своего любимого демона. Как оказалось, остановившись на любовании его глазами, Кроули упустил много мелких и довольно любопытных деталей. Во-первых, Азирафаэль хорошо лгал, но с условием, что был готов лгать заранее или понимал, что происходит. Хорошей импровизации ему стоило ещё поучиться. Хотя порой он выдавал поистине шедевральную актёрскую игру, особенно когда изображал возмущение. Во-вторых, жесты выдавали его с головой, но только если хорошо в них разбираться. Ещё он очаровательно поджимал губы, когда нервничал, но думал, что никто не замечает, а его глаза начинали довольно мерцать даже сквозь тёмные линзы, когда Кроули приносил ему какое-нибудь лакомство. Тысячи мелких деталей открыли Кроули глаза на то, чего он практически не замечал: что этот демон точно так же самоизолировался от остального своего племени, как и он сам. И при этом был довольно... спорным. Он отлично творил добрые дела, искренне и естественно, и точно так же умел сделать что-то, что оборачивалось ужаснейшим злом — и каждый раз этот чёртов демон лишь подбрасывал искру: толчок, правильное слово, смешок или что-то ещё. Дальше всё делали люди. И при этом Азирафаэль продолжал любить их и восхищаться ими. И он обожал слушать истории Кроули о том, как тот творил добро. Кроули сперва рассказывал неохотно, но постепенно увлекался, замечая, что глаза его демона мерцают от удовольствия. «Его демона». Демона, не снимающего тёмных очков даже в его присутствии. Кроули нужно было ещё многое выведать о нём. Сволочизм Азирафаэля Кроули узнавал постепенно, и удивлялся, что лично его это ни разу не коснулось. Демон мог делать пакости лениво и повседневно, даже не особо стараясь, но Кроули никогда не доставалось от него. Даже как-то наоборот, Азирафаэль был ему рад и каждый раз закрывал магазин, вежливо и крайне решительно выдворяя посетителей, ставил чай, доставал бутылку виски и чуть приотодвигал стул для Кроули, уже привыкшего приносить с собой что-нибудь вкусненькое. Вот и на этот раз Азирафаэль, завидев Кроули, вежливо улыбнулся застрявшей возле полок с поэзией безвкусно одетой паре: мужчина в сшитом на заказ кричащем костюме с золотыми запонками и шёлковым галстуком, и сухая девица в ярком платье под вызывающе короткой шубой и не то что головокружительным — сногсшибательным ароматом духов. Кроули успел поморщиться от сильного запаха, а Азирафаэль подошёл к паре и произнёс с его привычной лёгкой снисходительностью: — Вижу, у вас проблемы с выбором? Не волнуйтесь, на повреждённые экземпляры у нас есть скидки. Кроули всегда поражался тому, как Азирафаэль умел произносить хорошие и вежливые слова так, чтобы люди злились. Но, едва дверь за оскорблённой парочкой закрылась, Азирафаэль улыбнулся совсем иначе — радостно, тепло и излучая искреннее счастье. В такие моменты можно было забыть, про его падение — тем более, что в Азирафаэле всё-таки многое осталось от ангела. — Маленький подарок из «Cafe de la Paix», — произнёс Кроули, доставая пакет с профитролями. — Я предупредил, что если десерт не понравится моему другу, то за составителем меню явится настоящий демон. Азирафаэль рассмеялся, отодвигая стул для Кроули, и выложил пирожные в вазочку на столе. — Я не буду покидать свой уютный дом только ради того, чтобы разобраться с плохим кондитером, — мягко сказал он. — Другое дело, что я могу сделать так, что ему резко захочется сменить вид деятельности, но... Он осторожно откусил кусочек и медленно прожевал. На лице его появилось выражение неземного — уж Кроули-то понимал всю суть этого слова — блаженства. — М-м-м-м, — простонал Азирафаэль. — Восхитительно. Спасибо, Кроули, это... Он выглядел по-настоящему растроганным. Кроули улыбнулся в ответ. — Считай, они все твои. Я не большой поклонник этих штуковин. На самом деле, Кроули было сейчас наплевать на всё, что не было счастливым и донельзя довольным Азирафаэлем. Он подождал ещё немного, пока тот не вытер рот платочком, и сообщил серьёзно: — Я должен извиниться перед тобой. Азирафаэль повернулся к нему, удивлённый. Кроули был готов поклясться, что тот сейчас моргнул пару раз, затем его глаза широко распахнулись, глядя на ангела, но... — Я сказал тебе что-то неприятное, — в голосе Кроули пробивалась тоска. — И теперь ты лишаешь меня возможности общаться с тобой с глазу на глаз. — Я не... Ох, — до Азирафаэля дошло. — Конечно, я могу снимать их при тебе! Кроули, не ожидавший такой лёгкой победы, с подозрением поднял бровь: — И у тебя нет никаких проблем с тем, что я вижу твои глаза? Азирафаэль снял очки, сложил их и пристроил между сахарницей и заварником, а затем повернулся к Кроули. — Конечно, — он улыбался. — Никаких. Кроули смотрел в рыже-золотое тепло его глаз и верил. Только потом он узнал, что Азирафаэль носил очки не из-за того, что не хотел показываться Кроули, а из-за того, что не хотел видеть свои демонические глаза в зеркале. Всё-таки он очень, очень скучал. А потом была история с порнографией, и Кроули фыркал от смеха, глядя, как пунцовеют при одном упоминании щёки Азирафаэля, и с удовольствием отмечая, что глаза демона всё ещё полны тепла. Когда Азирафаэль злился, его глаза не превращались в сплошное пламя, а словно леденели — и это пугало намного сильнее. Во время всеобщей забастовки шахтёров Кроули наблюдал за Азирафаэлем и его магазинчиком намного внимательнее, чем обычно. Азирафаэль прямо-таки излучал определённую ауру весьма определённого голубого оттенка, и оскорбительные надписи и записки вроде «Убирайся к таким же уродам в Блумсбери!» лишь вводили Азирафаэля в недоумение — он не следил за этой частью человеческой жизни. Кроули дал просветление парочке заблудших душ, ещё одному вежливо намекнул, что ненависть — не очень по-христиански, но он не мог находиться возле магазина Азирафаэля вечно. Поэтому он решил немного прояснить ситуацию. Время он подобрал подходящее: Азирафаэль с искренним удивлением и зарождающимся возмущением рассматривал самый обычный камень. Рядом с ним в окне зияла значительная дыра, осколки из которой усыпали пол рядом. Кроули ощутил укол гнева: если бы незадачливый вандал задел Азирафаэля... ...то в худшем случае демон бы лишь развоплотился на время, а затем вновь бы вернулся. После бюрократической волокиты с добыванием нового тела, конечно. Но почему-то Кроули чувствовал вовсе не светлые эмоции по этому поводу. — Эй, демон, — окликнул он. Он делал это не для того, чтобы позлить. Просто Азирафаэль, даже будучи падшим ангелом, продолжал стараться. И каждый раз, когда Кроули называл его демоном, тот словно приосанивался. А если Кроули при нём расправлял крылья, то лишь на самой грани его восхищения можно было заметить горечь и зависть. Сейчас во взгляде Азирафаэля читалось разочарование. — Я не уверен, что они заслуживают твоего спасения, если начинают громить книжные. Что такого опасного в книгах? Кроули усмехнулся, подходя ближе и забирая камень у него из рук. — И это говорит мне тот, кто застал времена «Молота ведьм»-бестселлера. — Но не здесь же, — покачал головой Азирафаэль. — Тогда, может, дело не в книгах? — намекнул Кроули. Азирафаэль уставился на него с искренним интересом. В его глазах разгоралось любопытство. — А в чём? Кроули было жаль ломать интригу так рано, но чего только не сделаешь ради своего демона. — В том, что ты выглядишь как гей, ведёшь себя как гей, и разговариваешь, как гей? Азирафаэль удивлённо распахнул глаза. — Какое это имеет значение? Кроули вздохнул и потратил некоторое время на политический ликбез. — ...и на фоне этих волнений и радужных протестов у нас есть ты, расфуфыренный владелец книжного, к которому очень-очень часто захаживаю я, имеющий тело одного с тобой пола, и затем мы закрываем магазин и занимаемся чем-то подозрительным. — Но мы пьём чай! — возмутился Азирафаэль. Вздохнул и пожал плечами. — Впрочем, я понимаю. Он присел за стол, за которым они обычно чаёвничали, и задумался. — Как насчёт небольшого путешествия? — предложил Кроули, садясь напротив. — В Люксембург, Грецию или, например, на Альфу Центавра? Пока здесь всё это не утрясётся? Азирафаэль продолжал размышлять, словно не услышал его, хотя Кроули прекрасно знал, что у демона отменный слух. — Спасибо, Кроули, — ещё минут через пять сказал он. — Но я намереваюсь остаться здесь. — Чт- — И, — перебил его Азирафаэль, — как насчёт того, чтобы немного поработать вместе? Кроули расслабился, словно растекаясь по стулу, вальяжно закидывая ногу на ногу. — Обожаю работать вместе с тобой. Азирафаэль улыбнулся — Кроули не знал, как тот это делает, ведь Азирафаэль очевидно ухмылялся с коварными намерениями, но выглядело это очаровательно, мило и совершенно по-домашнему. — Это взаимно, — Азирафаэль взял из вазочки на столе конфетку, подкинув её в руке, и добавил таким бархатным тоном, что Кроули чуть не упал вместе со стулом: — дорогой. Они всё-таки поехали тогда в небольшое путешествие через горы, и, трясясь в фургоне с лесбиянками и гей-активистами, Кроули услышал вопрос от одной дамочки с короткой стрижкой и пирсингом, обнимавшей другую дамочку: — А почему ты называешь своего парня демоном? Он же самая сладкая булочка из всех, что мне встречались! Кроули на миг задумался об этом сравнении, зато Азирафаэль, улыбнувшись с безобидным коварством, чуть горделиво заметил: — Потому что я — настоящий дьявол в постели. Девица фыркнула, а её соседка подняла руку, словно школьница, и начала неуверенно: — Но вы за всё путешествие ни разу... — Боимся сломать палатку и отморозить задницу, — опередил возразившую девицу Кроули. — Да и в спальниках не особо разгуляешься. — Но вы даже не целова- Кроули поймал взгляд Азирафаэля, и почти обрадовался, увидев там не подначивание, мол, ну давай, ангел; а раздумья. Словно Азирафаэль прикидывал, взвешивая отношения между ним и Кроули, анализируя ситуацию и пытаясь понять, насколько негигиенично вообще целоваться в человеческих телах представителям Верхнего и Нижнего миров. Поэтому Кроули просто взял демона за воротник и притянул к себе, прижимаясь губами к его губам. Кроули делал это впервые. А вот Азирафаэль, похоже, нет, потому что он догадался чуть наклонить голову набок и что-то сделать такое губами и языком, отчего Кроули издал сдавленный короткий звук и приоткрыл губы, позволяя Азирафаэлю углубить поцелуй и... Через вечность под дружные аплодисменты других пассажиров мини-автобуса Азирафаэль отстранился от Кроули и с милейшей улыбкой пояснил: — А уж то, насколько я демон в постели, останется между нами. Девицы рассмеялись. Кроули тоже, жалея, что не может скрыть взгляд за тёмными очками. Азирафаэль улыбнулся ему и с кротким видом облизнул покрасневшие губы. — Молчишь? Эт хорошо... Значит, никому не растреплешь... — Кроули лежал на диване, стараясь сфокусировать взгляд на своём слушателе. — Так это... Азирафе... Ази.. А-зи-ра-фа-эль. О. Он вроде как послал меня... Прикинь? Мы... шахтёрам там... Ну, он говорит мне: сделай доброе дело, а я же делаю добрые дела, мне же можно, я же санкцина... сан-кци-о-ни-ро-ван-ный чудотворец, да? И вот делаю... и делаю... А он просто свалил от меня, прикинь? Как только мы закончили, он взял и сквозь землю провалился, чтоб ему... Кроули перевёл дыхание и тоскливо протянул: — Чтоб ему за это не влетело, да? Вызвали его на этот... палас... ковёр... короче, начальство вызвало. А если что? Если... если каюк ему? Если прибьют... Я же за него сам кого хошь прибью... Я ж люблю его, Боже, как же люблю... А он дразнится. Нечестно, да? Вот... вот скажи, нечестно же? И знает же, что нельзяа-а-а-а-а... А я всё равно люблю. Ток это. Ему не говори... понял? Японский спатифиллум не шевелился, но внимал всеми своими ухоженными листочками. Кроули окружал себя растениями, подчиняясь всё тому же порыву создавать вокруг себя прекрасное и стильное пространство. Спатифиллум быстро рос, регулярно цвёл и нуждался лишь в опрыскивании, чтобы не завянуть. Кроули решил, что это справедливо: он из пульверизатора смачивает спатифиллуму листья, а себе смачивает горло винцом. Главное, не перепутать. Иногда, когда вина было чересчур, Кроули всё-таки немножко путался, но спатифиллум не унывал, более того, успешно размножался. Вся гостиная была заставлена горшками с растениями, и когда Азирафаэль как-то заглянул к Кроули в гости, с улыбкой отказываясь объяснить, откуда выведал адрес, то заметил, оглядываясь: — Напоминает Эдем. Тоскуешь по старым добрым временам, когда всё было намного проще? Кроули поморщился, мотнув головой: — Чушь какая, конечно, нет! Но он тосковал. И сейчас вновь задумался о том, что было бы классно иметь Азирафаэля на своей стороне. В смысле, совсем на своей. На ангельской. Тогда бы и на их дружбу ничего не сказали. И на что-то большее сквозь пальцы бы посмотрели. Но — поздно. Падение свершилось, Азирафаэль теперь демон, а Кроули валяется у себя дома, напивается и думает, влетает его лучшему — единственному — другу там в Преисподней за то, что они устроили, или тот вновь отбрешется так, что получит премию. В дверь вежливо постучали. Кроули проигнорировал шум, продолжая обсуждать со спатифиллумом подписку о неразглашении услышанного от некоего пьяного в стельку ангела. Проигнорировал он и ещё две попытки вежливо постучаться, и ещё одну — решительно громкую, но всё ещё вежливую. А вот когда в гостиную, где Кроули валялся на диване ногами кверху, вошёл Азирафаэль, игнорировать уже не получилось. — Привет, — поздоровался Кроули, щурясь. — Ты... Почему ты стоишь на голове? В принудительно-экстренном порядке протрезвев, Кроули часто заморгал и сел нормально, откинувшись на спинку дивана. — Прощу прощеньица, устал после поездки. Если ещё раз надумаешь путешествовать, отправимся в моей машине, а не... — Я на пару минут, — быстро выдохнул Азирафаэль, чуть напряжённо улыбаясь. — Просто хотел передать, что меня поощрили за, дай-ка припомнить... Пособничество распрям, анархии и развратному поведению юных душ. Понимаю, моё исчезновение было сюрпризом для тебя, как, впрочем, и для меня. — Да не парься, — отмахнулся Кроули. — Я знал, что ты в порядке. Ничего он не знал, и сейчас его плавно отпускала паника, уступая место привычной расслабленности. — Присядь, что ли, — Кроули похлопал по подушке дивана рядом с собой. Азирафаэль присел, положив ладони на колени, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень приличия. Кроули мучительно подыскивал слова для того, чтобы начать разговор, но пока безрезультатно. — Чаю? — предложил он рассеянно. Азирафаэль, зашедший «на пару минут», радостно замерцал глазами и решительно направился на кухню. — У меня нет ничего сладкого, демон, — тут же предупредил Кроули. — Только полусладкое. — Ничего, дорогой, — с энтузиазмом отозвался тот. — По дороге я зашёл в ту кондитерскую на углу за башней, у них восхитительные бисквиты с шоколадной посыпкой. Кроули что-то пробормотал, скрывая смущение от того, как демон его теперь называет. После того, как они славно повеселились, колеся по Уэльсу от одного шахтёрского городка к другому вместе с довольно, кхм, разношерстной компанией, привычка обращаться к Кроули «дорогой» у Азирафаэля так и осталась, и ангел не знал, радоваться этому или огорчаться. На данный момент он решил просто пройти на кухню и полюбоваться, как Азирафаэль легко осваивается в его доме. Если забыть на секунду об Аде и Небесах, забыть о Великом Замысле и прочих божественных материях, то можно было представить, что они с Азирафаэлем — лишь два смертных, которые живут вместе и не имеют проблем тяжелее... Что там у людей в этом столетии тяжелее всего?.. Подумав, Кроули предположил, что борьба за всеобщее равенство. В мире столько несправедливости, что едва делаешь что-то хорошее, как оказывается, что это только начало, и кто-то ещё угнетён, а ты даже не догадывался. И даже своим недогадыванием кого-то ухитрился угнетать. А пока всё исправлял, уже разугнетённые начали угнетать кого-то ещё, поди разберись теперь. Хорошая штука эта борьба. Но тяжёлая. И сложная. Разговор, который предстоял им с Азирафаэлем, казался намно-о-о-о-о-ого сложнее, но Кроули точно знал, что следовало выяснить первым делом: взаимны ли его чувства. Без желания со стороны Азирафаэля Кроули ничего бы не посмел делать. Азирафаэль не то чтобы солгал: он слукавил. Впрочем, он был демоном, а, значит, мог бы и лгать, и лукавить, и делать множество других аморальных вещей и не мучиться угрызениями совести. Правда, это не особо отличало его от большинства людей. Азирафаэль и вправду имел встречу с Вельзевулом, Лигуром и ещё несколькими демонами-герцогами, которые сочли свои долгом напомнить Азирафаэлю, что они следят и бдят, что очень Азирафаэлем горды, и что, кстати, поблизости околачивается какой-то ангел, было бы забавно убить его или искусить, а потом убить. Азирафаэль с искренним и обеспокоенным видом поинтересовался, что за ангел и откуда Лигуру об этом известно, на что тот прорычал: — У нас свои источники. Азирафаэль больше не спрашивал, но взял на заметку. Было бы глупо полагать, что история с Люцифером ничему его не научила. В искушении, а точнее, в сексе, Азирафаэль не видел ничего плохого. Он пробовал, будучи в человеческом теле: поначалу это вызывало любопытство, но как-то... Пресно. Съесть пирожное в компании Кроули больше приближало к экзальтации, чем это, и Азирафаэль как-то перестал обращать внимание на эту сторону жизни. Правда, недавно он выяснил, что целоваться с Кроули тоже весьма приятно. Может, самую чуточку, Азирафаэлю хотелось попробовать ещё раз, и... В конце концов, они же хорошие приятели столько столетий, если не получится — можно просто вернуться к дружеским отношениям! Только если Небеса об этом прознают, Кроули ждёт изгнание, если не развоплощение. Любой другой демон бы радовался, перетащив ангела на сторону Ада, но Азирафаэль уже однажды пал. И этого унижения, этой боли, этого разбитого на части, пропитанного смрадом серы будущего — всего этого Кроули не заслуживал. Азирафаэль был намерен не допустить его падения, потому что, как сам с удивлением обнаружил, очень этого ангела полюбил. По крайней мере, следовало сперва осторожно разведать, взаимны ли его чувства. И не натворить ошибок. Подув на чай, Азирафаэль сделал маленький глоток и с наслаждением выдохнул. Кроули внимательно наблюдал за ним, ловя каждый жест. — Мне понравилось наше путешествие в Уэльс, — начал тот издалека. — Весьма яркая на воспоминания поездка, не правда ли? Кроули видел, как напряжение Азирафаэля почти исчезло. То ли тот научился хорошо притворяться, то ли и вправду не придаёт значения разговору. Поэтому Кроули расслабился, растекаясь по стулу и лениво отвечая: — Только если не говорить о транспорте, демон. И о еде. — С едой всё было отлично, — тут же заспорил тот. — Особенно те чудесные ресторанчики по дороге! В них всегда находились блинчики, даже если в меню их раньше не... — Он осёкся и коротко рассмеялся, чуть краснея. — Кроули! — Ага, — довольно кивнул тот. —Маленькое чудо для тебя. Тысяча маленьких чудес. Вкусные блинчики, все счастливы, сделаны добрые дела и много печальных людей с загибающимся бизнесом получили второй шанс. — Как замечательно, что у меня есть ты для добрых дел. — А у меня ты — для плохих, — бросил пробный камень Кроули. — Например? — заинтересовался Азирафаэль. — Ну, — Кроули дёрнул плечом, — гвоздь под ботинком у того парня, что целился в нас из ружья, плохие сны у расфуфыренной псевдо-монашки, которая думала, что... — Она и была монашкой. — Она была чокнутой! Признайся, ваши постарались? Азирафаэль пожал плечами, и в его взгляде промелькнул холод. — Я не интересуюсь делами моих, кхм, коллег. Хотя, уверен, люди и сами неплохо справляются. Так что ещё я натворил? — Дыра в палатке, которую занимал тот грустный парень, Боб. — О да, бедняга. Ему пришлось идти ночевать у того, в кого он уже год как влюблён и никак не мог сказать. Утром никто из них не жаловался, какая досада. Плохое дело пропало зря. — И тот поцелуй. Азирафаэль очень вежливо и искренне изобразил недоумение. — Тебе не понравилось? — Было неплохо, — согласился Кроули. — Тогда это разве злой поступок? Кроули промолчал, наблюдая за тем, как Азирафаэль мнётся, сжимая и разжимая пальцы, думая, что ангел этого не замечает. В воздухе повисло очевидное: демон, целующий ангела, мог стать причиной его падения. — Если бы мы, — Азирафаэль старался аккуратно подбирать слова, — имели чувства друг к другу — я имею в виду те, что не положены ангелу и демону, — то это бы принесло множество проблем нашему сотрудничеству, верно? То есть, я — не самая подходящая пара для ангела, и я имею в виду любого ангела, а не конкретно тебя... — А с чего ты взял, что у меня есть к тебе чувства? — перебил его Кроули, защищаясь от обвиняющего тона. От этого разговора его резко замутило. Азирафаэль моргнул, его жёлтые глаза на миг сверкнули — от злости? радости? чего-то другого? — и тут же погасли. — Ни с чего, дорогой, — улыбнулся Азирафаэль. — Это было бы самым худшим вариантом. Кроули поморщился. Чувство тошноты усилилось, и он поднялся из-за стола. — Слушай, — поморщившись, он оглянулся в коридор, где стояли его любимые зелёные питомцы. — Я... запил немного, и, похоже, забыл написать Габриэлю пару докладных, а ты же знаешь этого засранца, он... — Знаю, — кивнул Азирафаэль, тоже вставая резким торопливым движением. — Конечно, Кроули. Я тебя не побеспокою. — Вот и отлично, — огрызнулся тот, глядя на закрывающуюся за демоном дверь. Передразнил: — «Я тебя не побеспокою»... А потом направился писать отчёт Габриэлю, но каким-то непостижимым образом вновь оказался на диване, чувствуя себя бесполезным, потому что не мог даже поговорить с примостившимся на столе растением — Кроули трясло, он сжался в комок на диване и зарыдал без слёз. Потом со слезами. Всё это время ему казалось, что его сердце разрывается на части, и ему слишком больно. Один раз его стошнило, кажется, Кроули даже не помнил точно. Человеческие тела вообще странные, иногда ужасно неудобные. И чувства — тоже. Ужасно неудобные. Они больше не разговаривали. Не было больше встреч в ресторанах, никаких обедов и случайных обменов взглядами на балах. Зато было полно работы, и Кроули погрузился в неё с головой, по горло в горечи и алкоголе. Азирафаэль же погрузился в книги, и Небесам везло, что даже в таком состоянии Азирафаэль имел здравый смысл не заниматься тёмными делами в полную силу. А то, упаси Боже, наступил бы настоящий конец света.