И снизу лед, и сверху

Жданов вошёл в их с Катей кабинет, снял ветровку и повесил ее на вешалку. Катя приедет с минуты на минуту, они втроём с Ромкой обсудят результаты сегодняшних переговоров, и можно ехать домой. День выдался суматошным: обе коллекции пользовались успехом, и они решили ковать железо, пока горячо – назначили большинство встреч на сегодня, распределив их между собой. Две недели до свадьбы. Завтра утром у Кати примерка платья, а он собирался подъехать в зал, который они сняли для праздника. Все идёт, как он запланировал, даже лучше. Они готовятся к свадьбе, ему вернули место президента, Катя его зам, а Ромка выглядит вполне довольным на должности начальника отдела продаж. Как там говорила Катина крестная? «За эти месяцы ты можешь как разрушить все до основания, так и создать много нового.» Вот он и создал. Вернее, они создали, вчетвером. Катя, Ромка, Коля и он. Он сел за стол и только тогда обратил внимание на большой белый конверт, на котором аккуратными печатными буквами было написано «рядовому Жданову». Что за?.. Ромка, ну ты у меня дождёшься! Это же не смешно совершенно. Тоже мне, юморист доморощенный. Андрей распечатал конверт. В нем было несколько листов. «Мой дорогой друг и президент» начиналось послание на первом. Копия той самой инструкции. Он нахмурился, отложил листы с копией в сторону и стал читать записку на следующем листе. Безликий Times New Roman буквально дышал холодом и обидой. «Андрей, Я думала, что смогу терпеть твою ложь и закрывать глаза на твои измены, но сегодня мне прислали фотографии с твой последней пассией и аудиозаписи твоих разговоров с Малиновским, и я решила: хватит. Все это меня убивает. Уже убило. Все было ясно ещё когда Роман написал тебе ту инструкцию. Ты – достойный ученик своего учителя, такой же умный и беспринципный. Ты мне омерзителен. Заявление об уходе я тоже вложила в конверт, вещи из твоей квартиры я заберу через несколько недель, когда моя боль хоть немного утихнет. Я уезжаю, и не пытайся меня искать. Нам больше не о чем говорить. Родители и Коля тебе ничего не скажут, я просила их молчать, и они меня не предадут. В отличие от тебя. Прощай. И будь ты проклят. К.П.» Андрею показалось, что он ошибся, и он перечитал записку с самого начала. Нет, никакой ошибки. И – контрольным выстрелом – последний лист с заявлением об уходе по собственному желанию. Но почему? За что?! Он же с того самого дня, когда Роман оставил эту идиотскую инструкцию, не то что не изменял Кате, даже в другую сторону не смотрел. И недоразумение с нестандартной коллекцией разрешилось. Катя же говорила ему, что поверила на слово даже до того, как он предъявил доказательства. Он снял очки, отшвырнул их на столешницу и с усилием провёл рукой по лицу. Мысли путались, в горле стоял ком, от которого было трудно дышать. Как могло всплыть, что он ей рассказал не совсем правду о злосчастной инструкции? Ромка не мог его предать. Просто не мог. Он же видел, насколько Катя ему дорога. Ромка же все прекрасно понял ещё зимой. Брякнул что-то по глупости? Язык у Ромки без костей, но все важное он фильтровал всегда очень осторожно. И что за аудиозаписи? Инструкцию они последний раз обсуждали в день возвращения Ромки из Праги. Потом они этой темы не касались – Ромка держал обещание. Они вообще ничего такого, что могло бы обидеть Катю, не обсуждали! Может, записи каких-то очень старых, прошлогодних разговоров? Или монтаж... Андрей снова и снова вчитывался в злые строки, пытаясь понять, что же произошло. Что за фотографии ей подсунули? Что-то из его бурного прошлого или фотошоп? И почему Катя не дала ему шанса не то что оправдаться, даже слово сказать не дала?! Что там ей могли подсунуть такого, чтобы она... не с обидой даже, с ненавистью!.. Андрей заметался по кабинету, потом схватил мобильный и набрал номер Кати. Абонент не доступен. Что же делать? Ноги не держали, и он неловко, боком, сел в кресло, снова пододвинул к себе записку. Где теперь искать Катю? У Юлианы на ближайшие недели никаких проектов вне Москвы точно не планировалось, значит, Катя решила уехать одна. Причём ей настолько противно было его видеть, что она даже вещи из квартиры решила не забирать. Такого омерзения и ненависти у неё не было даже в той, другой, линии жизни. И как теперь быть? Что делать? Как оправдываться, если он и связаться с ней не может? Ещё утром все было прекрасно. Да какое-там утром, ещё пару часов назад они говорили по телефону, и Катя ничего не сказала... голос у неё был не расстроенный, как ему показалось, и обиды в нем не было. Немного сухо поговорили, но Катя вроде бы торопилась. После этого она в Зималетто не возвращалась, значит, конверт этот она оставила до того телефонного разговора. А он ничего не почувствовал, не заметил во врем разговора. Болван. А ведь это мог быть его последний шанс объясниться. Мысли шли по кругу, Андрей смотрел на записку, но строчки расплывались перед глазами. – Андрюх, случилось что-то? Ты чего серый такой? – услышал он встревоженный голос Ромки. Андрей даже не заметил, как тот вошёл. Он поднял взгляд на Малиновского, и тот вздрогнул: – Палыч? Что-то с родителями? С Катей? Говорить не было сил, слова застревали в горле. Андрей молча пододвинул другу содержимое конверта и смотрел, как у того меняется выражение лица, с удивленно-озадаченного, когда Ромка увидел инструкцию до потрясённого, когда тот прочёл заявление и стал читать записку. Малиновский внимательно прочитал текст, кинул на Андрея короткий напряженный взгляд и тут же отвёл глаза. Андрею на какой-то момент показалось, что Ромка испугался, но, когда тот заговорил, голос его звучал уверенно, хоть и непривычно хрипло: – Андрюх, ты, главное, не раздробляйся. Мы что-нибудь придумаем.